Исмаилизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

                              

Исмаилизм (араб. الإسماعيلية‎ — al-Ismā‘īliyya, перс. اسماعیلیان‎ — Esmâ‘īliyân) — совокупность религиозных движений в шиитской ветви ислама, восходящих к концу VIII века. Каждое движение имеет свою иерархию имамов. Титул имама низаритов, самой крупной и известной общины исмаилитов — Ага-хан — передаётся по наследству. В настоящее время в этой ветви исмаилитов имамом является Ага-хан IV. Исмаилитов всех направлений сейчас более 15 миллионов.





История

Возникновение исмаилитов связывают с расколом в шиитском движении, произошедшем в 765 году.

В 760 году Джафар ас-Садик, шестой шиитский имам, лишил своего старшего сына Исмаила права законного наследования имамата. Ряд специалистов полагает, что причиной передачи права наследования имамата младшему сыну, являлось то, что Исмаил занимал крайне агрессивную позицию в отношении суннитских халифов, что могло нарушить сложившееся равновесие между двумя направлениями ислама, выгодное как шиитам, так и суннитам. К тому же, вокруг Исмаила стало сплачиваться антифеодальное движение, развернувшееся на фоне резкого ухудшения положения простых шиитов. Низшие и средние слои населения связывали с приходом к власти Исмаила надежды на существенные перемены в социально-политической жизни шиитских общин.

Количество приверженцев Исмаила увеличивалось, что вызывало тревогу и у шиитской феодальной знати, и у самого Джафара ас-Садика. Вскоре Исмаил умер. Имелись основания полагать, что смерть Исмаила стала следствием организованного против него заговора правящих кругов шиитов. Джафар ас-Садик широко обнародовал факт смерти сына, и якобы даже распорядился выставить труп Исмаила на обозрение в одной из мечетей. Тем не менее, смерть Исмаила не остановила развернувшееся движение его приверженцев. Первоначально они утверждали, что Исмаил не убит, а скрывается от врагов, а после определённого периода объявили Исмаила седьмым «скрытым имамом», который в нужный момент объявится как мессия-махди и, по сути, после него не стоит ожидать появления новых имамов. Исмаилиты, как стали именовать приверженцев нового учения, утверждали, что Исмаил не умер, а по воле Аллаха перешёл в невидимое, скрытое от простых смертных состояние «гайба» («гаиб») — «отсутствие».

Некоторые приверженцы Исмаила считали, что Исмаил и на самом деле умер, поэтому седьмым имамом следует объявить его сына Мухаммеда. (Примечателен тот факт, что с течением времени основная часть исмаилитов стала верить в седьмого имама Мухаммеда, сына Исмаила. По этой причине секта стала носить название «семеричников».)

Со временем исмаилитское движение настолько укрепилось и разрослось, что у него появились признаки самостоятельного религиозного течения. Исмаилиты развернули на территориях Ливана, Сирии, Ирака, Персии, Северной Африки и Средней Азии хорошо законспирированную разветвлённую сеть проповедников нового учения. На этом первоначальном этапе развития движение исмаилитов отвечало всем требованиям мощной средневековой организации, имеющей четкую иерархическую модель внутреннего построения, свою весьма сложную философско-теологическую догматику с элементами, напоминающими гностические учения зороастризма, иудаизма, христианства и мелкие культы, распространенные на территориях средневекового исламско-христианского мира.

Постепенно исмаилиты набирали силу и влияние. В X веке в Северной Африке ими был основан Фатимидский халифат. Именно к периоду фатимидов относится распространение исмаилитского влияния на земли Северной Африки, Египта, Палестины, Сирии, Йемена и священных для мусульман городов Мекки и Медины. Центром Фатимидского халифата стал Каир. Однако в остальном исламском мире, включая ортодоксальных шиитов, исмаилитов считали крайними сектантами и часто жестоко преследовали.

В конце XI века исмаилиты разделились на низаритов, считавших, что «скрытым имамом» является старший сын халифа аль-Мустансира Низар, и мусталитов, признававших аль-Мустали, младшего сына халифа.

После падения Фатимидского халифата в XI веке центр исмаилитов переместился из Египта в Сирию, а затем в Персию. Но центр общины исмаилитов в Персии, Аламут, пал в XIII веке в результате нашествия монгольских завоевателей.

После этого исмаилиты осели разрозненными общинами в разных странах, преимущественно в Персии и Центральной Азии, а также в Сирии, Индии и других странах. В 1830 году Ага Хасану Али Шаху, 46-му имаму исмаилитов, шахом Персии был дарован почетный наследный титул Ага Хана[1][2][3].

В Саудовской Аравии исмаилиты сулеймани бохра живут в приграничной с Йеменом провинции Наджран.

Структура и идеология

Одна из философско-теологических догм, которой придерживались исмаилиты, гласила, что Аллах время от времени вселял свою божественную сущность в плоть ниспосланных им пророков-«натиков» (букв. «проповедник»): Адама, Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса и Мухаммеда. Каждого из ниспосланных пророков-натиков всегда сопровождал так называемый «самит» (букв. «молчальник»). Самит никогда не говорит от себя, его суть сводится к толкованию проповеди пророка-натика. При Моисее самитом был Аарон, при Иисусе — Пётр, при Мухаммеде — Али ибн Абу Талиб. С каждым появлением пророка-натика Аллах раскрывает пред людьми тайны вселенского разума и божественной истины. Согласно учению исмаилитов, в мир должно прийти семь пророков-натиков. Между их появлениями миром последовательно правят семь имамов, через которых Аллах дает объяснение учений пророков. Возвращение последнего, седьмого пророка-натика — Мухаммеда, сына Исмаила, явит собой последнее божественное воплощение, после которого в мире должен воцариться божественный разум, несущий всеобщую справедливость и благоденствие правоверным мусульманам.

Для религиозной доктрины исмаилитов, по всей видимости, характерна концепция неограниченной свободы воли, отказ от детерминизма и признания самостоятельного существования атрибутов Бога, характерного для доминирующих направлений в исламе.

См. также

Напишите отзыв о статье "Исмаилизм"

Примечания

  1. [www.akdn.org/russian/about_agakhan.asp Организация Ага-Хана по развитию]
  2. [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1064808180 И. Ротарь, «Пекину не нужен „наместник Бога“»]
  3. [www.30-days.net/muslims/muslims-in/asia-south-central/badakshan-ismaili/ Ismaili Muslims in the remote Pamir mountains]

Ссылки

  • Каландаров Т. С. [www.zpu-journal.ru/zpu/2005_3/Kalandarov/25.pdf Модель высшей школы для горных регионов мира (по представлениям исмаилитов)] // Знание. Понимание. Умение. — 2005. — № 3. — С. 192-194.
  • [plekhanov.org/books/raskritaya_ladon.pdf С.Плеханов. Раскрытая ладонь. Ага-хан и его мюриды]
  • [lit.lib.ru/e/emelxjanowa_n_m/text_0100.shtml Надежда Емельянова. Исмаилиты Афганистана]
  • [vostokoved2006.narod.ru/st/Qyla.html Надежда Емельянова. Крепости исмаилитов]
  • [lit.lib.ru/e/emelxjanowa_n_m/text_0080.shtml Надежда Емельянова. О книге Фархада Дафтари «Краткая история исма’илизма»]
  • [ru_ismaili.livejournal.com/ ru_ismaili] — сообщество «посвящённое Исмаилизму» в «Живом Журнале»
  • [abursh.sytes.net/abursh_page/kluger/terror.asp ДРЕВНЕЕ ИСКУССТВО ТЕРРОРА], Даниэль Клугер Журнал «Гриф», приложение к газете «Русский израильтянин», сентябрь 1998
  • [www.iranica.com/articles/ismailism-1 Ismaʿilism] — статья из Encyclopædia Iranica
  • [www.ant.tj/society/322-ismaility.html Исмаилиты и Ага-хан]. — ANT.tj.

Отрывок, характеризующий Исмаилизм

Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)