Испано-марокканская война (1859—1860)
| Испано-марокканская война | |||
 Леопольдо после битвы при Тетуане. | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Северное Марокко | ||
| Итог |
победа испанцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Испано-марокканская война (1859—1860), также известная как Первая Марокканская война (Primera Guerra de Marruecos), Тетуанская война или — в Испании — Африканская война (La Guerra de África), — война, которая велась между Испанией и Марокко в период правления королевы Изабеллы II с 22 октября 1859 года до 26 апреля 1860 года. Окончилась заключением мирного договора в Вад-Расе. Война началась из-за инцидента в предместье афро-испанского города Сеута и велась в северной части Марокко. Марокканцы запросили мира после победы испанцев в битве при Тетуане.
Содержание
Предыстория
С 1840 года принадлежащие Испании города Сеута и Мелилья на северном побережье Марокко постоянно подвергались нападениям вооружённых групп марокканцев. Вскоре к этому добавились преследования и нападения на испанские войска, дислоцированные в различных пунктах Северного Марокко, — особенно в 1844, 1845, 1848 и 1854 годах. Эти атаки немедленно отражались армией, но при продвижении испанских войск вглубь Марокко они повторялись снова.
Когда в августе 1859 года марокканцы напали на испанский отряд, занимавшийся охраной ремонтников различных приграничных фортов, генерал Леопольдо О’Доннелл, премьер-министр Испании в то время, потребовал от марокканского султана примерно наказать агрессоров. Однако этого не произошло.
О’Доннелл, будучи человеком, имевшим серьёзную военную репутацию, а также желая упрочить свои позиции в правительстве правящей партии — Либеральном Союзе, которая требовала от исполнительной власти решительных действий, выдвинул в Конгрессе Депутатов предложение об объявлении войны Марокко с 22 октября 1859 года, получив также одобрение французского и английского правительств, несмотря на оговорки последнего относительно контроля над Гибралтаром, которые бы в конечном счёте могли даже ослабить испанские позиции в регионе после окончания войны.
Ход военных действий
Реакция на объявление войны в испанском обществе была практически однозначно популярной. Палата единодушно приняла решение об объявлении войны, и все политические партии, даже большинство членов Демократической партии, поддержали вторжение. В Каталонии и Стране Басков организовывались центры набора рекрутов-добровольцев, готовых идти на фронт; в войска записались многие карлисты, прежде всего из Наварры, - и процесс патриотического подъёма в стране был такого уровня, какого не бывало со времён Войны за независимость против Наполеона I.
Экспедиционная армия, отплывшая из Альхесираса, насчитывала 36 000 солдат, 65 пушек и 41 корабль, среди которых были пароходы, парусные корабли и баркасы. О’Доннелл разделил армию на три корпуса, командование над которыми получили генералы Хуан Савала де ла Пуэнте, Антонио де Рос Алано и Рамон де Эчаго. Резервные войска находились под командованием генерала Хуана Прима. Командующим флотом был назначен адмирал Секундо Диас Эрреро.
Целями войны были провозглашены взятие Тетуана и порта Танжер. 17 декабря 1859 года начались боевые действия: колонна солдат под командованием Хуана Савалы заняла Сьерра-де-Булонес. Два дня спустя Эчаго захватил дворец в Серале, а О’Доннелл лично возглавил войска, которые высадились в Сеуте 21 декабря. На Рождество три армейских корпуса укрепили свои позиции и ожидали начала наступления на Тетуан. 1 января 1860 года генерал Прим подошёл к устью реки Уад-эль-Джалу, чтобы поддержать фланг генерала Савалы и флот, атаковавший силы противника, находящиеся далеко от берега. Столкновения продолжались до 31 января, при этом марокканцы однажды даже перешли в наступление; после этого О’Доннел начал наступление на Тетуан с отрядом каталонских добровольцев. Он получил прикрытие на флангах в виде отрядов генералов Роса Алано и Прима. Артиллерийский огонь настиг марокканские войска до того, как они успели укрыться в стенах Тетуана, который пал 6 февраля.
Следующей целью был Танжер. Армия была усилена баскскими добровольцами, многие из которых были карлистами, высадившимися в числе 10 000 человек на марокканском побережье в течение февраля. Они завершили формирование сил, достаточных для того, чтобы начать решающее наступление 11 марта. 23 марта произошла битва при Вад-Расе, в которой испанцы победили и поражение в которой заставило марокканского военачальника Мулая-Аббаса просить мира. После 32-дневного периода перемирия 26 апреля в Тетуане был подписан Вад-Расский договор.
Вад-Расский договор
Вад-Расский договор положил конец войне. Испания объявила себя победительницей, Марокко же было объявлено побеждённой стороной и единственным виновником войны. Итогами войны по этому договору стали следующие изменения:
- Испания «навечно» расширяла свои владения вокруг Сеуты и Мелильи;
- Налёты на Сеуту и Мелилью марокканцев прекращались;
- Марокко признавало суверенитет Испании над островами Чафаринас[1];
- Марокко выплачивало Испании контрибуцию в 100 млн. песет;
- Марокко передавало Испании во владение прибрежную территорию Сиди-Ифни на юго-западе страны, с правом Испании вести рыбный промысел в том районе;
- Тетуан оставался под временным контролем испанской администрации, до тех пор пока султанское правительство не выплатит Испании всю контрибуцию.
Курьез
После Африканской войны к северу от Мадрида был создан временный военный лагерь для «победоносной» армии, которая затем, как предполагалось, с триумфом войдёт в столицу, однако этого никогда так и не случилось. Военный лагерь, превратившийся из временного в постоянный, облюбовали торговцы, затем расширившие его до целого торгового квартала растущего города, получившего название Тетуанская победа.
См. также
Напишите отзыв о статье "Испано-марокканская война (1859—1860)"
Ссылки
-
Тексты в Викитеке:
- [www.ingenierosdelrey.com/guerras/1859_africa/1859_africa.htm La primera guerra de África (1859—1860)] — ingenierosdelrey.com
- [www.vadehistoria.com/marruecos/war1.htm La Guerra de África (1859—1860)] — vadehistoria.com
- [www.archive.org/details/diariodeuntesti00goog Diario de un testigo de la Guerra de África] (Pedro Antonio de Alarcón, 1880)
- [books.google.com/books?id=4e7CrbsC1AYC&printsec=frontcover&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Crónica de la Guerra de África] (Emilio Castelar y otros, 1859)
Примечания
- ↑ Другая транскрипция - Зафаринас.
Литература
- Луцкий В. Б. Новая история арабских стран. — М., 1965. — С. 256.
Отрывок, характеризующий Испано-марокканская война (1859—1860)
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
