Испано-португальская война (1761—1763)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Испано-португальская война 1761—1763 годов являлась одним из театров военных действий Семилетней войны. Крупных сражений в ходе этой кампании не происходило, однако наблюдались многочисленные тактические и стратегические передислокации крупных воинских формирований, отчего эта война известна в португальской истории под названием Фантастическая война (на португальском и испанском языках: «Guerra Fantástica»; реже «Guerra do Pacto de Família» — букв. Война семейного договора).





Предыстория

После начала в 1756 году Семилетней войны между Францией и Великобританией Испания и Португалия оставались нейтральными. Их претензии друг к другу в Южной Америке были урегулированы Мадридским договором 1750 года. Король Испании Фердинанд VI и премьер-министр Испании Рикардо Уолл (англ.) всячески старались отрешиться от этого конфликта, несмотря на все уговоры французов.

Ситуация стала в корне меняться в 1759 году, когда после смерти Фердинанда VI испанский престол унаследовал его младший брат Карл III, который был намного амбициознее покойного брата, отличавшегося меланхолическим складом. Одно из главных направлений своей политики новый король видел в сохранении за Испанией статуса мощной колониальной державы и ключом к этому считал усиление позиций в Европе и, в частности, пересмотр территориальных договорённостей с Португалией.

12 февраля 1761 года в королевском дворце Эль Пардо близ Мадрида Испания и Португалия подписали договор, который отменял Мадридский договор 1750 года.

К 1761 году Франция потерпела в ходе войны ряд поражений от Великобритании. Испания между тем серьёзно страдала от нападений английских каперов, промышлявших в испанских водах, и предъявила Лондону требования возместить ущерб, которые остались неудовлетворёнными.

Опасаясь, что британские победы над Францией в Семилетней войне нарушат баланс сил колониальных держав, в августе 1761 года Карл III подписал с Францией так называемый «Фамильный пакт» (и в Испании, и во Франции правили представители династии Бурбонов), что, в свою очередь, вызвало объявление Британией войны Испании 4 января 1762 года.

Португалия, в то время английский союзник, казалась лёгкой добычей. После разрушительного Лиссабонского землетрясения премьер-министр Португалии маркиз ди Помбал направлял огромные средства на устранение последствий стихийного бедствия, зачастую в ущерб вооружённым силам государства.

Война

Испания решила поддержать Францию в нападении на Португалию, которая, хотя и сохраняла нейтралитет, являлась важным экономическим союзником Великобритании. Французы надеялись, что новый театр военных действий отвлечёт значительные британские силы, задействованные непосредственно против них. В начале мая 1762 года франко-испанская армия численностью около 40 тысяч человек вторглась в Португалию на направлении Траз-уж-Монтиш и Алту-Дору и овладела районом Миранда (Terra de Miranda), городами Браганса и Шавиш. Также Испания атаковала португальские колонии в Новом Свете. В частности, была предпринята попытка овладеть спорным поселением Колония-дель-Сакраменто.

Для отражения испанского вторжения в Португалию (Spanish invasion of Portugal (1762)) была сформирована двадцатитысячная англо-португальская армия под командованием Вильгельма, графа Шаумбург-Липпе (William, Count of Schaumburg-Lippe). Великобритания направила в Португалию восемь тысяч солдат — значительно меньше того, на что рассчитывали французы.

Действия испанцев в Южной Америке, в частности, результаты первого похода под командованием губернатора Буэнос-Айреса Педро Антонио де Севальоса (First Cevallos expedition) на территорию современного Уругвая, были более успешными, однако на общем состоянии дел в контексте Семилетней войны практически не сказались.

Итоги

В 1763 году Парижский мирный договор, наряду с Губертусбургским миром зафиксировавший конец Семилетней войны, восстановил между Испанией и Португалией вооружённый мир в довоенных границах. Тем не менее в Южной Америке Португалии была возвращена только Колония-дель-Сакраменто, в то время как Санта-Текла, Сан-Мигель, Санта-Тереза и Рио-Гранде-де-Сан-Педро остались за испанцами. При португальском дворе это породило глубокое разочарование и идеи реванша, которые 13 лет спустя привели к новой испано-португальской войне.

Напишите отзыв о статье "Испано-португальская война (1761—1763)"

Ссылки

  • [www.todoababor.es/articulos/esp-port.htm Guerras entre España y Portugal en la cuenca del Río de la Plata]  (исп.).


Отрывок, характеризующий Испано-португальская война (1761—1763)

Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.