Испанская лестница
Испанские[1] ступени — грандиозная барочная лестница в Риме. Состоит из 138 ступеней, которые ведут с Испанской площади (Piazza di Spagna) к расположенной на вершине холма Пинчо церкви Тринита-деи-Монти.
Покровителями церкви Тринита деи Монти были короли Франции, а на Испанской площади находилось представительство их близких родственников, королей Испании. Французский дипломат Этьен Геффье посчитал, что необходимо связать эти две точки лестницей, и в своём завещании оставил 20 тысяч скудо на выполнение этого колоссального проекта.
Услышав о завещании Геффье, в дело вмешался кардинал Мазарини, который потребовал водрузить на вершине лестницы конную статую короля Людовика XIV. Римский папа оскорбился этим предложением, и проект Испанской лестницы был положен под сукно до самой смерти французского короля в 1714 г.
В 1717 г. наконец был проведён конкурс, который выиграли архитекторы [en.wikipedia.org/wiki/Alessandro_Specchi Алессандро Спекки (1668 - 16 ноября, 1729)]и [en.wikipedia.org/wiki/Francesco_de_Sanctis Франческо де Санктис (1679, Рим - 1731)]. Строительные работы продолжались с 1723 по 1725 гг. От статуи короля над Вечным городом отказались, а в скульптурном убранстве лестницы геральдические лилии Бурбонов тактично совместили с символами папской власти (орёл и корона).
У подножия Испанской лестницы расположена одноимённая площадь с фонтаном в виде лодочки «Баркачча» (итал. Barcaccia, 1627—29, арх. Бернини-отец). Здание справа от лестницы примечательно тем, что в нём умер английский поэт Джон Китс.
Напишите отзыв о статье "Испанская лестница"
Примечания
- ↑ Официальное название лестницы, Scalinata di Trinità dei Monti (то есть лестница к Тринита-деи-Монти), не имеет ничего общего с Испанией, но в народе прижилось название именно «Испанская лестница».
Литература
- Ferrari di Valbona Carlo Alberto. I viventi diritti dell’Italia a palazzo Farnese alla scalinata ed alla Trinità dei Monti in Roma. — Rome: Edizioni d’Arte, 1965.
Координаты: 41°54′22″ с. ш. 12°28′58″ в. д. / 41.90611° с. ш. 12.48278° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.90611&mlon=12.48278&zoom=14 (O)] (Я)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Испанская лестница
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
