Исповедь в христианстве

Исповедь в христианстве — в христианстве признание в своих совершённых грехах перед Богом и священником, как представителем Церкви. Предполагается, что исповедь включает в себя покаяние.

В исторических церквях исповедь является одним из регламентированных церковными канонами таинств (обрядов), которое иногда именуется также таинством покаяния. Исповедь в таинстве покаяния являет собой признание верующим грехов перед Богом в присутствии священника, который, в данном случае, являясь только свидетелем, от имени Иисуса Христа специальными разрешительными словами отпускает грехи всем искренне раскаявшимся. Покаявшийся получает прощение грехов от самого Бога. Власть прощать грехи, согласно церковному вероучению, была дана Иисусом Христом своим ученикам (а через них и Церкви в лице епископов): «Примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20:22-23).

Исповедь является неотъемлемой частью жизни христианина.

Особенности терминологии

В православном богословии, из-за использования одинаковых терминов, часто совмещаются понятия исповеди, как церковного таинства, заключающегося в признании в совершении конкретных грехов, и собственно самого покаяния (метанойя), как радикальных изменений, происходящих в сознании («в сердце») человека (подробнее в статье Покаяние (в христианстве)). Теоретически, исповедь включает в себя покаяние, то есть предполагается, что приступающий к исповеди христианин, уже принёс покаяние и в таком случае, сама исповедь будет являться лишь внешним проявлением свершившихся изменений в мышлении человека.

Например, Архиепископ Фессалоникийский Симеон о покаянии пишет следующее:

Покаянием мы исправляем всё новые и новые грехи наши. Дар покаяния дан нам потому, что после крещения нет иного способа призвать нас ко спасению кроме подвигов <ко Христу> и слёз, кроме исповедания прегрешений и удаления от зла. К этому дару особенно приближается чин монахов, как постоянный залог покаяния. — Симеон Солунский

Это совмещение разных понятий нашло отражение и в русском Синодальном переводе Библии. Например, словом «покаяние» переведено и древневрейское слово ידה, которое использовано в значении «исповедание греха перед другими людьми» в Ветхом Завете (Чис. 5:6-7), и использующееся в Новом Завете греческое слово «метанойя» (μετάνοια), которое означает изменение сознания.

Стирание разницы между покаянием, как изменением сознания, и исповедью, как внешним проявлением такого покаяния, может спровоцировать у отдельных верующих проявление обрядоверия.

Исторические формы исповеди

В раннехристианских общинах практиковалась публичная исповедь, когда кающийся открывал свои грехи перед всей церковью (общиной), а все присутствующие христиане молились за кающегося, и считали его грехи своими. Однако уже к V веку такая практика исчезает. Отлучённые от Евхаристии кающиеся не допускались в храм, а стояли вместе с оглашенными в притворе, откуда должны были вместе с ними выйти перед началом литургии верных. В IV веке святитель Василий Великий ввёл тайные епитимии для прелюбодейных жён, которых могли убить их разгневанные мужья (в ранней Византийской империи женщины были не равны в правах с мужчинами, и за их убийство мужья не несли почти никакого наказания перед государством). Тайную исповедь стали требовать и государственные (императорские) чиновники. Однако вплоть до XV века в православных требниках можно было встретить предписание, чтобы священник возлагал руку кающегося на свою шею и тем самым брал на себя все грехи кающегося христианина. Чин исповеди, который сегодня содержится требнике, появился лишь в XVII веке. После преобразований императора Петра I, ориентировавшегося на европейскую практику, в Русской православной церкви была внедрена католическая тайноразрешительная молитва, в которой священник лишь произносил слова: «Аз иерей (имя рек), властью, данной мне от Бога прощаю и разрешаю от всех грехов…», — священники не имели права разглашать грехи кающихся. На рубеже XIX—XX веков святой праведный Иоанн Кронштадтский популяризировал общую исповедь.

Подготовка к исповеди

Кающемуся, прежде всего, необходимо простить всех, кто, так или иначе, причинил обиды и огорчения ему самому (Мф. 6:14-15), а также попросить прощения за нечаянно или преднамеренно причинённые обиды. При подготовке к исповеди кающемуся желательно поститься, воздерживаться и дополнительно молиться. Христианину рекомендуется духовно подготовиться к таинству исповеди: читать покаянные молитвы, духовные книги и размышлять о своей греховности и благости Бога. Нужно покаянным взглядом окинуть свою жизнь и свою душу, проанализировать свои поступки, помышления и желания с точки зрения заповедей Божьих (лучше даже записать свои грехи, чтобы не упустить чего-либо во время совершения таинства).

Исповедь в православии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

К исповеди призываются все православные христиане, достигшие 7-летнего возраста. Человек несёт ответственность только за свои личные грехи. Христианин должен исповедоваться только по своей воле. Священнику запрещено принуждать человека к исповеди.

Исповедоваться можно в любое время и в любой обстановке, но общепринятой является исповедь в храме — во время богослужения или в специально назначенное священником время. Исповедующийся человек должен быть членом Православной церкви, то есть крещёным, сознательно верующим (признающим все основы православного вероучения) и кающимся в своих грехах. Священник обязан хранить тайну исповеди, то есть он не должен никому пересказывать то, что услышал на исповеди.

В храме священник исповедует перед аналоем, на котором находятся Крест и Евангелие. Обычно священник покрывает голову кающегося епитрахилью, молится, спрашивает имя исповедующегося и что он желает исповедать пред Богом, но иногда епитрахиль надевается на голову кающегося только во время чтения священником разрешительной молитвы.

Кающийся должен назвать свои грехи. Таинство не может свершиться без искреннего покаяния в своих грехах. Если исповедующийся медлит или запамятовал грехи, то священник может задавать наводящие вопросы. Выслушав исповедь, священник как свидетель и ходатай пред Богом, задаёт, если считает нужным вопросы, и говорит наставления (может назначить и какую-нибудь епитимью), затем молится о прощении грехов кающегося и, когда видит искреннее раскаяние и стремление к исправлению, читает разрешительную молитву. Хотя само прощение грехов совершается не в момент чтения разрешительной молитвы, а по всей совокупности чинопоследования исповеди. При этом, и на это часто указывают Святые Отцы, при сознательном утаивании грехов или отсутствии искреннего раскаяния перед Богом Таинство исповеди не совершается, даже если священник и прочитал разрешительную молитву.

В традициях Русской, и ряда других поместных Православных церквей, исповедь мирян (наряду с говением) обязательна перед Таинством причащения, но, например, в Сербской православной церкви прихожане причащаются каждую неделю, а исповедуются по желанию. Исповедь священнослужителей перед литургией и причастием не является обязательной и существует как местная традиция. Поощряется также исповедь перед венчанием, рукоположением, монашеским постригом, перед предстоящей тяжёлой и опасной хирургической операцией и, вообще, перед всяким важным делом. Исповедаться можно и перед крещением, что является благочестивым обычаем и не является таинством (в таинствах могут участвовать только крещёные), поэтому епитрахиль на голову не возлагается и разрешительная молитва не читается.

Каждому православному рекомендуется иметь своего духовника — священника (желательно со своего прихода), преимущественно у которого бы постоянно и исповедовался бы этот христианин, и который бы помогал ему в духовном росте. Насельники некоторых монастырей ежедневно открывают духовному отцу не только содеянные грехи, но и свои помыслы. Откровение помыслов было всеобщей практикой в первоначальном монашестве, и является лучшим средством в борьбе со страстями. Кроме исповеди у священника, христианам предлагается постоянно повторять про себя покаянную молитву Иисусову, или более краткую молитву мытаря «Боже, милостив буди мне грешному», или просто «Господи помилуй!». С помощью глубокого покаяния иноки-исихасты созерцали «нетварный» Фаворский свет.

Исповедь в католицизме

Исповедь строго обязательна для всех католиков раз в год, даже если нет главных грехов. Многие священники рекомендуют исповедоваться раз в месяц или даже чаще, если есть такая потребность.

Для того, чтобы исповедь была действительной, необходимо выполнение следующих условий:

• Испытание совести.
• Искреннее покаяние в грехах.
• Твёрдое намерение больше не грешить.
• Искренняя исповедь перед Богом (в присутствии священника).
• Удовлетворение за грехи Богу и ближнему (прежде всего исполнение наложенной епитимьи и посильное возмещение ущерба, причинённого людям).

Порядок исповеди такой же, как в православии. По окончании исповеди священник произносит разрешительную молитву:

Исповедание грехов обычно происходит в специальной кабине, называемой исповедальней или конфессионалом (возможна исповедь и вне конфессионала). Конфессионал сконструирован таким образом, чтобы священник имел возможность слышать исповедь, но не имел возможности видеть лицо исповедующегося (окошко исповедальни затянуто материей).

Исповедь в протестантизме

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В протестантских общинах существует несколько незначительно отличающихся между собой практик исповедания грехов. Так лютеранстве исповедь состоит из двух частей: собственно исповедания грехов и отпущения грехов. Отпущение грехов, произносимое обычно пастором или проповедником, исходит от самого Бога. Прощение грехов даётся даром, по милости Божьей, в лютеранской церкви не накладывается епитимья. Прощение грехов зависит только от милосердия Бога и веры в искупительную жертву Иисуса Христа, дарующую прощение и спасение. Во время исповеди не требуется перечисление всех грехов; XXV артикул Аугсбургского вероисповедания указывает, что человек не в состоянии вспомнить и перечислить все свои грехи (ссылаясь на Псалом 18:12).

Практикуется как частная, так и публичная исповедь. Частная исповедь — исповедание грехов наедине с пастором или проповедником. Публичное исповедание грехов происходит во время богослужения и в большинстве протестантских общин является его неотъемлемой частью. К Святому причастию допускаются только те верующие, которые исповедовали свои грехи (поэтому на богослужении со Святым Причастием публичная исповедь присутствует непременно), при этом необходимость исповеди и покаяния не зависит от тяжести совершённого греха, так как в протестантской теологии делается акцент, что любой грех является тяжким грехом.

Тайна исповеди

До конца V века, согласно А. Ф. Кони, в Христианской церкви допускалась как исповедь пред пресвитером, так и публичная, в храме; с начала же VI века единственной принятой формой исповеди, сопряжённой с соблюдением молчания обо всём при ней открытом, является тайная исповедь.

Римско-католическая церковь, исходя из мнения Фомы Аквинского и других учёных-богословов, установила «печать молчания», запрещая священникам говорить кому бы то ни было об услышанном во время исповеди. Нарушение этого правила, согласно 21-й статье Четвёртого Латеранского Собора, грозило пожизненным заключением в монастыре «строжайшего» ордена. Булла Папы Климента VIII 26 мая 1594 года говорит о такой же ответственности открывшего тайну исповеди.

В православии тайна исповеди тоже соблюдалась строго. Номоканон при требнике 1662 года, запрещает открывать тайну исповеди и грозит виновному самым тяжким наказанием.

Однако безусловность тайны исповеди была нарушена во времена царствования Петра I. «Духовным Регламентом» того времени, предусматривалось в трёх пунктах «прибавлений о правилах причта церковного» жестокое наказание за открытие тайны исповеди, в других же трёх пунктах разрешалось разглашать тайны исповеди по отношению к тем, кто, «вымыслив или притворно учинив, разгласят ложное чудо», и к умыслившим государственное преступление, если они, «объявляя намеряемое зло, покажут себя, что не раскаиваются, но ставят себе в истину и намерения своего не отлагая, не яко грех исповедуют».

Согласно Полному православному богословскому энциклопедическому словарю:

«Ныне всё сказанное на исповеди сохраняется в тайне, за исключением таких случаев, когда сокрытие грозит опасностью монарху, императорскому дому или государству».

Ст. 19 УК РСФСР определяла рассматриваемый вид прикосновенности как недонесение о достоверно известном готовящемся или совершенном преступлении и устанавливала, что недонесение о преступлениях влечет ответственность лишь в случаях, специально предусмотренных законом.

Современное российское законодательство охраняет тайну исповеди. В соответствии с ч. 7 ст. 3 Федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях» «тайна исповеди охраняется законом. Священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди». Это правило конкретизируется в процессуальном законодательстве: так, согласно п. 4 ч. 3 ст. 56 УПК РФ священнослужитель не может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными из исповеди; аналогичное правило действует и в гражданском процессе (п. 3 ч. 3 ст. 69 ГПК РФ).

Отрывок, характеризующий Исповедь в христианстве

Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.