Использование психиатрии в политических целях

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Использование психиатрии в политических целях, злоупотребление психиатрией в политических целях, карательная психиатрия — злоупотребление психиатрическим диагнозом, лечением и содержанием в изоляции в целях ограничения фундаментальных прав человека для определённых лиц или групп в обществе. Приведённое определение сформулировано всемирной некоммерческой организацией «Глобальная инициатива в психиатрии» (англ.)[1] — организацией, с 1980 года координирующей кампанию против использования психиатрии в политических целях, с конца 1980-х способствующей гуманизации способов лечения в психиатрии в постсоветском пространстве и других странах[2].

В книге «Психиатрия. Национальное руководство» (под редакцией Дмитриевой Т. Б., Краснова В. Н. и др., 2011) отмечается:

Злоупотребления психиатрией замечены во многих странах, культурных регионах, политических системах. «Злоупотребление психиатрией — есть умышленное причинение морального, физического или иного ущерба лицу путём применения к нему медицинских мер, не являющихся показанными и необходимыми, либо путём неприменения медицинских мер, являющихся показанными и необходимыми, исходя из состояния его психического здоровья» (Тихоненко В. А., 1990)[3].

В среде правозащитников был распространен термин «карательная психиатрия»[4].

Как отмечает психиатр, президент Ассоциации психиатров Украины, бывший диссидент и политзаключённый С. Глузман, злоупотреблением психиатрией, в том числе и в политических целях, является, в частности, умышленная экскульпация[5] граждан, по своему психическому состоянию не нуждающихся ни в психиатрических мерах стеснения, ни в психиатрическом лечении[6].

Юрий Савенко полагает, что «карательная психиатрия — это не какой-то особый предмет, не какая-то особая психиатрия, а явление, возникающее в тоталитарных странах со многими прикладными науками, которые вынуждены обслуживать нередко преступный режим»[7].

Российский правозащитник Александр Подрабинек в книге «Карательная медицина» пишет, что «…карательная медицина — орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано»[8].





Факторы использования психиатрии в политических целях

По мнению различных авторов, использование психиатрии в политических целях может быть обусловлено такими факторами, как:

  • Наличие в стране тоталитарного политического режима.[6]
  • Тесная связь психиатрии с политикой, правом и специфичность психиатрии в тоталитарном государстве: по выражению С. Глузмана, она «вынуждена служить двум разнонаправленным принципам: призрению и лечению психически больных, с одной стороны, и психиатрическому репрессированию людей, проявляющих политическое или идеологическое инакомыслие, с другой».[6]
  • Отсутствие правового сознания у большинства граждан в тоталитарном государстве, в том числе и врачей.[6]
  • Отсутствие правовой основы[7], должного законодательного регулирования психиатрической помощи в стране[9], декларативность или отсутствие законодательных актов, регулирующих оказание психиатрической помощи.[6]
  • Отсутствие вневедомственного контроля за деятельностью врачей-психиатров и права на судебное обжалование в сфере оказания психиатрической помощи[9].
  • Доминирование архаичной патерналистской концепции в медицинской практике, обусловленное абсолютным государственным патернализмом тоталитарных режимов[6].
  • Чрезвычайно тяжёлые условия в психиатрических стационарах, приводящие к дегуманизации персонала, в том числе и врачей.[6]
  • Низкая целесообразность лечебных мероприятий: использование вызывающих тяжёлые побочные эффекты и малообоснованных методов лечения.[10]:78,84
  • Особенности мышления врачей-психиатров в тоталитарном государстве, при которых ставится знак равенства между собственно психическими аномалиями и асоциальными формами поведения[6], сознательное толкование инакомыслия как психиатрической проблемы.[11]
  • Отсутствие единого методологического подхода к решению диагностических и экспертных вопросов, отсутствие стандартизированных критериев диагностики.[10]:78
  • Идеологизация науки[7], её отрыв от достижений мировой психиатрии[6][7].
  • Тотальное огосударствление психиатрической службы[7].
  • Отсутствие внимания психиатрической общественности к этическим проблемам судебной психиатрии.[10]:78
  • Централизованное судебно-психиатрическое обследование политических инакомыслящих.[10]:78

Карательная и оправдательная психиатрия

А. Подрабинек, указывая на случаи злоупотребления психиатрией в интересах власти, отмечает, помимо карательной, существование так называемой «оправдательной психиатрии»[12]. Согласно А. Подрабинеку, возможны[12]:

  • признание настоящего либо мнимого преступника душевнобольным, когда дело разваливается в суде или же до суда его доводить по каким-либо соображениям неудобно[12];
  • симуляция психического заболевания как способ уйти от наказания[12].

Понятие «оправдательная психиатрия» получило распространение в СМИ[13][14].

По данным генерального секретаря «Глобальной инициативы в психиатрии» Р. ван Ворена (англ.) (публикация в журнале Psychiatric Bulletin), симуляция с целью избежать уголовного наказания — распространённое явление, благодаря тому что система судебной психиатрии открыта для коррупции; в некоторых случаях влиятельные преступники «покупают» себе ложный диагноз, чтобы избежать длительного тюремного заключения.[15] Случаи такого рода получили распространение в постсоветский период.[16]:261

В постсоветское время в профессиональной среде стало распространённым утверждение, что ничего плохого в принудительной госпитализации инакомыслящих не было, так как, помещая диссидентов в больницу, их спасали от пребывания в лагерях[17]. Как отмечала правозащитница Наталья Горбаневская, часто встречается тезис, что инакомыслящих признавали невменяемыми якобы с благородной целью — спасти их от уголовного заключения[18][19].

По данному поводу Н. Е. Горбаневская указывала, что этот использовавшийся в том числе профессором Д. Р. Лунцем аргумент не имеет ничего общего с действительностью: участвуя по долгу службы в работе комиссий, которые решали вопрос о переводе из больниц специального типа в больницы общего типа на продолжение принудительного лечения в смягчённых условиях, Д. Р. Лунц не мог не знать, что условия, в которых содержались диссиденты, существенно не отличались от тюремных (тюремные стены, тюремная охрана, тюремный режим) — разница лишь в том, что в обычной тюрьме не лечат ни электросудорожной терапией, ни инсулиновым шоком, ни психотропными препаратами[19].

История карательной психиатрии

Германия

Злоупотребления психиатрией в политических целях были составной частью преступлений, совершавшихся при национал-социалистическом режиме в Германии по отношению как к душевнобольным, так и к здоровым[20]. К политическим злоупотреблениям психиатрией относят массовую стерилизацию (которой подверглись 300 000 человек) и массовые убийства пациентов в нацистской Германии[21].

Программа эвтаназии Т-4, созданная в нацистской Германии на основе евгеники 1920-х годов, предусматривала «очищение» арийской расы от так называемых «неполноценных элементов», прежде всего пациентов психиатрических клиник[22][23][24]. Число убитых к моменту формального закрытия операции (1941 г.) составило 70 тысяч человек. Даже после формального окончания программы, с 1942 по 1945 год массовые убийства продолжали совершаться: так, тысячи пациентов умерли в результате введения скополамина; около миллиона человек погибло от голода[22].

Приказ Гитлера, инициировавший акцию эвтаназии, фактически положил начало и практике массовых убийств всех неугодных нацистскому режиму.[25] Введя термин «замаскированное слабоумие», нацистские психиатры расширили рамки генетических теорий о слабоумии, что позволило оправдать уничтожение психически здоровых людей по политическим мотивам: коммунистов, пацифистов и демократов — как и в случаях с психически больными, их участью становилась стерилизация и смерть. Преследованиям подвергались и представители различных конфессий или этнических групп, а также «асоциальные элементы» — «тунеядцы», правонарушители, алкоголики, бродяги, попрошайки и др.[26]

С самого начала расовая принадлежность была одним из критериев отбора жертв[⇨]. Систематическое убийство еврейских пациентов в газовых камерах Программы умерщвления Т-4, осуществлявшееся с лета 1940 года, явилось первым шагом к геноциду европейских евреев. После августа 1941 года последние из еврейских пациентов, находившиеся на тот момент в клинике Бенторф-Сайн под г. Нойвид, были отправлены на восток в лагеря смерти[27].

США

В XIX веке некоторые американские психиатры стремились диагностировать у чернокожих рабов так называемую «драпетоманию» — якобы существующее психическое заболевание, побуждавшее рабов к бегству, и «Dysaethesia Aethiopica» (дизестезия — «извращение чувствительности») — «заболевание», побуждавшее к тому, чтобы ломать, уничтожать результаты своего труда, отказываться работать[28], и к непослушанию, дерзости[29]. Именно социально-политические обстоятельства, при которых одна социальная группа доминировала над другой, обусловливали такую ситуацию, при которой активисты подчинённой группы считались «больными» и «нуждающимися в лечении».[30]:41—42

По мнению американского врача Сэмюэла Картрайта (англ.) из Луизианской медицинской ассоциации, причиной бегства рабов является «такая же болезнь ума, как и при любых других видах психических нарушений». Для Картрайта и для прочих защитников рабства любой чернокожий раб, пытавшийся убежать, являлся «сумасшедшим».[29] В качестве одного из лечебных средств при драпетомании предписывалось отсечение больших пальцев ног, что обуславливало физическую невозможность попытки побега.[30]:42

К основным симптомам Dysaethesia Aethiopica Кайтрайт относил частичную нечувствительность кожи и «столь сильную слабость интеллектуальных способностей, будто бы человек находится в полусне».[31] В качестве лечебных мер он предлагал порку, а также привлечение чернокожих к тяжёлой работе.[32]

Ещё до этого один из основателей американской психиатрии[33], известный политический деятель Бенджамин Раш использовал для «лечения» политических инакомыслящих — в частности, противников расизма — погружение пациента в воду с заявляемым намерением якобы утопить его. Эту «болезнь» он называл «анархией», «формой безумия».[34]

В ХХ веке в США были случаи помещения политических инакомыслящих на принудительное лечение. Например, в 1927 году участница демонстраций Аврора D'Анжело была направлена в психиатрическую больницу на экспертизу после того, как она приняла участие в митинге в поддержку Сакко и Ванцетти.[35]

Кленнон Вашингтон Кинг (англ.), пастор и преподаватель (впоследствии — кандидат на пост президента[36]), который тщетно пытался поступить в предназначенный исключительно для белых университет в Миссисипи и преодолеть тем самым расовый барьер, 5 июня 1958 года был направлен в психиатрическое учреждение полицейскими под предлогом его потенциальной опасности. После пребывания в психиатрической клинике комиссия, состоявшая из 27 врачей, признала его психически здоровым.[37]

В 2000-е годы отмечалось нарушающее принципы медицинской этики использование психиатрических средств при допросах в военных американских тюрьмах.[38]

В 2006 году была опубликована книга канадского психиатра Колина А. Росса под названием «Врачи ЦРУ: Нарушения прав человека американскими психиатрами». В книге представлены доказательства (основанные на 15 000 страниц документов, полученных от ЦРУ благодаря Закону о свободе информации), что в последние 65 лет до выхода книги имели место широко распространённые нарушения прав человека со стороны американских психиатров.[39]

В 2010 году вышла книга психиатра Джонатана Мецла «Протест как психоз: как шизофрения стала болезнью чёрных» (англ.).[40] В книге утверждается, что тенденция связывать расовую принадлежность и безумие сохранилась со времён диагноза «драпетомания» вплоть до ХХ века.[41] Во второй половине ХХ столетия в популярной культуре, средствах массовой информации и в научных журналах афроамериканцы стали ассоциироваться с проблемой шизофрении и с представлением об агрессии, обусловленной безумием. По словам Мецла, в психиатрии даже в последние десятилетия перед выходом книги часто имеет место неверное выставление афроамериканцам диагноза «шизофрения» в тех случаях, когда вернее было бы диагностировать аффективное расстройство. Он прослеживает в своей книге историю государственной больницы для душевнобольных преступников в городе Иониа штата Мичиган, в которую помещались предположительно опасные афроамериканцы, что, как отмечает Мецл, явилось отражением расширенного представления о наиболее тяжёлых психических заболеваниях.[42]

Дж. Мецл отмечал также, что термин «протест как психоз» был использован в психиатрической литературе в 1960-е годы для обозначения афроамериканцев, принимавших участие в движении за гражданские права, как безумных. Это был способ патологизировать гражданский протест. С подачи ФБР многие представители общественного движения, в частности Малкольм Икс и Роберт Уильямс, получили диагноз «шизофрения».[43]

Социалистические страны Европы

В Румынии политические злоупотребления психиатрией приобрели систематический характер.[44][45] Во время правления Николае Чаушеску имело место массовое помещение в психиатрические больницы политических инакомыслящих, умышленно ложная постановка психиатрических диагнозов, обусловленная политическими факторами, и применение лечебных средств в немедицинских целях. Часто психиатры становились вольными или невольными участниками политических злоупотреблений своей профессией; в сравнительно редких случаях они прибегали к использованию пыток.[46]

В связи с коммунистическими праздниками[1], партийными съездами, поездками главы государства и спортивными мероприятиями в Румынии практиковалось насильственное помещение в психиатрические больницы как психически здоровых людей, так и лиц с психическими расстройствами, на тот момент не нуждавшихся в госпитализации[25][47]. Имели место тысячи случаев такого рода недобровольной госпитализации в психиатрические стационары[25]. В частности, перед XI летней Универсиадой, проходившей в Бухаресте, свыше 600 политических инакомыслящих были задержаны и оказались вне поля зрения общественности в психиатрических больницах[48]. Как правило, Секуритате в сотрудничестве с психиатрами составляли список тех, кого следовало недобровольно поместить в больницу. Например, в больнице «Джордже Маринеску» в Бухаресте за несколько дней перед значимым политическим событием выпускали из психиатрических отделений многих инвалидов, чтобы освободить несколько сотен коек; складные кровати при этом размещались даже в коридорах. Обычно лиц, которых планировалось изолировать, насильно приводили (порой прямо с улицы) команды, в состав которых входили как медбратья, так и сотрудники Секуритате, одетые в белые халаты[47].

В Чехословакии, Венгрии и Болгарии отмечались отдельные случаи политических злоупотреблений, однако не было доказательств того, что они приняли систематический характер. Аналогичным образом, по мнению Р. ван Ворена, дело обстояло и в Германской Демократической Республике, хотя в этой стране политика и психиатрия оказались тесно взаимосвязаны[45]. Есть данные о том, что в ГДР (в психиатрической больнице в Вальдхайме) проводились судебно-психиатрические экспертизы на предмет уголовно-правовой ответственности политических правонарушителей, причём не только граждан с психическими расстройствами, но и психически здоровых граждан; однако не отмечено случаев постановки психиатрического диагноза здоровым людям и помещения здоровых людей по политическим мотивам в психиатрические больницы[49].

Тем не менее в ГДР, как и в Румынии, люди с психическими нарушениями и необычным поведением в период значимых событий (государственных праздников, визитов государственных деятелей, партийных съездов, спортивных праздников, фестивалей, парадов и др.) помещались недобровольно в психиатрические учреждения и насильственно там содержались. Перед государственными праздниками, визитами государственных деятелей и другими крупными событиями психиатрические клиники получали официальные указания не выписывать и не отпускать на выходные никого из пациентов[49].

В ГДР имели место и такие случаи политических злоупотреблений, как нарушение врачебной тайны с передачей историй болезней частично или полностью; оказание давления на желающих эмигрировать в Западную Германию; необоснованное направление на стационарное психиатрическое лечение или продление срока пребывания в стационарных психиатрических учреждениях сверх установленных законом сроков; идеологически навязанные освидетельствования при пренебрежении медицинскими соображениями и др.[49]

Куба

Первые значимые свидетельства, касающиеся использования психиатрии в политических целях на Кубе, появились к концу 1980-х годов: в это время Amnesty International и Americas Watch (англ.) опубликовали доклады о случаях неоправданной госпитализации и неоправданных лечебных мер по отношению к политическим узникам. В докладах шла речь о наиболее крупных психиатрических больницах на Кубе: больница в Гаване и больница Gustavo Machin в Сантьяго-де-Куба на юге страны.[48]

В 1991 году в США был опубликован доклад на ту же тему. Как отмечал В. Буковский в предисловии к докладу, практика политических злоупотреблений психиатрией на Кубе существенно отличалась от советской: не требовалось теоретических обоснований, которые послужили бы аналогом концепции «вялотекущей шизофрении» в СССР; политические инакомыслящие на Кубе часто не получали никаких диагнозов или были признаны здоровыми, прежде чем их отправляли в психиатрические больницы.[48]

Есть свидетельства, что узники психиатрических больниц в Гаване и Сантьяго-де-Куба подвергались электросудорожной терапии без применения анестезии и миорелаксантов (т. н. немодифицированной ЭСТ), причём электросудорожная терапия часто использовалась без медицинских показаний — в тех случаях, когда у политических заключённых, по-видимому, вообще не было психиатрических диагнозов. Условия пребывания политических узников в заключении описывались как ужасающие и разительно отличались от условий в других отделениях психиатрических больниц, обстановка которых описывалась как современная и благоустроенная. Существуют данные о злоупотреблениях со стороны младшего медицинского персонала, что не могло бы происходить без осведомлённости об этом старшего медицинского персонала и поощрения им таких действий. Например, по свидетельству одного из бывших узников, имели место насилие и избиения в отношении пожилых пациентов.[48]

Китай

С 1950-х годов на протяжении нескольких десятилетий психиатрия в Китае активно использовалась в политических целях.[16][50] Многие из политических и религиозных инакомыслящих принудительно помещались в психиатрические стационары (в том числе в стационары специального типа, предназначенные для содержания преступников, признанных невменяемыми: так называемые больницы Анькан).[50]

Обширные документальные свидетельства показывают, что политическое использование психиатрии было гораздо более распространено в Китае во время «культурной революции» (19661976), чем в бывшем Советском Союзе или в Китае начала XXI века.[51] В этот период злоупотребления психиатрией в политических целях достигли своего апогея при чрезвычайно жёстком и репрессивном режиме, когда не допускались любые отклонения в суждениях и любые проявления оппозиционности.[52]

В статьях китайских психиатров того времени использовались диагнозы «политическая мания» и «параноидная шизофрения» по отношению к политическим инакомыслящим. Утверждалось, что лица, занимающиеся «антигосударственной деятельностью», чаще всего страдают бредом преследования, бредом отношения и бредом величия в рамках параноидной шизофрении.[50] Инакомыслие и антиправительственные высказывания рассматривались в рамках понятия «политический вред для общества».[53] Китайские психиатры исходили из утверждения, будто основной причиной и сущностью психических заболеваний является буржуазное, собственническое мировоззрение. Одной из целей лечения в стационарах было «идеологическое перевоспитание».[50]

Согласно сообщениям в китайских источниках, процент политических дел в судебно-психиатрической практике был значителен. С 1950-х по 1976 он составлял в среднем 27—28%, в 1980-е — от 10 до 15%, а с начала 1990-х годов произошло заметное снижение до 1 или нескольких процентов.[50]

Традиции судебно-психиатрической практики и использования психиатрии в политических целях в Китае сложились под влиянием советской психиатрии в середине — конце 1950-х годов. Существенное влияние на китайскую психиатрию оказали работы Георгия Морозова (который являлся последователем А.В. Снежневского, автора концепции вялотекущей шизофрении). На протяжении 1990-х годов влияние модели советской судебной психиатрии в Китае неуклонно снижалось, однако основная доктрина осталась нетронутой, и с середины 1999 года она была вновь взята на вооружение китайской полицией и китайскими судебными психиатрами.[50]

В начале XXI века отмечается, что психиатрия в Китае снова применяется для подавления инакомыслия[51][54][55][56] — например, против участников мирных демонстраций[54][55], правозащитников, «просителей», а также людей, жалующихся на несправедливые решения местных властей[1]. Отмечалось использование психиатрии не только для политических[51], но и для религиозных репрессий.[38][51] Инакомыслящие (в частности, представители движения Фалуньгун, более многочисленные, чем члены Коммунистической партии) воспринимаются правительством как политическая угроза, что создаёт предпосылки для злоупотреблений благодаря тесным связям между китайской системой психиатрической помощи и полицией.[54]

Жертвами злоупотреблений психиатрией в Китае часто становятся так называемые «просители», едущие в Пекин из провинции с целью подать жалобы на местных чиновников. Вместо того, чтобы быть услышанными, они госпитализируются и подвергаются запугиванию психиатрическим «лечением».[56] В своём интервью в 2009 году Сун Донгдонг, глава судебной психиатрии в престижном пекинском университете, заявил: «Не сомневаюсь, что по меньшей мере 99 процентов упорных, стойких „профессиональных жалобщиков“ являются психически больными». Однако позднее он извинился за то, что, как он сказал, было «неуместным» замечанием.[57]

Робин Мунро (исследователь, сотрудничавший с Amnesty International и Human Rights Watch) утверждал, что по крайней мере 3000 человек, не считая членов Фалуньгун, в конце ХХ — начале XXI столетия в Китае были отправлены в психиатрические больницы из-за высказывания ими своих политических взглядов.[53] В 2002 году при поддержке Human Rights Watch вышла посвящённая китайской карательной психиатрии книга Робина Мунро «Опасные умы: Политическая психиатрия в Китае сегодня и её корни, идущие из эпохи Мао».[58]

«Как только полицейский или гражданский психиатр признает кого-нибудь душевнобольным, пациент теряет все юридические права, и его могут держать до бесконечности», — утверждает The Guardian[59].

Китайский адвокат-правозащитник Чжан Цзаньнин в 2010 году сообщил корреспонденту The Epoch Times (англ.), что случаи, когда власти используют психиатрию в качестве инструмента подавления инакомыслия, происходят в Китае всё чаще. Как отмечал Чжан Цзаньнин, за последние годы в психиатрические стационары было заключено очень много диссидентов и жалобщиков[60].

15 февраля 2010 года китайская правозащитная организация Civil Rights & Livelihood Watch сообщила, что у неё есть подробная информация о более 300 психически нормальных людей, проходящих принудительное психиатрическое лечение.[60]

В 2009 году в США была опубликована книга «Записи пострадавших в китайских психиатрических клиниках», в которой рассказывается о 81 случае, когда психически здоровых людей китайские власти отправляли в психиатрические больницы. Китайские власти ничего не ответили на запросы авторов книги об этих людях.[60]

В ежегодном докладе Госдепартамента США о правах человека в Китае упоминалось, что «среди заключённых в психиатрических больницах в КНР есть политические деятели, профсоюзные активисты, члены домашних христианских церквей, апеллянты, члены запрещённой в КНР демократической партии и духовного движения Фалуньгун».[61]

После демонстрации летом 1999 года, организованной сторонниками Фалуньгун перед зданием Коммунистической партии в Чжуннаньхае, стало очевидным, что Фалуньгун, являясь движением национального масштаба, может представлять собой угрозу монополии власти Компартии. В результате последовал официальный запрет этого движения властями, после чего тысячи его представителей были арестованы, подвергнуты пыткам, забиты до смерти в полицейских участках.[16]

С середины 1999 года многие лица, практикующие Фалуньгун, направлялись в психиатрические больницы на принудительное лечение. Как правило, им выставлялись диагнозы «цигун-индуцированное психическое расстройство», «психическое расстройство, вызванное деструктивным культом» (кит. упр. 邪教所致精神障碍, пиньинь: xiéjiào suǒ zhì jīngshén zhàng’ài)[50], обсессивно-компульсивное расстройство, обсессивный психоз[62].

К 2001 году лидеры движения Фалуньгун утверждали, что около 600 его членов были недобровольно отправлены в психиатрические больницы. Это число невозможно проверить, однако журналистами и исследователями в области прав человека были зафиксированы многочисленные случаи помещения представителей Фалуньгун в психиатрические учреждения, где к ним применялись высокие дозы препаратов, меры физического стеснения и изоляции, пытка электрическим током.[53]

В 2010 году на заседании ООН по правам человека последователи Фалуньгун подали материалы о 1088 случаях заключения в больницы их психически здоровых единомышленников[60]. По статистическим данным Рабочей группы Фалуньгун по защите прав человека, случаи «психиатрического лечения» распространились в 23 или даже 33 провинции; это происходит по прямому указанию центрального правительства Китая. По меньшей мере 100 психиатрических больниц участвовали в преследовании[63].

По данным, опубликованным в высокоавторитетном журнале Journal of the American Academy of Psychiatry and the Law (англ.), при применении психотропных средств к инакомыслящим имели место грубые злоупотребления. Так, в некоторых случаях психотропные препараты вводились принудительно через назогастральный зонд. Если практикующие Фалуньгун продолжали выполнять упражнения в больнице и не отказывались от своих убеждений, дозировки препаратов увеличивалась в пять — шесть раз по сравнению с первоначальными, вплоть до того, что пациенты лишались возможности двигаться или общаться. К числу применявшихся в этих случаях психотропных средств относятся перфеназин, аминазин, модитен, галоперидол деканоат — нейролептики, использование которых нередко приводит к ряду тяжёлых неврологических и психических побочных действий, таких как головные боли, обмороки, потеря памяти, крайняя слабость, мышечная ригидность, дистонические реакции, тремор, судороги, потеря сознания.[62]

В той же публикации отмечалось, что физические пытки в китайских психиатрических клиниках по отношению к практикующим Фалуньгун, как и в тюрьмах, представляют собой обычное явление, особенно когда приверженцы Фалуньгун отказываются принимать препараты или не прекращают выполнение упражнений: связывание верёвками в очень мучительном положении тела, избиения, в том числе электрическими дубинками, лишение еды и сна, применение электроиглоукалывания (разновидность акупунктуры) под высоким напряжением.[62]

Российская империя

Истоки советского злоупотребления психиатрией восходят к немедицинскому использованию психиатрии в царской России. На протяжении XIX века имели место единичные случаи использования психиатрии в политических целях, однако они стали гораздо более частыми после 1917 года[64].

Первым случаем злоупотребления психиатрией в политических целях стал случай с задержанием в 1836 году русского философа Петра Чаадаева, выступавшего с критикой власти[65][66][67]. Опубликованное в 1836 в журнале «Телескоп» первое «Философическое письмо» Чаадаева было расценено властями как текст антипатриотический, направленный против складывавшихся тогда концепций официальной народности. В связи с этим письмом Сергей Уваров направил императору Николаю I доклад, на который император наложил резолюцию, где было отмечено, что содержание письма представляет собой «смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного...»[8]. «Расстройство ума» Чаадаева стало предметом письма шефа жандармов Александра Бенкендорфа московскому военному генерал-губернатору князю Дмитрию Голицыну. После этого Чаадаев был объявлен умалишённым[8][68].

Чаадаеву было дано распоряжение неотлучно находиться под домашним арестом и назначено принудительное врачебное наблюдение[69]: регулярно (в первое время каждый день) Чаадаева освидетельствовал казённый врач[70]. Возможность выходить из дома на прогулки Чаадаев получил только 30 октября 1837 года, когда на доклад Голицына о прекращении «лечения» Чаадаева Николай I наложил следующую резолюцию: «Освободить от медицинского надзора под условием не сметь ничего писать». Однако наносить визиты Чаадаеву было запрещено до конца жизни, его продолжали считать сумасшедшим и опасаться[71].

После опубликования чаадаевского «Философического письма» было скомпрометировано имя Е.Д. Пановой, знакомой П.Я. Чаадаева[8]. В конце 1836 года московское губернское правление, освидетельствовав Панову, признало её сумасшедшей и вынесло решение о её недобровольном помещении в психиатрическую больницу[8][69], несмотря на то, что Панова, по-видимому, была здорова[8].

Во время правления Александра I был официально объявлен сумасшедшим юнкер Жуков по причине сочинения им вольнолюбивых стихов[8].

Незадолго до случая с Чаадаевым сенат рассмотрел дело М. Кологривова, который участвовал во Французской революции 1830 года. Было принято решение, что Кологривов «поступал как безумный и, как безумный, должен быть наказан»[8].

Тем не менее, в дореволюционной России случаи признания здоровых людей душевнобольными в политических целях не приняли систематического характера[8].

СССР


Российская Федерация

Использование психиатрии против отдельных лиц

В постсоветское время власти России порой обвиняют в том, что они возвращаются к практике использования карательной психиатрии против инакомыслящих[38][72][73][74][75]. Случаи такого рода (не массовых злоупотреблений, но необоснованной госпитализации отдельных лиц по политическим причинам) освещались в материалах Независимой психиатрической ассоциации[76][77], в материалах Human Rights Watch[78], Международной Хельсинкской Федерации[79], генерального секретаря организации «Глобальная инициатива в психиатрии» Р. Ван Ворена[72] и в средствах массовой информации[79][80][81][82][83]. Возобновление отдельных случаев политического злоупотребления психиатрией в России в начале XXI века тесно связано с общим ухудшением ситуации с правами человека в стране.[56]

Осенью 2005 года чебоксарский правозащитник Альберт Имендаев, давний оппонент президента Чувашии Фёдорова, был с многочисленными нарушениями по процедуре и срокам помещён в психиатрическую больницу[80] — за считанные дни до заседания местной избирательной комиссии, на котором должен был решаться вопрос о регистрации А. Имендаева кандидатом в законодательное собрание города[79][80]. Спустя девять дней Имендаева выпустили, однако к тому времени сроки подачи документов в избирательную комиссию уже миновали. Дело о помешательстве Имендаева основывалось на ряде официальных жалоб на местные власти, милицию, прокуратуру и суд, где выдвигались обвинения в коррупции, нарушении судебной процедуры и кумовстве.[72]

В 2004 году также в Чебоксарах оппозиционный депутат местной исполнительной власти четырёх созывов Игорь Моляков провел шесть месяцев в заключении по ложному обвинению[72] и был направлен в психиатрическую больницу по подозрению, что его многократные утверждения о коррупции среди местных властей могут оказаться признаком психического расстройства[56].

В 2007 году активист коалиции «Другая Россия» Артём Басыров был недобровольно помещён в психиатрический стационар накануне планировавшегося «Митинга несогласных», одним из организаторов которого выступал А. Басыров[84]. А. Басыров страдал нетяжёлым психическим расстройством, однако реальных оснований для госпитализации не было: Артём нуждался в амбулаторной терапии, но не в недобровольном стационарном лечении. В предоставленном суду мотивированном заключении врачебной комиссии тяжесть психического расстройства была грубо преувеличена[85].

Не было оснований для стационарного лечения и в случае с Андреем Новиковым[77][86] — журналистом, заключённым в тюрьму по обвинению в «экстремизме» после того, как он публично критиковал политику В. Путина в Чечне, и направленным на принудительное психиатрическое лечение[81]. Объективное судебное разбирательство не нашло бы состава преступления в предъявляемых А. Новикову обвинениях, однако решить дело наиболее удобным образом позволили наличие давнего психиатрического диагноза вкупе с расширительной трактовкой понятия «опасности» как причины недобровольной госпитализации[76].

Широко известным стал и получил освещение в международной прессе случай Ларисы Арап, активистки Объединённого гражданского фронта из г. Апатитов, госпитализированной после того, как она дала местной газете интервью, в котором резко критиковала состояние государственных психиатрических больниц в области[81]. Несмотря на то, что у Л. Арап имелось психическое расстройство, требующее лечения, её госпитализация была необоснованной: Лариса нуждалась лишь в амбулаторной терапии и не представляла опасности ни для себя, ни для окружающих. Стационирование осуществилось в грубой форме и сопровождалось применением насилия.[87]

Правозащитная деятельность Дмитрия Щекотова, отстаивавшего права простых жителей Муромцевского района в конфликтах с начальством и представителями местной власти, привела к обвинению его в клевете на главу местной судебной власти и к недобровольной госпитализации[82]. Проведя в «буйном отделении» более двух суток в тяжёлых условиях, без пищи, воды и лекарств, Щекотов был признан комиссией врачей Омской психиатрической больницы вменяемым и выпущен на свободу. Пребывание в течение двух суток без необходимых Щекотову глазных капель нанесло ущерб здоровью правозащитника: Щекотов полностью лишился зрения[82][83].

Известность получили судебные разбирательства в отношении организации «Ф.А.К.Э.Л.-П.О.Р.Т.О.С.» — молодёжной коммуны макаренковского типа, занимавшейся образовательной и культурной деятельностью, а также перевоспитанием беспризорников и создавшей успешные хозяйства под Харьковом и под Москвой. В 2000 году коммуна была разгромлена Люберецким РУБОПом с грубыми нарушениями законодательства; членов организации безосновательно обвинили в создании «незаконного вооружённого формирования». В частности, Ю. Давыдов был осуждён, приговорён к заключению и направлен на принудительное лечение с диагнозом «шизофрения, бредовые идеи перестройки и реформаторства общества», выставленным в Центре им. Сербского[88]. Диагноз «шизофрения» также получил и был признан невменяемым Е. Привалов; защита настаивала на оправдании Давыдова и Привалова «как психически здоровых людей»[89]. Ю. Приведённую экспертиза в конечном счёте признала психически здоровой[88]. Дело Ю. Приведённой тянулось длительное время; по мнению правозащитников, назначение стационарной судебно-психиатрической экспертизы явилось методом устрашения и давления на подследственную[90].

Чрезвычайную известность получило дело полковника Буданова, выросшее, по некоторым оценкам, «в сопоставимое с делом Дрейфуса и делом Бейлиса»[91]. Согласно опросам населения, роль судебно-медицинских экспертов в большинстве экспертиз по делу Юрия Буданова, осуществившего похищение и убийство Э. Кунгаевой, оценивалась однозначно: «отмазывают»[91]. Государственный обвинитель А.А. Дербенев в своей речи на суде 27 декабря 2002 года указывал, что диагнозы «органическое расстройство личности» и «посттравматическое стрессовое расстройство», выставленные обвиняемому, очень редко влекут невменяемость: «Таким образом, у нас в данном судебном процессе выявился не то что редкий, а уникальный случай, когда Ю.Д. Буданов практически один из 10000 испытуемых с таким диагнозом и с такими критериями невменяемости»[92]. Процесс начался 26 марта 2000 года и длился более трёх лет, в течение этого времени Буданова обследовали шесть комиссий. Каждый раз, когда официальная линия Кремля менялась, назначалось новое психиатрическое обследование, которое выносило заключение в соответствии с официальной политической позицией.[56] В конечном счёте (когда, при последней экспертизе, была сформирована комиссия из экспертов всех заинтересованных сторон) Буданов был признан вменяемым[93] и приговорён к десяти годам колонии[56].

В 2012 году за одиночный пикет на Красной площади известный оппозиционер из Бурятии Надежда Низовкина, член движения «Солидарность», была незаконно задержана полицией и помещена в психиатрическую больницу имени Ганнушкина[94]. По словам Н. Низовкиной, её госпитализировали на том основании, что она якобы «бросалась под колеса полицейской машины при задержании»[95]. Низовкина была привязана к кровати на ночь, затем объявила сухую голодовку и отказалась подписывать заявление, в котором говорилось, будто она раскаивается в том, что делала на Красной площади. Судебное заседание прошло сугубо формально, за считанные минуты суд огласил приговор: «Принудительная госпитализация в психиатрической клинике сроком на шесть месяцев»[96]. Однако на следующий день после суда Низовкину отпустили[97].

В октябре 2013 года один из узников, арестованных по «Болотному делу», — Михаил Косенко — был признан невменяемым и направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Ситуацию Михаила Косенко многие эксперты и правозащитники сравнивали с советским опытом использования психиатрии в политических целях.[98] Судебное постановление о принудительном лечении было, по оценке В. Шухардина, адвоката Михаила, немотивированным: в нём грубо проигнорированы позиция защиты, показания свидетелей, показания потерпевшего и видеоматериалы (Михаил обвинялся в нападении на сотрудника ОМОНа, однако на видеозаписи видно, что М. Косенко находился на значительном расстоянии от потерпевшего и удары ему наносил другой человек).[99] Как отмечал президент Независимой психиатрической ассоциации Ю. Савенко, эксперты в своём заключении резко и необоснованно утяжелили диагноз — «параноидная шизофрения» вместо «вялотекущей неврозоподобной шизофрении», с которой Косенко добровольно наблюдался и лечился многие годы амбулаторно, никогда не проявляя агрессии и принимая лишь сравнительно «мягкие» препараты.[100] Международная организация Amnesty International объявила М. Косенко «узником совести».[101] В июне 2014 г. Михаил был переведен на принудительное амбулаторное лечение и вышел из больницы.[98]

21 августа 2016 года российским следствием был помещён в психоневрологический диспансер заместитель председателя Меджлиса крымскотатарского народа Умеров Ильми Рустемович[102] за его высказывания в эфире крымскотатарского телеканала ATR: его обвиняют в публичных призывах и действиях, направленных на изменение территориальной целостности РФ[103].

Некоторые авторы отмечают, что в постсоветское время число жертв злоупотребления психиатрией пополняется за счёт жён, с которыми разводятся влиятельные мужья, партнёров по бизнесу, а также граждан, досаждающих своими обвинениями в адрес местных политиков, судей, жалобами на правительственные ведомства. Систематические репрессии инакомыслящих со стороны правительства, как правило, отсутствуют — граждане становятся жертвами местных органов власти в результате локальных споров или личных конфликтов.[72][79][104]

Использование психиатрии против религиозных меньшинств

Правозащитники и ряд врачей-психиатров (в частности, Независимой психиатрической ассоциацией России и её президент Ю. Савенко) неоднократно предупреждали, что психиатрия в Российской Федерации используется для преследования религиозных меньшинств.

Одним из первых был судебный процесс против Аум Синрикё, который начался ещё до получения информации о первых террористических актах, совершавшихся этой организацией[105][106]; в обвинительных заключениях звучали формулировки о «причинении грубого вреда психическому здоровью и деформации личности».

По словам Юрия Савенко, поводом для использования психиатрии против религиозных меньшинств, начавшегося с 1995 года, послужил доклад проф. Ю.И. Полищука, в котором был сделан вывод о «грубом вреде психическому здоровью», наносимом различными религиозными организациями[107]. Данный доклад был разослан во все прокуратуры страны и ректорам учебных заведений, несмотря на то, что не только НПА, но и Российское общество психиатров доклад подчёркивали его научную несостоятельность: все вменявшиеся случаи нездоровья, суицидов, распада семьи и т.п. оказывались намного более частыми в общей популяции, чем в преследуемых религиозных организациях[107]. После того как в прокуратуры всех регионов страны и ректорам высших и средних учебных заведений было разослано информационное письмо с тезисом о «грубом вреде психическому здоровью», наносимом новыми религиозными движениями, руководители психиатрических учреждений и кафедр получали соответствующие рекомендации, когда им поручались экспертизы по религиозным делам[108].

В середине 1990-х годов две действующие в России профессиональные психиатрические организации — Российское общество психиатров и Независимая психиатрическая ассоциация России — пришли к заключению, что доводы о причинении религиозными организациями вреда психическому здоровью являются научно необоснованными[109].

В 1996 году Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского создал группу «По изучению деструктивного действия религиозных новообразований»[уточнить] и назначил её руководителем своего сотрудника заслуженного врача РФ, доктора медицинских наук, профессора Фёдора Кондратьева[106][110].

В 1999 году Независимая психиатрическая ассоциация выразила свою озабоченность фактами использования психиатрии против религиозных меньшинств в «Открытом письме НПА Генеральной Ассамблее XI конгресса ВПА» (Всемирной психиатрической ассоциации). Подчёркивая свою ответственность за совершаемый этим шаг, авторы письма в нём отмечали, что они считают необходимым обратить внимание Генеральной Ассамблеи ВПА на очередное широкомасштабное использование психиатрии в немедицинских целях, возобновившееся в России с 1994—1995 гг. и направленное на подавление уже не инакомыслящих, а инаковерующих[111][112]. Несмотря на то, что предложенное обращение принято не было, позицию НПА по вопросу об использовании психиатрии против религиозных меньшинств поддержали ряд членов Российского общества психиатров[111] и Американская психиатрическая ассоциация[113]. Её представитель Элен Мерсер дала понять, что оправдывающая преследование религиозного свободомыслия позиция Российского общества психиатров может стоить ему членства во Всемирной психиатрической ассоциации[113].

В 2004 году Московская Хельсинкская группа опубликовала доклад «Права человека и психиатрия в Российской Федерации» со статьёй Юрия Савенко «Тенденции в отношении к правам человека в области психического здоровья», в которой он выразил свою озабоченность многочисленными судебными процессами, проходившими по всей стране в течение последних семи лет и курировавшимися специально созданной в 1996 году в Центре им. Сербского группой проф. Ф.В. Кондратьева по изучению деструктивного действия религиозных новообразований[110]. По словам Юрия Савенко, дело дошло до судебных исков фактически за колдовство. После того как была показана несостоятельность первоначальных исков «за причинение грубого вреда психическому здоровью и деформацию личности», их сменили иски с новыми формулировками: «за незаконное введение в гипнотическое состояние» и «повреждение гипнотическим трансом», а затем «за незаметное воздействие на бессознательном уровне»[110].

В начале 2004 года Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского провёл конференцию по проблеме манипулирования сознанием, на которой одной из главных задач психиатрии называлась борьба с «тоталитарными сектами»[106].

В марте 2004 года районный суд в Москве распустил религиозную общину «Свидетели Иеговы» и запретил её деятельность[114]. Организация была признана виновной, в частности, в побуждении граждан не исполнять гражданские обязанности, отказе по религиозным соображениям от медпомощи, в побуждении к самоубийству, покушении на здоровье, в нарушении прав и свобод граждан, побуждении верующих порвать с их семьями, привлечении несовершеннолетних в религиозную организацию против их воли и без разрешения родителей[114].

Юрий Савенко приходит к выводу[значимость факта?] о том, что борьба с «тоталитарными сектами», которая шла на протяжении последнего десятилетия, стала первым крупным рецидивом использования психиатрии в политических целях в постсоветской России[108][115].

Белоруссия

Кристина Шатикова, двоюродная сестра убитого оператора ОРТ Дмитрия Завадского[116], активно участвовала в молодёжном оппозиционном движении, являлась неформальным лидером. 23 марта 2007 года К. Шатикова была вызвана на допрос в КГБ Республики Беларусь как свидетель. Там ей настоятельно посоветовали не принимать участия в протестных акциях и не ездить на День Воли в Минск, на что она ответила отказом. После выхода из здания КГБ Шатикову схватили люди в штатском, которые насильно посадили её в легковую машину и доставили в областную психиатрическую больницу г. Могилёва. К. Шатикова была стационирована, и ей назначили «лечение»: делали внутримышечно инъекции сибазона. Когда в больницу пришла её мать, желание Кристины подойти к окну и показаться матери было расценено как нарушение режима — за это она была на целый день фиксирована на вязках к кровати и получила дополнительные инъекции. 26 марта, после комиссионного освидетельствования, К. Шатикову выписали из больницы. Попытки пройти где-либо в Белоруссии независимое психиатрическое освидетельствование не увенчались успехом; специалисты Независимой психиатрической ассоциации в Москве, обследовав Кристину, пришли к выводу, что она психически здорова и что госпитализация в психиатрический стационар, по-видимому, была необоснованной[117]. 21 сентября 2012 года Кристина Шатикова умерла после тяжёлой болезни, вызванной сильным избиением милиционерами в 2006 году, а в последующие годы — преследованиями со стороны психиатров[118]

Игорь Постнов, врач-психиатр из Витебска, был уволен с работы за публичную критику местных властей и состояния здравоохранения. Не раз выступал с видеообращениями, размещёнными в Интернете. 16 августа 2013 года Постнова насильно поместили во 2-е закрытое отделение Витебского областного клинического центра психиатрии и наркологии[119], где ему были назначены психотропные препараты. Международная правозащитная организация Amnesty International признала Игоря Постнова узником совести[120]. 20 сентября Постнова перевели в дневной стационар[121], в начале октября выписали.

Великобритания

По утверждению некоторых авторов, к политическим злоупотреблениям психиатрией следует отнести сложившуюся в Великобритании практику, при которой лиц афро-карибского происхождения излишне часто заключают в психиатрические больницы по невменяемости. Утверждается, что лица афро-карибского происхождения чаще других бывают задержаны полицией и арестованы по подозрению в преступлениях, чаще других воспринимаются как психически больные. Будучи традиционно воспринимаемы европейцами как «чужие», «нежелательные», «агрессивные», такие люди излишне часто получают в Великобритании диагнозы психотических расстройств и длительное время пребывают в психиатрических стационарах, хотя правонарушения, за которые эти лица осуждены, могут быть мелкими или недоказанными. При этом некоторые из таких людей предпочли бы тюремное заключение психиатрической больнице. По мнению M. Wilson, несправедливо осуждённых и помещённых в стационары людей афро-карибского происхождения следует рассматривать как политических заключённых, аналогично пострадавшим от психиатрии диссидентам в СССР.[28]

ЮАР

Высказывалось мнение о существовании в ЮАР политических злоупотреблений[122], но на основании анализа данных это утверждение было опровергнуто[1]. Серьёзные злоупотребления в ЮАР были результатом дискриминационной политики апартеида, которая привела к радикально различающимся условиям психиатрического лечения для белого правящего класса и для чёрного большинства, однако заявления, что психиатрия использовалась как средство политических или религиозных репрессий, не подтвердились.[56]

См. также

Напишите отзыв о статье "Использование психиатрии в политических целях"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Van Voren R. (January 2010). «[www.gip-global.org/images/46/516.pdf Political Abuse of Psychiatry—An Historical Overview]». Schizophrenia Bulletin 36 (1): 33—35. DOI:10.1093/schbul/sbp119. PMID 19892821.
  2. [www.psihiatriya.ru/statya_gip_07_2005.htm «Глобальная инициатива в психиатрии»] // Психиатрия.ру
  3. Психиатрия. Национальное руководство / Под ред. Дмитриевой Т.Б., Краснова В.Н., Незнанова Н.Г., Семке В.Я., Тиганова А.С. — Москва: ГЭОТАР-Медиа, 2011. — С. 70.
  4. [www.rg.ru/2011/11/03/depressia.html «Когда болит душа»], В.Выжутович, интервью с А.С.Тигановым Российская газета - Неделя №5624 (248) от 03.11.2011 года
  5. Под «экскульпацией» подразумевают невменяемость, изъятие из числа субъектов преступления психически больных лиц, не способных в силу своего психического состояния действовать виновно.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Глузман С.Ф. (январь 2010). «[neuronews.com.ua/page/etiologiya-zloupotreblenij-v-psihiatrii-popytka-multidisciplinarnogo-analiza Этиология злоупотреблений в психиатрии: попытка мультидисциплинарного анализа]». Нейponews: Психоневрология и нейропсихиатрия (№ 1 (20)).
  7. 1 2 3 4 5 Савенко Ю.С. (2005). «[www.npar.ru/journal/2005/1/punitive.htm «Карательная психиатрия в России» Рецензия]». Независимый психиатрический журнал (№ 1).
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Подрабинек А.П. [www.imwerden.info/belousenko/books/kgb/podrabinek_karat_med.htm Карательная медицина]. — Нью-Йорк: Хроника, 1979. — 223 с. — ISBN 0897200225.
  9. 1 2 [www.psychoreanimatology.org/download/docs/psihiatriya_v_zakonodatelstve.pdf Законодательство Российской Федерации в области психиатрии. Комментарий к Закону РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании», ГК РФ и УК РФ (в части, касающейся лиц с психическими расстройствами)] / Под общ. ред. Т. Б. Дмитриевой. — 2-е изд., испр. и доп. — Москва: Спарк, 2002. — 383 с. — ISBN 5889141872.
  10. 1 2 3 4 Коротенко А.И., Аликина Н.В. Советская психиатрия: Заблуждения и умысел. — Киев: Сфера, 2002. — 329 с. — ISBN 9667841367.
  11. Буковский В., Глузман С. (Январь—февраль 1975). «[antisoviet.narod.ru/h_z_p_13_1975.pdf Пособие по психиатрии для инакомыслящих]». Хроника защиты прав в СССР (13): 43.
  12. 1 2 3 4 Подрабинек А.П. [y.tagora.grani.ru/Society/Fun/m.35606.html Психиатрия: карательная и оправдательная]. Грани.ру (16 июня 2003). Проверено 17 марта 2010. [www.webcitation.org/65QlxKxBx Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  13. [kavkasia.net/HumanRights/articles/1269642289.php Маркелов И. Права человека и «карательная психиатрия» в Российской Федерации]
  14. [www.russianmontreal.ca/index.php?newsid=1758 Голиков С. Оправдательная психиатрия]
  15. van Voren R (2006). «Reforming forensic psychiatry and prison mental health in the former Soviet Union». Psychiatric Bulletin (№ 30): 124—126. Перевод: [www.psyobsor.org/1998/32/2-1.html Реформирование судебной психиатрии и системы тюремной психиатрической помощи в странах бывшего Советского Союза]
  16. 1 2 3 Ван Ворен Р. О диссидентах и безумии: от Советского Союза Леонида Брежнева к Советскому Союзу Владимира Путина / Пер. с англ. К. Мужановского; предисл. И. Марценковского. — Киев: Издательский дом Дмитрия Бураго, 2012. — 332 с. — ISBN 978-966-489-158-2.
  17. Светова З. (2007). «[www.npar.ru/pdf/2007-2.pdf Злоупотребление психиатрической властью в России — свидетельствует пресса]». Независимый психиатрический журнал (№ 2): 87—89.
  18. Абрамкин В. (2009). «[www.npar.ru/pdf/2009-3.pdf Что было: свидетельствует Наталья Горбаневская]». Независимый психиатрический журнал (№ 3): 73-77.
  19. 1 2 Горбаневская Н. (2006). «[www.index.org.ru/nevol/2006-6/gorb_n6.htm Позорное наследие: Рецензия на книгу Виктора Некипелова «Институт дураков»]». Альманах «Неволя» (к № 6).
  20. Мейер-Линденберг И., президент Немецкого общества психиатров и неврологов (1990-е гг.) [www.mif-ua.com/archive/article/25306 О горечи и оптимизме в психиатрии] // Новости медицины и фармации. — 2011. — Вып. 398.
  21. Birley JLT Political abuse of psychiatry // Acta Psychiatrica Scandinavica. — January 2000. — Т. 101, № 399. — С. 13–15. — arXiv:Birley. — PMID 10794019.
  22. 1 2 Strous R.D. (Май 2006). «[web.archive.org/web/20130323190454/old.consilium-medicum.com/media/psycho/06_05/44.shtml Психиатры Гитлера: целители и научные исследователи, превратившиеся в палачей, и их роль в наши дни (расширенный реферат) Врачи и их преступления против человечества в нацистской Германии]». Психиатрия и психофармакотерапия 8 (5).
  23. [www.ushmm.org/wlc/media_ph.php?lang=en&ModuleId=10005200&MediaId=929 Euthanasia Program // Holocaust Encyclopedia]
  24. Torrey E.F., Yolken R.H. (September 16 2009). «[www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC2800142 Psychiatric Genocide: Nazi Attempts to Eradicate Schizophrenia]». Schizophrenia Bulletin: 1—7. DOI:10.1093/schbul/sbp097.
  25. 1 2 3 Иванюшкин А.Я., Игнатьев В.Н., Коротких Р.В., Силуянова И.В. Глава XII. Этические проблемы оказания психиатрической помощи // [window.edu.ru/window_catalog/files/r42442/index.html Введение в биоэтику: Учебное пособие] / Под общ. ред. Б.Г. Юдина, П.Д. Тищенко. — Москва: Прогресс-Традиция, 1998. — 381 с. — ISBN 5898260064.
  26. Петрюк П. Т., Петрюк А.П. [www.psychiatry.ua/articles/paper398.htm Психиатрия при нацизме: проведение «Акции T-4» с активным участием психиатров. Сообщение 3] // Психічне здоров’я. — 2011. — № 2. — С. 53–63.
  27. Хандорф Г. [novosti.mif-ua.com/archive/issue-13928/article-13954/ Убийства под знаком эвтаназии при нацистском режиме] // Новости медицины и фармации. — 2010. — Вып. 329.
  28. 1 2 Hickling FW [jaapl.org/content/30/1/112.full.pdf The Political Misuse of Psychiatry: An African-Caribbean Perspective] // J Am Acad Psychiatry Law. — 2002. — Т. 30, № 1. — С. 112–19. — PMID 11931358.
  29. 1 2 Pilgrim, David. [www.ferris.edu/jimcrow/question/nov05.htm Question of the Month: Drapetomania]. Jim Crow Museum of Racist Memorabilia (November 2005). Проверено 4 октября 2007. [www.webcitation.org/5zBxdF8Vo Архивировано из первоисточника 4 июня 2011].
  30. 1 2 White Kevin. [books.google.com/books?id=5bHxQBNWGHMC&pg=PA41 An introduction to the sociology of health and illness]. — SAGE, 2002. — P. 41, 42. — ISBN 0-7619-6400-2.
  31. Cartwright, Samuel A. (1851). «[www.pbs.org/wgbh/aia/part4/4h3106t.html Report on the Diseases and Peculiarities of the Negro Race]». DeBow's Review XI. Проверено 2007-10-04.
  32. Paul Finkelman. [books.google.com/?id=1YI0DvuukxkC&pg=PA305 Slavery & the Law]. — Rowman & Littlefield, 1997. — P. 305. — ISBN 0-7425-2119-2.
  33. Robert Muccigrosso, ed., Research Guide to American Historical Biography (1988) 3:1139-42
  34. [upalumni.org/medschool/appendices/appendix-43.html Appendix 43 — Drapetomania]
  35. Moshik Temkin. The Sacco-Vanzetti Affair. — Yale University Press Publishers, 2009. — P. 316. — ISBN 978-0-300-12484-2.
  36. [www.miaminewtimes.com/1993-02-24/news/meet-the-candidate/print Semple, Kirk. "Meet the Candidate: The Rev. Clennon King is unique. Period."] Miami New Times, February 24, 1993
  37. [news.google.com/newspapers?nid=1798&dat=19580620&id=LgIdAAAAIBAJ&sjid=4YoEAAAAIBAJ&pg=7178,1936782 "Negro Pastor Pronounced Sane; Demands Mississippi Apologize".] UPI. Sarasota Journal 20 June 1958: 3.
  38. 1 2 3 López-Muñoz F, Alamo C, Dudley M, et al Psychiatry and political-institutional abuse from the historical perspective: the ethical lessons of the Nuremberg Trial on their 60th anniversary. // Prog Neuropsychopharmacol Biol Psychiatry. — 2007 May 9. — Т. 31, № 4. — С. 791-806. — PMID 17223241.
  39. Ross Colin. [books.google.com/books?id=PzLuAAAACAAJ The C.I.A. Doctors: Human Rights Violations by American Psychiatrists]. — Manitou Communications, 2006. — ISBN 0-9765508-0-6.
  40. Metzl Jonathan. [books.google.com/books?id=t1Bg9QEiCAMC&printsec=frontcover The Protest Psychosis: How Schizophrenia Became a Black Disease]. — Beacon Press, 2010. — ISBN 0-8070-8592-8.
  41. Delese Wear The Protest Psychosis: How Schizophrenia Became a Black Disease // JAMA. — 2010. — Т. 303, № 19. — DOI:10.1001/jama.2010.629.
  42. Luhrmann TM The Protest Psychosis: How Schizophrenia Became a Black Disease // Am J Psychiatry. — 2010. — Т. 167. — С. 479-480. — DOI:10.1176/appi.ajp.2009.09101398.
  43. Pride, Felicia. [www.theroot.com/articles/politics/2010/01/black_men_and_schizophrenia_whats_the_deal.html Schizophrenia as Political Weapon]. The Root (25 января 2010). Проверено 10 октября 2013.
  44. Keukens R, van Voren R [www.biomedcentral.com/1471-244X/7/S1/S4/abstract Coercion in psychiatry: still an instrument of political misuse?] // BMC Psychiatry. — 2007. — Т. 7(Suppl 1). — С. S4. — DOI:10.1186/1471-244X-7-S1-S4.
  45. 1 2 Ван Ворен Р. [www.mif-ua.com/archive/article/36250 От политических злоупотреблений психиатрией до реформы психиатрической службы] // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 2.
  46. Adler N, Mueller GO, Ayat M [link.springer.com/article/10.1007/BF02737088 Psychiatry under tyranny: A report on the political abuse of Romanian psychiatry during the ceausescu years] // Curr Psychol. — 1993 Spring. — Т. 12, № 1. — С. 3-17. — PMID 11652327.
  47. 1 2 Тукулеску В. [npar.ru/wp-content/uploads/2016/02/%E2%84%963-4_1992.pdf Права человека, здоровье нации и политические злоупотребления психиатрии в румынском тоталитарном обществе] // Независимый психиатрический журнал. — 1992. — № 3—4. — С. 27—29.</span>
  48. 1 2 3 4 [books.google.com/books?id=bMTu_oIfVsIC&pg=PA65 Medicine betrayed: the participation of doctors in human rights abuses]. — Zed Books, 1992. — P. 65. — ISBN 1-85649-104-8.
  49. 1 2 3 Хаас Ш. [npar.ru/wp-content/uploads/2016/02/%E2%84%962_1996.pdf Были ли политические злоупотребления психиатрией в бывшей ГДР?] // Независимый психиатрический журнал. — 1996. — № 2. — С. 43—49.</span>
  50. 1 2 3 4 5 6 7 Munro RJ [jaapl.org/content/30/1/97.short Political Psychiatry in Post-Mao China and its Origins in the Cultural Revolution] // J Am Acad Psychiatry Law. — 2002. — Т. 30, № 1. — С. 97-106; discussion 95-6. — PMID 11931373.
  51. 1 2 3 4 Muminovic M [www.bmj.com/content/325/7363/513.3?view=long&pmid=12217985 Psychiatric Association to investigate abuse in China] // BMJ. — 2002 Sep 7. — Т. 325, № 7363. — С. 513. — PMID 12217985.
  52. Freedman, M (October 2003). «[psychservices.psychiatryonline.org/cgi/content/full/54/10/1418-a Dangerous Minds: Political Psychiatry in China Today and Its Origin in the Mao Era]». Psychiatric Services 54 (10): 1418–1419. DOI:10.1176/appi.ps.54.10.1418-a. Проверено 10 December 2010.
  53. 1 2 3 (25 March 2001) «[www.nytimes.com/2001/03/25/opinion/contortions-of-psychiatry-in-china.html?pagewanted=print&src=pm Contortions of Psychiatry in China]». The New York Times.
  54. 1 2 3 Birley J [www.jaapl.org/content/30/1/145.full.pdf Political Abuse of Psychiatry in the Soviet Union and China: A Rough Guide for Bystanders] // J Am Acad Psychiatry Law. — 2002. — № 30. — С. 145–7.
  55. 1 2 Lyons D, Munro R [bjp.rcpsych.org/content/180/6/551.2 Dissent as a symptom: why China has questions to answer] // Br J Psychiatry. — 2002 Jun. — Т. 180. — С. 551-2. — PMID 12042239.
  56. 1 2 3 4 5 6 7 Ван Ворен Р. [www.gip-global.org/images/46/665.pdf Психиатрия как средство репрессий в постсоветских странах]. — Европейский парламент. Департамент политики. Генеральное управление по внешней политике, 2013. — 28 с. — ISBN 978-92-823-4595-5. — DOI:10.2861/28281 См. также:Ван Ворен Р. [www.mif-ua.com/archive/article/37543 Психиатрия как средство репрессий в постсоветских странах] // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 5.
  57. LaFraniere S, Levin D (11 November 2010). «[www.nytimes.com/2010/11/12/world/asia/12psych.html?_r=1&pagewanted=print Assertive Chinese Held in Mental Wards]». The New York Times.
  58. Munro R. [books.google.com/books?id=ek8BtI3moPMC&printsec=frontcover Dangerous Minds: Political Psychiatry in China Today and Its Origins in the Mao Era]. — Human Rights Watch and Geneva Initiative on Psychiatry, 2002. — 298 p. — ISBN 1564322785.
  59. Браниган Т (9 декабря 2008). «[inopressa.ru/article/2007-05-18/guardian/china.html Китайских жалобщиков помещают в психбольницы]». The Guardian.
  60. 1 2 3 4 [www.epochtimes.ru/content/view/37608/4/ Психиатрия в Китае используется для «поддержания» общественного порядка] // The Epoch Times. — 30-05-2010.
  61. [www.epochtimes.ru/content/view/38590/4/ В Китае построят сотни психиатрических больниц] // The Epoch Times. — 29-06-2010.
  62. 1 2 3 Lu SY, Galli VB [www.jaapl.org/content/30/1/126.full.pdf Psychiatric Abuse of Falun Gong Practitioners in China] // J Am Acad Psychiatry Law. — 2002. — Т. 30, № 1. — С. 126-30. — PMID 11931360.
  63. Рабочая группа Фалуньгун по защите прав человека [www.epochtimes.ru/content/view/36316/4/ Психиатрический террор. В Китае врачи убивают] // The Epoch Times. — 23-04-2010.
  64. Ougrin D, Gluzman S, Dratcu L [pb.rcpsych.org/content/30/12/456.short Psychiatry in post-communist Ukraine: dismantling the past, paving the way for the future] // The Psychiatrist. — February 16, 2007.
  65. Gordon H, Meux C (2000). [pb.rcpsych.org/cgi/content/full/24/4/121 Forensic psychiatry in Russia: past, present and future]. Psychiatric Bulletin 24: 121—123.
  66. Hare E [www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC1632306/pdf/brmedj00487-0044.pdf Treating dissenters] // Br Med J. — 1977 October 29. — Т. 2, № 6095. — С. 1136, 1137-1138.
  67. Bloch, Sidney; Reddaway, Peter. [www.books.google.com.ua/books?id=rgc1AAAAMAAJ Soviet psychiatric abuse: the shadow over world psychiatry]. — Westview Press, 1985. — ISBN 0-8133-0209-9.
  68. Троцкий И. III-е отделение при Николае I. — Ленинград: Лениздат, 1990. — 318 с. — (Историческая библиотека. Хроника трех столетий: «Петербург — Петроград — Ленинград»). — ISBN 5-289-01030-0.
  69. 1 2 Зеньковский В.В. П.А. Чаадаев // [www.vehi.net/chaadaev/zenkovs.html История русской философии].
  70. Лебедев А. [www.petrchaadaev.ru/llib-ar-avtor-830/ Чаадаев].
  71. [www.ruslit.org/chaadaev/ Чаадаев Петр Яковлевич — биография]. [www.webcitation.org/6ELj0L4xJ Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013].
  72. 1 2 3 4 5 Ван Ворен Р. [www.mif-ua.com/archive/article/10983 История повторяется и в политической психиатрии] // Новости медицины и фармации. Психиатрия. — 2009. — № 303.
  73. [2003.novayagazeta.ru/nomer/2003/60n/n60n-s24.shtml Меленберг А. Карательная психиатрия. Новая газета,18.08.2003]
  74. [www.rufront.ru/materials/46A74A80B8D75.html Психиатрия опять в ходу. Grazhdanskij front, 25.07.2007]
  75. [sutyajnik.ru/articles/164.html Ермилова Н.П. Карательная психиатрия в действии… и активно пользуется услугами «слепой» Фемиды. Sutaznik, 07.06.2007]
  76. 1 2 [www.npar.ru/journal/2007/4/savnov.htm Дело Андрея Новикова. Психиатрию в политических целях использует власть, а не психиатры: Интервью Ю.С.Савенко корреспонденту «Новой газеты» Галине Мурсалиевой] // Независимый психиатрический журнал. — 2007. — № 4.
  77. 1 2 Савенко Ю.С. [www.npar.ru/journal/2007/4/novsav.htm Дело Андрея Новикова. Политическая цензура — не дело психиатров] // Независимый психиатрический журнал. — 2007. — № 4.
  78. [www.hrw.org/legacy/russian/reports/world/1998/cis/topic81.html Нарушения прав человека в странах СНГ: Развитие событий в области прав человека]. — Хьюман Райтс Вотч.
  79. 1 2 3 4 Murphy K [articles.latimes.com/2006/may/30/world/fg-psychiatry30 Speak Out? Are You Crazy?]. — Los Angeles Times, May 30, 2006. Перевод: [www.inosmi.ru/inrussia/20060530/227815.html Открыто высказываться? Вы что, с ума сошли?]. — ИноСМИ.ru.
  80. 1 2 3 [www.newsru.com/russia/24jul2006/ps_factor.html «Версия»: в России возрождается карательная психиатрия]. NEWSru.com. Проверено 3 декабря 2011. [www.webcitation.org/65NUpQFLc Архивировано из первоисточника 11 февраля 2012].
  81. 1 2 3 Мэтьюз О., Немцова А. [www.medianews.com.ua/pressa/inonews-3329.html Припадок безумия] (27-08-2007). Проверено 23 декабря 2011. [www.webcitation.org/65NUywBNC Архивировано из первоисточника 11 февраля 2012].
  82. 1 2 3 Бородянский Г. [www.novayagazeta.ru/society/28810.html Охота на души населения] // Новая газета. — 18.12.2006. — Вып. № 96.
  83. 1 2 Бородянский Г. [www.novayagazeta.ru/news/36341.html Омск. С психбольницы, где был поставлен ложный диагноз правозащитнику, решением суда взыскано в его пользу 30 тысяч рублей вместо 2,5 миллионов, заявленных в его иске] // Новая газета. — 27.07.2008.
  84. [hroniki.info/?page=news&id=38 Представители ОГФ обратились к Владимиру Лукину по поводу ситуации с Артёмом Басыровым] (11-12-2007). Проверено 23 декабря 2011. [www.webcitation.org/65NUvnuOr Архивировано из первоисточника 11 февраля 2012].
  85. Савенко Юрий. [www.npar.ru/news/yoola.htm Права больных и вертикаль власти], Независимая психиатрическая ассоциация. Проверено 23 декабря 2011.
  86. Мурсалиева Г. [www.novayagazeta.ru/society/32826.html Прикладная психиатрия: Оппозиционный журналист наконец выпущен из психбольницы] // Новая газета. — 10.12.2007. — Вып. № 94.
  87. Савенко Ю.С. [www.npar.ru/journal/2007/3/arap.htm Дело Ларисы Арап, или Как можно поместить любого в психиатрическую лечебницу] // Независимый психиатрический журнал. — 2007. — № 3.
  88. 1 2 [www.npar.ru/journal/2010/3/cr_portos.htm Политическое дело аполитичной организации и психиатрия: нестандартное решение Центра им. Сербского] // Независимый психиатрический журнал. — 2010. — № 3.
  89. [www.zaprava.ru/images/ps.pdf Карательная психиатрия в России: Доклад о нарушениях прав человека в Российской Федерации при оказании психиатрической помощи]. — Москва: Изд-во Международной хельсинкской федерации по правам человека, 2004. — 496 с.
  90. Асриянц С., Чернова Н. (17 февраля 2010). «[www.novayagazeta.ru/online/83.html Юрий Савенко и Любовь Виноградова (Интервью)]». Новая газета.
  91. 1 2 Савенко Ю.С. [www.npar.ru/journal/2003/1/budanov.htm Дело Буданова как новое дело Дрейфуса в России] // Независимый психиатрический журнал. — 2003. — № 1.
  92. [www.npar.ru/journal/2003/1/report.htm Речь государственного обвинителя А.А.Дербенева 27 декабря 2002 г] // Независимый психиатрический журнал. — 2003. — № 1.
  93. [www.npar.ru/journal/2003/3/budanov.htm Дело полковника Буданова. Последняя экспертиза] // Независимый психиатрический журнал. — 2003. — № 3.
  94. [www.zavolu.info/3009.html «За волю!»: «Известный опппозиционер Надежда Низовкина упрятана московскими властями в психбольницу им. Ганнушкина»]
  95. [www.newizv.ru/society/2012-06-06/164580-nedushevnoe-obrashenie.html «Новые Известия»: «Недушевное обращение»]
  96. [www.novayagazeta.ru/news/54571.html «Новая газета»: «Столичные суды начали применять карательную психиатрию»]
  97. [hro.org/node/13391 «Права человека в России»: «Надежду Низовкину отпустили из психбольницы»]
  98. 1 2 [www.svoboda.org/content/article/25453137.html «Узник Болотной» Михаил Косенко вышел из психиатрической больницы], Радио «Свобода» (11.07.2014).
  99. [echo.msk.ru/programs/year2013/1173898-echo/ Дело Михаила Косенко: возвращение карательной психиатрии?], Эхо Москвы (11 октября 2013).
  100. [izvestia.ru/news/558459 «Диагноз Косенко взяли с потолка и обманули судью»: Интервью с Ю. Савенко] // Известия. — 8 октября 2013.
  101. [amnesty.org.ru/node/2615 Суд признал узника совести Михаила Косенко виновным в насилии], Amnesty International.
  102. [112.ua/video/umerov-nezakonno-pomeshhen-rossiyskim-sledstviem-v-psihonevrologicheskiy-dispanser-advokat-208032.html 112.UA: Умеров незаконно помещен российским следствием в психоневрологический диспансер]
  103. [www.pravda.com.ua/rus/news/2016/08/10/7117317/ Украинская правда: Оккупанты в Крыму хотят отправить Умерова в психиатрический стационар]
  104. Стерн Л., Озовская И. [www.voanews.com/russian/news/a-33-2006-05-30-voa7.html Обзор печати от 30 мая 2006 г.]. «Голос Америки». Проверено 3 декабря 2011. [www.webcitation.org/65NUoB4x3 Архивировано из первоисточника 11 февраля 2012].
  105. Кондратьев Ф. [sektainfo.ru/lib/kondratyev/Main.htm Современные культовые новообразования („секты“) как психолого-психиатрическая проблема]. — Белгород: Миссионерский отдел МП РПЦ, 1999.
  106. 1 2 3 Савенко Ю. [www.archipelag.ru/ru_mir/religio/anphas/penalty/ Созданный механизм использования психиатрии в карательных целях может быть использован против любых, а не только религиозных, инакомыслящих]
  107. 1 2 Савенко Ю.С. (2009). «[www.npar.ru/pdf/2009-1.pdf 20-летие НПА России]». Независимый психиатрический журнал (№ 1): 5—18. ISSN [worldcat.org/issn/1028-8554 1028-8554].
  108. 1 2 Савенко Ю.С. (2006). «[www.npar.ru/journal/2006/4/manual.htm Технологии использования психиатрии в немедицинских целях снова наготове]». Независимый психиатрический журнал (№ 4).
  109. Виноградова Л.Н. (2004). «[www.npar.ru/journal/2004/2/persecutions.htm Дело о закрытии московского отделения „Свидетелей Иеговы“]». Независимый психиатрический журнал (№ 2).
  110. 1 2 3 Савенко Ю.С. [www.mhg.ru/publications/A8847E6 Тенденции в отношении к правам человека в области психического здоровья] // [www.mhg.ru/publications/4E1E9AC Права человека и психиатрия в Российской Федерации: Доклад по результатам мониторинга и тематические статьи] / Отв. ред. А. Новикова. — Москва: Московская Хельсинкская группа, 2004. — 297 с. — ISBN 5984400073.
  111. 1 2 (1999) «Открытое письмо НПА Генеральной Ассамблее XI конгресса ВПА». Независимый психиатрический журнал (№ 3): 49.
  112. Кондратьев Ф. В. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/sekta/kondr/01.php Современные культовые новообразования («секты») как психолого-психиатрическая проблема].
  113. 1 2 [www.stolica.narod.ru/vost_s/krish/002.htm Заявление профессора Ф.В.Кондратьева об отводе ранее написанного извинения перед Обществом Сознания Кришны, сентябрь 1997 г.]
  114. 1 2 Добровольский В. [www.rian.ru/religion/20100610/244735094.html ЕСПЧ признал незаконным роспуск «Свидетелей Иеговы» в Москве]. РИА Новости (10-06-2010). Проверено 2 июля 2010. [www.webcitation.org/65Qm7RfQT Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  115. Асриянц С. (24 апреля 2009). «[www.novayagazeta.ru/st/online/519050/26.html Юрий Савенко и Любовь Виноградова (Интервью)]». Новая газета.
  116. [www.belaruspartisan.org/life/215107/ Спасти Кристину Шатикову], Белорусский партизан (18/07/2012).
  117. [www.npar.ru/journal/2007/2/belorussia.htm Использование психиатрии в политических целях в Белоруссии] // Независимый психиатрический журнал. — 2007. — № 2.
  118. [www.belaruspartisan.org/life/219582/ Кристина Шатикова умерла], Белорусский партизан (21/09/2012).
  119. [gazetaby.com/cont/art.php?sn_nid=61112 За что витебского врача-правдоруба закрыли в психбольнице?], Салідарнасць (14/09/2013).
  120. [5min.by/news/doktora-iz-vitebska-za-kritiku-podvergli-prinuditel-nomu-psixiatricheskomu-lecheniju.html Доктора Постнова из Витебска признали узником совести], 5MIN.BY (29.08.2013).
  121. [freeregion.info/1879-vitebskogo-vracha-igorya-postnova-20-sentyabrya-pereveli-iz-psihiatricheskoy-bolnicy-na-soderzhanie-v-dnevnom-stacionare.html Витебского врача Игоря Постнова 20 сентября перевели из психиатрической больницы на содержание в дневном стационаре], Свободный регион (20-09-2013).
  122. Szabo CP, Kohn R, Gordon A, Levav I, Hart GA [archive.samj.org.za/2000%20VOL%2090%20Jan-Dec/Articles/05%20May/1.14%20ETHICS%20IN%20THE%20PRACTICE%20OF%20PSYCHIATRY%20IN%20SOUTH%20AFRICA.pdf Ethics in the practice of psychiatry in South Africa] // S Afr Med J. — 2000 May. — Т. 90, № 5. — С. 498-503. — PMID 10901823.
  123. </ol>

Литература

  • Bowart W. Operation Mind Control. N.Y.: Dell, 1978. ISBN 0-440-16755-8.
  • Constantine A. Psychic Dictatorship in the U.S.A. L.A.: Feral House, 1995. ISBN 0-922915-28-8.
  • Mitford J. Kind and Usual Punishment. The Prison Business. N.Y.: Alfred Knopf, 1973, 1974. ISBN 0-394-47602-6, ISBN 0-394-71093-2.
  • Pines M. The Brain Changers: Scientists and the New Mind Control. N.Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1973, 1975. ISBN 0-15-113700-5, ISBN 0-451-06423-2.
  • Salomon G. Saint-Simon und der Sozialismus. Berlin, 1919.
  • Scheflin A. W., Opton Jr. E. M. The Mind Manipulators: A Non-Fiction Account. N.Y.: Paddington Press, 1978. ISBN 0-448-22977-3.
  • Прокопенко А. С. Безумная психиатрия. Секретные материалы о применении в СССР психиатрии в карательных целях. М.: Совершенно секретно, 1997. ISBN 5-85275-145-6.

Ссылки

  • Jim Birley [www.jaapl.org/content/30/1/145.full.pdf Political Abuse of Psychiatry in the Soviet Union and China: A Rough Guide for Bystanders] // Journal of the American Academy of Psychiatry and the Law 30:145–7, 2002 г.
  • Gordon H, Meux C (2000). [pb.rcpsych.org/cgi/content/full/24/4/121 Forensic psychiatry in Russia: past, present and future]. Psychiatric Bulletin 24: 121—123.
  • [www.zaprava.ru/images/ps.pdf Карательная психиатрия в России: Доклад о нарушениях прав человека в Российской Федерации при оказании психиатрической помощи]. — Москва: Изд-во Международной Хельсинкской Федерации по правам человека, 2004. — 496 с.
  • Чернявский Г., докт. ист. наук (11—25 июля 2003). «[kackad.com/kackad/?p=3658 Преступники в белых халатах (начало)]». Интернет-приложение к газете «Каскад» (№ 193).
  • Чернявский Г., докт. ист. наук (24 июля — 8 августа 2003). «[kackad.com/kackad/?p=3692 Преступники в белых халатах (окончание)]». Интернет-приложение к газете «Каскад» (№ 194).
  • Подрабинек А.П. [www.imwerden.info/belousenko/books/kgb/podrabinek_karat_med.htm Карательная медицина]. — Нью-Йорк: Хроника, 1979. — 223 с. — ISBN 0897200225.
  • Прокопенко А.С. [web.archive.org/web/20100219221427/h-v-p.boom.ru/book.htm Безумная психиатрия] // Карательная психиатрия / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — М., Мн.: АСТ, Харвест, 2005. — 608 с. — ISBN 5170301723.
  • [www.law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1226768 Белая книга России] / Международное общество прав человека. — Франкфурт-на-Майне: Изд-во Международного общества прав человека, 1994. — 267 с. — ISBN 3892480575.
  • Соловьева Г. (2008). «[www.npar.ru/journal/2008/2/10-solovyeva.htm Что поддерживает карательную психиатрию?]». Независимый психиатрический журнал (№ 2).
  • Гушанский Э. (1999). «[www.hrights.ru/text/b13/Chapter16.htm Нужны ли правозащитники в психиатрии?]». Российский бюллетень по правам человека 10 (Вып.13.).
  • Тарасов А.Н. [www.index.org.ru/nevol/2006-9/taras_n9.htm Психиатрия: контроль над сознанием или тем, что от него осталось] // Альманах «Неволя». — 2006. — № 9.
  • Горбаневская Н. [www.index.org.ru/nevol/2006-6/gorb_n6.htm Позорное наследие. Рецензия на книгу Виктора Некипелова «Институт дураков»] // Альманах «Неволя». — 2006. — № 6.
  • Пшизов В. [www.index.org.ru/nevol/2006-6/pshiz_n6.htm Психиатрия тронулась?] // Альманах «Неволя». — 2006. — № 6.
  • Данилин А.Г. (28 марта 2008). «[www.rulife.ru/mode/article/613/ Тупик]». Русская жизнь.
  • Сычев Д. (февраль 2002). «[www.terraincognita.spb.ru/n6/lech.htm Лечить нельзя помиловать]». Правозащитный альманах «Terra Incognita.spb.ru» (№ 2(6)).
  • [www.kasparov.ru/material.php?id=478CBF5F511A8 Басыров А. Психотропный плен].
  • [web.archive.org/web/20080327144427/h-v-p.boom.ru/msg.htm Ягудин Р. Россия № 6.]
  • [moi-osnownye-prawa.narod.ru/sabor/list_1.htm Гросс В. Кредо карательной психиатрии.]
  • [www.inosmi.ru/translation/227815.html «Открыто высказываться? Вы что, с ума сошли?». Перевод статьи из «Los Angeles Times» 30.05.2006]
  • [web.archive.org/web/20070809082128/hvp.by.ru/books.htm Книги] [web.archive.org/web/20101121161828/hvp.by.ru/ на сайте «Помощь пострадавшим от психиатров»]
  • [www.ntv.ru/novosti/154851/ ВИДЕО: «Карательная психиатрия»] // Сюжет из программы «Сегодня», НТВ, 2009.
  • [www.ixtc.org/category/prison/prison-psy/ Новая Хроника текущих событий. Архив рубрики: Психиатрия]

Отрывок, характеризующий Использование психиатрии в политических целях

Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.