Истекающий кровью

Истекающий кровью
Bleeder
Жанр	драма
Режиссёр	Николас Виндинг Рефн
В главных ролях	Ким Бодния Мадс Миккельсен Левино Дженсен Златко Бурич
Длительность	98 мин
Страна	Дания Дания
Год	1999
Выход фильма «Истекающий кровью» (оригинальное название — Bleeder)

К:Фильмы 1999 года

«Истекающий кровью» (дат. Bleeder) — второй полнометражный фильм датского кинорежиссёра и сценариста Николаса Виндинга Рефна.

Сюжет

История четырёх друзей — Лео, Ленни, Луисе и Кичо — живущих в захудалых квартирках в Нёрребро — рабочем районе Копенгагена. Ленни — продавец в салоне видеопроката Кичо, мягкий и робкий киноман. Он смотрит по 10-12 фильмов в неделю, ходит в рваной куртке, и не может найти тему для разговора с понравившейся ему девушкой — официанткой в небольшом ресторане быстрого питания.

Лео — типичный синий воротничок, разочаровавшийся в жизни. Отчаяние Лео достигает апогея, когда его подруга Луиза незапланированно беременеет. Проводя время с её братом Луисом, Лео становится свидетелем жестокого избиения и перестрелки. Внезапно в нём просыпается склонность к насилию, которая влечёт за собой череду самых печальных событий, как для близких Лео, так и для него самого.

Актёры

• Ким Бодния — Лео
• Рикке Луиза Андерссон — Луиза
• Мадс Миккельсен — Ленни
• Лив Корфиксен — Лиа
• Левино Дженсен — Луис
• Златко Бурич — Кичо

Создание и выпуск

«Истекающего кровью» нередко называют фильмом, обделённым вниманием. Картине не удалось избежать сравнения с режиссёрским дебютом Рефна — криминальной драмой «Дилер», в которой играл тот же состав актёров, что и в «Истекающем кровью». «Дилер» был встречен мировыми кинокритиками столь хвалебно, что теперь считается едва ли не первым датским гангстерским фильмом. «Истекающий кровью» удостоился лишь звания «эха» стильного и мрачного тона первой ленты Рефна. Между тем постановщик называет картину своей, возможно, самой интересной работой — в том плане, что она стала первой попыткой Рефна сделать не чистое жанровое кино, но сплавить воедино элементы разных жанров. Ленте характерны параллели с другими постановками Рефна — особенный язык, на котором говорят персонажи «Дилера» и некое медитативное состояние рассудка, присущее героям «Страха „Икс“». Своеобразная романтика этого фильма получила развитие в любовной линии нео-нуара «Драйв», который матушка Николаса Виндинга даже назвала «Истекающим кровью в Голливуде».

Первые отзывы о фильме, выпущенном в 1999 году, были смешанными. В киножурнале Empire сообщили, что в ленте очень мало того, что может заинтересовать британскую аудиторию, если только зритель не студент, изучающий датский язык. Заметно теплее картину встретили в Штатах — например, в журнале Variety её назвали тёмной, жестокой, эмоционально цепляющей трагедией, доказывающей существование высококачественного молодого датского кино. «Истекающий кровью» принёс своему режиссёру награду Международной федерации кинопрессы на фестивале в Сараево. Актёрский ансамбль и технический персонал постановки былы номинированы в различных категориях на премии ряда кинофестивалей, в том числе на главную датскую награду «Бодиль».

Отрывок, характеризующий Истекающий кровью

– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.