Истеми-каган

Истеми İstəmi Bəhadur Истеми Багадур-ябгу
ябгу Тюркского каганата
552 — 576
Преемник:	Кара-Чурин-Тюрк
Правитель западной части Тюркского каганата
554 — 576
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Кара-Чурин-Тюрк
Вероисповедание:	тенгрианство
Смерть:	576(0576)
Место погребения:	Место захоронения неизвестно
Отец:	Йоллык каган
Дети:	Кара-Чурин-Тюрк, Таньхань-хан (греч. Тюрксанф)

Истеми Багадур-ябгу — младший брат Бумын-кагана из династии Ашина, ябгу (второе лицо в государстве) Тюркского каганата с 552 по 576 годы, на протяжении двадцати лет руководил западной политикой каганата и был почти независимым правителем западных территорий. Благодаря Истеми тюрки поставили под свой контроль Великий шёлковый путь, завязали тесные отношения с Ираном и Византией, уничтожили государство эфталитов и расширили границы каганата до Чёрного моря.

Известен также как Сильзивул или Дизавул в византийских, Синджибу в арабских, Хакан-И-Чин в иранских и Шидяньми/Шэдими или Сэдими Мохеду шеху в китайских исторических сочиненях. Дед иранского шахиншаха Ормизда IV и прадед Хосрова II Парвиза.

До 554 года

Истеми был младшим братом и соратником Бумын-кагана, вместе с ним участвовал в войне с Жужаньским каганатом. Под его началом состояли десять североалтайских огурских племенных вождей (потомками этих племён, вероятно, являются шорцы, кумандинцы, челканцы и др.), что, по-видимому, объясняет огурское, а не собственно-тюркское происхождение его имени. После того как Бумын принял титул кагана под именем Иль-хан в 552 году, он назначил Истеми ябгу, сделав его вторым человеком в каганате.

Первый поход на запад 554—558 годов

В 553 либо 554 году после разгрома жужаней тюрками в столицу Тюркского каганата прибыло иранское посольство, преследовавшее цель заключения военного союза против государства эфталитов — врага Ирана и бывшего союзника Жужаньского каганата. Для тюрков перспектива союза открывала возможность закрепиться в Средней Азии и взять под свой контроль Великий шёлковый путь. Договор был скреплён браком шахиншаха Хосрова I Ануширвана с дочерью Истеми (от этого брака родился будущий шахиншах Ормизд IV).

По поручению Мукан-кагана Истеми во главе большой армии выступил на запад весной 554 года. Не встречая по пути серьёзного сопротивления, ябгу к 555 году дошёл до Аральского моря. По пути им были подчинены усуни, нушиби, дулу, а также подвластные эфталитам Хотан, княжества Семиречья и Хорезм. Эфталиты были не в состоянии отреагировать на эти события из-за войны в Индии.

Истеми, зная о занятости Хосрова I Ануширвана боевыми действиями с византийцами, также не стал в одиночку атаковать эфталитов, обратив внимание на север, где в 556 году подчинил абаров и наткнулся на сопротивление хионитов, вар, огоров и, возможно, примкнувшей к ним части жужаней. Война с ними тянулась до 558 года, когда тюркам удалось изгнать остатки разбитых племён за Урал (там беглецы стали известны как авары). Подойдя к берегам Волги, тюрки не стали форсировать реку, а вернулись назад. К этому времени (в 557 году) Иран заключил перемирие с Византией и был готов вместе с тюрками начать войну с эфталитами.

Война с эфталитами 560—565 годов

Царь эфталитов Гатфар сам спровоцировал войну, приказав убить тюркских послов, направлявшихся через его территорию в Иран в 560 году. Уже в 562 году войска шахиншаха Хосрова І Ануширвана нанесли эфталитам поражение и заняли Тохаристан. Вслед за этим удар нанесли и тюрки, захватившие Чач. Перейдя реку Чирчик, Истеми занял Самарканд. Основные войска эфталитов, сосредоточившиеся у Бухары, не решились принять бой на равнине и отступили в горы. Решающее сражение состоялось в 565 году возле Карши, длилось восемь дней и завершилось победой Истеми. Эфталиты свергли царя Гатфара, избрав вместо него чаганианского князя Фагониша, попытавшегося склонить против тюрков Иран, однако Хосров І Ануширван вернулся в Хорасан. Государство эфталитов прекратило своё существование и было разделено между тюрками и иранцами.

Война с Ираном 568—571 годов

При разделе прежних владений эфталитов тюркам достался Согд. Согдийцы — одни из главных действующих лиц в азиатской торговле — были обязаны тюркам прекращением жужаньских грабежей и эфталитских войн. Однако их желание наладить торговлю с Европой натолкнулось на препятствование иранцев поступлению неконтролируемого количества товаров в Византию. Согдийцы уговорили Истеми направить их представителя Маниаха во главе посольства в Иран. Но Хосров І Ануширван выкупил весь привезённый ими груз шёлка и демонстративно сжёг его, дав понять, что провоз через Иран товаров не в его интересах. Второе посольство, на этот раз состоявшее из тюрков, также было безуспешным.

Истеми принял решение начать войну, поводом к которой стала смерть тюркских послов от болезни в Иране, что было списано на отравление. Прежде, чем начать боевые действия, Истеми в 568 году заключил торговый и военный союз с Византией, к которой уже ранее направлял посольства в 562 и 563 годах (тогда целью было недопустить союз византийцев с аварами).

Ещё в 567 году тюрки перешли Волгу и проникли на Кавказ. Движение было обусловлено стремлением преследовать аваров и попыткой проложить северный торговый путь в Византию в обход Ирана. В 568 году Истеми, подчинив по дороге утигуров и хазар (последние приняли сторону тюрков, что обусловило их возвышение над другими народами региона), подошёл к северной границе Ирана возле Дербента. Тюрки потребовали от Хосрова І выплату дани, но получили отказ — недавно обновлённые дербентские укрепления были непроходимыми для степняков, в чём иранцы были уверены. Истеми пришлось отступить. На обратном пути он захватил Аланию, бывшую союзником аваров. В 569 году Истеми вернулся в Согд.

В 570 году тюркские послы пытались убедить византийского императора Юстина ІІ начать наступление на Иран с запада, но тот медлил (война началась лишь в 572 году). Не имея возможности вести войну в одиночку и учитывая, что иранцы с самого начала не хотели войны, Истеми пошёл на заключение с Хосровом I мир. По условиям договора граница между каганатом и Ираном прошла по Аму-Дарье, а Иран обязался вылачивать тюркам ежегодную дань в размере 40 тысяч золотых динаров.

Конфликт с Ираном в Картли в 575 году

Несмотря на заключённый в 571 году мир, Тюркский каганат остался враждебен Ирану, поощряя ведение ирано-византийских войн. К этому времени тюрки окончательно закрепились на Кавказе, став в восточном Причерноморье соседями Византии и оттеснив аваров (в том числе и после вооружённых столкновений) в Подунавье.

Одним из регионов, где регулярно сталкивались интересы Ирана и Византии было Закавказье. Одно из грузинских владений — Картли, ранее бывшее провинцией Ирана, получило в лице византийского ставленника Гуарама Багратида царя. В 575 году тюркские войска помогли Гуараму добиться независимости от Ирана и обрести престол.

См. также

Алшын

Ссылки

• [krotov.info/acts/05/marsel/ist_viz_06.htm Менандра Византийца продолжение истории Агафиевой (отр. 18-20), Менандр]
• [www.vostlit.info/Texts/rus5/Tabari/frametext.htm История пророков и царей (гл. XXII), Ат-Табари]
• [archive.is/20121225025436/kronk.narod.ru/library/gumilev-ln-1967-03.htm Древние тюрки (часть І), Л. Н. Гумилёв]
• [gumilevica.kulichki.net/MAC/mac05.htm Тысячелетие вокруг Каспия (глава V), Л. Н. Гумилёв]
• [gumilevica.kulichki.net/articles/Article105.htm Три исчезнувших народа, Л. Н. Гумилёв]
• [www.e-reading.org.ua/chapter.php/150357/27/Rahmanaliev_-_Imperiya_tyurkov._Velikaya_civilizaciya.html Империя тюрков. Великая цивилизация (гл. 3), Р. Рахманалиев]
• [www.rusnauka.com/14_APSN_2008/Istoria/32695.doc.htm Западная политика Тюркского каганата, А. А. Сирбаева]
• [bezertinov.narod.ru/stat/vech-el.htm «Вечный Эль» —"Небесные люди" Тюркский мир (Великий Кюктюркский каганат), Р. Безертинов]
• [nashaucheba.ru/v34783/усманов_м.а._ред.._этнополитическая_история_татар?page=2 Этнополитическая история татар, М. А. Усманов]
• [www.proza.ru/2008/09/10/514 Хазарский информограф, О. Данкир]
• [www.welcome.kg/ru/history/dr/tk/ Эпоха тюркских каганатов]
• [www.mystic-chel.ru/sng/khazar/599.html Тюркюты в Европе]
• [slt.uz/history/turkskiy_kaganat.html Образование каганата]

Отрывок, характеризующий Истеми-каган

Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.