История Абхазии
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
История Абхазии | |
| |
Античность | |
---|---|
Абхазские княжества | |
Средние века | |
В составе империй | |
Османская империя (до 1810) | |
Российская империя (1810-1917) | |
Российская республика (1917) | |
В составе Грузии (XX век) | |
Закавказская ДФР (1918) | |
Грузинская ДР (1918-1921) | |
ССР Абхазия (1921-1931) | |
Абхазская АССР (1931-1990) | |
Абхазская ССР (1990-1991) | |
Наше время | |
Портал «Абхазия» |
Археологические находки свидетельствуют о пребывании человека на территории Абхазии ещё в эпоху нижнего палеолита (стоянка Яштух 400—300 тыс. лет назад).
В IV тысячелетии до н. э. в Абхазии были развиты не только земледелие и скотоводство, но и ткачество, производство керамики, обработка камня, меди и бронзы; развивался обмен.
Во II тысячелетия до н. э. на территорию Абхазии проникла дольменная культура, от которой до сих пор сохранились многочисленные дольмены.
В I тысячелетии до н. э. на восточном берегу Чёрного моря стали появляться первые городские поселения.
Античность
Греческий период
Во второй половине I тысячелетия до н. э. на территорию современной Абхазии проникли греки; ими были основаны портовые города-колонии (Диоскуриада — на месте нынешнего Сухума, Гюэнос — на месте Очамчиры, Питиунт — на месте Пицунды). Эта земля получила от греков имя «Гениохия», а коренные жители — гениохи («Гениох» с древнегреческого — «возница, возчик»). Вот что писал крупнейший географ античности Страбон (около 64/63 год до н. э. — около 23/24 год н. э.) в своем труде «География»:
Лаконцы (жители Спарты — прим.) поселились в Гениохии; предводителями последних были Крекас и Амфистрат — возницы Диоскуров; по всей вероятности, гениохи получили своё имя от них
Уже в VI веке до н. э. под контроль греков попали и перевальные пути, по которым распространялись предметы ионийского импорта (Цебельда, Ткуарчал). В V—IV веках до н. э. по этим путям на Северный Кавказ попадают бронзовые шлемы и другие предметы и материалы. В этот же период в местную среду проникают и первые серебряные монеты — колхидки, чеканившиеся в приморских греческих городах.
В то же время на территории и в окрестностях греческих городов часто встречаются конские захоронения с уздечными наборами, характеризующими скифскую культуру Прикубанья. Раскопки поселений в Очамчире и Эшере показали, что греки здесь первоначально жили в бревенчатых домах, а их форму заимствовали у местного населения. Помимо привозной, эллины широко использовали в быту и местную лепную и гончарную посуду. Последнюю приносили с собой в их жилище жёны, которых греки охотно брали из местной этнической среды.
Расцвет греческих колоний на территории современной Абхазии пришёлся на эллинистический период — III—I века до н. э. В Диоскуриаде активно работала судостроительная верфь, была налажена чеканка монеты. В конце II — начале I вв. до н. э. в городе разместился опорный пункт понтийского царя Митридата VI Евпатора. Поражение этого царя в войнах с Римом привело к спаду городской жизни и обусловленному этим запустению окружающей территории.
Римский период
С рубежа нашей эры в прибрежных районах Абхазии укрепляются римляне. В греческой Диоскуриаде они основывают крепость. А в 65 году н. э. сама Диоскуриада переименовывается в Себастополис. Во II веке н. э. римский гарнизон разместился и в Питиунте (современная Пицунда).
С началом нашей эры начали складываться и местные самостоятельные племенные образования (княжества Санигия, Абазгия, Апсилия, Мисиминия) апсилов, абазгов и санигов, живших на территории нынешней Абхазии. Первое упоминание об апсилах содержится в труде римского учёного Плиния Секунда, жившего в I веке н. э. Подробные сведения содержатся в записях, сделанных полководцем Луцием Флавием Аррианом в 137 году н. э. во время посещения Диоскуриады-Себастополиса. Тогда во главе апсилов стоял «царь» с римским именем Юлиан, получивший знаки, подтверждающие его право на власть в Апсилии от римского императора Траяна (98—117 годы н. э.).
В I—II веках н. э. апсилы заселяли значительную часть северо-западной Колхиды от районов, прилегавших с севера к Фасису до Себастополиса. Наиболее чёткие сведения по этому вопросу для VI века сохранил Прокопий Кесарийский, локализовавший апсилов на побережье Чёрного моря от того места, где это побережье делает резкий поворот на запад (юго-восточнее современной Очамчиры) до крепости абасгов Трахеи (современный Новый Афон), а их пределы в горах определивший до границы с аланами, то есть до перевалов Большого Кавказа.
У апсилов сравнительно рано сложилась политическая и культурная ориентация на Рим, осуществлявшаяся в первую очередь через приморский Себастополис. Не случайно ведущие центры Апсилии были сосредоточены в Цебельдинской долине[1] на пути к Клухорскому перевальному пути, который интересовал римлян с момента их появления на побережье.
Византийский период
В IV—VI вв. н. э. Абхазия вошла в состав Византийской империи. Именно византийцы в первой половине VI века принесли в Колхиду христианство. Первый христианский храм был построен в Питиунте[2] при Юстиниане, однако многие колхи еще в IV веке вместе с грузинами приняли христианство, а в VI веке лишь утвердили эту религию как государственную .
В VI веке на территории Северо-Восточного Причерноморья столкнулись интересы двух величайших держав того времени — Государства Сасанидов и Византийской империи. Иран при поддержке своих северокавказских союзников попытался отторгнуть Колхиду от Византии, совершив сюда ряд опустошительных походов. Византия, действовавшая в союзе с местными образованиями, сумела в преддверии этих вторжений расширить оборонительную систему крепостей и укреплений в регионе.
Византия также всячески поддерживала антииранские настроения в Колхиде. На базе этих настроений была даже создана федерация местных племён (лазов, абасгов, абсилов, мисимианов, сванов). Ведущая роль в ней отводилась Лазскому царству. Однако в каждом из входящих в федерацию племён существовали как «провизантийские», так и «проиранские» течения. Проиранские настроения сильнее всего проявлялись среди абасгов и мисимиан.
В первой половине VI века, как свидетельствует Прокопий Кесарийский, Абасгия была разделена на две части, каждая из которых управлялась своим царём — басилевсом. В 542 году византийские гарнизоны под нажимом персов были выведены из Себастополиса и Питиунта. Утратив возможность контроля над абасгами с помощью грубой силы, византийцы прибегли к помощи дипломатии. Около 548 года в Абасгию прибыл посланец императора абасг Евфрат, который сумел добиться введения здесь христианства в качестве официальной религии. Из Константинополя был прислан епископ, на средства императора Юстиниана был построен храм, а при императорском дворе основана школа, где специально обучались мальчики из Абасгии. Абасгам как христианам были дарованы равные с византийцами права. Местным князьям было запрещено продавать в рабство своих единоплеменников, тогда как ранее работорговля была широко распространена.
Византийцы, обосновавшиеся среди абасгов, попытались ввести в стране общеимперские порядки, что вызвало возмущение местного населения, поддержанное родоплеменной верхушкой, ущемлённой в своих правах. Знать попыталась восстановить прежний строй жизни. Страна вновь была поделена на две части, во главе которых встали цари Опсит и Скепарна, которые, воспользовавшись трудностями Византии в Центральной Колхиде, где, казалось, персы начинают побеждать, фактически отделились от империи. Летом 550 года в Абасгию пришло персидское войско во главе с Набедом, что привело к поражению провизантийской партии. Узнав о ситуации в Абасгии, император Юстиниан приказал подавить мятеж. Византийцы, переброшенные морем, осадили крепость абасгов Трахею и взяли её штурмом, захватив в плен жён абазсгских царей со всем потомством и приближёнными.
В Апсилии местные жители самостоятельно уничтожили отряд персов и, ссылаясь на отсутствие помощи со стороны византийцев и лазов, на короткий период объявили себя независимыми. Однако затем в центре Апсилии Цибилиуме (Цебельде) вновь появляется византийский отряд, который в 553 году отразил наступление персов.
В мае—ноябре 556 года в Апсилии находилось четырёхтысячное войско византийцев, которое участвовало в подавлении восстания мисимиан, пытавшихся отделиться от Лазики и стоявшей за ней Византии. Мисимиане, близкие по языку и культуре к апсилам, на короткое время получили помощь персов, но затем были разгромлены византийцами.
Весь VII век Абасгия, Апсилия и Мисиминия оставались в зависимости от Византийской империи, став, по сути, её отдалёнными северо-восточными провинциями. В 623 году абасги участвовали в закавказских походах императора Ираклия I, избравшего Колхиду в качестве опорной базы для окончательного вытеснения персов из этих областей. В этот период была возведена Анакопийская крепость — крупнейшее оборонительное сооружение на кавказском берегу Черного моря, включавшее в свой ансамбль в качестве цитадели постройки крепости абасгов Трахеи.
В VII — начале VIII веков в Абасгии, как и в соседней Апсилии, существовала наследственная власть. Сохранился перечень этих лиц, называемый «Диван абхазских царей». Первым в этом списке стоит Анос, вторым — Гозар, третьим — Юстиниан, четвёртым — Филиктиос, пятым — Капаруки (Барук), шестым — Димитрий I, седьмым — Феодосий I, восьмым — Константин I, девятым — Феодор I, десятым — Константин II и одиннадцатым — Леон I, причём все они, кроме последнего, были сыновьями своих предшественников, и лишь Леон был младшим братом Константина. Согласно хроникам, Константин II был женат на дочери хазарского царя, сестра которого была замужем за византийским императором Константином V. Правящие династии Абасгии были тесно связаны с Византией династическими, церковными и политическими узами.
Арабский период
В самом конце VII века в Западное Закавказье вторглись арабы, которые, дойдя до Апсилии, разместили в ней свои гарнизоны. Проарабскую позицию заняли и правители Абасгии. В 711 году будущий император Византии Лев Исавр подавил сопротивление проарабской партии, восстановив в Абасгии и северной Апсилии власть Византии. Однако земли южнее были под властью арабов, и отвоевать у них юг Апсилии и Мегрелию (она тянулась от южной Абхазии до реки Чорох (позже часть Мегрелии заняли гурийцы, рачинцы, имеретинцы и аджарцы, вытеснив их на север Мегрелии) византийцы так и не смогли. На её северном побережье (в долинах рек Кодори и Ингури) стояли византийские лагеря, а поселения были в руках мусульман, которые не только выставили свои гарнизоны, но и прислали мирных арабских жителей (в основном купцов и духовенство), которые не выносили холодный климат Картли, Армении и Дагестана.
Больше повезло Абасгии, проходы в которую с востока преграждала Анакопия. Когда в 737 году в Закавказье вторглось арабское войско во главе с Мурваном Кру (Глухим), никто не мог его остановить. Восточногрузинские, картлийские цари Мир и Арчил бежали в Абасгию и укрылись в Анакопии, где произошло решающее сражение с арабами. Осаждённым помогло то, что крепость представляла собой преграду исключительной мощности, а подступы к ней были затруднены. К тому же, среди арабов вспыхнула эпидемия, что помогло одержать победу над вторгшейся арабской армией.
Поражение арабов под Анакопией получило широкую огласку, сыграв важную позитивную роль в истории Восточного Причерноморья. Благоприятная ситуация способствовала выдвижению правителя Абасгии Леона на одно из первых мест в иерархии. В его распоряжении оставалось не опустошённое и не обескровленное, подобно другим областям Колхиды (Лазика (часть территории которая сейчас в Турции), Мисиминия, Апсилия), Абасгское княжество (за исключением территории Мегрелии, которая была разрушена, Цихе — Годжи (Нокалакеви) арабы сравняли с землёй). Когда об этом стало известно византийскому императору Льву Исавру, он прислал два царских венца и грамоту картлийским царям Миру и Арчилу, передав им в управление территорию бывшего Лазского царства, причём приморская Лазика отошла к Миру. Леону же Лев подтвердил его потомственное право на владение Абасгией.
В 780 году от арабов освободили Мегрелию и Юг Апсилии, которые серьёзно пострадали от захватчиков. Однако полностью из этих земель арабов изгнали только в середине IX века. При этом большинство арабов, как и в других захваченных районах, ассимилировались с местным населением. В земли Мегрелии была перенесена и столица Абхазии. Был основан Кутаиси.
Абхазское царство
В VI веке началось формирование Абхазского царства со столицей в Лыхны, расцветшего при Леоне I (VII век) и добившегося полной независимости от Византии и Халифата в VIII веке при Леоне II. Фактически в состав Абхазского царства входила не только Абхазия, но и Западная Грузия[3]. Основное население полиэтнического царства составляли абхазы,прибрежные адыги а также мегрелы и картлийцы. После Халифата на территории Эгриси и на юге Апсилии проживали арабы. В Абхазском царстве существовали многочисленные города, крепости и храмы. Население вело торговлю с соседними государствами, странами Ближнего Востока и Средиземноморья. Столица первоначально находилась в Анакопии (Новый Афон), а в 806 переместилась в Кутаиси.
Абхазское царство значительно усилилось в IX — первой половине X вв. С начала IX века Абхазское царство боролось с Тао-Кларджетским и Кахетинским царствами за гегемонию в Западном Закавказье. Абхазские цари Георгий (ум. 955) и Леон III (955—967) подчинили часть Кахети и северную часть Тао-Кларджети, однако ослабление царства при Деметре (967—975) вследствие феодальных распрей не позволило захватить Тао-Кларджети полностью. Правившая Абхазским царством местная династия Аносидов пресеклась и власть по женской линии перешла в 975 тао-кларджетским Багратидам. Хотя грузинская культура стала приходить на смену византийской ещё двумя веками ранее, с перенесением центра царства из Абхазии в Имеретию. Государство по сути стало грузинским. Процветала торговля с Византией; население занималось земледелием (в приморской полосе) и скотоводством (в горной части). При этом в некоторых горных районах сохранялся первобытнообщинный строй.
Между Османской и Российской империями
Во второй половине XVI века усилилась зависимость Абхазии и Западной Грузии от Османской империи, построившей на берегу Чёрного моря многочисленные укрепления — Сухум-Кале (будущий Сухум), Поти, Анапу и др. Значительная часть населения Абхазии была обращена в ислам; сопротивление абхазов уничтожению их духовных и материальных ценностей выражалось в антитурецких восстаниях (1725, 1733, 1771, 1806 и др.). С конца XVIII века абхазские князья искали спасения от османского гнёта — и нашли его в виде покровительства России. Князь Келешбей, в 1803 просившийся в российское подданство, был убит в 1808 в результате протурецкого заговора. Его сын Сафарбей (Георгий) в 1809 подавил сторонников Турции и обратился к российскому правительству с просьбой о покровительстве. Просьба была удовлетворена: 17 (29) февраля 1810 вышел Манифест Александра I о присоединении Абхазского княжества к Российской империи.[4]
К моменту присоединения к России Абхазия занимала промежуточное положение между демократическими вольными обществами горцев северно-западного Кавказа и феодальной системой Грузии. Однако по духу своего общественного устройства она была теснее связана с убыхо-черкесским миром. Очевидцы особо отмечали, что в Абхазии не существовало феодальной собственности на землю, а свободные общинники (анхаю) составляли 2/3 населения страны. Иными словами, крепостное право здесь, как таковое, не существовало. В соседней же Мегрелии, например, крепостничество бытовало в самых крайних формах, а во внутренних районах Грузии его оформление завершилось ещё в XIII—XIV вв. В систему так называемого «горского феодализма» Абхазии крепко вжились элементы родо-племенного строя. Показателен характер сельской общины (акыта), бывшей основой основ общественного устройства Абхазии. Во-первых, она объединяла все слои населения, во-вторых, была пропитана молочным родством (аталычество) феодалов с крестьянами. Дети князей и дворян, отданные на воспитание в крестьянские семьи, считались, как и их родители, близкими родственниками. Однако, в условиях хуторского землевладения, пахотные наделы не являлись собственностью всей общины, а находились в посемейной или подворной собственности. Общими же для всех и открытыми для совместного пользования были только пастбища и леса. В целом, в течение всей первой половины XIX века Абхазия продолжала оставаться таким же феодальным княжеством, каким она была в XVIII столетии, хотя в ней и происходили некоторые социальные сдвиги, обусловленные присоединением к России. После утверждения русского флага в крепости Сухум-Кале протурецкий князь Аслан-бей со своими сторонниками обосновался в Турции и долгие годы вёл оттуда борьбу против России. Центральная власть в Абхазии ослабела. С прежней яростью вспыхнули междоусобицы. Первый ставленник России в Абхазии владетельный князь Георгий Шервашидзе (Сафар Али-бей) правил почти одиннадцать лет. В 1812 завершилась война с Турцией, и к России отошли Сухум и всё побережье Абхазии. Однако Россия в эти годы стремилась закрепить за собой лишь военно-стратегические пункты и фактически не вмешивалась в местный уклад жизни. Будучи владетельным князем, Георгий Шервашидзе вместе с тем был лишь формальным правителем Абхазии, и не мог существенным образом влиять на политическую обстановку внутри страны, которую раздирала жестокая борьба между феодалами. Русское военное командование, несмотря на неоднократные просьбы Георгия, не решалось продвигаться в глубь Абхазии для усмирения непокорных. По-прежнему независимыми оставались демократические вольные общества горной Абхазии — Псху, Дал, Цабал и др. Так, цебельдинские и дальские князья Маршания «отказались быть покорными» России и Георгию Шервашидзе. Таким же образом поступили и западноабхазские племена джигетов (садзов), за исключением прибрежного Цандрипшского князя Левана Цанба, которого владетель уговорил принять российское подданство. Охраняемый русскими солдатами, Георгий жил либо в Сухумской крепости, либо в Мегрелии, правители которой поддерживали его в борьбе с Аслан-беем.
После смерти 7 февраля 1821 владетеля Георгия в Абхазии вспыхнули «беспокойства и возмущения». Находившийся в Петербурге сын покойного князя Омар-бей (Дмитрий) получил чин полковника и царь назначил его владетелем Абхазии. Спустя несколько месяцев, в октябре, Аслан-бей при поддержке своих родственников джигетов (садзов), убыхов и псхувцев поднял восстание, «овладел всею Абхазией» и обложил Сухумскую крепость. Однако подоспевший с войсками князь Горчаков разгромил восставших. С малых лет воспитываясь в России и не зная абхазского языка, молодой Дмитрий Шервашидзе пользовался ещё меньшим авторитетом в Абхазии, чем его отец. Непонимаемый народом и феодальной верхушкой, он почти безвыездно жил в Сухумской крепости. Прошло около года, и князь Дмитрий был отравлен 16 октября 1822 крестьянином Урусом Лакоба. По приказу генерала Ермолова Урус был повешен в сентябре 1823 в Лыхны русским отрядом при доме владетеля. Вскоре после гибели Дмитрия император 14 февраля 1823 пожаловал его брату Хамудбею (Михаилу) титул владетельного князя Абхазии, чин майора и жалованье в 1 тыс. рублей серебром ежегодно. Власть несовершеннолетнего Михаила оказалась очень слабой. В 1824 вновь вспыхнуло восстание, которое охватило всю Абхазию и продолжалось три года. Владетелю пришлось покинуть пределы своей страны. Он вернулся лишь в 1830 с отрядом «Абхазской экспедиции», направленным для возведения береговых укреплений в Бамборах близ Гудауты, в Пицунде и в Гагре. В этих фортах были поставлены русские гарнизоны. План «Абхазской экспедиции», разработанный графом Паскевичем и утверждённый царем Николаем I, ставил своей конечной целью установить сухопутное сообщение от Поти до Анапы. Непосредственное проведение этой экспедиции было возложено на генерала Гессе, который высадился в Сухуме в июле 1830 с отрядом в 2 тыс. штыков и сабель. Но поставленная задача не была выполнена. Гессе не смог проложить дорогу от Анапы до Гагры. Гагринское укрепление стало преградой на пути джигетов и убыхов, и было прозвано «Кавказскими Фермопилами». В августе 1830 убыхи и джигеты во главе с Хаджи Берзеком Дагомуко (Адагуа-ипа) предприняли отчаянный штурм форта в Гагре. Такое упорное сопротивление заставило генерала Гессе отказаться от дальнейшего продвижения к северу. Таким образом, береговая полоса между Гагрой и Анапой, благодаря стойкости садзов, убыхов и др. племён, осталась свободной от русских войск. Укрепления Гагра, Пицунда, Бамбора, Мрамба (у Цебельды), крепость Сухум и военные посты Дранда, Квитаул (Кутол), Илори, составили третье отделение Черноморской береговой линии.
С усилением русского присутствия усиливалась и власть владетеля Михаила Шервашидзе, который прочно обосновался в Лыхны. В интересах дальнейшего укрепления своего контроля в Абхазии, русское командование предпринимает шаги для укрепления власти владетеля. В 1837 генерал Розен провёл экспедицию (8 тыс. штыков) в Цебельду против непокорных горцев, и добился «присяги на верность» от некоторых князей Маршания. Несмотря на жестокость Цебельдинской экспедиции, в урочище Дал он не вошёл: дальцы ожидали помощи от убыхов и пытались установить связь с Шамилем. Мощное восстание вспыхнуло на Черноморском побережье в 1840. Начатое убыхами, шапсугами, садзами, оно перекинулось и в горные общества Абхазии — в Цебельду и Дал. Под влиянием убыхов повстанческое движение стало развиваться среди кодорских абхазов, возглавляемых отчаянным абреком из с. Члоу Исмаилом Джапуа. В октябре 1840 начальник Черноморской береговой линии генерал Н. Н. Раевский сообщал: «Цебельдинцы подстрекаются убыхами… В Абхазии часть народа готова восстать против владетеля и присоединиться к убыхам». Тогда же 2 500 садзов и убыхов во главе с Хаджи Берзеком появились на берегах Бзыби и послали гонцов к дальцам в Кодорское ущелье. Раевский просил о помощи. В декабре 1840 — январе 1841 карательная экспедиция полковника Н. Н. Муравьёва обрушилась на Цебельду и особенно Дал (с. Лата). Дальцы, несмотря на упорное сопротивление, были выселены в Цебельду, а их жилища и зимний запас продовольствия сожжены. В отместку отряд из тысячи убыхов Керантуха Берзека, племянника Хаджи Берзека, напал в феврале 1841 на село Отхара, принадлежащее владетелю Михаилу, а на обратном пути атаковал Гагрскую крепость, где их встретили орудийным огнём. Князь Михаил Шервашидзе принимал участие в борьбе с горцами вместе с русскими войсками. В 1843 карательная экспедиция во главе с владетелем была направлена в урочище Псху. В этот период в борьбе за свободу Кавказа больших успехов добивается Шамиль. Движение продолжалось с 1834 по 1859. Шамиль стремился вовлечь в движение народы Западного Кавказа. С этой целью в 1848 его наиб Мохаммед-Эмин ведёт пропаганду среди садзов, убыхов и входит в контакт с предводителем цебельдинских и дальских абреков Эшсоу Маршания. Повстанческое движение в Абхазии продолжалось ещё долго. Летом 1857 убыхи и садзы-джигеты неоднократно штурмуют Гагринское укрепление. Недалеко от этих мест вновь объявляется Мохаммед-Эмин. Под влиянием убыхов разгорается восстание и в горной Абхазии. В январе 1859 на Псху был двинут экспедиционный отряд под командованием генерала Лорис-Меликова. Владетель Абхазии князь Михаил Шервашидзе подключился к этому походу с ополчением в две тысячи человек. В августе 1860, спустя год после пленения Шамиля, против абхазских горских племён в верховья р. Бзыбь, на Псху, были направлены солдаты, казаки, 3 тысячи ополченцев и артиллерия во главе с генералом Коргановым, которые встретили яростное сопротивление военного союза горцев (Аибга, Ахчипсу, Псху, Цебельда). В годы Крымской войны (1853—1856) Турция в союзе с Англией, Францией и Сардинией противостояла России.
После долгой осады и взятия Севастополя войсками союзников, турецкий военачальник Омар-паша с многотысячной армией в октябре 1855 высадился в Сухуме и двинулся в направлении р. Ингури, где 25 декабря 1855 произошло большое сражение. Со стороны России здесь действовал Гурийский отряд под командованием князя Багратиона-Мухранского. В этом отряде вместе с русскими и грузинами сражались и некоторые офицеры-абхазы, а этнограф подполковник Соломон Званба пал в сражении. Одержав победу в Ингурской битве, турки двинулись в пределы Мегрелии, всё дальше отодвигая отступавший Гурийский отряд. Омар-паша пытался отвлечь русскую армию от осады Карса. Наместник Н. Н. Муравьёв перегруппировал силы и весной 1856 изгнал турок из Абхазии. Спустя несколько месяцев, 10 июля, русские вошли в Сухум. Вернулся и владетельный князь Михаил Шервашидзе. Война в Абхазии вызвала массовый исход населения. После поражения России в Крымской войне, царская администрация обвинила владетеля Михаила в поддержке турок. Наместник Кавказа поставил вопрос об упразднении Абхазского княжества, однако царь оставил до поры эту идею без внимания. Своеобразная автономия Абхазского княжества просуществовала на Кавказе дольше других. В 50-х гг. XIX в. генерал П. К. Услар пришёл к следующему выводу: «В общей системе кавказской военной политики Абхазия играет весьма важную роль. Страна эта вместе с Цебельдою на большом протяжении границ своих соприкасается с землями непокорных черкесов, врезываясь в наименее доступные части Кавказа. Абхазия должна служить оплотом для Западной части Закавказья и проводником нашего влияния на Черкесию».
Пристальное внимание к Абхазии усилилось после Крымской войны и покорения Восточного Кавказа, которое завершилось в августе 1859 пленением Шамиля в Дагестане. Конец Шамиля крайне осложнил положение горцев Западного Кавказа. Они оказались зажатыми между русскими войсками на Черноморском побережье и горами. Несмотря на окружение, черкесы, убыхи и западноабхазские племена садзов ещё пять лет продолжали неравную борьбу с Российской Империей. Горцы рассчитывали на поддержку Англии, Франции и Турции, однако правительства этих стран уже не возлагали никаких надежд на Кавказ. В июне 1861 по инициативе убыхов недалеко от Сочи был создан парламент-меджлис «Великое и свободное заседание». Убыхи, шапсуги, абадзехи, ахчипсу, аибга, побережные садзы стремились объединить горские племена «в один громадный вал». Специальная депутация меджлиса, возглавляемая Измаилом Баракай-ипа Дзиаш, посетила ряд европейских государств.
Деятельное участие в освободительной борьбе на Западном Кавказе принимали польские революционеры, которые намечали одновременно поднять абхазо-черкесское и польское восстание против Российской Империи. Польские революционеры мечтали даже свить здесь «гнездо польских орлов», привлечь на свою сторону сына Гарибальди Менотти, европейских добровольцев, абхазов, черкесов и стремительным манёвром взять город Одессу. В мае 1864 Россия торжествовала победу в Кавказской войне парадом на Красной Поляне — в абхазском урочище Губаадвы, в верховьях р. Мзымта. Последнее сопротивление российским войскам на Кавказе оказало западноабхазское племя горских садзов непокорных обществ Псху (верховья р. Бзыбь) и Аибга (между реками Псоу и Бзыбь, выше верховья р. Хашупсе). В подавлении последних очагов сопротивления на Кавказе большую роль сыграли и грузинские ополчения — верные служители самодержавия. Вместе с русскими войсками они принимали участие в торжественном параде победы на Красной Поляне 21 мая 1864 года.
В июне 1864 царь упразднил Абхазское княжество. Абхазия была переименована в Сухумский военный отдел Империи. Начальником отдела 12 июля 1864 стал генерал П. Н. Шатилов. Накануне ликвидации Абхазского княжества наместник на Кавказе Михаил Романов представил план колонизации восточного берега Чёрного моря. Александр II одобрил представленный план заселения казаками территории от устья Кубани до Ингури. От убыхов и абхазских горцев русские власти потребовали покинуть родные места. Почти полностью выселились в Турцию убыхи (до 45 тыс. чел.) и садзы (20 тыс.).
Владетель Михаил Шервашидзе имел в последние годы большое влияние на горцев Северо-Западного Кавказа — садзов, убыхов, шапсугов, абадзехов. В начале своего правления он был ставленником России. За заслуги перед императорской короной владетель получил чин генерал-лейтенанта. Он находился у власти с 1823 по 1864, однако укрепить свои позиции смог лишь в 1840. В ноябре 1864 тяжело больной владетель Михаил был арестован и сослан сначала в Ставрополь, затем в Ростов и 17 августа 1865 на постоянное жительство в Воронеж, где вскоре, 16.04.1866, скончался. Тело последнего владетеля перевезли в Абхазию и погребли в Моквском соборе.
Через несколько месяцев после его трагической кончины в Абхазии вспыхнуло восстание. Оно началось 26.07.1866 с народного схода в селе Лыхны. В этот день были убиты начальник Сухумского военного отдела полковник Коньяр, несколько чиновников и 54 казака. Восстание стремительно распространилось от села Калдахвара до Цебельды, Дала и Сухума. В нём приняли участие до 20 тыс. человек. Причиной возмущения явилось «объявление манифеста народу на почве крепостной зависимости, не существовавшей в этом народе, следовательно, неприменимой к нему». Так писал впоследствии князь Георгий Шеваршидзе, сын последнего владетеля. Власти в очень грубой форме объявили, что народ освобождается от своих господ за выкуп. Крестьяне «анхаю» (основная масса населения), считавшие себя свободными, возмутились, а князья и дворяне оскорбились, что они, оказывается, «владеют» не свободными людьми, а «рабами», с которыми были связаны молочным родством (аталычеством). 29 июля 1866 повстанцы провозгласили двадцатилетнего Георгия Шервашидзе владетельным князем. Однако попытка восстановления государственности не увенчалась успехом. Восстание было подавлено военной силой, а князь Георгий сослан в область Оренбургского казачьего войска.
Кавказская война и подавление антиколониальных восстаний 1866 и 1877 принесло абхазам национальную катастрофу. Более половины населения покинуло родину и стало беженцами в Турции. Тридцать лет с 1877 по 1907 абхазы считались в царской России «виновным населением». Выселение (мухаджирство) абхазов в Османскую империю имело вынужденный характер. История переселения описана в полудокументальном романе классика абхазской литературы Б. Шинкубы «Последний из ушедших».
XX век
К 1917 году Сухумский округ обладал развитой экономикой. За годы нахождения абхазских земель в составе Российской империи была построена шоссейная дорога из Новороссийска через территорию Сухумского округа в Батум; в сельском хозяйстве большое развитие получило табаководство; в начале XX века в Сухумском округе насчитывалось около 400 мелких предприятий.
Сразу после Февральской революции 1917 власть в Сухумском округе оказалась в руках грузинских социал-демократов (меньшевиков); Сухумский окружной комитет большевиков был сформирован только в мае 1917 года.
С ноября 1917 года Сухумский округ находился под управлением Закавказского комиссариата.
В марте 1918 года большевики организовали вооружённое восстание против власти Закавказского комиссариата, и 8 апреля 1918 с занятием Сухума в Абхазии была провозглашена советская власть, продержавшаяся, впрочем, недолго: уже 17 мая в Сухум вошли войска Закавказского сейма. C 26 мая 1918 года Сухумский округ входил в состав Грузинской Демократической Республики. РСФСР признала Сухумский округ частью Грузии по советско-грузинскому Московскому мирному договору от 7 мая 1920 года.
Советская власть была вновь установлена на территории Сухумского округа 4 марта 1921 года. 28 марта 1921 года на территории Сухумского округа была провозглашена Советская Социалистическая Республика Абхазия. 16 декабря 1921 ССР Абхазия на основании особого союзного договора вошла в состав Грузинской ССР, а через год, 13 декабря 1922, в составе Грузинской ССР стала частью ЗСФСР и 30 декабря того же года в составе ЗСФСР вошла в СССР.
1 апреля 1925 была принята первая конституция ССР Абхазия, состоящей в договоре с Грузинской ССР (в статье 3 конституции подчёркивался уникальный статус Абхазии в СССР — «ССР Абхазия, объединившись на основе особого союзного договора с ССР Грузией, через неё входит в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику и в составе последней — в Союз Советских Социалистических Республик»). В 1931 этот статус был утрачен — Абхазия стала обычной автономной республикой (Абхазская АССР) в составе Грузинской ССР, которая входила в состав ЗСФСР.
По Конституции СССР, принятой 5 декабря 1936 года, ЗСФСР была упразднена, и Азербайджанская ССР с Нахичеванской АССР, Армянская ССР и Грузинская ССР с Абхазской АССР и Аджарской АССР непосредственно вошли в состав СССР.
2 августа 1937 года была принятая новая «сталинская» Конституция (Основной Закон) Абхазской АССР.
Во время Великой Отечественной войны республика почти не пострадала; германским войскам удалось занять только высокогорное село Псху; вскоре они были отброшены Красной Армией.
В июле 1989 года в Абхазии произошли вооруженные беспорядки, 16 человек погибли[5].
В 1990 Абхазия была провозглашена суверенной Абхазской Советской Социалистической Республикой[6].
Когда Грузия весной 1991 объявила о выходе из Советского Союза, Абхазия изъявила желание остаться в СССР (большинство её населения участвовало в референдуме о сохранении СССР и не участвовало в референдуме о независимости Грузии) и предполагала войти в состав нового союза — Союза Суверенных Государств (ССГ), заключение которого было сорвано в результате попытки государственного переворота ГКЧП.
Летом 1992 года усилились разногласия между Абхазией и грузинским руководством — главным образом по конституционному вопросу: в ответ на решение Верховного Совета Грузии возвратиться к конституции Грузии 1921 года Верховный Совет Абхазии объявил о восстановлении действия Конституции (Основного Закона) ССР Абхазия 1925 года, содержавшей указание на договорные отношения Абхазии и Грузии.
Разногласия привели к вооружённому конфликту (см. Грузино-абхазский конфликт). Мирное урегулирование было достигнуто при посредничестве России и ООН лишь в апреле 1994.
18 августа 1994 года в Уфе был подписан договор о дружбе и сотрудничестве между Республикой Абхазия и Республикой Башкортостан, который констатировал их государственный суверенитет[7].
XXI век
С октября 2001 Абхазия добивается вхождения в СНГ и объединения с Россией на правах независимого ассоциированного государства. В августе 2003 года посол РФ в Грузии Владимир Чхиквишвили заявил об официальной позиции России в этом вопросе: «Россия не приемлет никакой возможности вхождения Абхазии в состав Российской Федерации в любом статусе»[8].
Независимость Абхазии не была признана ни руководством Грузии, которое считает Абхазию частью грузинской территории, ни другими государствами-членами ООН.
С 2005 года в Абхазии были введены внутренние абхазские паспорта. Паспорт Абхазии выдаётся с 14 лет, каждые 10 лет его необходимо оформлять заново.
В начале 2006 года, в знак отхода от ранее провозглашавшегося Россией принципа безусловного признания территориальной целостности «малых метрополий», российский президент Владимир Путин публично поставил перед министром иностранных дел Сергеем Лавровым задачу добиться того, чтобы решение, которое международное сообщество в 2006 году планировало принять в отношении статуса края Косово, было признано «универсальным» — то есть если Косово получит независимость, то на самостоятельность, по мысли российского президента, могли бы претендовать и непризнанные государственные образования на постсоветском пространстве. В мае 2006 были проведены консультации российского МИДа с президентами Абхазии и Приднестровья.
В июне 2006 главы Абхазии, Приднестровья и Южной Осетии на саммите в Сухуме дополнительно заключили «Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи» и подписали Декларацию о создании Сообщества за демократию и права народов, которые предполагали не только экономическое и политическое сотрудничество между республиками, но и создание коллективных миротворческих вооружённых сил, которые могли бы заменить российских миротворцев и совместно отражать возможные силовые акции «малых метрополий» и попытки разрешения ситуации военным путём.
Тогда же российский президент Владимир Путин объявил, что существование непризнанных государств должно определяться волей их населения на основе права на самоопределение.
Выступая на сессии ГА ООН осенью 2006 года, президент Грузии Михаил Саакашвили обвинил Россию в «оккупации» Абхазии и Южной Осетии: «Эти регионы были аннексированы … Россией, которая поддерживает их вхождение в свой состав, сознательно выдавая российские паспорта в массовом порядке в нарушение международного законодательства… Жители спорных регионов живут под бандитской оккупацией России».
Летом — осенью 2006 Грузия захватила Кодорское ущелье (составляющее четверть Абхазии).
18 октября 2006 Народное собрание Абхазии обратилось к российскому руководству с просьбой признать независимость республики. В постановлении Народного собрания отмечалось, что «на сегодняшний день Абхазия обладает всеми необходимыми признаками и атрибутами суверенного государства, признаваемыми мировым сообществом, организация и деятельность которого соответствует всем критериям демократического, правового и социального государства, основанного на представительной демократии и разделении властей». «Принимая во внимание желание абсолютного большинства населения Абхазии связать свою судьбу с Россией, подтверждением чему является принятие гражданства Российской Федерации более чем 90 % жителей Абхазии», Народное собрание Абхазии просит руководство России установить между двумя государствами ассоциированные отношения.
6 марта 2008 года Министерство иностранных дел РФ сняло запрет на торгово-экономические и транспортные связи с Абхазией, направив Исполнительному комитету СНГ официальную ноту, в которой сообщалось, что РФ в силу изменившихся обстоятельств (признание рядом стран Запада независимости Косово) не считает себя более связанной положениями решения Совета глав государств СНГ «О мерах по урегулированию конфликта в Абхазии, Грузия» от 19 января 1996.
Признание независимости
Отношение российского руководства к проблеме непризнанных государств на постсоветской территории резко изменилось в результате вооружённого конфликта, произошедшего в августе 2008 г. на территории Южной Осетии и Грузии.
12 августа 2008 абхазские вооружённые формирования при поддержке российских войск заняли верхнюю часть Кодорского ущелья, которую перед этим покинули грузинские военные. Абхазские войска таким образом установили контроль над всей территорией Абхазии.
25 августа Совет Федерации[9] и Государственная Дума Российской Федерации[10] единогласно приняли обращения к президенту России с просьбой признать независимость Абхазии и Южной Осетии.
26 августа президент России Дмитрий Медведев подписал указы о признании независимости Абхазии[11] и Южной Осетии[12], «учитывая свободное волеизъявление осетинского и абхазского народов, руководствуясь положениями Устава ООН, декларацией 1970 г. о принципах международного права, касающихся дружественных отношений между государствами, Хельсинкским Заключительным актом СБСЕ 1975 г. и другими основополагающими международными документами». 28 августа постоянный представитель России при ООН Виталий Чуркин зачитал эти указы на заседании Совбеза ООН.
Это решение вызвало резко негативную международную реакцию.
3 сентября 2008 года президент Никарагуа Даниель Ортега заявил о признании Абхазии и Южной Осетии.
1 февраля 2009 года на базе введенной в Абхазию российской 131-й омсбр была создана 7-я российская военная база.
10 сентября 2009 года президент Венесуэлы Уго Чавес заявил о признании Абхазии и Южной Осетии.
15 декабря 2009 года независимость была признана государством Науру.
31 мая 2011 года независимость Абхазии была признана государством Вануату, однако, на некоторое время это государство, где премьером внезапно стал Эдвард Натапеи, отозвало признание, затем, с возвращением старого премьера, признание вернулось, но 23 сентября 2011 года Вануату вновь отозвало своё признание.
23 сентября 2011 года независимость Абхазии была признана государством Тувалу,[13] но отозвало своё признание 31 марта 2014 года.
Политический кризис в 2014
С апреля по август 2014 года в Абхазии протекал внутриполитический кризис, вошедший в острую стадию с 27 мая по 1 июня. В ходе кризиса произошли массовые беспорядки и захват зданий органов государственной власти в Сухуме, митинги и выступления как противников действующей власти, так и её сторонников; смена главы государства и республиканской исполнительной власти. Благодаря сдержанности противоборствующих сил огонь на поражение не открывался и жертв не было.
В результате напряжённых переговоров при участии российских посредников и во избежание кровопролития президент республики Александр Анкваб 1 июня 2014 года объявил о своей отставке. 24 августа был избран новый президент Рауль Хаджимба.
См. также
- Абхазские негры
- [nobility.pro/ru/statya/580-knyazhestvo-abkhaziya Абхазские фамилии (История княжество Абхазии)]
Напишите отзыв о статье "История Абхазии"
Примечания
- ↑ [annals.xlegio.ru/kavkaz/cebelda/cebelda.htm Воронов Ю. Н. Тайна Цебельдинской долины. — M.: Наука, 1975]
- ↑ [www.kolhida.ru/index.php3?path=_archeology&source=yakobson Якобсон А. Л. О дате большого храма в Пицунде (Абхазия) // КСИИМК, Вып. 132, М, 1972, с. 38-45 ]
- ↑ Khamidullin B.L. Participation of the Khazars in the Creation of the Independent Abkhazian (Abazgian) Kingdom. Kazan: "Fen", 2013
- ↑ [www.abkhaziagov.org/ru/state/history/princedom.php Абхазское княжество] Овициальный сайт пресидента республики Абхазий
- ↑ [ria.ru/osetia_spravki/20080812/150313916.html#ixzz2SPfSeStU РИА Новости]
- ↑ Декларация о государственном суверенитете Абхазской ССР Советская Абхазия, 28 августа 1990 года // [soveticus5.narod.ru/85/sborn91.htm К союзу суверенных народов. Сборник документов. Сост. А. И. Доронченков. М.: Институт теории и истории социализма ЦК КПСС, 1991] стр. 246—249
- ↑ [www.rg.ru/anons/arc_2000/0930/hit.shtm Статья в «Российской газете»]
- ↑ [www.utro.ru/news/2003/08/21/225147.shtml YTPO.ru — ежедневная e-газета]
- ↑ [www.lenta.ru/news/2008/08/25/senators/_Printed.htm Совет Федерации признал независимость Абхазии и Южной Осетии]
- ↑ [www.lenta.ru/news/2008/08/25/statement/_Printed.htm Госдума признала Абхазию и Южную Осетию]
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=47559 Указ Президента Российской Федерации от 26.08.2008 № 1260]
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=47560 Указ Президента Российской Федерации от 26.08.2008 № 1261]
- ↑ [www.ria.ru/world/20110923/442181397.html Государство Тувалу признало независимость Абхазии — МИД республики]
Отрывок, характеризующий История Абхазии– Нет, не понимаешь!И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия. На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых. На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии. Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира. Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине. 18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение. До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска. Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения. Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны. Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества. Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем. В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому. Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым. – Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе? – Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали. – Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно. – Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас? – Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю. – Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей. – Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина. – Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов. – Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей. Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки. – Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна… И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера. Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея. – Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков. – Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты. – И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.] – Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы. – Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину. Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении? Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил: – Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали! В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу. Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову. Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый. Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате. – Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна. Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз. – Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза. Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел: «Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года». Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось: Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку. – Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали. Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал. Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову. Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили. – Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он. – Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон. – Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения. – В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича. Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы. – Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения. Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры. – Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же. – Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения. Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов. – Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько. Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел. Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он. «Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом. Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?» – Ну, – отвечал старик. – Тит, ступай молотить, – говорил шутник. – Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг. «И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!» Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза. «Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…» «Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр! – Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля? Гусар ничего не ответил. – Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов. – А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар. – По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов. – Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним. Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову. – А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару. Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера. – Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову. Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы. – Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас. – Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры? – С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов. Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова. – А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного. – Слушаю с. Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет. – Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар. И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было. Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему. Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни. – Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты. – Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем. – На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль. – Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер. – Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить. – Что такое? – Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону. – Как фамилия? – Граф Ростов. – А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем. – Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков. Но Ростов не отвечал ему. – Так я буду надеяться, ваше сиятельство. – Я прикажу. «Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу». Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий: «Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации. Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня. Наполеон». В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали. Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них. Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших. – Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах. – Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово! Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники. – Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись? – Нет не слыхать. А то палить бы стал. – То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые! – То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши. – Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер. – Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой. – Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант. – Осьмнадцатой. – Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете. – Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал. Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то. – Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов! – В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон. И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев. Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать. Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом. Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах. В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа. Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела. Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце. Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину. В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность. |