История Альберты

История Альберты, канадской провинции, тянется со времён последнего ледникового периода. Именно в те времена началось заселение территории провинции человеком. Среди тех первопоселенцев были предки современных индейских и эскимосских племён, таких как стони, черноногие или кри. В настоящее время по данным Министерства по делам индейцев и развитию северных территорий в Альберте помимо преобладающих Англоканадцев проживает порядка 46 племён и этнических групп, включая Метисов, Индейцев и Франкоканадцев.

Первые европейские переселенцы стали появляться в этих краях появились в XVII веке. Последствием первых контактов коренных жителей и европейцев была эпидемия оспы. Одними из первых торговлю с американцами наладили французы из Новой Франции. Однако после потери последними земель в Северной Америки, новые хозяева Канады — англичане, стали устанавливать отношения с коренными жителями.

Разные части Альберты развивались по разному. Например в столице, городе Эдмонтон, начиная с XVIII века преобладал пушной промысел. С другой стороны, Альберта всегда оставалась аграрной провинцией. Крупнейший город — Калгари, был центром провинциального фермерства, основывающимся на животноводстве и земледелии. Быт коренных народов, основанный в большей степени на охоте, с их переселением в резервации, начал склонятся к земледелию.

Доисторический период

Доисторический период в истории Альберты охватывает 18 000 лет развития разнообразных первобытных культур, начиная с заселения Америки людьми и заканчивая возникновением первых индейских цивилизаций в начале уже нашей эры.

Кловис и Фолсом (17 000 — 8 000 лет до н.э)

Первичная колонизация Америки через Берингов пролив прошла в два этапа: в период между 17 000 и 14 000 годами до н. э. и в период между 12 000 и 10 000 годами до н. э. Именно в те годы ото льда освободился своеобразный коридор от Аляски до Скалистых гор. Данное обстоятельство сделало возможным миграции через Североамериканский континент. С другой стороны, неплодородная, промерзающая зимой, скудная на зелень полоса земель была непригодной как для земледелия, так и для скотоводства. Охота и собирательство тоже были затруднены в холодных краях севера. Данные обстоятельства сыграли ведущую роль в выборе мест жительства первыми американцами. Люди потянулись на юг: к теплу и влаге. Примерно 15—13 тысяч лет до н. э. с концом ледникового периода холод и вечная мерзлота отступили на север, благодаря тающему леднику наладилось естественное орошение земель. Перед людьми открылось больше возможностей. Возникла аборигенская культура Кловис. Существование других групп переселенцев спорно. Традиционно доисторические культуры Северной Америки объединяют в группу палеоиндейцев.

Иллюстрации
Охота на глиптодона. Художник Генрих Хардер.	Восточный склон Скалистых гор	Заселение Северной Америки

Примерно 10 000 лет до н. э. закончился плейстоцен, оставивший после себя на территории современной Альберты огромный ледник, толщина которого составляла в разных местах до 1 километра. В течение двух тысяч лет свободными стали земли всей Альберты. В связи с этим на север потянулись стада мамонтов, зубров и коней. Останки многих животных сохранились на берегу реки Святой Марии (9200 лет до н. э.). Присутствие людей в южной Альберте представлено культурой Фолсом. Найденные орудия труда и прочие свидетельства существования культуры указывают на охоту как на преимущественный способ первобытной жизнедеятельности. Скорее всего первобытные люди охотились на бизонов, о чём свидетельствуют многочисленные находки костей этих млекопитающих в одном месте со стоянками палеоиндейцев в пещере Джеймса в 150 километрах от Эдмонтона. Однако найденные в озере Минневанка, около городов Банф и Драйтон-Валли, а также в бассейне реки Пис орудия труда доказывают присутствие на территории современной Альберты обеих палеоиндейских культур: как Фолсом, так и Кловис. Представители последней, правда, расселялись чуть южней (в США) и на западе от Банфа. Это подтверждают многочисленные стоянки, принадлежавшие к культуре Кловис. Охота, скорее всего, велась на толсторогов, чьи скелеты часто находят неподалёку от человеческих остановок.

Иллюстрации
Озеро Минневанка	Толсторог Ovis canadensis	Наконечник (культура Фолсом)	Наконечник (культура Кловис)

По всей видимости, производство орудий труда из более твёрдых пород — кварцита и алевролита — привели к тотальному исчезновению мамонтов и лошадей с территории континента. Кони вернулись в местную фауну лишь с приходом европейцев. С другой стороны, в вымирании мамонтов и коней может быть виновно и продолжающееся потепление: расширявшаяся на север тайга вытеснила зверей из привычных мест обитания. «Уходящая» на север добыча вынудила людей потянуться в более холодные регионы. Таким образом, уже 8000 лет до н. э. вся территория современной Альберты была заселена или заселялась представителями культуры Кловис и Фолсом.

Были ли это охотники на мелких животных или на всякую досягаемую добычу, до конца не ясно. Поначалу, учитывая уровень технического и умственного развития палеоиндейцев, вероятно, охотились на мелких животных. Со временем, отточив мастерство и набравшись опыта, человек начал истреблять таких представителей мегафауны, как мамонты и мастодонты. Когда ряды крупных животных ощутимо поредели, люди перешли на относительно небольших бизонов и северных оленей. Следуя за стадами этих зверей, охотники со своими семьями проходили до 1400 километров в год.

Альтитермаль в Альберте (8000 — 6000 лет до н. э.)

Потепление, 10 000 лет до н. э. «растопившее» ледник на севере Канады, в период 8000 — 6000 лет до н. э. сделало юг Альберты сухой, жаркой пустыней. На территории провинции выгорели леса, образовались солёные озёра. В некоторых районах земля была покрыта песчаными дюнами, глубина этого покрова составляла до нескольких метров. Этот период называют Атлантическим периодом Голоцена, также известного, как Альтитермаль (лат. Altithermal) или Гипситермаль (лат. Hypsithermal).

Засуха и голод привели многочисленные стада мамонтов, мастодонтов и прочую крупную дичь на север и восток современной Альберты и Саскачевана, «загнали» этих животных во влажные долины рек, оставшиеся леса. Одним из таких оазисов посреди сухого континента был район, ныне называемый Сайпресс Хиллз (англ. Cypress Hills). За потенциальной добычей следовали группы людей с их семьями, постепенно осваивая благоприятные для охоты места. Со временем население засушливых районов Альберты почти полностью расселилось по берегам многочисленных рек.

Между 8500 и 7500 гг. до н. э. окончательно сформировалось основное население таких районов Альберты, Саскачевана и Вайоминга, как Эгэт Бэйсин (англ. Agate Basin) и Хелл Гэп (англ. Hell Gap). Палеоиндейцы оставили после себя немало наконечников обоих типов. Условия, в которые попали люди были не иначе как экстремальные: летом было жарко, зимой — очень холодно. Из всего населения трудности в виде новых погодных аномалий преодолели только кочевники. Выжившие сформировали новый культурный комплекс — Коди (англ. Cody), позже расколовшийся на следующие подгруппы: Альберта (англ. Alberta), Скоттсблуфф (англ. Scottsbluff) и Эден (англ. Eden).

Библиография

Доисторическая Альберта и Америка

• Jack L. Hoffman. Folsom Complex (англ.) // Guy Gibbon Archaeology of Prehistoric Native America. — New York: Garland Publishing, 1998. — P. 280. — ISBN 0-8153-0725-X.
• Kenneth B. Tankersley. Clovis Cultural Complex (англ.) // Guy Gibbon Archaeology of Prehistoric Native America. — New York: Garland Publishing, 1998. — P. 161. — ISBN 0-8153-0725-X.
• George H. Odell. Biface (англ.) // Guy Gibbon Archaeology of Prehistoric Native America. — New York: Garland Publishing, 1998. — P. 67. — ISBN 0-8153-0725-X.
• George H. Odell. Core (англ.) // Guy Gibbon Archaeology of Prehistoric Native America. — New York: Garland Publishing, 1998. — P. 176. — ISBN 0-8153-0725-X.
• Justice, Noel D. Field guide to projectile points of the Midwest  (англ.). — Bloomington, Indiana: Indiana University Press, 2001.
• С. А. Васильев. Древнейшие культуры Северной Америки.  (рус.). — Институт Истории Материальной Культуры РАН. Труды. — СПб.: Институт Истории Материальной Культуры РАН, 2004. — Т. 12. — 140 с.
• Clark D. W., Clark A. M. Batza Tena: Trail to obsidian.  (англ.). — Hull (Quebec): Canadian Museum of Civilization, 1993.
• Kunz M., Bever M., Adkins C. The Mesa Site' Paleoindians above the Arctic Circle.  (англ.). — Anchorage: U.S. Department of the Interior, 2003.
• G. C. Frison and D. J. Stanford. The Agate Basin Site  (англ.). — N. Y.: Academic Press, 1982.
• Irwin, H., C. Irwin-Williams, and G. Agogino. The Hell Gap Site: Archaeological Sketch. (англ.) // The Wyoming Archaeologist. — 1965. — Fasc. 8. — P. 35-39.
• Pettipas, L. The Agate Basin – Angostura Continuum. (англ.) // Saskatchewan Archaeology Newsletter. — 1977. — Fasc. 52. — P. 11-18.
• Robert M. Overetreet. OVERSTREET IDENTIFICATION AND PRICE GUIDE TO INDIAN ARROWHEADS  (англ.). — N. Y.: Gemstone Publishing Inc, Randomhouse Information Group. — 496 p.
• Robert M. Overstreet, Duncan Caldwell, David Abbott. [books.google.ru/books?id=LvuxdHYk-WUC&source=gbs_navlinks_s Official Overstreet Indian Arrowheads Identification and Price Guide  (англ.)]. — Random House Information Group, 2009. — 1231 p.
• Patrick Orion Mullen. [uwstudentweb.uwyo.edu/P/PMULLEN/Pat's%20MA%20Final.pdf THE EFFECTS OF CLIMATE CHANGE ON PALEOINDIAN DEMOGRAPHY] (англ.). — Laramie, Wyoming, 2008. — P. 96.

Ссылки

• [www.t-rat.com/Pages/ArrowheadChronology.html ARROWHEAD] (англ.). — About many paleoindian arrowheads.. [www.webcitation.org/67LK3T7U2 Архивировано из первоисточника 2 мая 2012].
• [www.uwlax.edu/mvac/index.htm Mississippi Valley Archaeology Center] (англ.). University of Wisconsin. — Множество статей о разных исторических местах, раскопках, артефактах южной Канады и северных США.. Проверено 16 октября 2010. [www.webcitation.org/67LK4KbNK Архивировано из первоисточника 2 мая 2012].

Отрывок, характеризующий История Альберты

Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…