История Астрахани

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск


Багдадское посольство 922 г. в районе современной Астрахани

Ранее считалось, что в 921-922 году посольство багдадского халифа посетило волжских булгар на территории современного Татарстана. Но реконструкция маршрута посольства по отчету его секретаря Ахмеда ибн Фадлана выявила, что ибн Фадлан в Среднем Поволжье не был, а конечная точка посольства и месторасположение зимней ставки болгар - это нынешнее село Три Протока у восточной окраины Астрахани[1].

Первые упоминания о городе

Предполагается, что город возник примерно во второй половине XIII века. М. Г. Сафаргалиев полагал, что основание города произошло именно в это время, когда «правящая верхушка Золотой Орды приняла новую религию — ислам, и мусульманское духовенство стало получать от ханов различные привилегии».

Согласно общепризнанной точке зрения, первое упоминание Хаджи-Тархана в письменных источниках встречается в записках арабского путешественника Ибн Баттуты, который посетил этот город вместе с Узбек-ханом в 1333 году. Средневековые карты помещают Хаджи-Тархан на западном берегу Волги, несколько выше центра нынешней Астрахани. Сегодня остатки города фиксируются археологически на городище «Шареный бугор».

Город в эпоху Золотой Орды

Находясь на пересечении торговых путей город достаточно быстро стал центром торговли Золотой Орды. В XIIIXIV вв. Хаджи-Тархан был крупным узлом транзитной торговли на караванном пути Восток — Запад. Караваны с восточными товарами прибывали сюда из Сарая и отправлялись дальше по двум направлениям: на юг — в предкавказские степи, через Дербентский проход в Закавказье и на запад — в Азак, где их ждали венецианские и генуэзские купцы. Иосафато Барбаро особо отмечает, что все специи и шелк поступали в XIV в. в Азак и находившуюся здесь итальянскую торговую колонию через Хаджи-Тархан.

Город был выстроен из обожжённого и сырцового кирпича. Судя по материалам раскопок, в городе были развиты гончарное производство, металлообработка и ювелирное ремесло. Вот что писал Мухаммед Ибн-Баттута в 1333 году:

«Мы отправились в путь с султаном и со ставкою и прибыли к городу Хаджитархану (Астрахани) … Это один из лучших городов, с большими базарами, построенный на реке Итиле, которая одна из больших рек мира. Султан остаётся здесь до тех пор, пока усиливается стужа и эта река замерзает. Замерзают и соединённые с нею воды. Потом он приказывает жителям этого края привезти несколько тысяч возов соломы, который они кладут на лёд, сплотившийся на реке. По этой реке и соединённым с нею водам ездят в арбах на расстоянии 3 дней пути. Часто по ней проходят караваны, несмотря на конец зимней стужи, но при этом тонут и погибают.»

Зимой 1395 года к городу начали подходить войска Тимура. В летописях отмечается, что население для защиты города со стороны Волги из кусков толстого льда выстроило значительную стену. Однако власти города решили сдать город без боя. Тимур отдал город войскам на разграбление, затем поджег его и разрушил. После чего Хаджи-Тархан, по словам венецианского дипломата и путешественника, Иосафата Барбаро, представлял собой «почти разрушенный городишко».

Город в эпоху Астраханского ханства

Хаджи-Тархан был вновь отстроен и с образованием Астраханского ханства в 1459 году стал его столицей. Побывавший в XV веке в Хаджи-Тархане венецианец Контарини, Амброджо пишет о явных следах упадка города: «Домов там мало, и они глинобитные, но город защищен низкой каменной стеной. Видно, что совсем недавно в нём ещё были хорошие здания». Далее он пишет:

«Город Цитрахан (Citrachan) принадлежит трем братьям; они сыновья родного брата главного хана (Ахмеда), правящего в настоящее время татарами, которые живут в степях Черкесии и около Таны. Летом из-за жары они уходят к пределам России в поисках прохлады и травы. Зимой эти три брата проводят несколько месяцев в Цитрахане, но летом они поступают так же, как и остальные татары.»

В первой половине XVI в. Астрахань в силу своего удачного географического положения начинает привлекать внимание Турции, Крымского ханства, Ногайской Орды и является своеобразным «яблоком раздора» между ними. К 1533 г. в Астрахани образовалась при дворе так называемая «русская партия», активно подкупаемая Московским правительством и служащая проводником московского влияния[2]. В результате, в 1533 г. Астраханское ханство заключило с Московским государством торгово-политический договор о союзе и взаимопомощи[2]. Далее с 1537 г. по 1552 г. ханы сменяли друг друга 4 раза[2].

В 1552 году к власти в Астраханском ханстве приходит враждебно настроенный к Руси крымский ставленник, хан Ямгурчей[3]. Для его свержения Царь Иван Грозный выслал в поход на Астрахань 30 тысяч стрельцов на галерах во главе с князем Юрием Пронским, которые после небольшой стычки в 1554 году захватили Астрахань. На ханство поставили Дервиш-Али, который прежде был свергнут Ямгурчеем, и который поклялся в верности Москве[3]. Однако Дервиш-Али, вступив в союз с крымчанами, перебил про-московски настроенных людей в своём окружении, а затем напал на русский отряд. Тогда Иван Грозный весной 1556 года снова послал служивых людей в поход[3]. На этот раз ханство было ликвидировано, территория его была включена в состав России, все население принесло присягу русскому царю на верность. Так закончилась очередная эпоха в истории города.

Становление русской Астрахани

В марте 1556 году, получив от ногайского князя Измаила сообщение об измене астраханского «царя» Дербыша, в союзе с Крымом выбившего из Астрахани московского представителя Леонтия Мансурова, Москва посылает «подмогу» для «астраханского дела» — стрелецкую рать под командой головы Ивана Черемисинова «с его стрельцы» и Михаила Колупаева «с казаки». Подойдя к городу, воеводы никого там не обнаружили: «Царь из Астророхани побежал, а город выжег». После этого «Иван и Михайла» обосновались в захваченной татарской Астрахани, и укрепили её. О том, какой была татарская Астрахань и её укрепления к тому времени, можно судить по отрывку из Разрядной книги: «А как государевы воеводы на Астрахань приходили, и было в Астрахани два города плетены в комышу да насыпаны землею». Очевидно, именно потому, что «уничтожить такую степную крепость с помощью артиллерии и огня было очень легко», Черемисанов стал искать место для новой крепости и уже весной 1558 г. В Астрахань отправляется И. Г. Выродков для строительства крепости. В 1636 году Адам Олеарий застал в Астрахани праздник основания города, который местные жители торжественно отмечали 1 августа. Свидетельство Олеария означает, что именно в этот праздничный день 1558 г. (через 2 недели после прибытия Выродкова, ушедшие на ознакомление с местностью и разметкой плана будущей крепости на земле), состоялся чин закладки города.

Летом 1559 г., возвращаясь из Бухары, Антони Дженкинсон застал Астрахань уже стоящей «на острове, на высоком берегу с замком внутри города, обнесенным земляным валом и деревянными стенами» Астрахань в расхожем мнении приобрела значение «ключевого пункта на волжском пути», «оплота и наблюдательного пункта среди беспокойного кочевого населения». Однако забытое первоначальное назначение русской Астрахани, основанной в 1558 г. как опорный пункт для войны с Крымом, решительно меняет это представление. Такая функция, несомненно, определяла иной, чем представлялось до сих пор, ранг Астраханской крепости, её масштаб, структуру, характер укреплений, иной уровень ставившего крепость мастера.

Русская Астрахань стала для Московии не только мощным военным форпостом на юго-востоке, но и главными торговыми «воротами» в Азию. Под стены деревянной Астрахани уже в первое её десятилетие приходили из «коренной Руси» каждое лето «до 500 судов больших и малых» за природными богатствами Нижней Волги и Прикаспия — «минеральной солью и осетрами» Так в 1580 г. появляется первое упоминание о гостиных дворах в Астрахани: «Там тезики или персидские купцы обыкновенно останавливаются со своими товарами» Архитектура этих сооружений несет в себе восточную составляющую, являет древний композиционный тип караван-сарая. Их место в градостроительной системе городского центра связанно с древнейшей традицией расположения сооружений такого назначения вне стен цитадели города, близ её главных ворот. Важно, что дошедшие до нас в относительно хорошем состоянии, они существуют сегодня в аутентичной архитектурно-градостроительной среде.

Уже в 1569 году на Астрахань организуется крымско-турецкий поход во главе с крымским ханом Девлет-Гиреем и пашой Касимом. Соединившись в августе у Переволоки, войска паши Касима и Девлет-Гирея двинулись на город. Первоначально предполагалось, что в атаке на город еще будет участвовать турецкая флотилия. Однако до города она не дошла из-за сильного шторма. В сентябре 1569 года крымско-турецкое войско достигло территории, где располагался Хаджи-Тархан, и разбило там лагерь. Новую Астрахань планировалось взять с помощью подрыва крепостной стены и подкопа, но осуществить задуманное помешали русские войска, которые доблестно сражались за город. Быстро взять Астрахань не удалось и крымско-турецкие войска отступили. Причинами не продолжать атаку стали нежелание зимовать в старом Хаджи-Тархане, опасение приближения основных русских войск и начавшиеся разногласия между Касимом и Девлет-Гиреем. В итоге 26 сентября паша Касим отдал приказ своим войскам отходить к Дону, а в 1570 году турецкий султан Селим отказался от всяких претензий на Астрахань.

В 1580—1620 годах сооружены каменные стены с башнями.

Дон-Хуан Персидский, прошедший в составе персидского посольства через Астрахань в 1599, оставил такую заметку:

«В Астаркане 5000 жителей. Все дома их деревянные, только крепость, очень сильная, где живёт главный начальник, выстроена из камня; стены её значительной высоты и толщины. Она охраняется весьма бдительно множеством ратников, и доступ в неё можно получить только по особому разрешению… собственно татары бродят по полям, как бедуины, и только христиане-московиты населяют застроенные места… Сюда съезжается множество купцов из Московии, Армении, Персии и Турции. Главный предмет его торговли — соль.»
Как указывалось в конце XIX в. в ЭСБЕ,
Вначале заселение Астрахани шло быстро: отдалённость края, привольное житье и потребность в рабочих руках привлекли массы русских переселенцев, образовавших вокруг города и крепости слободы — Сианову, Безродную, Теребиловку, Солдатскую, Ямгучерееву (или Огурчеево) и т. д., а торговое сношение и соседство с Востоком дало Астрахани самое пёстрое население, состоявшее из смеси азиатских пришельцев из разных мест, с незначительною примесью еврейского элемента. Поселившиеся в окрестностях города татары образовали Татарскую, а армяне — Армянскую слободы. В окрестностях города, как и в настоящее время, встречались кибитки калмыков и киргизов, прикочёвывавших к городу со скотом для его продажи. К первым переселенцам из Азии следует отнести индийцев, которые с течением времени образовали общество от 300 до 400 человек; в настоящее время в Астрахани нет ни одного индийца[4].

В XVII веке Астрахань была важным центром морского судостроения. Специальное государственное учреждение Деловой двор занималось строительством судов и мореплаванием на Каспийском море. Флотилия речных и морских есаульных стругов несла службу по охране судоходства. Основным типом русских торговых судов были бусы — остроносые, круглодонные суда с одним или двумя парусами грузоподъемностью до 200 тонн с одной или двумя пушками для обороны. Петр I же объявил каспийские бусы «старомодными судами» и велел строить новый флот по голландскому образцу. В результате бусы попросту сожгли, уничтожив весь русский торговый флот на Каспии. Новые же корабли по голландскому образцу, изготовили с грубым нарушением технологии — из сырого дерева, отчего они в течение 30 лет пришли в полную негодность[5][6].

Бунты в Астрахани

Беглые люди на Руси устремлялись на юг, где не так сильна была царская власть и где можно было укрыться в лихих казацких шайках. В Астрахань заносило людей свободных, кормившихся вольными промыслами. Они поддержали восстание И. Болотникова и в июне 1606 г. взяли власть в Астрахани в свои руки. Отряд повстанцев из Астрахани двинулся на соединение с главными силами в центральную Россию, но был разбит царскими войсками.

В 1670 году Степан Разин, ставший легендой ещё при жизни, взволновал всё Поволжье против царской власти. В июне он с 12-тысячным войском подошел к Астрахани, где до того год назад прошёл он с великой славой, возвращаясь из персидского похода. Астраханская крепость имела сильный гарнизон и сотни пушек. Однако простой люд впустил Разина в город, а солдаты перешли на его сторону. Свидетелем этих событий стал Ян Стрейс, парусных дел мастер, оказавшийся в городе в столь неудачный момент. Он с группой товарищей бежал ещё до падения Астрахани. Представляет интерес его описание города (Третье путешествие, Гл.12):

«Он окружён толстой каменной стеной, на которой стоят 500 металлических пушек. В городе всегда сильный гарнизон для защиты от татар и казаков. С внешней стороны из-за множества башен и церковных глав Астрахань выглядит весьма красивой. Это отличный торговый город, где торгуют не только бухарские, крымские, ногайские и калмыцкие татары, но также персы, армяне, индусы; приезжающие в Астрахань по Каспийскому морю на кораблях… Здесь растут в изобилии арбузы, яблоки, груши, вишни и многие другие фрукты. Встречается также отличный крупный виноград, с ягодами больше сустава на пальцах руки… Туземным или ногайским татарам не дозволяется жить в городе, и они должны селиться за его чертой, им также запрещают обносить свои жилища стеной или валом… Рыба и мясо продаются за ничтожную цену… Только водка здесь очень дорога… но русские не берегли и не считались со своими деньгами, и им пришлось испытать нужду и недостаток в других вещах

Восставшие перебили всех представителей власти, имущество дворян и купцов разделили между собой. С уходом Разина предводителем народа в Астрахани стал казак Василий Ус. После его смерти от болезни атаманом избрали Федора Шелудяка. Степана Разина казнили в июне 1671 в Москве, но Астрахань ещё держалась против царских войск. Только 27 ноября 1671 года войска воеводы И. Б. Милославского вошли в город, сданный повстанцами на условиях помилования. Милославский сдержал слово, но прибывший через несколько месяцев князь Одоевский устроил жестокую расправу, особо не разбираясь, кто виновен в бунте.

Астраханское восстание

В петровское время, в июле 1705 года в Астрахани снова вспыхнул бунт. Поводом послужил указ о запрещении русского платья и ношения бород, который проводился в Астрахани самыми варварскими способами. Восставшие стрельцы убили офицеров и ненавистного воеводу Т. Ржевского, собрали сход, выбрали совет старейшин, поделили имущество «начальных людей». Попытка повстанцев распространить восстание дальше пределов Астраханского края не увенчалась успехом. В марте 1706 фельдмаршал Б. П. Шереметев осадил Астраханскую крепость, и жители города сдались на царскую милость. Шереметев объявил, что вина их предаётся забвению, и что отныне они по-прежнему должны верно служить царю[7]. Вскоре было казнено и умерло от пыток 365 участников восстания, многие отправились в Сибирь. Когда Петр I в 1722 нанёс визит в Астрахань, ничего не напоминало о былом вольнодумстве астраханцев.

Армяне в Астрахани

В течение многих лет после присоединения Астраханского ханства к России Астрахань была единственным населённым пунктом на пространстве от Казани до Каспийского моря. Лишь в конце 1620-х годов в Астраханском крае появляются первые городки-крепости. В 1627 году в 250 верстах севернее Астрахани построена небольшая крепость Чёрный Яр, в 16651667 годах — крепость Красный Яр к востоку от Астрахани.

Географическое расположение Астрахани на границе Европейской России и на большом водном пути, дающем выход в Персию и Индию, определило её значение как важного центра российской внешней торговли. В XIII веке в городе имелась значительная армянская колония[8]. С развитием Астрахани в город обосновываются иностранные купцы — персы, армяне, индийцы. Первыми здесь в царствование Михаила Фёдоровича (по различным данным[9][10], в конце XVI — начале XVII веков) поселились армяне, игравшие ведущую роль в астраханской торговле вплоть до 1830-х годов.

Как указывается в ЭСБЕ,
В последние годы царствования Иоанна IV торговые договоры Московского двора в 1563 году с шемахинским царем, а в 1567 и 1569 годах с бухарским владетелем вызвали более оживленные торговые связи с этими государствами, а также прилив торговых людей в Астрахань — из Шемахи, Бухары, для которых выстроены были караван-сараи, носившие название дворов: гилянского, бухарского, индийского и т. д. В царствование Алексея Михайловича торговля с Персиею приняла большие размеры для того времени, чему много способствовали льготы, дарованные персидским шахом Аббасом II русским торговым людям. В это время на торговой арене А. являются армяне, забравшие в свои руки всю её внешнюю торговлю. Главным товаром, привозимым из Персии, был шелк-сырец, торговля которым передается в руки армян, образовавших в 1667 году Джульфинскую К°[11]

Российское правительство обязывалось снабжать армянские караваны «для безопасности от разбоев стругами и провожатыми людьми из Астрахани до Москвы»[10].

Армянские купцы также содержали фабрики и мастерские по изготовлению сафьяна и тканей из хлопка и шелка.

К середине XVII века армяне в Астрахани имели своё кладбище, в начале XVIII века армяне обратились к царю о разрешении на строительство первой каменной церкви вместо деревянной[10]. Церковь была построена к 1730 году (к концу XIX века в Астрахани действовало уже 6 армяно-григорианских церквей). В это же время армянские купцы в Астрахани начинают строить особняки, покупают готовые дома[9].

К середине XVIII века армянское население города составляло около 800 человек. Однако уже в 1770-е годы, после переселения А. В. Суворовым армян из Крымского ханства в Нор-Нахичевань (ныне часть Ростова-на-Дону) и Астрахань, число армян в Астрахани выросло примерно до 2000 человек. Им принадлежало до 300 домов — примерно десятая часть от всех домов Астрахани[9]. В 1774 году местные власти получили разрешение принимать армян в российское подданство.

К началу XIX века в Астрахани формируются купеческие фамилии, среди которых и армянские — это нефтепромышленники Лионозовы, владельцы рыбных промыслов Агабабовы, мельниц — Агамовы и другие. Армяне также занимаются животноводством, бахчеводством и садоводством[9].

В 1810 году с царского соизволения в Астрахани на средства Николая Агабабова было открыто первое армянское учебное заведение — народное училище для армян. В 1818 году в реорганизованном Агабабовском училище, объединённом с епархиальным, стали преподавать армянский язык, литературу, армянскую историю и закон божий[10]. С 1815 года было начато издание газеты «Восточные ведомости» на армянском языке. Указом от 17 сентября 1847 года для армян Астрахани было определено самоуправление и судопроизводство[9].

По информации ЭСБЕ, в 1888 году население Астрахани составляло 73 710 человек, в том числе армян — 6222 человека.

Напишите отзыв о статье "История Астрахани"

Примечания

  1. [www.academia.edu/18155990/%D0%A2%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D1%8F_%D0%BA%D1%80%D0%B5%D0%BF%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8_%D0%A1%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D1%80%D0%B0_1586-1706_%D0%B3%D0%B3._%D1%8D%D1%82%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F_%D0%B8_%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B4%D1%88%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D1%83%D1%8E%D1%89%D0%B8%D0%B5_%D1%83%D0%BF%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F_%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%BC%D0%B0_%D0%B2_%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D1%85_%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D1%85_Topography_of_the_Samara_fortress_ethymology_and_preceeding_mentioning_of_the_toponim_in_the_written_sources_ Топография крепости Самара 1586-1706 гг., этимология и предшествующие упоминания топонима в письменных источниках (Topography of the Samara fortress, ethymology and preceeding mentioning of the toponim in the written sources)]. www.academia.edu. Проверено 26 декабря 2015.
  2. 1 2 3 [www.spsl.nsc.ru/history/descr/astrah.htm АСТРАХАНСКОЕ ХАНСТВО]
  3. 1 2 3 [xacitarxan.narod.ru/xtarix.htm Официальная история]
  4. [wiki.laser.ru/index.php/%D0%90%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%85%D0%B0%D0%BD%D1%8C Статья «Астрахань» ЭСБЕ. Размещена в ЭНЭ]
  5. [astrakhan-musei.ru/t_menu/t_menu/category/258 Русский бус (буса) Каспийского моря]
  6. Тушин Ю. П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Чёрном морях. М., 1978. с. 40.
  7. [history.astrakhan.ws/narod_vost3.php Астрахань мятежная / Восстание 1705—1706 гг.]
  8. Научные труды по Арменоведенью «Арменистика» № 1(20) 2003 года, Спецпечать, Пятигорск. / В. Акопян. История заселения армянами Северного Кавказа и Ставрополья. — С. 18.
  9. 1 2 3 4 5 [www.volgaru.ru/index.php?retro&article=1317 400 лет армянской диаспоре в Астрахани. Общественно-политическая газета Астраханской области «Волга» № 111 (24032)]
  10. 1 2 3 4 [noev-kovcheg.1gb.ru/article.asp?n=58&a=13 Роберт Баблоян, Артем Абрамов. Армяне в Астрахани. Информационно-аналитическая газета армянской диаспоры стран СНГ «Ноев Ковчег»]
  11. [wiki.laser.ru/index.php/%D0%90%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%85%D0%B0%D0%BD%D1%8C Статья «Астрахань» БЭСБЕ. Размещена в ЭНЭ]

Литература

  • Гусарова Е. В. Ранний городской план петровских геодезистов во французском морском атласе середины XVIII в. («Петров чертеж Астрахани») // [vietmag.org/?page_id=1474&lang=ru Вопросы истории естествознания и техники. 2015. № 1. С. 3–45.]

Ссылки

  • [www.astrakhan.ru/history/ История Астраханского края, в статьях]
  • [history.astrakhan.ws/ История. Астрахань. WS]
  • [astinform.ru/publ/ Статьи на краеведческую тематику с сайта astinform.ru]
  • [astinform.ru/load/ Книги на краеведческую тематику с сайта astinform.ru]
  • [astrakhan.pp.ru/ История Астрахани в названиях улиц (справочник)]
  • Старая Астрахань [damir-sh.livejournal.com/tag/Старая%20Астрахань]
  • [meteocenter.net/history/Astrakhan1943.jpg План-карта Астрахани (составлена немецкой разведкой в 1943 году)]
  • [maps.monetonos.ru/maps/do1917/Astrahanskaya/astrahan.jpg Карта поселений Астраханского казачьего войска и его земель (от Астрахани до Саратова), 1911 год]

Отрывок, характеризующий История Астрахани

С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!