История Барнаула

Город Барнаул был основан в 1730 году (по другим сведениям, в 1739) горнозаводчиком Акинфием Демидовым.

Археологические находки свидетельствуют о том, что первые поселения на территории современного Барнаула появились ещё в каменном веке. На территории города сохранилось 63 археологических памятника. Это городища, курганы, стоянки и поселения человека с древнейших времён до средних веков, большинство из которых расположены на левом берегу реки Оби — в Нагорной части Барнаула, в посёлках Мохнатушка, Казённая Заимка, Гоньба и Научный Городок. В ордынскую эпоху, до прихода в Сибирь русских переселенцев, здесь стоял древний город-крепость Абакша. Отсюда телеуты совершали набеги на соседей, а высокий берег реки и бор были естественной преградой для врагов.

Основание

Исследователи связывают основание Барнаула с началом строительства медеплавильного завода Акинфия Демидова, получившего земли в аренду от государства. Известно, что именно в 1730 году Демидов перевел на Алтай 200 приписных крестьян для закладки заводов. 29 сентября 1739 году было начато строительство Барнаульского завода. В том же году был проложен отводной канал и построена плотина. Деревня Усть-Барнаульская, отстоявшая от заводской плотины всего на 2 версты, была приписана к заводу в 1742 году. Позднее Демидов в тайне от императорской фамилии начал выплавлять золото и серебро, о чём узнали в Петербурге. Заводы были конфискованы.

В 1749 году канцелярия горного округа с согласия Кабинета её императорского величества была перенесена из Колывани на Барнаульский завод (последний переходит в собственность Романовых, начинается т. н. кабинетский период). В 1750 году на Барнаульском заводе действовали уже 17 печей, вместо 2 печей и 7 горнов, работавших при Демидове. На завод едут горные офицеры и инженеры с Урала для выплавки руд и её первичной обработки. Одним из таких был и талантливый изобретатель Иван Ползунов. В 1763 году он представил проект «огнедышащей машины» — первой паровой машины в мире, и в 1766 году на берегу реки Барнаулки прошли её испытания.

В 1771 году Барнаул получает статус «горного города» (позднее в 1846 году появился свой герб, на котором были изображены белая скачущая лошадь и действующая сереброплавильная печь. Эта печь — символ горного производства, подчёркивала главное богатство города — серебро, а лошадь изображалась на гербе Томской губернии, в состав которой входил тогда Алтайский округ). А для подготовки необходимых кадров в 1779 году открыто горное училище — первое в Сибири.

В этот век Барнаул развивался на территории, ограниченной с востока и юго-востока рекой Обью, а с юго-запада и запада ленточным бором. С северной стороны таких естественных рубежей не было. Северная граница обозначалась на планах Барнаула 1786, 1826 и 1837 годов прямой линией, параллельной улицам. Эта черта не могла остановить городскую застройку, которая стала постепенно расширяться на север.

Несмотря на отдалённость от центра России, Барнаул рос и развивался: в 1835 году жителей в городе было более 9 тыс. человек. Застройка кварталов шла под влиянием архитектуры Петербурга. К середине XIX века в городе было 33 улицы и переулка, 1725 домов (из них 15 каменных), пять церквей, в том числе лютеранская. О высокой культуре жителей — офицеров, чиновников, инженеров, купцов, промышленников — говорит заметка П. П. Семёнова-Тян-Шанского: «Барнаул… был, бесспорно, самым культурным уголком Сибири, и я прозвал его сибирскими „Афинами“».

Город становится крупным культурным и научно-техническим центром России. В 1764 году открывается техническая библиотека с фондом 7 тыс. томов. В 1786 году в архивных документах упоминается Барнаульский «театральный дом». А в 1827 году открывается первая типография. П. К. Фролов организовывает Краеведческий музей — один из первых в Сибири.

В XIX веке город посещали со своими экспедициями всемирно известные писатели, путешественники и ученые: Ф. М. Достоевский, А. Гумбольдт, К. Ф. Ледебур, А. Э. Брем. Они оставили в своих дневниках впечатления о городе, поразившем их своим великолепием, высокообразованным обществом горных инженеров и офицеров, существованием таких культурных учреждений, как любительский театр, музей, библиотеки.

В XVIII—XIX веках с Барнаулом были связаны судьбы замечательных изобретателей и учёных, в первую очередь это И. И. Ползунов, построивший в 1763—1766 годах первый в мире паро-атмосферный двигатель непрерывного действия. Здесь же работали строитель чугунно-рельсовой дороги, инженер и общественный деятель П. К. Фролов, металлург, раскрывший тайну булата, П. П. Аносов.

В XVIII — первой половине XIX веков на Алтае выплавляли 90 процентов российского серебра — по 1000 пудов в год. Барнаульский сереброплавильный завод по праву считался самым крупным — на нём действовало 13 плавильных печей, дававших около 450 пудов серебра ежегодно. Поэтому не случайно Барнаул за короткое время году из небольшого заводского посада стал одним из крупнейших городов в Сибири.

По данным административного учета, население города к 1870-м годам составляло 13-14 тыс. человек, из которых 30-45% приходилось на военных, чиновников и членов их семей.

Отмена крепостного права, истощение природных ресурсов, неспособность заводского руководства работать в новых условиях, привели к упадку горного производства и закрытию в 1893 году Барнаульского завода. Но в это же время город становится крупным торговым центром развивающегося сельскохозяйственного региона. В городе того времени существует кожевенное, свечное, кирпичное, пивоваренное, содовое, шубное, лесопильное и другие производств Это позволило выйти барнаульским товарам не только на российский, но и на международный рынок.

С 1880 года граница городских земель проходила по Малой Алтайской улице (сейчас им. В. П. Чкалова). Однако к концу XIX века появились 3-я, 4-я, 5-я и 6-я Алтайские улицы, формально расположенные за пределами Барнаула. Увеличение численности населения делало необходимым расширение территории города. В августе 1910 года император Николай II подписал указ о предоставлении в собственность Барнаулу земель Кабинета его императорского величества за выкуп.

В начале 1915 года состоялось открытие Алтайской железной дороги, что еще больше ускорило развитие города, население которого уже насчитывало 40 тысяч человек. И уже в мае 1915 года Барнаульская дума обсудила и одобрила новый план развития города.

Социальная сфера того времени развивалась благодаря купцам-меценатам и общественным деятелям города. В 1893 году В. К. Штильке организовывает «Общество попечения о начальном образовании» и к 1910 году в Барнауле уже насчитывается 29 учебных заведений. В 1895 году строится Богородице-Казанский женский монастырь. А в 1899 году открыта Городская больница. В 1900 году построена электростанция купца Ивана Платонова, имеющая мощность 140 кВт, игравшая роль муниципального источника энергии.

Проходят первые сеансы «синематографа». Городская дума в 1914 году постановила закрыть все пятнадцать домов терпимости.

2 мая 1917 года в Барнауле произошел грандиозный пожар. Выгорело 60 кварталов. Без крова остались до 20 тыс. человек, погибло 34 человека. От пожара 1917 года сильно пострадала городская архитектура, в пожаре погибли многие здания, особенно деревянные постройки.

Советский период

17 июня 1917 года Временное правительство выделило южную часть Томской губернии в Алтайскую с центром в Барнауле. Здесь был образован временный губернский исполком, параллельно с которым действовали и Советы при поддержке барнаульского гарнизона.

7 декабря 1917 года большевики взяли власть в Барнауле. Под угрозой военного столкновения с чехословацким корпусом, военно-революционный комитет, во главе с Иваном Присягиным принял решение оставить Барнаул.. Советская власть вернулась в город только 9-11 декабря 1919 года вместе с регулярной Красной армией и партизанской армией во главе Ефима Мамонтова. Белогвардейцы оставили город в надежде добраться до Новониколаевска (Новосибирск). Отступая, белая армия в районе села Тальменка попала в засаду, подготовленную Первой Чумышской Советской партизанской дивизией во главе с М. Ворожцовым (Анатолием).

После гражданской войны город начал меняться, многие горожане стали обзаводиться огородами, скотом, занимались кустарными промыслами, в городе появились коллективные хозяйства.

Индустриализация и коллективизация сильно повлияли на развитие города. В город переселяются жители деревень и малых поселков, а сам город, фактически, становится центром агропромышленного комплекса региона. В 1923 году вступила в строй городская центральная электростанция. А в 1926 году по решению горсовета спущен Барнаульский пруд. В 1929 году в Барнауле появляется городской радиоузел. Открыта первая автобусная линия «Базар — Вокзал». И в 1933 году организовано первое высшее учебное заведение в городе — учительский институт (Барнаульский государственный педагогический институт).

В 1932 году был заложен крупнейший в Западной Сибири меланжевый комбинат, параллельно с ним шло строительство невиданного ранее в городе комплекса «соцгородка» — жилых зданий, детских садов, школ, медицинских учреждений для тех, кто трудился на этом предприятии.

В связи с образованием в 1937 году Алтайского края, Барнаулу был присвоен статус его административного центра.

Согласно генеральному проекту развития города от 1937 года, основными магистралями должны были стать Ленинский проспект и 2-3 Алтайские улицы, объединенные зеленой полосой скверов. Вокруг центральной площади, на пересечении этих улиц проектировались здания в 5-6 этажей для административныхи хозяйственных учреждений, банка, НКВД. Здание городского совета предполагалось построить в центре площади, отодвинув его в сторону реки Оби. Перед ним пространство для демонстраций и митингов, далее сквер с партерной зеленью и обелиском. В этом же проекте была впервые заложена идея Обского бульвара. Однако война внесла свои коррективы — центральная площадь так и не сформировалась, а главные улицы остались с деревянной застройкой.

Во время Второй мировой войны в городе на постоянной основе разместилось около ста промышленных предприятий из Москвы, Ленинграда, Одессы, Харькова, других городов, временно оккупированных фашистскими войсками. Они стали основой промышленности города (назад возвращены не были). В городе стали работать крупные машиностроительные предприятия — заводы «Трансмаш», котельный, станкостроительный, выпустил первую продукцию радиозавод. Город поставлял фронту танковые дизельные моторы, кислородно-дыхательную аппаратуру для летчиков, обмундирование, полушубки, валенки. По некоторым данным, около половины патронов, использованных Советской Армией во время войны, было произведено в Барнауле на станкостроительном заводе.

Послевоенные годы ознаменовались бурным развитием химической промышленности. В 50-60-е годы были построены заводы химического волокна, шинный, асбестотехнических изделий, ряд других. Впервые была предпринята попытка, решить жилищную проблему и пересадить барнаульцев из ветхих деревянных домиков в относительно благоустроенные «пятиэтажки». Так появились районы массовой, «поточной» застройки — Поток, а вслед за ним Черёмушки, Солнечная поляна, Урожайный.

В 1980 году Указом Президиума Верховного Совета СССР город награждён орденом Октябрьской Революции.

Современный период

С распадом СССР и изменением политико-экономической ситуации в стране, новые веяния и проблемы коснулись Барнаула. Крупнейшие промышленные предприятия оказались на грани банкротства (Моторный завод, Трансмаш, ХБК и др.). Город из преимущественно промышленного центра переквалифицировался на другие сферы экономики: торговлю, сферу услуг, строительную и пищевую промышленности.

С середины 90-х годов XX века в городе началось активное развитие торговли, сферы услуг, строительной и пищевой промышленности. Облик города сильно изменился. Несмотря на ветшание старого жилого фонда окраин, в центральной части появились крупные торговые и офисные центры, многоэтажные жилые дома. Основной проблемой становится транспорт — спроектированные с учётом советских генпланов улицы и проспекты города уже не могут обеспечивать необходимую пропускную способность для автотранспорта. Последнее крупное решение этой проблемы произошло в 1996 году со строительством нового автомобильного моста через Обь.

С 2001—2002 годов город постепенно выходит из экономического кризиса 90-х, в сфере торговли появляются крупнейшие торговые федеральные сети. Частный бизнес активно вкладывает деньги в сферу услуг и развлечений. Новые инвесторы частично реанимируют промышленность. Возобновляется выпуск шин, дизелей, форсунок, патронов, механических прессов и др.

См. также

• Город-сад
• Нагорный парк
• Градоначальники Барнаула
• Список археологических памятников Барнаула

Литература

• Барнаул: Энциклопедия / Под редакцией [www.humanities.edu.ru/db/msg/60236 Скубневского В.А.]. — Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2000. — ISBN 5-7904-0140-6.
• Город, который он любил. Барнаул, 2005.
• Страницы истории Алтая. 1998 г. Календарь памятных дат. Барнаул, 1997.
• Документы по истории церквей и вероисповеданий в Алтайском крае. Барнаул, 1997.
• Предприниматели и предпринимательство в Сибири (XVIII — начало XX вв).
• Судьбы. Барнаул: Издание управления архивного дела администрации Алтайского края, 1996. 199 с.
• Василий Фёдорович Гришаев: Биобиблиографический указатель. Барнаул, 1996.
• Кошинский, Кухарская В. Л., под редакцией. Климат Барнаула. —- Новосибирск: ЗапСибНИИ, 1984 г. —- 125 с. —- УДК 551.5821.1 (571.15-21).

Ссылки

• [politsib.ru/analytics/?id=55883#.T5IxZ6uRGGs Первая улица Барнаула носила загадочное название — Ряпосовская]

Отрывок, характеризующий История Барнаула

– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.