История Генуи

История

Античный период

В период античности на территории нынешнего города располагалась крохотная греческая колония — здесь найдены остатки греческих захоронений. Во время Пунических войн Лигурия выступала на стороне Рима. В 209 г. до н. э. рыбацкое поселение лигуров было разрушено войсками Карфагена.

Раннее средневековье

После падения Римской империи местность была захвачена сначала остготами, в VI в. — византийцами, потом лангобардами. В VIII веке эта территория была завоевана франками.

Укреплённый порт

Превращение Генуи в один из крупнейших портов Средиземноморья началось в X веке, в особенности после набега Фатимидов в 934 г., после которого горожане под руководством епископа и местного феодального властителя (виконта) построили новые городские укрепления и принялись укреплять связи с другими христианскими центрами. С тех пор генуэзские суда стали регулярно заходить в порты Испании и Палестины.

Город-государство и расцвет республики

К началу XII века Генуя становится независимым городом-государством. Формально признавая власть императора Священной Римской империи и епископа, Генуя фактически управлялась советом выборных консулов. Особенность генуэзской талассократии состояла в том, что наиболее влиятельные семейства — Фиески, Спинола, Дориа, Гримальди — представляли торговые интересы различных гильдий и тем самым уравновешивали друг друга. Городом управляли как торговой компанией, однако постоянные политические раздоры долгое время нисколько не мешали его развитию. Во времена крестовых походов по своему богатству и влиянию Генуя превосходила многие королевства Европы. Наряду с Пизой, Венецией, Гаэтой и Амальфи это была морская республика с 100000 жителей (среди которых много выходцев из других земель), развитой торговлей, судостроительной промышленностью и даже банковской системой.

Экономическое благополучие Генуи зависело от разветвлённой сети колоний. Подчас это были отдельные здания (торговые фактории), местами — городские предместья (напр., Галата под Константинополем), а иногда генуэзцы завладевали целыми островами и побережьями (напр., Корсикой и северной частью Сардинии). Проникновение генуэзцев в восточные моря осуществлялось как при помощи дипломатических договорённостей, так и путём прямого военного вторжения. Благодаря союзу с византийским императором (1261) и монголами генуэзцам удалось обосноваться в Кафе, Тамани, Тане и других ключевых пунктах Северного Причерноморья (см. Генуэзские колонии в Северном Причерноморье). Победы над пизанским флотом при Мелории (1284) и над венецианцами при Курцоле (1298) ознаменовали наступление краткого века генуэзского господства во всём Средиземноморье.

Постепенный упадок республики

Признаки политического и экономического кризиса проявились в Генуе в середине XIV века. Попытки положить конец внутренним раздорам вылились в 1339 году во введении института выборных дожей на венецианский манер. В 1394—1409 годах Генуя оказалась в политической зависимости от французов, в 1421—1435 годах — от миланцев. К середине XV века республика окончательно потеряла статус великой державы: Корсика бунтовала, Сардинией завладели арагонцы, колонии в Палестине поддались набегам турок и мамелюков. Испанцы, французы и миланцы то и дело вторгались даже в республиканскую метрополию — Лигурию.

В 1470 году был основан Генуэзский университет, а двадцать лет спустя самый знаменитый уроженец Генуи Христофор Колумб открыл Америку. (Хотя убедительных доказательств его генуэзского происхождения не существует, туристам даже показывают домик, где якобы родился великий мореплаватель).

В 1528 году адмирал Андреа Дориа убедил горожан принять новый порядок управления, по которому дожи избирались на два года, но решающее слово сохранялось за купеческой олигархией. Дориа сделал ставку на союз с Испанией, который позволил генуэзцам «снимать сливки» с испанской колонизации Америки, пуская в торговый оборот добытое там золото. Благодаря этой стратегии в конце XVI и начале XVII веков Генуя оставалась одной из наиболее благополучных земель в Италии и вела большое строительство.

К XVIII веку зависимая от американского золота экономика Генуи, как и Испании, пришла в полный упадок, а в 1768 году республика по Версальскому договору была принуждена уступить французам своё последнее «заморское владение» — Корсику.

Французский протекторат

В 1797 г. Наполеон преобразовал дряхлую Генуэзскую республику во французский протекторат под названием Лигурийской республики, а через восемь лет и вовсе присоединил её к Франции.

Пьемонт и Сардинское королевство

По условиям Венского конгресса город отошёл к Пьемонту, после чего началось его быстрое развитие в качестве главного порта Сардинского королевства, а затем и всей Италии.

В составе объединённой Италии

К началу XX века Генуя уже оспаривала у Марселя звание самого оживлённого порта во всём Средиземноморье.

В 2001 г. в Генуе прошёл саммит «Большой восьмёрки», сопровождавшийся крупнейшими протестами антиглобалистов (один человек погиб).

См. также

• Генуэзская республика
• Генуэзские колонии
• Банк Святого Георгия
• Генуэзские колонии в Северном Причерноморье

Отрывок, характеризующий История Генуи

– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.