История Джибути

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 История Джибути

Доколониальный период

Пунт

Аксумское царство

Адал

Эялет Египет

Колониальный период

Французский Берег Сомали

Французская территория Афаров и Исса

Независмость

Хасан Гулед Аптидон

Исмаил Омар Гелле


Портал «Джибути»






Ранняя история

Территория Джибути была населена ещё в глубокой древности.

Левая верхняя челюсть из Вади Дагадле на юго-западе Джибути датируется 250 тыс. л. н. Видовая принадлежность - архаичный Homo sapiens[1].

Остатки оросительных сооружений, сохранившиеся в районе Таджуры, свидетельствуют о том, что местное население занималось ирригационным земледелием. Возможно, что Джибути была частью страны Пунт, хорошо известной из древнеегипетских источников. В III—I веках до н. э. в Джибути стали проникать индийские и персидские торговцы, а также семиты из Южной Аравии. В это же время территория Джибути начала заселяться кочевыми племенами, говорящими на кушитских языках: афар и сомалийцами исса. В V—VII веках территория Джибути входила в состав Аксумского царства.

С VII века сюда начал проникать ислам и с этого времени Джибути попадает под власть арабских мусульманских султанатов, которые, впрочем, быстро распадались. В XIV—XVI веках на территории Африканского Рога шли постоянные войны мусульманских султанатов Сомали против христианской Эфиопской империи. В XVI веке весь Сомалийский полуостров, а с ним и территория Джибути подпадает под власть португальцев. Однако против последних выступили мамлюки и турки, использовавшие поддержку местных сомалийцев. На стороне Португалии в борьбу вступила Эфиопия. В 1530-59 годах на территории Африканского Рога шла кровопролитная и опустошительная война — между сомалийцами, мамлюками и турками против эфиопов и португальцев. Война истощила силы всех участников, привела к разорению Сомалийского полуострова, который в XVII веке перешёл под контроль арабов, в частности султаната Оман. Коренное население сохраняло кочевой образ жизни, а арабы составляли управленческую и торговую элиту региона.

Колониальный период

В середине XIX века в связи со строительством Суэцкого канала началась борьба европейских держав за обладание Джибути. Захват территории Джибути Францией был оформлен в 1862 году договором с султаном Гобаада (Gobaad), по которому Франция получила часть пустыни, населённой афар и якорную стоянку в Обоке. После открытия канала в 1869 году значение Джибути резко возросло. В 1885 году французам удалось навязать султанатам на территории Джибути (Гобаад, Таджура, Рахейта) соглашение о протекторате над северным берегом залива Таджура, а 26 марта 1885 года подписать договор с «руководителями» племён исса о протекторате над южным берегом залива. Протекторат стал носить название Обок. В 1888 году по решению французских властей началось строительство административного центра территории на том месте, где сейчас находится город Джибути, а в 1892 году сюда были переведены центральные административные органы протектората. Первым губернатором протектората стал Леонс Лагард (фр.).

В феврале 1888 года было подписано англо-французское соглашение, по которому Великобритания признавала владения Франции на Африканском Роге. Одновременно были зафиксированы южные границы французского протектората. Северные границы территории устанавливались франко-итальянскими протоколами, подписанными в январе 1900 и июле 1901 года[2]. Демаркация границ с Эфиопией была осуществлена в 1897 году соглашением с императором Менеликом II (это соглашение подтверждалось императором Хайле Селассие I в 1945 и 1954 годах.

В 1889 году русскими подданными-поселенцами во главе с Николаем Ашиновым была предпринята попытка колонизации части территории Берега Французского Сомали. После того, как полномочия основателя колонии и планы России не подтвердились, французский флот изгнал колонистов.

20 мая 1896 года протекторат Обок стал колонией Французский берег Сомали (фр. Côte française des Somalis) (см. статью Французский Сомалиленд).

Рост экономического значения города и порта Джибути связан с ухудшением итало-эфиопских отношений, приведшем к войне 1895—1896 годов. В это время Джибути оставался единственным портом, через который шла торговля Эфиопии с внешним миром. В октябре 1897 года началось строительство железной дороги, которая должна была связать Джибути с Аддис-Абебой. В 1903 году дорога достигла Дыре-Дауа, а 7 июля 1917 года — эфиопской столицы.

С 1912 года началась добыча поваренной соли в районе озера Ассаль. Но основным занятием населения оставалось полукочевое скотоводство, а в прибрежных районах рыболовство и ловля жемчуга. Земледелие было развито слабо. Значительная часть населения была занята на работах по обслуживанию порта в Джибути. Кратковременный экономический бум в колонии вызвала вторая итало-эфиопская война, которая привела к резкому росту объёмов грузоперевозок через джибутийский порт.

Во Второй мировой войне

Французский берег Сомали не принимал непосредственного участия в событиях второй мировой войны. В июне 1940 года командующий французскими войсками в колонии Поль Лежентильом выступил против перемирия с Германией и Италией и выразил намерение продолжить боевые действия на стороне Англии. Однако ему не удалось привлечь на свою сторону администрацию колонии, которая предпочла сохранить верность режиму Виши. 2 августа 1940 года Лежантийом перешёл на территорию Британского Сомали и присоединился к движению Де Голля. Одновременно англичане организовали морскую блокаду Французского берега Сомали, пытаясь заставить вишистскую администрацию колонии перейти на сторону голлистов. После занятия британскими войсками Аддис-Абебы 6 апреля 1941 года блокада стала двойной: морской и сухопутной (железнодорожное движение по маршруту Джибути — Аддис-Абеба было прервано). Вследствие этого в колонии начался голод. Но полностью блокировать территорию Джибути англичане не смогли, поскольку не сумели справиться с морской и сухопутной контрабандой, чрезвычайно развитой среди местных кочевников. Однако в целом блокада достигла своих целей и 4 декабря 1942 года вишистский губернатор Пьер Нуайета (Nouailhetas) прекратил исполнение своих полномочий, а 28 декабря было подписано соглашение, по которому управление Французским берегом Сомали было передано голлистам. Губернатором колонии был назначен Андре Байярдель (фр.).

В 1944 году батальон из Французского Сомали участвовал в освобождении Парижа.

Послевоенный период

После окончания второй мировой войны в среде местного населения колонии усиливаются настроения в пользу предоставления Французскому Сомали автономии или даже независимости. Появление и развитие таких движений связано как с общим ослаблением политических позиций Франции в годы Четвёртой Республики, так и с успехами антиколониального движения во всём мире.

После образования (в соответствии со статьёй VIII Конституции Франции) Французского Союза колония Французский берег Сомали была реорганизована в «заморскую территорию» (фр. Territoire d'outre-mer), получив одно депутатское место в Национальном собрании и одно кресло сенатора в Совете Республики.

28 сентября 1958 года во Французском Сомали был проведён референдум, в ходе которого жители должны были дать ответ на вопрос присоединиться ли к Сомалийской Республике, независимость которой должна была быть вскоре провозглашена (это случилось в 1960 году) или остаться в ассоциации с Францией[3]. 75 % участников референдума высказались в пользу длительной ассоциации с Францией[4], причём сомалийцы-исса голосовали в основном за интеграцию с будущим сомалийским государством, а афар и проживавшие во Французском Сомали европейцы за сохранение статус-кво[3].

В августе 1966 года произошли беспорядки, причиной которых были разные взгляды двух основных народов, проживающих в стране, на будущее. Исса желали присоединить страну к независимому Сомали, в то время как афар были против этого. 19 марта 1967 года был проведён новый референдум, в котором большинство избирателей (60,6 % при явке 95 %[5]) высказались за сохранение статуса заморской территории Франции, но с расширением автономии. 12 мая 1967 года территориальная Ассамблея Французского берега Сомали решила изменить название страны, которая должна была отныне называться Французская территория афаров и исса. Принципиальных изменений в структуре управления не произошло. Лишь глава территории теперь стал называться не губернатором, а верховным комиссаром. Однако сохранить своё политическое господство в стране Франции не удалось. Движение за национальную независимость принимало всё больший размах. В этих условиях 8 мая 1977 года в стране был проведён референдум по вопросу о независимости; одновременно состоялись выборы в новую палату депутатов. 99,8 % проголосовавших высказались за независимость территории. Новое государство стало именоваться Республика Джибути. Президентом страны стал Хасан Гулед Аптидон, лидер правящей партии Африканская народная лига за независимость, исса по национальности.

Независимость

Весной 1978 года в Джибути закончилось плавание лодки Тигрис под управлением Тура Хейердала. 4 марта 1979 года правящая народная лига была преобразована в новую политическую партию Народное движение за прогресс (фр. Rassemblement populaire pour le Progrès (RPP)), в задачу которой входило преодоление этнической розни между афар и исса и достижение национального единства. В октябре 1981 года в Джибути была введена однопартийная система. Несмотря на жёсткие методы управления в политической жизни, экономика Джибути росла. Однако преодолеть разногласия между основными народностями страны не удавалось. В ноябре 1991 года на севере страны вспыхнул мятеж афар, возглавляемый Фронтом за восстановление единства и демократии (фр. le Front pour la restauration de l’unité et la démocratie (FRUD)). FRUD протестовал против диспропорций в политической жизни страны и недостаточного представительства афар в центральных органах власти. Мятежники осадили города Таджуру и Обок, а 18 декабря 1991 года вывели своих сторонников на улицы столицы в населённом афар районе Ариба (Arhiba). Армия открыла огонь по манифестантам, 59 человек было убито[6]. В феврале 1992 года в конфликт на стороне правительства вмешалась Франция, но одновременно она попыталась выступить посредником в переговорах между RPP и FRUD (такие переговоры проходили в ноябре 1992 и в мае 1993 года). 5 июля 1993 года правительственные войска перешли в наступление на севере страны и сумели нанести поражение афарским мятежникам. Но возобновление гражданской войны вынудило тысячи джибутийцев бежать в соседнюю Эфиопию[7]. Умеренная фракция FRUD 26 декабря 1994 года подписала мирное соглашение с правительством, а радикальная оппозиция продолжала вооружённое сопротивление до 2001 года, когда и она заключила свой собственный мирный договор с RPP. Члены FRUD получили 2 места в правительстве и на президентских выборах 1999 года афарские лидеры поддержали правительственного кандидата Исмаила Омара Гелле[8].

В 2005 и в 2011 годах Исмаил Омар Гелле вновь переизбирался на пост президента.

Напишите отзыв о статье "История Джибути"

Примечания

  1. [antropogenez.ru/location/195/ Вади Дагадле / Oued Dagadle]
  2. Imbert-Vier, Simon. Invention et réalisations de la frontière djibouto-érythréenne. // Africa (Roma), № 6, 2009
  3. 1 2 Barrington, Lowell, After Independence: Making and Protecting the Nation in Postcolonial and Postcommunist States.- University of Michigan Press, 2006.- P.115
  4. [www.africatravelling.net/djibouti/djibouti/djibouti_history.htm Djibouti — History] Africa Travelling
  5. [africanelections.tripod.com/dj.html Elections in Djibouti] Справочник африканских выборов
  6. [www.lesnouvelles.org/P10_magazine/12_depeche04/12188_FDParhiba2003.html Pour la 12ème commémoration du massacre d’Arhiba]
  7. «Thousands Of Djiboutians Flee to Ethiopia.» The Associated Press, July 12, 1993.
  8. [www.state.gov/r/pa/ei/bgn/5482.htm Djibouti (07/08)]

См. также

Отрывок, характеризующий История Джибути

Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).