История Донецка

Основание города

Первые находки обитания людей на территории современного Донецка датируются концом новокаменного — началом медно-бронзового века. В 1959 году были найдены два древних захоронения. Одно, на улице Радищева в Петровском районе Донецка, которое датируется началом бронзового века (рядом со скелетом обнаружены большой кремнёвый нож, тщательно отшлифованный клиновидный топор и четыре тонко выделанных наконечника метательных дротиков). Другое, в Киевском районе Донецка, на территории Центральной горноспасательной станции, которое датируется второй половиной третьего тысячелетия до нашей эры к эпохе древнеямной культуры бронзового века.

В долине реки Кальмиус, в которой находится и Донецк жили киммерийцы, скифы, сарматы, готы, славяне. С XIII по XVI века прикальмиусские земли опустели и относились к Дикому полю.

Часть современного Донбасса в новое время находились под контролем Донских казаков:

Земля Донских казаков, составляющая провинцию Российской империи, лежит в полуденной стороне оной, от восточного края Азовского моря до Волги и до пределов древнего княжества Рязанского. — Она. занимает, часть той страны, которая в Средних веках именовалась Полем(*), и быв незаселенною пустынею, укрывала разноплеменные толпы, искавшие в местах сих добычи или свободы.
…

Прежде всего, когда поселения южного края России оканчивались слободскими полками, жилища Донских казаков простирались гораздо далее, во внутрь нынешних губерний Екатеринославской и Воронежской; Донцы, неимевшие тогда нужды определять точных границ своим владениям, означили их живыми урочищами — речками: Бердою, Бахмутом, Тором и проч. Но с увеличением в их соседстве населенности, они время от времени оставляли отдаленные места и, иногда добровольно, иногда против воли, уступая занимаемые ими земли, наконец, после многих споров, познали необходимость в определённых границах и получили утверждение оных от Престола.

Официальная граница Войска Донского была проведена в 1786 г:

…в сей черте живых урочищ весьма мало; большая часть её означается: межевою нарезкою. Она идет в следующем виде: от устья Калмиуса, впадающего в Азовское море, левым берегом сей речки до её вершины и потом сухою чертою до р. Крынки; отсюда левым берегом р. Булавина Колодезя, от вершины которой p. Миусом и сухою чертою до р. Хрустальной; далее сухою же чертою, прерывающеюся балками и р. Каменкою, до р. Белой, правым берегом сей речки до реки Северского Донца…

Граница Войска Донского проходила по Кальмиусу. Земли Войска Донского находились на левом берегу.

Также в районе Кальмиуса были поселения запорожских казаков. Казаки осваивали в XVII веке водный путь по Кальмиусу к Азовскому морю и создавали вдоль него укреплённые хутора-зимовники из которых в дальнейшем образовались поселения.

После русско-турецкой войны 1768—1774 годов по инициативе Екатерины II производится активная колонизация донецких степей и Приазовья: земли раздаются офицерам, происходит переселение греков из Крыма, румын, валахов, армян.

Со временем на территории современного Донецка были созданы следующие поселения:

• слобода, а затем село Александровка (с 1779 года, владения помещика Шидловского, ныне северо-восточная часть Киевского района, население в 1859 году — 1 091 человек, здесь — появились первые шахты на территории современного Донецка: Гурьевская — с 1842 года, Михайловская, Елизаветинская);
• слобода Крутояровка (с 1779 года, «Крутой Яр» сейчас — большая часть Ворошиловского района);
• слобода Григорьевка (Георгиевка), или Александрово-Григорьевка (1803—1810 года, население в 1859 году — 154 человека);
• деревня Екатериновка (на рубеже XVIII—XIX веков, часть Ленинского района, население в 1859 году — 81 человек);
• деревня Алексеевка (1803—1810 года, ныне — часть Калининского района и Будённовского района, население в 1859 году — 320 человек);
• деревня Семёновка (50-е года XIX века, ныне западная часть Калининского района);
• деревня Любимовка (Закоп, Окоп) (на рубеже XVIII—XIX веков, население в 1859 году — 106 человек);
• имение, а затем село Авдотьино (зимовник Мандрыкино) (1803—1810 года, ныне восточная часть Ленинского района, в 1859 году — 380 человек);
• деревня Николаевка (население в 1859 году — 147 человек);
• Пастуховка;
• хутор Овечий (на рубеже XVIII—XIX веков).

Перепись населения 1859 года показывает заниженные данные о числе населения, так как большая часть беглых крестьян укрылась от неё. Количество населения в поселениях увеличивалось за счёт беглых крестьян, которые бежали в донецкие степи от помещиков. Также помещики Карпов (Карповка), Смолянинов (Смоляниновка), Нестеров (Нестеровка) создают здесь свои экономии.

Промышленное развитие

Жители занимались земледелием и скотоводством, а также «копанием земляного уголья» или «горючего камня». Пётр I, возвращаясь в 1696 году из Азовского похода и узнав про «горючий камень», произнёс пророческие слова: «Сей минерал, если не нам, то нашим потомкам зело полезен будет». В декабре 1722 года Пётр I предписал снаряжение специальных экспедиций для разведки угля и руды с участием рудознавца Григория Капустина. Экспедиция нашла каменный уголь в 1721 году у реки Курдючьей, притока Северского Донца.

Первое письменное упоминание о населенном пункте на территории современного города относится к 1779 году. Это «Материалы для историко-статистического описания Екатеринославской епархии» Феодосия Макарьевского в которых упоминается основание Александровки.

В 1820 году уголь был обнаружен возле Александровки и появились первые мелкие шахты. В 1841 году по приказу генерал-губернатора Михаила Семёновича Воронцова были построены три шахты Александровского рудника. Во второй четверти XIX века возникают поселения по водоразделу Бахмутка-Дурная Балка: рудники Смолянинова (Смоляниновские), Нестерова (Нестеровские), Ларина (Ларинские). Тогда же землевладельцем Рутченко и помещиком Карповым создаются крупные глубокоземные рудники: Рутченковские (Кировский район Донецка) и Карповские (Петровский район Донецка).

Правительство Российской империи заключило договор с князем Сергеем Викторовичем Кочубеем, согласно которому он обязался построить на юге России завод для изготовления железных рельсов, князь в 1869 году за 24 000 фунтов стерлингов продал концессию Джону Юзу. Юз начинает строительство металлургического завода с рабочим поселком в районе села Александровка. Для разработки угля он основывает «Новороссийское общество каменноугольного, железного и рельсового производств». Вместе со строительством завода и шахт летом 1869 году на месте села Александровка возникает Юзовка, или Юзово — «посад с упрощенным городским управлением, Бахмутского уезда Екатеринославской губернии». Дату постройки посёлка принято считать временем основания города Донецка. С 1869 года основан рабочий посёлок Смолянка в связи со строительством Джоном Юзом кузницы и двух шахт на купленной у помещицы Смоляниновой земле.

24 апреля 1871 года построили первую доменную печь и 24 января 1872 года получили первый чугун. Завод работает по полному металлургическому циклу, здесь впервые в России запускается 8 коксовых печей, осваивается горячее дутьё. Основанный Юзом комбинат становится одним из индустриальных центров Российской империи. В 1872 году вступила в строй Константиновская железная дорога со станциями:

• Петровская (сейчас — Кривой Торец),
• Железная (Фенольная),
• Ясиноватая,
• Юзово (Донецк); от Юзово до металлургического завода проложена ветка протяженностью 10 верст — это был первый в Донбассе подъездной путь,
• Рудничная (Рутченково),
• Еленовка.

В Юзовке в 1870 году проживало 164 человека, а в 1884 году — 5 494 человека. В 1897 году — 29 тысяч человек.

Дореволюционная Юзовка делилась на две части:

• Южную (Заводскую) — размещались заводские сооружения, депо, телеграф, небольшая больница и школа. Несколько в стороне находилась так называемая Английская колония — в благоустроенных, утопающих в зелени и цветах коттеджах жили управляющие и инженеры, мастера и служащие Новороссийского общества. Улицы здесь имели тротуары и замощения, имелось электричество и водопровод,
• Северную часть, или Новый Свет (район нынешнего Центрального универмага) — по названию базара и находящегося на нём первого юзовского трактира. В Новом Свете проживали торговцы, ремесленники, чиновники, центральная улица и прилегающие к ней застраивались одно-двухэтажными жилыми домами, зданиями магазинов, ресторанов, гостиниц, различных контор, банков. Наиболее видными и красивыми зданиями в северной части Юзовки были:
  • Преображенский собор (разрушен в 30-х годах XX века),
  • Коммерческое училище (ныне 2-й корпус ДонНТУ по улице Артёма, 58),
  • Братская школа (3 этажа, ныне вечерняя школа рабочей молодёжи № 1 по улице Челюскинцев, 49),
  • гостиница «Великобритания» (3 этажа).

В 1880 году пущен в эксплуатацию завод огнеупорного кирпича. Для обеспечения оборудованием развивающейся угольной промышленности в 1889 году к югу от Юзовки был сооружен машиностроительный и чугунолитейный завод Боссе Э. Т. и Геннефельда Р. Г. (теперь это крупный Донецкий машиностроительный завод), тогда же организована мастерская по ремонту горно-шахтного оборудования — ныне Рутченковский машиностроительный завод горного оборудования.

В мае 1887 года состоялась стачка 1500 шахтёров Рутченсковских угольных копей, которая была подавлена при помощи двух батальонов пехоты. В августе 1892 года состоялось выступление 15 тысяч шахтёров и металлургов, которое было жестоко подавлено.

Началась добыча угля на шахтах № 4/21 — ныне шахтоуправление «Петровское» (1905 год), шахта № 6 — сейчас шахтоуправление «Красная звезда» (1912), шахта № 9 «Капитальная» (1913). В 1916 году на базе механических мастерских организовано общество металлообрабатывающих Путиловских заводов (Петроград) у железнодорожного вокзала; развитие посёлка Путиловка. В том же году построены 2 коксовых завода: Рутченковский — на 142 печи, Мушкетовский — на 408 печей. В феврале 1917 года построен первый в России азотный завод — теперь Донецкий завод химических реактивов.

В 1917 году около 70 тысяч жителей. В мае 1917 года посёлок Юзовка получил статус города.

Донецк после Октябрьской революции

В марте 1917 года был избран Юзовский Совет рабочих депутатов во главе с меньшевиком Константином Косенко. 3 июня поселку было присвоено звание города. В июле основана газета «Известия» — орган Юзовского уездного парткома и ревкома в настоящее время информационно-массовая газета «Донбасс» (до 1991 года — «Социалистический Донбасс»). Сразу после революции был переизбран Юзовский Совет. Председателем исполкома стал Я. В. Залмаев, заместителем — П. А. Алферов, секретарем — Ф. И. Зайцев. Юзовский Совет заявил о полной поддержке Советского правительства во главе с В. И. Лениным.

В 1918 году Юзовское отделение государственного банка из-за нехватки денег для выплат выпустило боны на сумму 6 миллионов рублей. С февраля до апреля 1918 город входил в «красную» ДКР. С апреля 1918 года город входил в Гетманат Скоропадского. С конца декабря 1918 город входил в «красную» УССР.

С мая 1919 город входил в состав белого Юга России. С декабря 1919 город входит в УССР. Вопрос принадлежности города и Донбасса в целом Украинской ССР либо Российской СФСР решался до 1923 года.

В 1919 году основана газета «Молодой Донбасс» — сейчас областная молодёжная газета «Акцент». 7 января 1920 года был сформирован ревком (Первая линия, 7), в его состав вошли коммунисты-большевики И. Г. Жуковский (председатель), П. М. Ипатов, И. П. Лагутенко.

Юзово-Юзовка-Сталино в Донецкой губернии:

17 января 1920 года образован временный Юзовский район, в который вошли станции Щебенка, Нижне-Крынка, Криничная, Ханжонково, Харцызск, Ясиноватая, Щегловка, Кальмиус, Мушкетово, Классная, Чумаково, Моспино, Ряжная, 15 верста, Макеевка, Юзовка, Рутченково, Мандрыкино и Доля (Центр в Юзово). 12 июля образован Юзовский район с волостями: Авдеевская, Александрийская, Бешевская, Благодатовская, Волновахская, Григорьевская, Галициновская, Грузско-Ломовская, Еленовская, Зуевская, Ивановская, БольшеКаракубская, Красногоровская, Калино-Зеленопольская, Макеевская, Марьинская, Михайловская, НовоТроицкая, Андреевская, Нижне-Крынская, Николаевская, Ольгинская, Платоновская, Старо-Михайловская, Стыльская, Степане-Крынская, Троицко-Харцызская, Харцызская, Ясиноватская. 16 декабря образован Юзовский уезд с волостями: Авдеевская, Александрийская, Бешевская, Благодатовская, Волновахская, Григорьевская, Галициновская, Грузско-Лозовская, Еленовская, Зуевская, Ивановская, Каракубская, Красногорская, Калино-Зеленопольская, Макеевская, Марьинская, Михайловская, НовоТроицкая, НовоАндреевская, Нижне-Крынская, Николаевская, Ольгинская, Платоновская, Старо-Михайловская, Стыльская, Степа-новская, Троицко-Харцызская, Харцызская, Ясиноватская.

7 марта 1923 года был образован Юзовский округ (уезд) с окружным (уездным) центром в городе Юзовке из состава следующих ныне существующих уездов: Юзовского, Бахмутского и Таганрогского. Юзовка стала окружным центром.

С 1923 года по февраль 1940 года в городе находилась 80 сапёрная рота 80-й стрелковой дивизии Украинского военного округа.

По словам руководителя пресс-службы Донецкого областного краеведческого музея Софьи Александровны Гитис в 1923 году город несколько месяцев назывался Троцк. Однако, другими источниками эта информация не подтверждается.

В 1924 году Юзовка была переименована в Сталино.

Протокол Ч. 20/156
Заседание Малого Президиума Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета, 22 апреля 1924 года
Слушали:
20. Просьба Юзовского ОИК про смену названия г. Юзовки и Юзовского округа, назвать их именем (товарища) Сталина (докл. т. Буценко).
Постановили:
20. Просьбу Юзовского окружного исполнительного комитета про смену названия г. Юзовки и его округа на г. «Сталин» и «Сталинский» округ выполнить.

Оригинальный текст (укр.)  

Протокол Ч. 20/156
Засiдання Малої Президiї Всеукраїнського Центрального Виконавчого Комiтету 22-го квiтня 1924 року.
Слухали:
20. Прохання Юзiвського ОКВ про змiну назви м. Юзiвки й Юзiвської округи, назвавши їх iменем (товариша) Сталiна (докл. т. Буценко).
Постановили:
20. Прохання Юзiвського Окрвиконкому про замiну назви м. Юзiвки й його округи на м. «Сталiн» и «Сталiнська» округа задовiльнити.

Население города — 63 708, а в 1925 году — 80 085 человек, а к 17 декабря 1926 года — 174 000 человек. В 1924 году рядом со старой Ларинкой началось строительство жилого массива Стандарт для металлургов и около 30 двух- и трех- этажных домов для горняков Рутченковских и Вознесенских рудников. В 1929 году с лица центральной части города были снесены небольшие кладбища: могилы были перенесены на вновь открытое Мушкетовское кладбище возле Рыковки (Калиновки).

Рудники Сталино:

• Рутченковские (центральная часть Кировского района),
• Вознесенские (Петровский район),
• Рыковские (Рыковка) (южная часть Калининского района, сейчас — Калиновка),
• Ветковские (Ветка) (центр Киевского района),
• Гладковские (Гладковка) (восток Киевского района),
• Бутовские (север Киевского района)
• Щегловские (Червоногвардейский район Макеевки),
• Чулковские (Чулковка) (Пролетарский район),
• Смоляниновские (Смолгора) (центральная часть Куйбышевского района),
• Мушкетовские (Мушкетовка) (центр Будённовского района),
• Никополь-Мариупольские (Куйбышевский)
• Заводские (территория современного Донецкого металлургического завода): шахты Заводская (южная) и Центральная (северная) (Ленинский район),
• район Ново-Смолянка (Куйбышевский район),
• район Стандарт (центр Ленинского района),
• район Ларинка (часть Ленинского района),
• район Масловка (часть Ленинского района),
• район Госгород (южная часть Ленинского района),
• район Несторовка (часть Ленинского района севернее завода Боссе),
• район Жилкоп (Ленинский район — ул. Азовская),
• район Новый посёлок (ранее — ул. Вилюйская),
• район Григорьевка (граница Ленинского и Кировского районов, «Дурная балка»),
• район Путиловка (часть Киевского района у вокзала),
• район Евдокимовка (Будённовский район),
• село Средник (Куйбышевский район, рядом со Смоляниновкой).

Расширение границ города в 1925 — 1926 году согласно постановлению Сталинского окрисполкома «Об установлении городской черты города Сталино» (5 октября 1925) и постановлению «Об создании Сталинского райгорсовета», в ведение Сталинского городского совета вошли такие территории:

• рудсовет Ветковский, в составе:
  • рудник Ветка,
  • Александровский рудник,
  • Бутовский рудник,
  • Гладковский рудник,
  • Красноармейский завод (бывший Путиловский),
  • территория Щегловского леса,
• рудсовет Новосмоляниновский,
• рудсовет Рыковский,
• сельсовет Александровский,
• сельсовет Сталинский, или станция Сталино (ранее — Юзово),
• посёлок Екатериновка (Масловка),
• посёлок Любимовка (Закоп),
• территория Донецкого комбината (Сталинского металлургического завода).

Вновь присоединённые территории составили вместе с прежними 3 городских района:

• Калининский,
• Куйбышевский,
• Сталинозаводской (в настоящее время — Ленинский).

В 1926—1927 годах произошло массовое переименование улиц Сталино, меняли название целые районы, так Октябрьскими районами стали: Александровка (1-й Октябрьский), Ларинка (2-й), Первая Масловка (3-й), первая линия обрела название улица Артёма и т. д. (подробнее смотри — Улицы Донецка). В те же года было практически завершено строительство жилого района «Стандарт», город начал строить Далёкий посёлок (район к западу от нынешнего театра оперы и балета) и Социалистический Городок (Соцгородок, район к востоку от нынешнего кинотеатра имени Шевченко).

Существенным достижением отечественного шахтостроения явилась проектировка одной из первых крупнейших шахт Донецка и всего бассейна, построенная по проектам советских специалистов — Рутченковская № 17-17-бис (1927—1932 годы), отличавшаяся высоким для того времени уровнем механизации технологических процессов и рядом других прогрессивных решений. Подобно Рутченковской сооружены другие новые шахты — Будённовская № 6 (1931 год), Евдокиевка № 16/17 (1932 год) и другие. В первой пятилетке (1929—1933) появились также шахты № 5-бис «Трудовская», № 11-бис «Смолянка», № 2-7 «Лидиевка». К концу 1920-х годов в Сталино было 5 рудников, объединяющих 19 угольных шахт.

В 1932 году принят первый в истории города генеральный план, который к 1937 году был исправлен, учитывая бурный рост угледобычи и численности населения. А уже в 1938 году в городскую черту включены поселки:

• Рутченково,
• Лидиевка № 2/7,
• Петровка,
• Трудовское,
• Алексеевка и другие.

Образовались три новых района города:

• Кировский,
• Петровский,
• Пролетарский (в настоящее время Пролетарский и Будённовский районы).

Первый трамвай, связавший центр города с железнодорожным вокзалом, начал действовать 15 июня 1928 года («Совбольница-Станция Сталино»), а с 1931 года появился первый (единственный) автобус.

В 1926 году на базе горного техникума (с мая 1921 года) основан горный институт (ныне Донецкий национальный технический университет), в 1930 году открыт Донецкий медицинский институт (ныне Донецкий национальный медицинский университет). В 1928 году создан драматический театр. В 1937 году создан педагогический институт — ныне Донецкий национальный университет.

Город не имел питьевого водопровода до 1931 года, когда было проложено его первые 55,3 км. В 1933 году были построены первые 12 км канализационной сети. В 1934 году началась эксплуатация первого городского газопровода коксового газа бытового назначения. В 1932 году заложен Центральный парк культуры и отдыха имени Постышева (сейчас — имени Щербакова), а в 1936 году началось строительство театра оперы и балета, открытие которого состоялось накануне Великой Отечественной войны. В январе 1936 года на улицах Сталина появились первые 5 машин такси марки «ГАЗ», в том же году введена в действие первая автоматическая телефонная станция машинной системы на 400 номеров. В ноябре 1939 года в Сталине на маршрут вышел первый троллейбус («ДМЗ-Студгородок»).

Достопримечательности довоенного Сталино:

• 1920-е
  • дом Советов на Сенной площади (впоследствии площадь Ленина),
  • дом культуры металлургов (Дворец Труда) имени В. И. Ленина,
  • дом культуры в посёлке Рутченково (сейчас — имени И.Франко),
  • кинотеатр «Красный» (сейчас — «Комсомолец»),
  • здание Сталинского Горного техникума (ул. Артёма, 58),
  • дом культуры строителей имени Шевченко (позже, с 30-х годов — и до войны здесь располагался Дворец пионеров, а после войны — Центральная научно-техническая библиотека, ул. Артёма, 62),
  • главпочтамт,
  • старое здание Совбольницы (на нынешней площади Ленина, снесена в 1960-х годах),
  • новое здание больницы имени Ворошилова (сейчас — имени Калинина, строилась с мая 1928 года по 25 декабря 1930 года)
• 1930-е
  • госбанк (1934 год),
  • гастроном (1937 год, сейчас — гастроном «Москва»),
  • ЦУМ (1937 год),
  • дом Госучреждений (сейчас — здание Филармонии),
  • гостиница (1937 год, сейчас — «Донбасс-Палас»)
  • театр,
  • кинотеатр имени Шевченко,
  • библиотека имени А. С. Пушкина (сейчас — имени Н. Крупской)
  • детский сквер Павших Коммунаров (ул. Артема, между ЦУМом и банком)
  • крупнейшее здание учебного корпуса Сталинского металлургического института в Студгородке
  • дома «Заготзерна», «Зеленстроя», два дома «Донбассводтреста» в Соцгородке
  • дом Нарпита (инженер Ольховский) в пять этажей (там же),
  • дом специалистов,
  • дом химкооператива ИТР,
  • общежитие студентов Горно-металлургического института.

В июле 1932 года город стал центром созданной Донецкой области. Население города неуклонно увеличивалось, так в 1937 году здесь проживало 246 тыс. человек, в 1939 — 466 тыс., а в 1940 — 507 тыс.

В 1928 году введен в эксплуатацию Рутченковский коксохимический завод (сейчас Донецккокс). В 1929 году завершено строительство шахты № 10-бис. С 1931 года действует Рутченковский рудоремонтный завод. Начиная с 1933 года сооружаются первые крупные центральные обогатительные фабрики, например, Чумаковская, Кальмиусская, Ново-Моспинская и другие. На начало 1932 года в городе насчитывалось уже 46 шахт. 31 августа 1934 года были переименованы некоторые шахты, например, шахта № 1 «Проходка» стала шахтой имени Челюскинцев. В 1934 году основан завод «Стальмост» (сейчас Донецкий завод металлоконструкций). В 1930-е появились также авторемонтный завод, завод по обработке вторичных цветных металлов, механический завод «Донэнерго». В 1939 году построена шахта № 13 «Никополь-Мариупольская» — ныне шахтоуправление «Куйбышевское» и «Новомушкетовская». В 1941 году начала выдавать уголь шахта «Трудовская». С 1937 года городе функционировало 3 крупных угольных треста:

• «Сталинуголь» — 13 186 тонн угля в год (94,6 % механизированного труда),
• «Будённовуголь» — 6 936 тонн (75,7 %),
• «Куйбышевуголь» — 5 877 тонн (89,0 %).

После присоединение современных Кировского и Петровского районов в структуре сталинских шахт появились 2 треста:

• «Рутченковуголь»,
• «Петровскуголь».

18 июля 1938 года на территории центрального парка культуры и отдыха имени А. Щербакова упала гондола субстратостата с 4-мя погибшими от удушья стратонавтами, поднявшимися на субстратостате ВВА-I для изучения влияния высотного давления на организм человека.

К началу 1939 года от Сталино были проложены: профилированная дорога в Мариуполь, мощённая — в Артёмовск.

Центр города имел в 30-е годы 3 крупных архитектурно самостоятельных района:

• Старый город (от завода до Сенной — Советской площади, сейчас — площадь Ленина),
• Соцгородок (от Сенной до Студгородка),
• Студенческий городок.

К 1940-му году застроено несколько жилых районов на территории современного Донецка: Октябрьский, Красный Пахарь, 15-летия Комсомола Донбасса, Красный Фронт, 20-й Годовщины Октября, имени Академика Павлова и другие.

К 1941 году в городе находилось 223 предприятия союзного и республиканского подчинения, 54 — местной и кооперативной промышленности, шахты давали 7 процентов общесоюзной добычи угля, заводы — 5 процентов стали и 11 процентов кокса. Население города составило 507 тысяч человек.

Донецк в годы Великой Отечественной войны

В августе 1941 года из жителей Сталино была сформирована 383-я шахтёрская стрелковая дивизия. Дивизия вместе с другими воинскими подразделениями вела оборонительные бои за Донбасс и держала фронт на Миусе. Также дивизия участвовала в сражениях от Сталинграда до Берлина и была награждена орденами Суворова 2 степени и Красного Знамени. Командовал дивизией полковник Константин Иванович Провалов.

В июле 1941 года в Сталино формируется партизанский отряд, который выполняет боевые задачи в Малинских лесах Житомирской области, а затем под натиском походных групп УПА отходит в Брянские леса.

Заводы Сталино с начала войны стали выпускать корпуса снарядов, авиабомб, мин, противотанковых ежей, железобетонные конструкции для дотов, бронеколпаки для пулемётных гнёзд. В октябре 1941 года начинается эвакуация предприятий. Они вывозятся в Карагандинскую область, на Урал, в город Карпинск Свердловской области. В эвакуации предприятия занимаются производством военной техники.

Оборону города осуществляла 12-я армия и 18-я армия Южного фронта. 19 октября немцы ворвались в Рутченково.

Годы немецкой оккупации

20 октября 1941 года итальянские и германские войска вошли в город Сталино. 21 октября 1941 года в 15.00 были полностью оккупированы города Сталино и Макеевка. Город был переименован в Юзовку (нем. Jusowka) и включён в военную зону, подчинённую непосредственно командованию немецкой армии. В оккупированном немцами городе осталось около 400 тысяч горожан. Гражданская администрация была представлена Юзовской городской управой — председатель (бургомистр) Н. Г. Петушков. Начался выпуск газеты «Донецкий вестник». Велись работы по восстановлению электро- и водоснабжения. Хлеб первоначально выдавался по карточкам и преимущество отдавалось производственным работникам. Внутри города некоторые улицы были переименованы: проспект Лагутенко стал улицей Базарной, проспект Труда — улицей Музейной, проспект Павших Коммунаров — улицей Николаевской, проспект Чайковского — улицей Садовой, проспект Дзержинского — улицей Пожарной, проспект Маяковского — улицей Школьной, проспект Комсомольский — улицей Почтовой, проспект Металлистов — улицей Металла, проспект Соцгородка — улицей Театральной, улицы Розы Люксембург и Щорса получили названия Нефтяной и Типографской соответственно.

Предпринимались попытки восстановить угледобывающую промышленность. В феврале 1942 года главный инженер горного общества профессор Б. П. Шестюков сообщал: «Уже работают несколько шахт, например „Ново-Мушкетово“, 12 „Наклонная“, „Бутовка“, 5 бис „Трудовская“ и др. Начинают давать уголь шахты 1-2 „Смолянка“, 4 „Ливенка“, 1 „Щегловка“. Идут восстановительные работы на старейшей юзовской шахте „Центральная-заводская“» («Д. В.» от 12 февраля 1942 года). Число угледобытчиков неуклонно росло. Так, на шахте «Смолянка» в апреле 1942 года по направлению биржи труда работало 203 человека, а в ноябре — 822.

В отношении еврейского населения после оккупации была создана еврейская община, членов которой обязали носить жёлтые магендовиды. На евреев была наложена контрибуция. На территории места Белый Карьер (ныне цирк «Космос») было создано огороженное колючей проволокой еврейское гетто на 5 тыс. чел. 30 апреля 1942 года гетто было ликвидировано, а его обитатели уничтожены в районе шахты 4-4бис

На территории Дворца культуры металлургов и прилегающих к нему территориях был создан концлагерь для советских военнопленных, в котором содержалось более 25 тыс. чел. Умерших хоронили в парке возле Дворца культуры металлургов. Сейчас на этом месте стоит монумент «Жертвам фашизма».

Действовали карательные органы 2 армий, 4 комендатуры, 2 карательных отряда, несколько особых команд и групп жандармерии, находящихся под руководством гестапо. Была введена система коллективной ответственности. За убийство немецкого военнослужащего расстреливали 100, а за полицейского — 10 местных жителей.

Шурф шахты 4-4 бис стал местом казни и братской могилой. Из 365 м глубины ствола шахты 310 м были завалены трупами десятков тысяч человек. В шурф шахты добавлялась каустическая сода для уплотнения и утрамбовки тел. При отступлении немцы завалили ствол шахты. На месте трагедии сейчас находится мемориальный комплекс.

На всех предприятиях, которые не были эвакуированы, развернулась серьёзная подпольная деятельность. Подпольные организации были сформированы ещё в октябре 1941 года, но с оккупацией города система подполья была разрушена и её пришлось создавать заново. Подпольщики собирали сведения о движении, составе, вооружении вражеских частей, о планах оккупантов, размещении их штабов и складов. Проводили диверсионные работы. Добыча коксующегося угля в Донбассе велась, однако для нужд транспорта он не годился, поэтому немцам приходилось дополнительно завозить уголь из Верхней Силезии.
Кроме подпольщиков, на территории Сталино действовали 27 партизанских отрядов и групп.

В 1942 году из разрозненных подпольных групп был создан единый партизанский отряд под командованием А. В. Шведова.

С 12 января по 12 февраля 1943 в Сталино располагалась штаб-квартира группы армий «Дон» (командующий — Э. фон Манштейн)

Освобождение города

Бои за освобождение г. Сталино начались 7 сентября 1943 года. При взятии города наиболее отличились 50-я гвардейская стрелковая дивизия (полковник Владычанский, Антон Станиславович — войска вошли в Сталино со стороны Рутченково), 301-я (полковник Антонов, Владимир Семёнович) и 230-я стрелковые дивизии (полковник Украинский, Андрей Антонович) Южного фронта в ходе Донбасской операции.

Город был освобождён в первой половине 8 сентября 1943 года. Освобождение осуществлялось через северные пригороды города (восточный берег Кальмиуса у Макеевки — по современному проспекту Мира), позже танковыми войсками (командир — полковник Франц Гринкевич) по восстановленным мостам через Кальмиус несколько южнее. Одновременно с северным крылом, удар наносился и по южной окраине города силами 50-й стрелковой дивизии полковника А. С. Владычанского. В освобождении города участвовал партизанский отряд (Авдеев, Василий Дмитриевич).

Оккупация г. Сталино длилась около 700 дней. На начало Великой Отечественной войны население города составляло около 507 тысяч человек, а после оккупации — 175 тысяч. 8 сентября отмечается как День освобождения Донбасса.

Войскам, участвовавшим в освобождении Донбасса, в ходе которого они овладели Сталино и другими городами, приказом Верховного Главнокомандующего от 8 сентября 1943 года объявлена благодарность и в Москве дан салют 20-ю артиллерийскими залпами из 224 орудий.

Приказом Верховного Главнокомандующего и приказами Народного комиссара обороны СССР И. В. Сталина присвоено наименование «Сталинских»:

• 50-я гвардейская стрелковая дивизия (полковник Владычанский, Антон Станиславович)
• 301-я стрелковая дивизия (полковник Антонов, Владимир Семёнович)
• 230-я стрелковая дивизия (полковник Украинский, Андрей Антонович)
• 11-й гвардейский авиационный полк дальнего действия (подполковник Блинов, Борис Владимирович);
• 136-й гвардейский (бывший 655-й) штурмовой авиационный полк (подполковник Ванюхин, Пётр Григорьевич).

Дончане Н. А. Александров, Д. И. Большаков, К. Д. Гаркуша, Н. П. Жердев, В. К. Коновалов, В. С. Кузьмин, И. М. Ляшенко, В. П. Мишенин, И. И. Мейлус, Г. Ф. Малидовский, П. С. Малышев, Н. В. Попова, И. Ф. Ткаченко, К. С.Токарев, сражавшиеся в Великой Отечественной войне получили звание Герой Советского Союза.

Донецк в послевоенное время

В мае 1945 года создан завод по восстановлению шахтных подъемных машин — ныне энергозавод. В 1945 году введена в эксплуатацию шахта «Гигант» — теперь шахта имени Е. Т. Абакумова, в 1954 — шахта «Мушкетовская», в 1957 — шахты «Заперевальная» и «Глубокая», в 1959 — шахты «Ветка-Глубокая» — сейчас шахта имени А. Ф. Засядько, и «Восточная» — ныне шахта имени 60-летия Советской Украины.

В начале 50-х годов в Калининском районе, вдоль Макеевского шоссе, формируется комплекс новых современных промышленных предприятий пищевой промышленности. В его составе — маргариновый завод, молокозавод, мясокомбинат, макаронная фабрика, винзавод, мелькомбинат и другие производства. Примером крупноблочного строительства в городе являются 3-этажные дома поселка шахты Мушкетовская-Заперевальная (1954—1956 годы). В том же поселке в 1956 году построены первые крупнопанельные дома с двухрядной разрезкой стен. Строится школа по типовому проекту Иосифа Каракиса (с участием Н. Г. Савченко) вместимостью на 400 человек.

В апреле 1954 года в Сталино начинает работу Министерство угольной промышленности Украины, но позже оно будет перенесено в Киев. Введен в эксплуатацию (1955 год) Мандрыкинский машиностроительный завод — ныне завод продовольственного машиностроения ОАО «Продмаш».

9 ноября 1961 года Указом Президиума Верховного Совета Украинской ССР Сталинская область переименована в Донецкую и город Сталино переименован в Донецк.

В 1961—70 в городе построено более 4 млн м² общей жилой площади. Жилищный фонд к концу 1970 составил 11,7 млн м² общей площади. Со второй половины 50-х годов в Донецке развернулось массовое жилищное строительство: на свободных территориях создаются крупные новые жилые массивы:

• Донецкие Черемушки — в Калининском районе,
• Жилмассив шахты «Петровская-Глубокая» — в Кировском,
• объединённые жилые образования Мушкетовских шахт,
• Жилмассив шахт «Глубокая» и «Восточная» — в Пролетарском районе.

Особенностью Донецка является отсутствие большого числа свободных площадей для застройки, поэтому отдельные микрорайоны (такие как Мирный, Солнечный, Первомайский, Южные склоны, квартал 624) со временем становятся составными элементами крупных жилых массивов (в данном случае Ждановского) с единым общественным центром. Таким же образом из отдельных поселков и микрорайонов около шахт «Мушкетовская», «Глубокая», «Заперевальная» создается Восточный жилой район. Первая очередь строительства его начата в 1968 году в микрорайоне Восточный, расположенном на живописной территории около Молочной балки. Исключением является жилой массив Текстильщик (целый город на 70 000 жителей), застроенный на практически свободной территории.

В 1962—1967 годах строится ансамбль Советской площади областного центра, а уже в 1967 году — реконструкция Шахтёрской площади.

В 1955 году с центром Петровский район и посёлки Лидиевка, Абакумово связывали автобусные маршруты № 4 (Садовая площадь — Петровский райсовет) и № 9 (Садовая площадь — шахта имени Абакумова). В 1960-х годах произошёл слом трамвайного пути по улице Артема, перенос её на Челюскинцев и запуск по Артема второго троллейбусного маршрута («ДМЗ-Вокзал»).

В мае 1961 года начал действовать завод «Донбасскабель». В 1961—1962 годах введены в эксплуатацию крупные шахты «Новоцентральная» — ныне шахта имени М. Горького, и «Игнатьевская» — ныне шахта имени М. И. Калинина, в 1966 — шахта «Мушкетовская-Заперевальная» № 2. В 1963 году закончено строительство завода холодильников — ныне АО «Норд». В 1970 году вступила в строй камвольно-прядильная фабрика, в 1971 году — один из крупнейших в республике Донецкий хлопчатобумажный комбинат, в 1973 году — фабрика игрушек

В 1965 году образован Донецкий научный центр Академии наук УССР.

В апреле 1978 население Донецка превысило миллион жителей. В 1979 году город был награждён орденом Ленина.

16 марта 1967 года образован Киевский район Донецка. 21 марта 1973 года решением облисполкома поселок городского типа Угледар Марьинского района (Южный Донбасс) административно подчинен Петровскому району города Донецка. 12 апреля 1973 года образован Ворошиловский район Донецка. 20 октября 1980 года образован Будённовский район Донецка.

В 1972 году начато строительство Южного промузла, в состав которого входят хлебокомбинат, холодильник, база облпотребсоюза, станция технического обслуживания автомобилей и ряд других. С 1973 году формируется Западный промузел, где группируются многочисленные склады, осна¬щенные новейшим оборудованием. В мае 1975 года началась добыча угля на самой глубокой в городе шахте «Петровская-Глубокая» — ныне шахта имени А. А. Скочинского. В 1984 года — шахта «Южнодонбасская» № 3.

25 мая 1984 года над Донецком в воздухе полностью разрушился самолёт Ту-134Ш Ворошиловградского ВВУШ. Погибли экипаж и все пассажиры.

К 1989 году в Донецке закрылась последняя украинская школа. Однако с провозглашением независимости Украины началась активная украинизация школ города с широким применением административного ресурса.

27 марта 1994 года прошел областной референдум, на котором 90% проголосовавших высказались за конституционное и законодательное закрепление в регионе русско-украинского двуязычия. Однако киевские власти проигнорировали народное волеизъявление. Когда же Донецкий областной и городской Советы приняли соответствующие решения - они были отменены через суд ("процесс над 3 миллионами").

По состоянию на 1991 год количество жителей достигло 1160,7 тыс. человек.

Вооруженный конфликт на востоке Украины (2014)

В Донецке, начиная с марта 2014 года, противостояние между сторонниками нового центрального правительства, пришедшего к власти в результате событий Евромайдана, и их противниками начало приобретать всё более радикальный характер. Акции протеста всё чаще начали перерастать в столкновения между активистами противоборствующих сторон, появились первые жертвы. 1 марта на митинге был избран первый "народный губернатор" - Павел Губарев.

5 апреля был проведён митинг сторонников федерализации и присоединения к России. На митинг собралось около 1000 человек, протестующих впервые возглавил Денис Пушилин, назвавшийся заместителем «народного губернатора» Павла Губарева.

6 апреля около 2000 пророссийских митингующих собрались на площади Ленина. После окончания митинга протестующие прошли по улице Артёма к зданию Донецкой ОГА. Митингующие начали штурмовать здание, произошли стычки с охраняющей его милицией. После того как двум группам сторонников федерализации удалось проникнуть во двор и в само здание, а снаружи в окно здания была брошена граната — силовики отступили, здание снова оказалось под контролем митингующих, над обладминистрацией вывесили флаги России и организации «Донецкая республика». После захвата ОГА протестующие обнародовали резолюцию, в которой потребовали немедленного созыва внеочередной сессии Донецкого областного совета и принятия ею решения о проведении референдума о вхождении в состав России. Не дождавшись этого, активисты 7 апреля провозгласили Донецкую Народную Республику.

5 июля 2014 года, после сдачи Славянска, отряды ополчения Игоря Стрелкова отступили к Донецку. Стрелков стал военным комендантом города и заявил о готовящейся обороне. Украинские СМИ сообщали, что в Донецке объявлена принудительная мобилизация, однако Павел Губарев опроверг это сообщение::

Это действительно только слухи, это неправда. Армия наша остаётся добровольческой, только добровольно люди приходят и становятся в ряды Армии Донецкой Народной Республики.

Украинские эксперты высказали мнение, что осада Донецка и Луганска может продлиться от полутора до трёх месяцев.

ВС Украины начали стягивать к городу авиацию и артиллерию. 12 июля Петровский район Донецка и пригород Марьинка подверглись артобстрелу. Были разрушены десятки жилых домов, имелось очень большое количество жертв среди мирного населения.

16 июля командующий ополчением ДНР Игорь Стрелков ввёл в Донецке военное положение и комендантский час (с 23:00 до 6:00).

Осенью (сентябрь-октябрь) 2014 года бои сосредоточились в районе аэропорта. О штурме аэропорта силами ДНР сообщалось 28 сентября, 2 и 3 октября.

2 ноября 2014 года состоялись выборы в Народный Совет ДНР.

См. также

• История Донецкой области

Библиография

• Дранко Н.С., Альтер М.С., Лисянский А.С. и др. [mnib.malorus.org/kniga/186/ Донецк. Историко-экономический очерк]. — Донецк: Донбасс, 1969. — 288 с.
• Руков. авт. кол. С.Ф. Поважный. Донецк. Историко-краеведческий очерк. — Донецк: Донбасс, 1981. — 328 с.
• Килессо С. К., Кишкань В. П., Петренко В. Ф. и др. Донецк. Архитектурно-исторический очерк. — Киев: Будівельник, 1982. — 152 с.
• Theodore H. Friedgut p. cm. 1 // Iuzovka and Revolution: Life and Work in Russia's Donbass, 1869-1924 (Studies of the Harriman Institute, Columbia University). — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1989. — 392 с. — ISBN 0-691-05554-8(v.1).
• Theodore H. Friedgut p. cm. 2 // Iuzovka and Revolution: Life and Work in Russia's Donbass, 1869-1924 (Studies of the Harriman Institute, Columbia University). — Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1989. — 544 с. — ISBN 0-691-08660-5(v.2).
• Гайдук В.А., Ляшенко В.Г., Мозговой В.И., Навка И.П. Пер. англ. текстов И.Н. Яндолы; подбор и рубрикация худ. текстов Л.Г. Вергазовой / Под общей ред. Гайдука В. А. Юз и Юзовка. — Донецк: «Фирма «Кардинал», 2000. — 320 с илл. с. — ISBN 966-95367-5-8.
• Стёпкин В.П. Иллюстрированная история Юзовки-Сталино-Донецка. — Донецк: Апекс, 2007. — 1000 экз. — ISBN 966-8242-55-6.
• Стёпкин В.П., Гергель В.И. Полная история Донецка. — Донецк: Апекс, 2008. — 560 с. — 1000 экз. — ISBN 978-966-8242-4.
• Пірко В.О. [vesna.org.ua/txt/pirkovo/zasel/index.html Заселення Донеччини у XVI-XVIII ст.](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20070927004552/vesna.org.ua/txt/pirkovo/zasel/index.html Архивировано из первоисточника 27 сентября 2007].. — Донецк: Схід, 2003. — 180 с. — 500 экз. — ISBN 966-7804-56-9.

Ссылки

• [www.ukrstor.com/doneck.html Национальная история Донбасса]. [www.webcitation.org/6CY314cEu Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [dn.archives.gov.ua Государственный архив Донецкой области].
• [infodon.org.ua infodon.org.ua — Донецк: история, события, факты]. [www.webcitation.org/6CY33E0SY Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.ukrstor.com/ukrstor/yuzindex.html Ранняя история Юзовки]. [www.webcitation.org/6CY34o9Uv Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012]. Статьи по книге Т.Фридгута «Юзовка и Революция»
• [dnevermore.wordpress.com Ностальгический путеводитель по Донецку восьмидесятых]. [www.webcitation.org/6CY35iY4d Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.internet.dn.ua/pages/donetsk/history.html История Донецка]. [www.webcitation.org/6CY36Kw0j Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.internet.dn.ua/pages/donetsk/letopis.html Летопись города]. [www.webcitation.org/6CY37b34U Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.dntsk.net/history/ Хронология основных событий города](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20111126134158/www.dntsk.net/history/ Архивировано из первоисточника 26 ноября 2011].
• [history.doneck.info История Донецка]. [www.webcitation.org/6CY38ZQe4 Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [masters.donntu.edu.ua/2005/kita/kovalchuk/library/individual.htm История развития телефонии г. Донецка]. [www.webcitation.org/6CY39Yiu8 Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [govorit.donetsk.ua/za-rodinu-za-stalino.html За Родину! За Сталино!]. [www.webcitation.org/6CY3AqlTs Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.donjetsk.com/ «Донецкий»: авторский сайт Евгения Ясенова]. [www.webcitation.org/6CY3DOFg9 Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [donsite.net/publ/15 Краткая подробная история Донецка](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20091228153600/donsite.net/publ/15 Архивировано из первоисточника 28 декабря 2009].
• [fromdonetsk.net/ Говорит Донецк]. [www.webcitation.org/6CY3FJ8br Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].

Архивные фотографии Донецка

• [www.ukrstor.com/ukrstor/donezkfoto.html Старые фото Донецка (Юзовки)]. [www.webcitation.org/6CY3HVLp3 Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.gtj.org.uk/search/simpleSearch.php?srch=Hughesovka&lang=en Старые фото Донецка (Юзовки) на gtj.org.uk](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20070927172323/www.gtj.org.uk/search/simpleSearch.php?srch=Hughesovka&lang=en Архивировано из первоисточника 27 сентября 2007].
• [community.livejournal.com/dntsk_city/31659.html Очень старый Донецк]. [www.webcitation.org/6CY3IefhD Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [infodon.org.ua/postal Старые открытки и фото Донецка]. [www.webcitation.org/6CY3KYo5c Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.dntsk.net/photo/showgallery/index.php?gallery=%D1%F2%E0%F0%FB%E5%20%F4%EE%F2%EE. Сборник старых фотографий Донецка](недоступная ссылка — история). с ссылками на первоисточники.

Отрывок, характеризующий История Донецка

К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.