История ИИХФ

История Международной федерации хоккея с шайбой (ИИХФ)

1908-1914

Учитывая различия в правилах игры, французский журналист и пропагандист зимних ледовых видов спорта Луи Магнус обратился в Международный союз конькобежцев с предложением возглавить хоккейные федерации и стандартизировать правила. Получив отказ, Магнус разослал приглашения 6 европейским представителям национальных хоккейных федераций. 15 — 16 мая 1908 года по приглашению Магнуса в Париже по адресу улица Прованс, 34 собрались 8 представителей 4 европейских стран: Луи Магнус, Робер Планк, ван дер Ховен, Де Клерк, Маларе, Меллор, Л.Дюфур, а также Маврогродато. Отсутствовали приглашённые представители Германии и России. Это был встреча стала I конгрессом Международной хоккейной федерации. Образованная организация получила название Международная лига хоккея на льду — ЛИХГ (фр. Ligue Internationale de Hockey sur Glace — LIHG). Это название ЛИХГ носила до 1978 года. Возглавил ЛИХГ — главный инициатор создания этой организации парижский журналист Луи Магнус, первым генеральным секретарем стал Робер Планк. Официальным языком стал французский. Все это нашло отражение в подписанном основополагающем документе.

Первыми членами ЛИХГ уже в 1908 году стали Франция Франция (20 октября), Богемия Богемия (15 ноября), Великобритания Великобритания (19 ноября), Швейцария Швейцария (23 ноября), Бельгия Бельгия (8 декабря). Первые организованные ЛИХГ игры сыграли в Берлине, 3 - 5 ноября 1908 года. Четыре клубные команды участвовали в играх, которые состояли из двух периодов по 20 минут каждый.

II конгресс состоялся в Шамони с 22 по 25 января 1909 года. ЛИХГ приняла собственный устав, а также решила организовать ежегодный чемпионат Европы начиная со следующего 1910 года. В связи с проведением конгресса был организован первый международный турнир, проведённый здесь же, в Шамони. Победителем стала команда Лондона. В том же 1909 году, 19 сентября шестым членом ЛИХГ стала Германия.

В Монтрё на следующий день после состоявшегося 9 января 1910 года III конгресса ЛИХГ, прошёл первый чемпионат Европы. Матчи игрались с 10 по 12 января в Les Avants. В турнире приняли участие четыре "официальных" участника -  Великобритания,  Германия,  Бельгия и  Швейцария, а также "Оксфорд Канадиенс" - группа канадцев, обучающихся в Оксфорде, соревновавшиеся вне конкурса. Начиная с этого момента, европейские чемпионаты проходили на регулярной основе, прерываясь лишь на годы войны - сначала как самостоятельные турниры, а с 1930 года в рамках чемпионатом мира. С 1912 по 1914 год, параллельно с чемпионатом Европы, проводились так называемые ежегодные "LIHG чемпионаты" с участием национальных команд. Однако, этот турнир не получил дальнейшего развития.

17 февраля 1911 года, во время IV конгресса, прошедшего в Берлине, в состав ЛИХГ была принята российская хоккейная федерация. Тогда же была принята команда "Оксфорд Канадиенс" - объединение играющих в Англии канадцев. 14 марта 1911 года ЛИХГ приняла канадские правила, которык стали обязательными для всех членов ЛИХГ. Российская федерация в составе ЛИХГ пробыла недолго - до 25 сентября 1911 года.

Чемпионат ЛИХГ среди европейских команд, прошедший 2-4 феарвля 1912 года в Праге был аннулирован после протеста немецкой федерации на участие сборной команды Австрии. Поданая Австрией заявка на вхождение в ЛИХГ, на момент проведения турнира ещё не была утверждена конгрессом. На V конгрессе, прошедшем 22-23 марта в Брюсселе присутствовали три представителя Канады в качестве наблюдателей. Были приняты изменения в правилах: количество хоккеистов одной команды на площадке было сокращено с 7 до 6, хоккеисты стали носить номера на спине . Генри ван ден Булке (англ. Henri van den Bulcke) сменил на посту президента Луи Магнуса. В состав ЛИХГ вошли федерации Австрии, Швеции и Люксембурга. После конгресса ЛИХГ насчитывала 10 членов.

В 1913 году была введена "синяя линия", разделившая площадку на три зоны [www.iihf.com/iihf-home/history/the-iihf/epochs/evolution-of-rules.html]. В том же году VI конгресс ЛИХГ прошёл в Санкт-Морице (Швейцария Швейцария).

25 февраля 1914 года на VII Конгрессе в Берлине (Германия) подал в отставку президент ЛИХГ Генри ван ден Булке (англ. Henri van den Bulcke). На освободившуюся должность был избран Луи Магнуса. Однако, не встретил поддержки своей программы, он тут же подал в отставку. Исполняющим обязанности президента ЛИХГ был назначен Б. М. Питер Паттон (англ. Major Bethune Minet «Peter» Patton). Созванный заново съезд переизбрал на должность президента ЛИХГ Генри ван ден Булке. Вскоре ЛИХГ прекратила свою деятельность в связи с началом Первой мировой войны.

1919—1939

На конгрессе 1920 года полностью сменилось руководство ЛИХГ, в правила были внесены очередные изменения. Также были внесены изменения среди членов ЛИХГ, связанные с закончившейся войной — исключены из состава ЛИХГ Австрия Австрия и Германия Германия, утверждена в составе ЛИХГ образованная в 1918 году Чехословакия Чехословакия, которой передала членство Богемия Богемия. На летних Олимпийских играх, прошедших в Антверпене, в качестве показательного вида спорта впервые присутствовал хоккей с шайбой. Позже, в 1982 году, этому турниру был присвоен статус I чемпионата мира по хоккею с шайбой, поскольку в нём впервые приняли участие неевропейские сборные команды —  Канада и  США.

В 1922 году президентом ЛИХГ был избран Поль Луак (англ. Paul Loicq, проведший на этом посту 25 лет. За огромный вклад в развитие хоккея с шайбой его честь был учреждён специальный приз — «Paul Loicq Awards».

В 1923 году на конгрессе в Антверпене были внесены очередные изменения в правила игры. Было также принято решение чемпионаты ЛИХГ проводить отдельно от Олимпийских игр. В том же году впервые разыгран Кубок Шпенглера — старейший из ныне действующих клубный турнир Европы.

В 1924 году восстановила членство в ЛИХГ Австрия Австрия. Германия Германия по-прежнему оставалась в изоляции. В знак протеста против отказа в восстановлении в ЛИХГ германской федерации, её покинула Швеция Швеция. Обе федерации вернулись в ЛИХГ лишь в 1926 году.

В 1929 году на конгрессе в Будапеште ЛИХГ приняло решение проводить чемпионаты мира каждый год, в который не проводятся Олимпийские игры. Такой статус получал турнир, если в нём принимала участие хотя бы одна из неевропейских сборных команд. Позже, в 1982 году, олимпийским турнирам 1920, 1924 и 1928 годов были присвоены статусы чемпионатов мира. Чемпионату ЛИХГ среди европейских команд предстояло стать частью этого соревнования в периоды между Олимпийскими играми. В годы проведения Олимпийских игр чемпионат ЛИХГ среди европейских команд должен был проводиться отдельно. Лучшая из европейских команд получала титул чемпиона Европы. Первый чемпионат мира был проведён в 1930 году. Из-за неожиданного потепления турнир был вынужден переехать из Шамони в Берлин, матч за бронзовые награды чемпионата Европы был проведён в Вене.

В 1930 году членом ЛИХГ стала первая азиатская национальная федерация — Япония Япония. Также в состав ЛИХГ после двухлетнего отсутствия вернулась федерация США США.

В 1932 году был проведён последний независимый чемпионат ЛИХГ среди европейских команд.

В 1933 году ЛИХГ отметила своё 25-летие и подвела итоги работы: в составе Международной лиги хоккея на льду — 19 членов; организованы и проведены 20 конгрессов, а также 18 чемпионатов Европы, 6 чемпионатов мира и 4 турнира в рамках Олимпийских игр. Чемпионат мира 1933 года впервые прошёл на искусственном льду.

В 1936 году на Олимпийских играх в хоккей с шайбой играли как на искусственном, так и на естественном льду. Из-за случившихся снегопадов, а также учитывая неожиданное потепление на чемпионате мира 1930 года, ЛИХГ на своем конгрессе приняла решение о проведении крупных международных турниров только в странах, располагающих аренами с искусственным льдом. В годы Олимпийских игр турниры кроме статуса чемпионата мира получали статус чемпионата Европы. Тогда же было принято решение о том, что для присвоения статуса чемпионата мира на турнире должна присутствовать хотя бы одна неевропейская команда. Также были приняты очередные изменения в правилах игры.

В 1937 году в ЛИХГ была принята первая африканская федерация — ЮАР ЮАР, долгое время остававшаяся единственным представителем своего континента. В 1938 году в состав ЛИХГ вошла Федерация хоккея Австралии.

13 сентября 1939 года на конгрессе в Цюрихе президент ЛИХГ Поль Луак в связи с началом Второй мировой войны запретил все международные соревнования на время ведения военных действий.

1946—1974

На первом послевоенном конгрессе ЛИХГ были приняты решения относительно ряда членов организации: Япония Япония и Германия Германия были исключены, членство Эстонии, Латвии и Литвы было приостановлено. Австрия Австрия была восстановлена в своем членстве в ЛИХГ, отменённом в 1939 году в связи с аншлюсом Германией. Было внесено предложение о чередовании руководства ЛИХГ между Европой и Северной Америкой. Также были приняты очередные изменения в правилах игры. На конгрессе 1947 года Др. Фриц Краатц (англ. Fritz Kraatz) сменил Поля Луака на посту президента. На конгрессе 1948 года был принят новый Устав. Английский язык стал официальным языком организации. Стала также использоваться англоязычная аббревиатура — IIHF (ИИХФ) — International Ice Hockey Federation (Международная федерация хоккея с шайбой).

В 1946 году обнаружились разногласия в любительском хоккее США США между Любительским атлетическим союзом (ААЮ) и Любительской хоккейной ассоциацией Соединённых Штатов (АХАЮС). До текущего момента хоккей США США представляла на международной арене АХАЮС. В то же время, с подачи президента НОК США Эвери Брундеджа (англ. Avery Brundage), Международный Олимпийский комитет подтвердил полномочия ААЮ. В итоге, на зимние Олимпийские игры 1948 года отправилась команда, представляющая АХАЮС. МОК отменил результаты выступлений сборной  США в хоккейном турнире в рамках Олимпийских игр, поскольку не признавал АХАЮС. Результаты сборной  США были зачтены только в итоговый протокол чемпионата мира 1948 года. В связи с этими событиями в 1949 году Международный Олимпийский комитет прервал все отношения с Международной федерацией хоккея с шайбой. В 1951 году ИИХФ приняла решение не участвовать в зимних Олимпийских играх, однако через 5 месяцев после принятия этого решения произошло полное примирение МОК с ИИХФ.

В 1951 году чемпионат мира разделён на две группы согласно уровню команд — более слабые участники были выделены в группу B. Восстановлено членство Германии (ФРГ ФРГ) и Япония Япония. В 1952 году в Международную федерацию вступает Федерация хоккея СССР.

В 1957 году Джон Фрэнсис Ахерн (англ. John Francis Ahearne) сменил на посту президента ИИХФ Уолтера Брауна. В числе первых шагов на новом посту он предложил проводить чемпионат мира по хоккею с шайбой в трёх группах. Однако, по политическим мотивам, многие национальные федерации отказались от участия в чемпионате мира 1957 года, проводимого в Москве. На матче  СССР —  Швеция был поставлен рекорд — 50 000 зрителей.

В 1958 году 50 лет Международной федерации хоккея с шайбой. В ИИХФ — 25 членов.

В начале 1960-х годов ИИХФ распространяется на восточноазиатский регион: Республика Корея Республика Корея — 1960, КНР КНР и КНДР КНДР — 1963.

В 1961 году впервые чемпионат мира по хоккею с шайбой проходит в трёх группах. Последний чемпионат мира, проводимый на открытых площадках. Очередной политический демарш на турнире в исполнении ФРГ, отказавшейся приветствовать коммунистический флаг ГДР ГДР. В ответ 2 года спустя игроки сборной команды  ГДР стояли спиной к флагштоку во время поднятия флага ФРГ ФРГ.

В 1962 году сборная команда  ГДР не получила визы на въезд в США США, где проводился чемпионат мира. В знак протеста хоккеисты СССР, Чехословакии и других социалистических стран отказались от участия в турнире.

В 1964 году канадская федерация впервые выставила сборную национальную команду хоккеистов-любителей — до этого Канаду представляли клубные команды.

В 1965 году немецкий делегат д-р Гюнтер Сабетцки (англ. Gunther Sabetzki) на конгрессе ИИХФ предложил проводить розыгрыш Кубка европейских чемпионов по аналогии с футбольным и гандбольным. Первый розыгрыш трофея состоялся в сезоне 1965-66 годов.

В 1968 году решено проводить чемпионат Европы по хоккею с шайбой для молодёжных команд.

В 1969 году состязания различных групп стали проводиться в различных странах и в разные сроки. Канадская федерация предложила увеличить на чемпионате мира квоту профессионалов в командах до девяти хоккеистов. ИИХФ согласилось пойти на уступки, однако в январе 1970 года изменило своё решение под давлением Международного Олимпийского комитета, выступавшего против профессионалов. В связи с этим канадская федерация прервала международные хоккейные контакты на всех уровнях, в том числе отказавшись от проведения домашнего чемпионата мира в 1970 году.

В 1970 году впервые организован тренерский семинар. На чемпионате мира хоккеистов обязали играть в шлемах. Также решено начиная с 1972 года проводить отдельно хоккейные турниры зимних Олимпийских игр и чемпионаты мира. Это стало первым шагом к возвращению канадцев на мировую арену, поскольку позволяло рассматривать возможность участия профессионалов в чемпионатах мира.

В 1971 году в зачет Чемпионата Европы перестали учитываться очки, набранные командами против неевропейских сборных.

В 1972 году принято решение проводить неофициальные Чемпионат мира по хоккею с шайбой среди молодёжных команд с 1974 года. На чемпионате мира вратарей обязали играть в масках. Президент Джон Фрэнсис Ахерн санкционировал первую Суперсерию хоккеистов  СССР и Канады с участием игроков клубов НХЛ. В 1973 году он вновь отверг предложение о допуске канадских профессионалов к участию в чемпионатах мира.

В 1974 году введены новые санкции против применения допинга. Впервые проведён неофициальный чемпионат мира по хоккею с шайбой среди молодёжных команд.

В течение 25 лет, с 1951 по 1975 год, сохраняется трёхлетний паритет между Европой и Северной Америкой, в председательстве ИИХФ.

1975—1991

С 1975 года начали проводиться Генеральные конгрессы ИИХФ. На конгрессе 1975 года президентом избирается д-р Гюнтер Сабетцки (англ. Gunther Sabetzki). Одним из официальных языков ИИХФ вместо французского стал немецкий язык. Решено начиная с 1976 года допускать на чемпионаты мира профессионалов. Был учреждён Кубок Канады, который должен был проходить каждые четыре года с участием сборных команд Канады и  США, а также четырёх лучших команд Европы, определяемых по итогам чемпионата мира.

В 1976 году состоялся первый семинар ИИХФ для арбитров и первый розыгрыш Кубка Канады, на котором работали один судья и два помощника [www.iihf.com/iihf-home/history/the-iihf/timeline.html]. С этого года начинает издаваться ежегодный «Международный хоккейный справочник».

В 1977 году состоялся первый официальный чемпионат мира по хоккею с шайбой среди молодёжных команд. На чемпионате мира участвовала национальная сборная команда Канады — впервые после 8-летнего перерыва. В её составе присутствовали профессионалы из НХЛ. Это первый чемпионат мира, который обслуживал на один судья и два помощника . С этого года ежемесячно публикуется «Пресс-релиз ИИХФ».

В 1978 году решено не проводить чемпионаты мира в годы зимних Олимпийских игр. Состоялся первый медицинский семинар ИИХФ.

В 1979 году учреждён турнир на приз Тайера Татта, которые в годы зимних Олимпиад оспаривают сборные стран, не участвующих в хоккейном турнире зимних Олимпийских игр. Также решено, что с 1981 года ношение шлемов с защитной маской станет обязательным для юниоров. В Нью-Йорке был проведён розыгрыш «Кубка Вызова» между сборными командами хоккеистов  СССР и НХЛ.

В 1980 году чемпионат мира впервые не проводился в год зимних Олимпийских игр.

В 1983 году решено проводить чемпионат Азии среди юниоров со следующего года. Празднование 75-летия ИИХФ: в её составе 32 национальные федерации. Последними, в 1983 году, были приняты федерации Гонконга и Тайваня.

В 1984 году был проведён первый чемпионат Азии и Океании среди юниорских команд (до 18 лет). Турнир разыгрывался до 2002 года. В составе ИИХФ первая южноамериканская федерация — Бразилия Бразилия.

В 1987 году в чемпионате мира появляется группа D для наиболее слабых команд.

В 1988 году впервые разрешается участие на хоккейном турнире зимних Олимпийских игр профессиональным хоккеистам.

В 1989 году Александр Могильный становится первым советским хоккеистом-перебежчиком, когда он покидает команду сразу после чемпионата мира в Стокгольме.

В 1990 году в Оттаве проходит первый чемпионат мира среди женских команд.

В 1991 году состоялся последний розыгрыш чемпионата Европы по хоккею с шайбой. В ИИХФ — 40 членов.

1992 — н. в.

В результате политических потрясений в Европе — распада СССР, Югославии и Чехословакии — возникли новые национальные федерации. На конгрессе ИИХФ 1992 года восстановили своё членство в ИИХФ Эстония Эстония, Латвия Латвия и Литва Литва [www.iihf.com/iihf-home/history/the-iihf/timeline.html]. Количество участников хоккейного турнира зимних Олимпийских игр и чемпионата мира было расширено с 8-ми до 12-ти, введена система плей-офф со стадии четвертьфинала [www.iihf.com/iihf-home/history/the-iihf/epochs/1990-today.html]. В этом году Чемпионат мира вновь стал проходить в год зимней Олимпиады.

На конгрессе 1994 года президентом ИИХФ был избран Рене Фазель (англ. Rene Fasel) (Швейцария Швейцария). На чемпионате мира впервые победитель был определён в серии буллитов. Проведён первый розыгрыш Кубка Федераций, реорганизованного через два года в Континентальный кубок по хоккею с шайбой.

В 1996 году впервые проведён Кубок Мира, заменивший Кубок Канады.

В 1997 году учреждается Зал славы ИИХФ. Также конгресс ИИХФ принимает изменения в правилах, впервые с 1969 года. Новые правила впервые применяются в 1999 году на чемпионате мира.

В 1998 году впервые в хоккейном турнире зимних Олимпийских игр участвовали хоккеисты-профессионалы из клубов НХЛ. Впервые с момента своего основания в 1917 году, Национальная хоккейная лига берёт перерыв, чтобы позволить своим игрокам принять участие в зимних Олимпийских играх. На этой Олимпиаде дебютирует женский хоккейный турнир. На конгрессе ИИХФ принято решение расширить число участников чемпионата мира с 12-ти до 16-ти.

В 2000 году состоялся последний розыгрыш Европейской Хоккейной лиги. Возродился турнир спустя 5 лет в виде Кубка европейских чемпионов.

В 2006 году шведская сборная команда впервые выиграла в один год золотые олимпийские медали и чемпионат мира, а женская команда смогла завоевать серебро Олимпийских игр, первой из европейских команд, сыграв в финале. Тем самым шведки нарушили многолетнюю гегемонию команд Канады и США.

С 2007 года вводится 3-х очковая система.

В честь празднования 100-летнего юбилея ИИХФ чемпионат мира 2008 года был впервые проведён в Канаде, родине хоккея и многолетнем лидере этого вида спорта. Впервые был организован Кубок Азии по хоккею с шайбой для мужских сборных команд. Также впервые был проведён Кубок Виктории, учреждённый годом ранее. В ИИХФ — 66 национальных федераций.

Литература

• [slovari.yandex.ru/dict/hockey Хоккей. Большая энциклопедия: В 2 т. — М.: Терра-Спорт, Олимпия Пресс, 2006. Т. 1: А—Р. — 360 с.: ил. Т. 2: С—Я. — 448 с.: ил.](недоступная ссылка)

Ссылки

• [www.iihf.com/iihf-home/history.html История хоккея на официальном сайте ИИХФ] (англ.)
• [www.iihf.com/iihf-home/history/the-iihf/timeline.html Хронология развития хоккея на официальном сайте ИИХФ] (англ.)
• [www.iihf.com/iihf-home/history/the-iihf.html История ИИХФ на официальном сайте] (англ.)
• [www.iihf.com/iihf-home/history/the-iihf/epochs/1908-1913.html Эпохи развития ИИХФ на официальном сайте] (англ.)
• [www.statemaster.com/encyclopedia/International-Ice-Hockey-Federation Энциклопедическая статья «Международная федерация хоккея с шайбой»] (англ.)
• [slovari.yandex.ru/dict/hockey/article/ho1/ho1-0909.htm ИИХФ в Большой Энциклопедии Хоккея](недоступная ссылка)
• [hockeyarchives.ru/iihf.html ИИХФ на сайте «Хоккейные архивы»]

Отрывок, характеризующий История ИИХФ

«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…