История Католической церкви

Римско-католическая церковь — сформировалась в I тысячелетии н. э. на территории Западной Римской империи. Формирование отличительных особенностей церкви Запада, отличающих её от церквей Востока, началось еще в первые века истории христианства. Традиционно в трудах религиоведов считается, что в результате Великого раскола 1054 года христианская церковь разделилась на Восточную и Западную.

В результате Реформации от католицизма отошли многие страны на севере и в центре Западной Европы. В новое время католицизм начал распространятся в Новом Свете, Азии и Африке. В результате секуляризации общества в XIX и XX веке от активной религиозной жизни отошла значительная часть населения в католических странах.

В Новое время особое значение приобрёл вопрос существования Церкви в современном мире, что вызвало полемику консерваторов с модернистами. Значительной вехой в жизни Католической церкви стал Второй Ватиканский собор, в ходе которого был осуществлён ряд реформ церковной жизни.

История Римско-католической церкви в богословии католицизма

Римско-католическая церковь рассматривает всю историю христианской Церкви до Великого раскола 1054 года как свою историю.

Согласно доктрине католической Церкви, Католическая (Вселенская Церковь) была «прообразно возвещена уже от начала мира, дивно предуготовленная в истории народа Израильского и Ветхом Завете, наконец, в эти времена последние основана, явилась через излияние Духа Святого и будет завершена во славе в конце времён».

Так же, как Ева была сотворена из ребра уснувшего Адама, Церковь родилась из пронзённого сердца Христа, умершего на Кресте.

Раннее христианство

См. также: История раннего христианства и История христианства в Римской империи

Вероучение Церкви восходит к апостольским временам (I век). В течение II века христианство распространилось практически по всей Римской империи, во II веке появилась обширная апологетическая литература, а также послания и сочинения авторитетных христианских авторов. Вероучение формировалось определениями Вселенских и поместных соборов. С самого начала своего существования Церковь подвергалась гонениям со стороны императоров. Наиболее кровавые гонения были предприняты Децием и Диоклетианом. Свободу христианская церковь получила после Миланского эдикта императора Константина.

Первым серьёзным еретическим учением в христианстве стало арианство (IV век), осуждённое на Первом Никейском соборе. В V веке на Востоке появились ереси, касающиеся природы Христа (см. христология): несторианство и монофизитство. Римские епископы сыграли центральную роль в борьбе с этими учениями — папа Целестин I критиковал несторианство, осуждённое затем на Эфесском соборе, а папа Лев I боролся с монофизитством, отвергнутом на Халкидонском соборе.

Наиболее выдающимися представителями богословской мысли Запада в ранний период развития Церкви стали четыре латинских Учителя Церкви — Амвросий Медиоланский (340—397), Иероним Стридонский (342—419), Аврелий Августин (354—430) и папа Григорий I (540—604). Августин стал родоначальником центрального направления западной христианской философии (августинизма), сохранявшего этот статус вплоть до XIII века. Иероним создал латинский перевод Священного писания, ставший каноническим и известный под именем Вульгата.

Монашество, зародившееся в Египте в III веке, находило многочисленных последователей и на Западе, наиболее известен св. Мартин Турский. В VI веке был создан старейший монашеский орден Запада — бенедиктинцы, деятельность которого связана с именем св. Бенедикта Нурсийского. Устав бенедиктинского ордена послужил основой для уставов более поздних монашеских орденов и конгрегаций, например, камальдулов или цистерцианцев. Бенедиктинские аббатства внесли важнейший вклад в культуру и экономику Средневековья, при них создавались библиотеки, скриптории, художественные мастерские. Первые западные исторические хроники создали епископ Григорий Турский и бенедиктинский монах Беда Достопочтенный.

VII—X века

VII—IX века были отмечены усилением миссионерской деятельности, в которой большую роль играли монахи из Ирландии, бывшей в эту эпоху одним из главных европейских центров христианства, и Англии. Деятельность святых Бонифация, Виллиброрда, Виллигиза, Аманда, Ансгара, Виллибальда, Руперта и других привела к христианизации территорий современных Германии, Австрии, Дании, Нидерландов. В более позднее время миссионерская деятельность переместилась в Восточную Европу и Скандинавию: Герард Венгерский прославился как «апостол венгров»; Адальберт Пражский и Бруно Кверфуртский погибли при проповеди христианства пруссам. Адальберт Магдебургский стал первым латинским епископом, прибывшим в Киевскую Русь по приглашению св. Ольги, однако его миссия не увенчалась успехом. Деятельность Кирилла и Мефодия, которая пользовалась полной поддержкой пап Адриана II и Иоанна VIII, имела решающее значение в христианизации славянских народов Европы.

В середине VIII века было создано Папское государство. Перед лицом угрозы нападения лангобардов Папа Стефан II, не надеясь на помощь Византии, обратился за помощью к франкскому королю, который в 756 году передал захваченный им Равеннский экзархат Папе. Восстановление Западной империи при Карле Великом произошло при поддержке Апостольского престола. В эпоху создания Папского государства и восстановления империи произошло первое в эпоху Средневековья возрождение культуры, названное позже Каролингским возрождением.

В IX веке произошёл первый церковный раскол между Западом и Востоком, так называемая Фотиева схизма, связанная с незаконным смещением константинопольского патриарха Игнатия и назначением на его место Фотия и поддержкой, оказанной Римом Игнатию.

Последовавшие позже нападения норманнов, сарацинов и венгров породили хаос в Западной Европе, мешавший упрочению светской власти папства: короли и сеньоры провели секуляризацию церковного имущества и стали претендовать на собственное назначение епископов. Короновав императором Священной Римской империи Оттона I в 962 году, папа Иоанн XII стремился обрести надёжного покровителя; однако, его расчёты не оправдались.

От Великого раскола до Реформации

См. также: Раскол христианской церкви (1054)

В 1054 году произошёл раскол с восточной Церковью. В 1123 году состоялся первый после раскола собор без участия восточных патриархатов — Первый Латеранский собор (IX Вселенский) и с тех пор соборы стали проводиться более регулярно. C конца XI века началась эпоха крестовых походов, целью которых было отвоевать Святую землю, захваченную арабами ещё в VII веке. Первый крестовый поход был организован в 1095 году по призыву папы Урбана II и привёл к созданию на Ближнем Востоке государств крестоносцев, просуществовавших до конца XIII века. Во время первых крестовых походов стали возникать духовно-рыцарские ордена, призванные помогать паломникам и защищать святые места.

В XI веке папство вело борьбу за обладание правом инвеституры; успех борьбы был во многом обусловлен тем, что она велась под популярным среди церковных низов лозунгом искоренения симонии. Реформы были начаты в 1049 году Львом IX и продолжены были его преемниками, среди которых выделился Григорий VII, при котором светское могущество папства достигло зенита. В 1059 году Николай II, воспользовавшись малолетством Генриха IV, учредил Священную Коллегию кардиналов, которой отныне принадлежит право избрания нового Папы. В 1074—1075 годах император был лишён права епископской инвеституры, что в условиях, когда многие епископства были крупными феодальными владениями, подрывало целостность Империи и власть императора. Противоборство папства и Генриха IV вступило в решающую фазу в январе 1076 года, когда организованное императором в Вормсе собрание епископов объявило Григория VII низложенным. 22 февраля 1076 года Григорий VII отлучил Генриха IV от Церкви, что принудило его к акту, известному как хождение в Каноссу.

XI—XII века ознаменовались также существенными изменениями в западной монашеской жизни. Сильное движение за возвращение монашеству первоначальных идеалов бедности и строгости привело к созданию новых орденов со строгим уставом — картезианцев, цистерцианцев, камальдулов. Клюнийское движение, названное так по имени аббатства Клюни во Франции, осуществило реформу бенедиктинской монашеской жизни.

В начале XIII века папа Иннокентий III выступил организатором 4-го крестового похода. Инспирируемые венецианцами крестоносцы захватили и разграбили в 1202 году западнохристианский город Зара (совр. Задар), а в 1204 году — Константинополь, где папством была учреждена Латинская империя (1204—1261). Насильственное насаждение латинства на Востоке сделало раскол 1054 года окончательным и необратимым.

В XIII веке в Католической церкви было основано большое количество новых монашеских орденов, получивших название нищенствующих — францисканцы, доминиканцы, августинцы и др. Доминиканский орден сыграл большую роль в борьбе Католической церкви с новыми еретическими движениями — катарами (на юге Франции их называли альбигойцами) и вальденсами. Для борьбы с новыми еретическими движениями при понтификате Иннокентия III был создан особый церковный суд — инквизиция, расследовавший дела, связанные с обвинением в ереси.

Францисканцы и доминиканцы проповедовали в миру, не стремясь к затворнической жизни, характерной для более ранних орденов. Впервые при этих орденах были созданы общины мирян-терциариев.

XIII век связан также с именем Фомы Аквинского, великого философа, основателя томизма, создавшего философское учение на основе синтеза идей августинизма с философией Аристотеля. К этой же эпохе относится деятельность великих философов и учёных Альберта Великого, Иоанна Дунса Скотта и Бонавентуры, которые были монахами нищенствующих орденов. Католическая церковь сыграла важную роль в появлении университетов, и развитии схоластической философии и богословия.

В конце XIII века возник серьёзный конфликт возник между папой Бонифацием VIII и королём Франции Филиппом IV Красивым из-за стремления расширить налогооблагаемую базу за счёт духовенства. Бонифаций VIII издал ряд булл (первая в феврале 1296 года — Clericis laicos) в противодействие таким узаконениям короля, в частности одну из из знаменитейших булл в истории папства — Unam Sanctam (18 ноября 1302 года), утверждавшую, что вся полнота как духовной, так и светской власти на земле пребывает в юрисдикции Пап. В ответ Гийом де Ногарэ объявил Бонифация «преступным еретиком» и взял его в плен в сентябре 1303 года. С Климента V начался период, известный как авиньонское пленение пап, продолжавшийся до 1377 года. В этот период папская резиденция располагалась во французском Авиньоне, а Папское государство вокруг Рима фактически прекратило существование. В 1311—1312 годах проходил Вьеннский собор, на котором присутствовали Филипп IV и светские сеньоры. Главной задачей Собора было завладение имуществом ордена тамплиеров, который был ликвидирован буллой Климента V Vox in excelso; последовавшая булла Ad providam передавала активы тамплиеров Мальтийскому ордену.

В понтификат Григория XI папский престол вернулся в Рим, возвращению способствовали призывы святых Екатерины Сиенской и Бригитты Шведской. По смерти Григория XI в 1378 году последовал так называемый Великий западный раскол, когда сразу три претендента объявили себя истинными Папами. Созванный императором Священной Римской империи Сигизмундом I в 1414 году Собор в Констанце (XVI Вселенский Собор) разрешил кризис, избрав Мартина V как преемника Григория XII. Собор также в июле 1415 года приговорил к сожжению заживо чешского проповедника Яна Гуса, а 30 мая 1416 года — Иеронима Пражского по обвинению в ереси.

В 1438 году состоялся созванный Евгением IV Собор в Ферраре и во Флоренции, итогом которого была Флорентийская уния, объявлявшая о воссоединении Западной и Восточной Церквей, — вскоре отвергнутая на Востоке. Однако, в XV—XVI веках Римом было заключено несколько удачных уний с отдельными Восточными церквями, приведших к созданию целого ряда Восточнокатолических церквей (Брестская уния, Ужгородская уния, унии с армянской, халдейской и малабарской церквями и др.). В XVI веке на Западе было окончательно узаконено использование наряду с латинским других литургических обрядов (амвросианского и мосарабского). Эти процессы привели к литургическому разнообразию в рамках прежде практически исключительно латинской Католической церкви.

В период Возрождения папский Рим стал одним из главных центров ренессансной культуры. Папа Пий II был известным поэтом, папа Адриан VI — философом и гуманистом. Одним из выдающихся философов эпохи Возрождения стал кардинал Николай Кузанский. Под покровительством пап Юлия II и Льва X в Ватикане работали великие живописцы и скульпторы, в том числе Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Браманте, Бернини и другие.

Реформация и Контрреформация

См. также: Реформация и Контрреформация

В 1517 году проповедью Лютера началось мощное религиозное и политическое движение, известное под именем Реформации. Одним из поводов к началу движения было злоупотребление индульгенциями, а главной движущей силой — недовольство различных общественных слоев Католической церковью. Последствием реформационного движения стало появление протестантизма и отпадение от Католической церкви целых регионов и стран — Северная Германия, Англия, Нидерланды, Скандинавия. Религиозный раскол привёл к целому ряду религиозных войн, продолжавшихся вплоть до Вестфальского мира 1648 года, который ознаменовал окончание Тридцатилетней войны и закрепил размежевание Европы по религиозному признаку.

Ответом на реформационное движение со стороны Католической церкви стала Контрреформация, в ходе которой Церковь осуществила ряд важных внутренних реформ. Были основаны первые семинарии для повышения нравственного и интеллектуального уровня будущих священников, целый ряд монашеских орденов (кармелиты, францисканцы) претерпели реформы, направленные на искоренение злоупотреблений, были основаны и новые ордена и движения — театинцы, камиллианцы, ораторианцы и др. Важнейшую роль в Контрреформации сыграл вновь образованный орден иезуитов. Центральным моментом контрреформационных усилий стал Тридентский собор (XIX Вселенский), продолжавшийся с 1545 по 1563 год. Собор уточнил и изложил основы католического вероучения о спасении, таинствах и библейском каноне; была стандартизирована латинская месса. Решения собора также были направлены на устранение недостатков монашеской и приходской жизни.

Новое время

После экспедиций Колумба, Магеллана и Васко да Гамы началась эпоха Великих географических открытий. Григорий XV в 1622 году основал в Римской курии Конгрегацию пропаганды веры, одной из главных задач которой была координация миссионерства в Новом Свете. Обращение индейцев в христианство зачастую проводилось жестокими и насильственными методами, с другой стороны, католические священники сами часто защищали индейцев от насилия со стороны европейских колонизаторов (Б. де Лас Касас). Уникальным явлением в истории Южной Америки стало высокоразвитое государство иезуитов в Парагвае. Миссионерская активность Католической церкви выросла и в Азии (Маттео Риччи, Франциск Ксаверий).

В XVII веке во Франции деятельность святых Винсента де Поля, Франциска Сальского и других привела к оживлению религиозной и монашеской жизни и появлению новых орденов, в частности лазаристов и визитанток. Богословская мысль в этот период концентрировалась на полемике с кальвинизмом и янсенизмом, новым религиозным учением, осуждённым в итоге Церковью.

В ходе Великой французской революции Католическая церковь в стране подверглась репрессиям.

В 1790 году была принята «Гражданская конституция духовенства», закрепившая за государством абсолютный контроль над Церковью. Некоторые священники и епископы дали клятву верности, другие отказались. В Париже в сентябре 1792 года было казнено более 300 представителей духовенства и многим священникам пришлось эмигрировать. Годом позже началась кровавая секуляризация, были закрыты и разорены практически все монастыри. В Соборе Парижской Богоматери стал насаждаться культ богини Разума, в конце государственной религией Максимилиан Робеспьер провозгласил культ некоего Верховного Существа. В 1795 году свобода вероисповедования во Франции была восстановлена, но тремя годами позже Рим заняли французские революционные войска генерала Бертье и с 1801 года епископов стало назначать правительство Наполеона. Во многих других европейских странах в XVIII веке также проводилась секуляризация церковных земель, роспуск монастырей, ограничивались привилегии духовенства.

В XIX веке Католическая церковь испытала новый подъём. Была восстановлена католическая иерархия в ряде протестантских стран, восстанавливали позиции монашеские ордена и конгрегации. Первый Ватиканский собор (1869—1870 год) изложил и утвердил доктринальные положения о статусе Римского епископа, на соборе после долгой дискуссии был принят догмат о папской безошибочности «ex cathedra». Часть несогласных с решениями собора епископов и священников ушла в раскол и образовала церковь старокатоликов. В то же время революционные процессы в Италии привели к созданию единого государства, ликвидации в 1870 году Папского государства и лишению Папы светской власти. Светский статус Апостольского престола оставался неурегулированным до 1929 года, когда в результате Латеранских соглашений было создано государство Ватикан.

В 1891 году вышла энциклика «Rerum Novarum» о социальной доктрине Церкви в новых условиях, впоследствии получившей название «христианская демократия». Папе Пию X пришлось столкнуться в частности с так называемыми интегристами, отрицавшими экзегетику.

XX—XXI века

См. также: Католические новомученики России, Второй Ватиканский собор, Иоанн Павел II и Бенедикт XVI

В первой половине XX века Церковь подверглась жестоким гонениям в Советской России (впоследствии в Советском Союзе), Мексике и республиканской Испании. 12 марта 1922 года был подписан договор между представителем Святого Престола государственным секретарем кардиналом Гаспарри и представителем Советской России В. В. Воровским о направлении в Россию миссии для помощи жертвам голода. Миссия приехала в Россию в августе 1922 года и вела работу в течение двух лет, окончательно прекратила работу в конце 1924 года. В 1924 году апостольский нунций в Берлине монсиньор Пачелли начал переговоры с СССР о статусе католической иерархии в России. Начиная с 1920-х годов советская власть приступила к уничтожению Католической церкви в стране; были расстреляны, репрессированы и высланы из страны практически все священнослужители и активные прихожане.

С национал-социализмом изначально сложились самые натянутые отношения и немецкие епископы запретили католикам вступать в нацистскую партию, но после прихода Гитлера запрет был снят. В 1937 году папа Пий XI в энциклике «Mit brennender Sorge» выступил с осуждением нацизма и указаниями на то, что антисемитизм несовместим с христианством. Во время Второй мировой Католическая церковь была вынуждена придерживаться частичного нейтралитета для сохранения жизней верующих масс и своей независимости. Множество католических священников и монахов прошли через нацистские концлагеря, часть из них погибла, некоторые из них впоследствии канонизированы (Максимилиан Кольбе, Эдит Штайн, Тит Брандсма и др.). Различные католические организации спасли от смерти тысячи людей «неарийской» национальности и антифашистов. В зданиях Ватикана, имевших экстерриториальный статус, было предоставлено убежище ряду преследуемых лиц. В Италии Католическая церковь первоначально противостояла фашистам в лице союза Белой розы. Однако в Германии по сообщениям некоторых СМИ Католическая церковь использовала труд советских пленных. В Германии из 13 млн иностранных граждан, ввезенных для принудительных работ, 6 тысяч работали в католических заведениях, где условия были лучше, чем в других местах. В Хорватии католические священники и монахи приняли широкое участие в геноциде сербов, а архиепископ Степинац поддержал режим хорватских усташей.

В XX веке новый импульс получила паломническая традиция в католицизме. Кроме традиционных мест паломничества, таких как Рим или Иерусалим, крупнейшими паломническими центрами стали французский Лурд и португальская Фатима, где, по мнению католиков, имели место явления Девы Марии. Среди значимых святых мест, посещаемых паломниками, также испанский город Сантьяго-де-Компостела, польская Ченстохова, итальянские Лорето, Ассизи, Падуя.

11 октября 1962 года в Риме состоялось торжественное открытие созванного Иоанном XXIII Второго Ватиканского собора для решения назревших послевоенных проблем. По итогам собора был принят целый ряд документов, в которых провозглашалась большая открытость Церкви к сотрудничеству и поиску взаимопонимания с другими христианскими конфессиями и религиями. Во время паломничества проведшего основную фазу собора Павла VI в Иерусалим состоялась встреча с константинопольским патриархом Афинагором, на которой были отменены взаимные анафемы времён Великого раскола. После собора сильной реформе подверглось богослужение, в частности, разрешено служение мессы на национальных языках. Несогласные с реформой богослужения сформировали движение католиков-традиционалистов, часть из них в 1980-х годах оказалась в состоянии фактического раскола (Священническое братство св. Пия Х), часть сохраняет общение со Святым Престолом, пользуясь в литургической жизни разрешением (индультом) на служение по тридентскому чину (Братство св. Петра и др.).

16 октября 1978 года на папский престол был избран Иоанн Павел II, ставший первым папой — не итальянцем за последние 455 лет и первым папой славянского происхождения. Его понтификат, один из самых длинных в истории, сыграл важную роль в развитии межконфессиональных и межрелигиозных отношений; папа совершил более 100 поездок по всему миру. После смерти Иоанна Павла II 2 апреля 2005 года на Апостольский престол был избран немецкий кардинал Йозеф Ратцингер, взявший себе имя Бенедикт XVI. 28 февраля 2013 года папа Бенедикт XVI отрёкся от престола, это сделало его первым добровольно отрекшимся римским папой со времён папы Григория XII в 1415 году. Новым папой был избран аргентинский кардинал Хорхе Марио Бергольо, принявший имя Франциск и ставший первым в истории папой из Нового Света.

См. также

• Католицизм
• Католицизм в России
• Восточнокатолические церкви
• История христианской демократии
• Папство
• Список католических орденов и конгрегаций

Литература

• [krotov.info/history/04/rudokvas/lortz04.html Й. Лорц. История Церкви]
• Поснов М. Э. [www.krotov.info/history/00/posnov/00_posn.html История Христианской Церкви (до разделения Церквей — 1054 г.]
• [www.krotov.info/history/00/omen/omen_00.html Дж. Омэнн. Христианская духовность в католической традиции]
• [www.ecat.francis.ru/K/Katolichescaya_Cerkov.html Католическая энциклопедия. Статья «Католическая церковь»]

Отрывок, характеризующий История Католической церкви

– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.