История Кирибати

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск


Доколониальная эпоха

Заселение островов Кирибати

О заселении островов Кирибати и их ранней истории известно очень мало. Тем не менее существуют предположения, что предки современного народа кирибати пришли на острова Гилберта из восточной Меланезии в начале 1 тысячелетия н. э.[1]. Связано это с тем, что именно к этому времени уже были заселены близлежащие Маршалловы острова[2]. Точно указать дату заселения островов Кирибати очень трудно, так как именно в 1 тысячелетии н. э. происходило формирование атоллов этой страны[3], хотя некоторые учёные оспаривают эту точку зрения, считая, что формирование островов в этом регионе Тихого океана началось ещё 3500 лет назад[4]. Тем не менее, ко времени открытия европейцами и американцами островов в архипелаге Гилберта они уже были заселены, в то время как острова архипелагов Лайн и Феникс были необитаемыми. Однако на этих атоллах остались следы человеческого присутствия в далёком прошлом[5]. Это побудило учёных к попытке объяснить причины исчезновения местного населения в архипелагах Лайн и Феникс. Одно из распространённых мнений — то, что в условиях небольшой площади, отдалённости от других архипелагов, засушливого климата и дефицита пресной воды жить на этих островах было крайне проблематично. Поэтому, заселившие острова люди, были вынуждены в скором времени покинуть их[6].

Колониальная эпоха

Первым островом Кирибати, попавшим в поле зрения европейцев, стал Бутаритари, открытый испанским мореплавателем Педро Фернандесом Киросом 21 декабря 1605 года и названный им Буэно-Вьеха. Он же открыл остров Макин и, возможно, остров Беру. 2 июля 1765 года Джон Байрон открыл атолл Никанау, а в 1788 году Томас Гилберт и Д.Маршалл открыли атолл Тарава.

К концу XVIII века британские мореплаватели Гилберт и Маршалл открыли северные острова архипелага Гилберта. С каждым годом на них появлялось всё больше и больше европейцев, и уже к 1826 году все острова, входящие сейчас в состав Республики Кирибати, были нанесены на европейские карты. Острова Гилберта получили своё название в 1820-х годах, и названы так русским путешественником Крузенштерном. С этих пор частыми посетителями островов стали американские и английские китобои, охотившиеся на кашалотов.

В результате происходил товарообмен между островитянами и пришельцами. Некоторые моряки дезертировали и оставались здесь жить. Позже пальмовое масло и копра стали основными товарами, которые охотно покупали европейцы и американцы. Помимо этого процветало порабощение местных жителей выходцами из Перу, Австралии, США и других стран. Большинство выживших рабов заставляли работать в Центральной Америке, Самоа, на Фиджи, Гавайских островах и Таити.

В 1850-х годах миссионеры открыли здесь своё учреждение и начали «спасать» души жителей островов Гилберта, запретив их дурные танцы и уговаривая туземцев не вступать во внебрачные связи. Первым миссионером на островах был американец Преподобный Хирам Бингхем. Американцы и британцы были заинтересованы этим регионом. Но к 1917 году Американский Совет уполномоченных по иностранным миссиям (англ. The American Board of Commissioners for Foreign Missions) отказался от прав на этот регион из-за успешного обращения в свою веру Лондонским Миссионерским Обществом (англ. The London Missionary Society) и агрессивного захвата земель Британской империей. В 1890 году Британия взяла под контроль острова Эллис, состоящие из 9 островов. А 9-16 октября 1892 года британцы провозгласили протекторат Британской империи над островами Гилберта и открыли штаб-квартиру в Тараве четыре года спустя. 26 сентября 1901 года империя аннексировала остров Банаба из-за найденного здесь месторождения фосфатов, которое сразу же начала разрабатывать. В конце концов, остров Банаба был разрушен (почвенный покров был перевезён на поля Австралии и Новой Зеландии), а жители острова были переселены в конце Второй мировой войны на остров Рамби в Фиджи, где до сих пор находится главное поселение. 12 января 1916 года острова Эллис были объединены с островами Гилберта, при этом была образована колония Острова Гилберта и Эллис, которая с 12 января 1916 по 2 января 1976 года была частью Британских Западнотихоокеанских территорий. К началу 1925 года Британия узаконила захват островов Гилберта и Эллис посредством принятия специальных законов и согласия местных вождей. Другие острова присоединились к протекторату, включающих острова Тераина, Табуаэран, Киритимати (или остров Рождества), Токелау (которые в 1925 году перешли под контроль Новой Зеландии) и Банаба. Необитаемые острова Феникс, два из которых управлялись совместно с США, присоединились к этому списку 8 апреля 1937 года. Другие острова, которые сейчас входят в Республику Кирибати, эксплуатировались иностранными компаниями для добычи фосфатов и выращивания пальм, но, в конце концов, они также вошли в ту группу островов. Колонией управлял британский резидент-комиссар, при этом не существовало никаких представительных органов, ответственных за законодательство колонии. Территория была разделена на пять административных округов: острова Гилберта, острова Эллис, остров Ошен, острова Феникс и острова Лайн. Во главе этих округов находились администраторы.

Одним из самых ужасных событий периода колониального захвата был случай, когда офицеры с военного корабля США «Пикок» 8 апреля 1941 года сожгли 300 домов в деревне Утируа на острове Табитеуэа, поверив, что местные жители убили одного из их команды за день до этого. При этом погибло 12 островитян, но командующий назвал это «полезным уроком».

Вторая мировая война

Во время Второй мировой войны Япония сбрасывала свои бомбы на остров Банаба, а после атаки на Пёрл-Харбор её войска высадились в Тараве и Бутаритари. Но к ноябрю 1943 года американская армия выбила японцев с островов. (см. Гилберта-Маршалловская операция) После того как был освобождён остров Банаба, было обнаружено, что японцы убили всех связистов, кроме одного человека. Позже военный трибунал вынес смертный приговор командующему японской армии.

Послевоенный период

В послевоенный период экономика колонии мало изменилась. Основным источником доходов местного населения оставалась копра. Для её производства и продажи были организованы кооперативы и правительственное Общество оптовой торговли. Продолжалась добыча фосфатов на острове Ошен, причём налог на их продажу составлял почти треть местных поступлений в бюджет. В 1957 году и 1962 году Великобритания взорвала рядом с островом Рождества водородные бомбы, что было вызвано холодной войной. Продолжались переселения. В 19551958 годах микронезийцы острова Сидни были переселены на остров Гизо (Соломоновы Острова), а в 19631964 годах жители других населённых атоллов островов Феникса — на остров Вагена (Соломоновы Острова).

В 1963 году колониальные власти пошли на проведение первых серьёзных реформ в управлении колонией. Были сформированы Исполнительный и Консультативный советы. В последний допустили представителей местного населения, назначенных местным резидент-комиссаром. В 1967 году Исполнительный совет был преобразован в Правительственный совет, а Консультативный совет — в Палату представителей с участием чиновников колониальной администрации и 24 членов, избранных местным населением. В 1971 году колония получила статус самоуправляемой единицы. Во главе её был поставлен губернатор. Вновь созданный Законодательный совет избирался преимущественно местным населением. Депутаты избирали из своего состава представителя, выражавшего их интересы в новом Исполнительном совете. Этим представителем в 1972 году стал Реубен Уатиоа. В 1974 году вместо Законодательного совета была образована Палата собраний, введён пост главного министра, который занял Набоуа Ратиета. В конце 1974 года жители островов Эллис проголосовали на референдуме за самостоятельность от островов Гилберта. А 1 октября 1975 года британская колония Острова Гилберта и Эллис была разделена.

Период независимости

В 1978 году острова Эллис стали независимыми, в то время как острова Гилберта только 12 июля 1979 года. Приобретя независимость, острова Эллис стали наименоваться Тувалу, а острова Гилберта — Республикой Кирибати, возглавляемой президентом. Два месяца спустя, 20 сентября 1979 года, США отказалась от всех притязаний Гуановского Акта 1856 года на 14 островов в группе островов Лайн и Феникс, которые вошли в состав Кирибати. В обмен на это, Кирибати должна консультироваться с США в случае, если она пожелает ввести на свою территорию военные силы третьей стороны. Помимо этого США имеет право строить на территории республики Кирибати свои военные базы.

В 1975 году жители острова Банаба потребовали в Высшем суде Великобритании выплаты компенсации в размере £7 миллионов за причинённый вред их родине от добычи фосфатов Британией на протяжении многих лет. Также они потребовали свою независимость от Кирибати. Если жителям острова и была выплачена компенсация в размере $9,04 миллионов, и им гарантировалось место в Палате ассамблей Кирибати, а на остров возвращалась вывезенная в результате фосфатных разработок земля, то независимость острову не была предоставлена.

В мае 1977 года была принята Конституция Кирибати.

На политической арене страны вначале доминировал первый президент республики Иеремиа Табаи, ставший в 29 лет самым молодым главой государства в составе Содружества. В 1982 году он был переизбран на второй срок, но вскоре был отправлен в отставку. Президентские полномочия временно перешли в руки Государственного совета во главе со спикером парламента Рота Онорио. Но уже в феврале 1983 года Табаи удалось вернуться к власти, а в 1987 году он был вновь переизбран на пост президента. В июле 1991 года его сменил Театао Теаннаки (Национально-прогрессивная партия), однако в мае 1994 года он был смещён с поста. В результате новых выборов победу одержал Тебуроро Тито (Христианско-демократическая партия). Тито вновь был переизбран на пост президентав 1998 и 2002 году. Христианско-демократическая партия слилась с Национально-прогрессивной партией, и была образована новая партия «Манеабан Те Маури»

В последние годы на пяти островах архипелага Феникс отмечен рост жилья в связи с предоставленной Азиатским Банком Развития безвозмездной ссудой в размере $0,4 миллионов. Сюда будет переселена часть населения Южной Таравы.

В 2002 году правительство объявило о намерении подать в суд на США за отказ подписать Киотский протокол, ссылаясь на повышение уровня моря, которое угрожает будущему страны.

На парламентских выборах в конце 2002 года правящая партия «Манеабан Те Маури» потерпела поражение от партии «Боутокаан Те Коауа». В марте 2003 года президент Тито был свергнут, получив в парламенте вотум недоверия. Его обвинили в нарушении Конституции Кирибати, поскольку он намеревался остаться президентом на четвёртый срок. Власть временно перешла к Государственному совету во главе со спикером парламента Тианом Отангом. На президентских выборах в июле основными соперниками выступали два брата — Аноте Тонг от «Боутокаан Те Коауа» и Гарри Тонг от союза возрожденных Национально-прогрессивной партии и партии «Манебан Те Маури». Победу с небольшим перевесом одержал Аноте Тонг, выпускник Лондонской школы экономики.

Войны островов Гилберта

История островов Гилберта полна войн и конфликтов. Были войны с иностранными захватчиками, войны между островами и их старейшинами, религиозные войны. Так продолжалось до 1892 года, когда был установлен британский протекторат, а вместе с ним и мир на островах.

История протестантства в Кирибати

Члены Протестантского Совета уполномоченных по иностранным миссиям впервые посетили острова Бутаритари и Макин в 1852 году. На островах уже обосновалась британская компания по продаже пальмового масла, и Рэнделл, торговый представитель этой компании, был советчиком прибывших миссионеров. Миссионерская деятельность шла с трудом, так как местные вожди выступали категорически против чуждых народу кирибати христианских идей.

В 1856 году из США на острова Гилберта был отправлен протестантский миссионер Хирам Бингхем. Побывав на Гавайских островах, он 13 ноября 1857 года вместе с гавайцем Каноа и его женой прибыл на атолл Абаианг.

Однако обращение в протестантизм местных жителей шло очень медленно. Причиной тому было незнание Хирамом местного языка кирибати и сильная вера гилбертийцев в своих богов и духов. Однако миссионер не пал духом и самостоятельно изучил язык жителей островов Гилберта и даже разработал кирибатийское письмо, используемое до сих пор. В 1864 году он и его жена впервые перевели на язык кирибати Библию.

Первая церковь на островах Гилберта была построена в деревне Коинава на атолле Абаианг в 1859 году. Её вместимость составляла 300 человек.

История католичества в Кирибати

Первые католические священники — миссионеры из Святой Миссии Сердца — покинули Францию в 1888 году и прибыли на атолл Ноноути (острова Гилберта) 10 мая 1888 года. Ранее значительное число гилбертийцев было насильственно направлено на плантации других островов Тихого океана. Там они впервые встречались с миссионерами, проповедовавшими евангелие. Среди людей, вербованных на работу на Таити, были Бетеро и Тирои с острова Ноноути. Во время их пребывания на острове Таити, они приняли католичество. Их вера была настолько сильна, что, вернувшись на остров Ноноути примерно в 1880 году, Бетеро и Тирои начали обращать в католичество местное население. Примерно 560 человек добровольно приняли новую веру. Позже население решило построить церкви в своих деревнях. Общими силами они возвели восемь маленьких церквей. Когда строительство было закончено, Бетеро и Тирои попросили, чтобы на их остров прибыли миссионеры. Впоследствии апостольским викарием центральной части Океании были присланы на остров три миссионера Святой Миссии Сердца — отец Эдуард Бонтан, отец Джозеф Лерей (позже ставший первым епископом островов Гилберта) и отец Конрад Вебер. По пути они побывали в Сиднее, откуда на шхуне «Элизабет» отправились на остров. 10 мая 1888 года они прибыли в Ноноути. Но, чтобы добраться до берега по очень неглубокой лагуне, требовалось несколько часов. Поэтому первая месса в честь их прибытия была проведена в лагуне на маленькой шлюпке.

В 1892 году отец Бонтан вместе с двумя жителями островов Гилберта отправился в Европу. Они посетили Рим и один из монастырей Франции, откуда привезли на атолл Ноноути семь монахинь.

В 1938 году на воду был спущен первый межостровной корабль Католической Миссии. Он был построен на острове Абемама и назван «Санта Теретиа». До этого в 1894 году был куплен небольшой корабль «Мари Стела», но в 1910 году из-за финансовых проблем он был продан. В 1950 году в Австралии был продан и корабль «Санта Теретиа».

Напишите отзыв о статье "История Кирибати"

Примечания

  1. Irwin, G. The prehistoric exploration and colonization of the Pacijic. Cambridge University Press, Cambridge, 1992
  2. Weisler, M. I. Atolls as settlement landscapes: Ujae, Marshall Islands. Atoll Research Bulletin 460: 1-5 1, 1999
  3. Schoefield, J. C. Late Holocene sea level, Gilbert and Ellice Islands, west central Pacific. New Zealand Journal of Geology and Geophysics 20:503-529, 1977
  4. Maclean, J. L. The clam gardens of Manus. Harvest 4: 160—163, 1978
  5. Cleghorn, P. L. The settlement and abandonment of two Hawaiian outposts: Nihoa and Necker Islands. Bishop Museum Occasional Papers No. 28:35-49. Honolulu, 1988
  6. Di Piazza, A., and E. Pearthree. An island for gardens, and island for birds and voyaging: a settlement patterns for Kiritimati and Tabuaeran, two 'mystery islands' in the Northern Lines, Republic of Kiribati. Journal of the Polynesian Society 1 10: 149—170, 2001

Литература

Иностранная литература

  • Cinderellas of the Empire, Barrie Macdonald, IPS, University of the South Pacific, 2001.
  • Les Insulaires du Pacifique, I.C. Campbell & J.-P. Latouche, PUF, Paris, 2001
  • Kiribati: aspects of history, Sister Alaima Talu et al., IPS, USP, 1979, reprinted 1998

Ссылки

  • [www.janeresture.com/kiribati_history/egan22.html История католичества в Kiribati]  (англ.)
  • [www.state.gov/r/pa/ei/bgn/1836.htm U.S. State Department Background Note: Kiribati]  (англ.)
  • [www.phys.uu.nl/~vgent/idl/idl.htm#The%20Kiribati%20adjustment%20of%201994/95 The Kiribati international date line adjustment of 1994/95]  (англ.)
  • [www.trussel.com/kir/treaty.htm Договор о дружбе между США и Кирибати] (англ.)

Отрывок, характеризующий История Кирибати

– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.