История Коммунистической партии Китая

История Коммунистической партии Китая условно делится на два больших периода — революционная борьба партии в период между 1921—1949 гг., когда коммунисты вели борьбу за власть в стране, и история партии, ставшей правящей партией в материковом Китае после образования Китайской Народной Республики в 1949 году.

Революционная борьба

Основание партии

Обращение передовой китайской интеллигенции к коммунистическим идеям в начале XX века стало последствием длительного поиска путей модернизации страны и общества. Попытки реформирования до этого предпринимались Кан Ювэем и Лян Цичао, изгнанными из страны императрицей Цыси, а также Сунь Ятсеном, однако лишь коммунизм оказался идейной платформой наиболее соответствующей национальной специфике.

Активная политическая роль китайского рабочего класса проявилась ещё в «Движении 4 мая» (1919), которое разгорелось в знак несогласия китайских граждан с решениями Версальского договора. С этого времени идеи марксизма-ленинизма стали проникать в среду рабочего класса. Рабочие Шанхая, Таншаня, Чансидяня и других городов, организовав первые в истории Китая политические забастовки, приняли тем самым участие во всенародной антиимпериалистической борьбе, способствовали завоеванию народом победы в этой борьбе. Рост сил рабочего класса Китая способствовал тому, что левое крыло китайской интеллигенции, участвовавшей в «Движении 4 мая», начало проводить революционную борьбу среди рабочих. В период «Движения 4 мая» в кругах деятелей культуры выдвигались лишь такие лозунги, как «За демократию» и «За распространение науки», но левое крыло этого движения — революционная интеллигенция, получившая первоначальное представление об идеях коммунизма, — под влиянием Октябрьской революции в России стало одновременно распространять идеи о необходимости осуществления социализма в Китае и необходимости применения марксизма-ленинизма для руководства китайской революцией. Благодаря проводившейся в этом направлении пропагандистской и организационной работе среди рабочих революционное движение в Китае вступило в новый период своего развития.

Зачинателем коммунистического движения в Китае по праву считается профессор Пекинского университета Ли Дачжао. Сам он познакомился с трудами Маркса и Энгельса в японском переводе во время учёбы в Университете Васэда (Япония) в 1914—1916 годах. Им были основаны первые марксистские кружки, деятельность которых быстро привлекла внимание Коминтерна. С этого момента Коминтерн будет оказывать коммунистам Китая как организационную, так и финансовую поддержку.

В июне 1920 года в Китай прибыл агент Коминтерна Григорий Войтинский. Он встречается с Ли Дачжао и Чэнь Дусю, оказывает помощь и поддержку в организации различных молодёжных социалистических движений.

Коммунистическая партия Китая была основана в 1921 году в качестве кружка единомышленников. Официально партия ведёт отчет своей истории с I съезда, состоявшегося нелегально в конце июня—начале июля 1921 года в Шанхае. На съезде присутствовало 53 человека, в том числе 12 делегатов. Съезд провозгласил конечной целью партии построение в Китае социализма. Ключевую роль в съезде и создании партии сыграли Ли Дачжао, Чэнь Дусю, Чэнь Гунбо, Тань Пиншань, Чжан Готао, Хэ Мэнсюн, Лоу Чжанлун и Дэн Чжунся. На съезде в качестве одного из двух делегатов от провинции Хунань присутствовал и Мао Цзэдун. Среди других участников съезда были Дун Биу, Ли Ханьцзюнь, Ли Да, Чэнь Таньцю, Лю Жэньцзин, Чжоу Фобай, Хэ Шухэн, Дэн Эньмин, а также представители Коминтерна Маринг и Никольский.

Китайское революционное движение и «первый единый фронт» (1922—1927 гг.)

Расширение империалистической экспансии в Китае после Первой мировой войны, непрерывные вооруженные схватки между различными кликами милитаристов, усиление эксплуатации трудящихся, с одной стороны, влияние Октябрьской социалистической революции — с другой, привели к назреванию революционной ситуации.

В 1924 году был создан единый национально-революционный фронт. На основе сотрудничества Коммунистической партии Китая и реорганизованной Сунь Ятсеном партии Гоминьдан в Гуандуне с помощью советских военных и политических советников было создано ядро Национально-революционной армии. Росло профсоюзное и крестьянское движение, началась вооруженная борьба между революционными и милитаристскими кликами. Успехи национально-революционных сил в Гуандуне способствовали складыванию непосредственной революционной ситуации в общекитайском масштабе, которая после событий 30 мая 1925 года в Шанхае (см. «Движение 30 мая») переросла в революцию.

30 мая 1925 года в Шанхае проходили демонстрации, направленные против империалистической политики западных держав и прояпонского правительства в Пекине под руководством Чжан Цзолиня. Демонстранты блокировали иностранные концессии и ситуация грозила выйти из под контроля. К усмирению демонстрантов были привлечены силы шанхайской полиции и отряды сикхов, охранявших английские концессии в Шанхае. В результате полиция открыла огонь по демонстрантам, вызвав тем самым ещё больший народный гнев, переросший во всеобщие стачки и забастовки, прокатившиеся по стране в 1926—1927 гг.

1 июля 1925 года гуанчжоуское правительство было реорганизовано в Национальное правительство Китайской Республики и объединило под своей властью к весне 1926 года провинции Гуандун, Гуанси, Гуйчжоу. 9 июля 1926 года основные силы НРА выступили из провинций Гуандун и Гуанси на Север (см. Северный поход). Победы НРА в процессе Северного похода привели к освобождению Южного и Центрального Китая от власти милитаристов. В эти годы росли численность и влияние КПК. В то же время углубление революции пугало национальную буржуазию, особенно её правое крыло, представителем которого был главком Чан Кайши. Давление империализма (в частности, бомбардировка военными кораблями США, Англии, Франции и Японии Нанкина в марте 1927 года) ещё более усилило колебания национальной буржуазии.

Разрыв с Гоминьданом и Китайская Советская Республика (1927—1937 гг.)

В начале 1927 года НРА вошла в Шанхай, где коалиция КПК и Гоминьдана начала формирование нового национально-революционного правительства. 12 апреля 1927 года Чан Кайши и его сторонники совершили в Шанхае контреволюционный переворот, объявив КПК вне закона. Левое крыло Гоминьдана все ещё продолжало сотрудничество с КПК в Ухани, временной столице коалиционного правительства. Сторонники Чан Кайши развернули в стране антикоммунистическую кампанию. Начались массовые аресты деятелей КПК. Коммунисты ушли в подполье. В результате Наньчанского восстания часть сил НРА переметнулась на сторону коммунистов. КПК начала формирование Китайской Красной армии.

К началу 1928 года Чан Кайши установил свою власть над большей частью страны. В свою очередь коммунисты на подконтрольных им территориях начали создавать советские районы. В 1931 году после IV съезда КПК во внутренних районах страны Мао Цзэдун и Чжу Дэ основали Китайскую Советскую Республику. Тем временем Гоминьдан, сосредотачивая все большую власть с своих руках, организовывал карательные походы против коммунистов. Силы Гоминьдана захватывали все больше советских территорий. За период с 1931 года до начала 1934 года количество советских районов сократилось, однако некоторые из них расширили свою территорию. К осени 1933 года Китайская Красная армия успешно отбила четыре карательных похода армии Гоминьдана против советских районов.

В октябре 1934 года группировка Китайской Красной армии, оборонявшая Центральный советский район, вынуждена была оставить его и начать свой Великий поход (1934—1935). В ходе Великого похода обнаружились противоречия между китайскими коммунистами и Коминтерном. Коминтерн терял контроль над КПК, а Мао Цзэдун и Чжу Дэ становились все более самостоятельными. В период с осени 1935 года по осень 1936 года уцелевшие отряды Красной Армии сосредоточились в районе на стыке провинций Шэньси и Ганьсу, который после завершения Великого похода оставался единственным советским районом.

Война против японских захватчиков и «второй единый фронт»

В период японской агрессии в Китае (1937—1945 гг.) коммунисты и гоминьдановцы с целью борьбы с общим врагом создали т. н. «второй единый фронт». То есть нападение милитаристской Японии на Китай вызвало перегруппировку сил в стране и сделало вопрос национального спасения главным вопросом политической жизни Китая. КПК, исходя из решений 7-го конгресса Коминтерна, предприняла усилия для сплочения в единый антияпонский фронт всех патриотических сил страны на базе сотрудничества КПК и Гоминьдана. Новая тактика китайских коммунистов предусматривала временный союз с Гоминьданом и сосредоточение основных сил партии и рабочего класса на борьбе против японских оккупантов.

В результате переговоров между представителями Гоминьдана и КПК был издан приказ о переименовании главных сил Красной армии, находившихся тогда на северо-западе страны, в 8-ю национально-революционную армию Китая (в соответствии с нумерацией войсковых соединений, сражавшихся на фронте, она впоследствии стала называться 18-й армейской группой 2-го военного района). Командующим армией был назначен Чжу Дэ, его заместителем — Пэн Дэхуай, начальником штаба — E Цзяньин, начальником политуправления — Жэнь Биши. В 8-ю армию вошли три дивизии: 115-я (войска бывшего 1-го фронта и 15-й полк Красной армии) — командир Линь Бяо, заместитель Не Жунчжэнь; 120-я (2-й фронт) — командир Хэ Лун, заместитель Сяо Кэй; 129-я (бывшие войска 4-го фронта) — командир Лю Бочэн, заместитель Сюй Сянцянь. После реорганизации 8-я армия, численность которой была определена в 45 тыс. человек, выступила на фронт в провинцию Шаньси. Семь охранных полков, военно-политическая академия, высшая партийная школа остались в Шэньси. Однако армии практически не подчинялись командованию Национально-революционной армии и вели боевые действия против японцев самостоятельно.

С самого начала антияпонской войны в Китае сложилось два фронта борьбы, резко отличавшихся по характеру, стратегии и тактике: партизанский фронт в тылу врага, руководимый коммунистами, и фронт регулярных войск во главе с Национальным правительством Китая. Гоминьдановские армии применяли тактику фронтальной обороны, сдерживая натиск основных сил японских войск, иногда нанося им контрудары. Войска, руководимые КПК, вопреки указаниям Мао Цзэдуна активно сражались с гарнизонами врага, наносили удары по его коммуникациям, поднимали на борьбу население, расширяя свои базы.

За 8 лет боевых действий численность КПК увеличилось с 40 тыс. членов до 1 200 000 человек а численность военных формирований партии увеличилась с 30 тыс. человек до 1 миллиона.

Гражданская война в Китае

Вторая мировая война закончилась разгромом милитаристской Японии в сентябре 1945 года. Китай, как и многие другие страны Азии, получил широкую возможность для самостоятельного, независимого развития. Однако этому мешала сложная внутриполитическая обстановка в стране, где фактически сложилось два государства. Одно — контролируемое гоминьдановским правительством, другое — руководимое Коммунистической партией Китая. Длительное их противостояние привело к гражданской войне.

Перешедшие в наступление гоминьдановские войска взяли в марте 1947 года даже город Яньань, где располагался ЦК КПК и главный штаб НОАК. Но это был временный успех и через некоторое время коммунисты перешли в контрнаступление. 5 декабря 1947 года 4-я армия и две группы войск Северного Китая перешли в наступление на фронте протяжённостью 800 км. Целью операции было овладение Калганом (Чжанцзякоу) — центром провинции Чахар, Тяньцзинем — крупнейшим экономическим центром и портом, также овладение Пекином. После ряда успешных операций, 31 января 1949 года Красная Армия без боя вступила в Пекин. 21 апреля коммунисты форсировали Янцзы, взяв Нанкин два дня спустя. 27 мая был взят Шанхай. 1 октября в Пекине была провозглашена Китайская Народная Республика. 14 октября был взят и Гуанчжоу. Основные боевые действия завершились с высадкой китайских красноармейцев на острове Хайнань и полное овладение им с помощью местных партизан весной 1950 года. После их окончания под контролем коммунистов оказался континентальный Китай и остров Хайнань, а под властью Гоминьдана остались острова Тайвань, Пэнху (в Тайваньском проливе) и группа островов (Цзиньмэнь и Мацзу), относящихся к провинции Фуцзянь.

См. также

• Туйдан

Ссылки

• Коммунистическая партия Китая — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.epochtimes.ru/9comments Девять комментариев о Коммунистической партии]

Отрывок, характеризующий История Коммунистической партии Китая

Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.