История Комор

Древняя история

Остров Анжуан (согласно археологическим раскопкам) был заселён ещё в V веке н. э. В XII веке архипелаг попал под власть султаната Килвы, созданного арабами на восточном побережье Африки (территория современной Танзании). Впервые острова описаны в 1598 году голландским путешественником К. Хаутманом. Попытка направлявшихся в Индию португальцев обосноваться на островах в 1610-х гг. потерпела неудачу из-за отпора местных жителей. После распада Килвы здесь были многочисленные враждующие между собой султанаты, возросло влияние ислама, насаждаемого представителями этноконфессиональной группы ширази (традиционно возводившим своё происхождение к легендарным выходцам из Шираза (Персия). С 1600 года началось вторая волна заселения островов выходцами из Африки, стран Арабского Востока, Индонезии и острова Мадагаскар. Архипелаг также был пристанищем пиратов, которые привезли сюда пленённых индийцев и китайцев. С 1785 года с целью захвата рабов совершались набеги с Мадагаскара, из-за чего в начале XIX века остров Майотта практически обезлюдел и вместе с островом Мохели контролировался правителями Мадагаскара.

Колониальный период

В 1841 Франция захватила о. Майотта и с 1843 он стал её протекторатом. В 1886—1892 установлен протекторат над островами Анжуан, Гранд-Комор и Мохели. С 1909 архипелаг официально объявлен французской колонией, а в 1912 в административном отношении присоединен к о. Мадагаскар. Хозяйства колонистов базировались на выращивании ванили, гвоздики и кофе. Местная элита тесно сотрудничала с колониальной администрацией. После оккупации британскими войсками во время Второй мировой войны согласно новой конституции Франции в 1947 получен статус её «заморской территории». В 1957 учрежден Правительственный совет (в 1961 его возглавил уроженец страны С. М.Шейх), в 1961 — избираемая Палата депутатов. Местное самоуправление (кроме вопросов финансов, обороны и внешних сношений) введено с 1968. Административный центр в 1968 перенесен из г.Дзаудзи (о. Майотта) в г.Морони (о. Гранд-Комор). Администрацию представлял верховный комиссар.

Первые политические организации, представлявшие разные группы мусульманской аристократии, возникли в 1962: «Демократический союз Коморских островов» (ДСКО, создан С. М. Шейхом) — т. н. «Партия зеленых» (партия высших государственных служащих) и «Демократическое объединение коморского народа» (ДОК), получившее название «партия белых» или «партия принцев». В 1963 коморской общиной в Танганьике создано «Движение за национальное освобождение Коморских островов» (МОЛИНАКО), признанное ОАЕ лидером национально-освободительного движения на островах. На архипелаге с 1970 действовало его отделение — «Партия эволюции Комор» (ПЭК). В 1972 на о. Гранд-Комор создана «Партия народа» («Умма»).

В референдуме по вопросу независимости архипелага (декабрь 1974) 96 % жителей о-вов Анжуан, Гранд-Комор и Мохели голосовали за его отделение от Франции, а 64 % населения о. Майотта — против. 6 июля 1975 Палата депутатов в одностороннем порядке провозгласила независимую Республику Коморские Острова (РКО) в составе о-вов Анжуан, Гранд-Комор и Мохели. Президентом стал председатель Правительственного совета Ахмед Абдаллах. Данный совет был упразднен, сформирован парламент, принята конституция и восстановлены арабские названия островов. В ноябре 1975 Коморы приняты в ООН в составе четырёх островов как единое государство. Франция, признав независимость РКО, закрепила за о. Майотта статус своей «территориальной единицы».

Период независимости

В результате бескровного государственного переворота 3 августа 1975 к власти пришёл Али Суалих, провозгласивший курс т. н. «национального социализма»: национализация крупных земельных владений и собственности высланных из страны французских колонистов, введение планирования в экономику, отмена действия законов шариата и ограничение влияния мусульманского духовенства, роспуск политических партий. Антиисламская направленность политики правительства привела к дестабилизизации обстановки в стране. РКО оказалась в условиях международной изоляции. В мае 1978 произошёл новый переворот, возглавленный французским наемником Бобом Денаром (Суалих убит, власть вновь перешла к А. Абдаллаху). Возобновлена деятельность административного аппарата, частных французских и местных компаний, возвращена земля крупным собственникам, поощрялись иностранные инвестиции, восстановлены дипломатические отношения с Францией. Согласно конституции 1978 страна переименована в Федеральную Исламскую Республику Коморские Острова (ФИРКО) (фр. République Fédérale Islamique des Comores; араб. جمهورية القمر الإتحادية الإسلامية)‎, парламент — в Федеральную ассамблею, а ислам объявлен государственной религией. После введения однопартийной системы (1979) единственной партией стал правящий «Коморский союз за прогресс» («Уджима», создан в 1982). Авторитарность режима А.Абдаллаха, переизбранного в 1984 (99 % голосов), и подавление любых оппозиционных взглядов привели в ноябре 1989 к перевороту, в ходе которого он был убит. Президентские выборы 1990 прошли в условиях многопартийности (созданы 14 легальных партий). Президентом избран Саид Мохамед Джохар (55,3 % голосов). Постоянная конфронтация партий способствовала новому перевороту в сентябре 1995, осуществленному иностранными наемниками. В 1996—1998 президентский пост занимал Мохамед Таки Абдулкарим. Новая конституция (1996) закрепила существование многопартийности и ислама в качестве государственной религии. После кончины президента этот пост занял Т. Массунде. Ухудшение экономического положения (в том числе из-за падения мировых цен на ваниль и гвоздику) и сепаратизм (провозглашение в одностороннем порядке независимости островами Анжуан и Мохели в 1997) дестабилизировали ситуацию в стране. В результате военного переворота 30 апреля 1999 к власти пришёл полковник Азали Ассумани. В 2001 правительственные войска предотвратили попытки военных переворотов на островах Анжуан и Мохели. После проведения в апреле 2002 референдума одобрена новая конституцию, предоставлявшая о-вам более широкие автономные права. Страна стала называться Союз Коморы. На президентских выборах 14 апреля 2002 (откладываемых несколько раз и прошедших в два тура) победил Азали Ассумани. В марте-апреле того же года избраны президенты островов Ажуан и Мохели. Президентом о. Гранд-Комор избран в мае 2002 противник Ассумани А. С. Элбак (63 % голосов).

Отрывок, характеризующий История Комор

Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.