История Кубы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Куба до конца XVI века была заселена индейскими племенами. Народ гуанахатабей переселился на остров с материка предположительно в VI тысячелетии до н.э.

В октябре 1492 года Кубу открыли участники первого плавания Х. Колумба, а в 1511 году Диего Веласкес де Куэльяр основал на Кубе первое поселение, Асунсьон.

Куба находилась под властью Испании до 1898 года, когда в результате испано-американской войны она перешла под управление США. Американская оккупация острова официально завершилась 1 января 1902 года, когда в должность вступил первый избранный президент Кубы Томас Эстрада Пальма. В 1933 году в результате военного переворота к власти пришёл Фульхенсио Батиста, остававшийся во главе государства до 1959 года, когда он был свергнут в результате революции. У власти оказалось поколение политиков во главе с Фиделем Кастро, с 1961 года объявивших о социалистической ориентации страны.

В настоящее время Куба остаётся одним из нескольких государств, продолжающих заявлять о своей социалистической ориентации.





Доколумбова Куба

Гуанахатабей переселились на Кубу предположительно из Южной Америки около 530 года до н.э., хотя некоторые исследователи, основываясь на сходстве элементов археологических культур, полагают, что этот народ мог происходить с территории, которую сейчас занимают США. Гуанахатабей были охотниками и земледельцами и возделывали табак. Их численность к приходу испанцев оценивается примерно в 100 000 человек. Позже они были частично вытеснены более поздними мигрантами, индейцами-араваками из народов таино и сибони. Численность таино оценивается в 200 000, они культивировали юкку, из которой производили хлеб, а также хлопок, табак, кукурузу и батат.

Испанское завоевание

28 октября 1492 года к Кубе подошли корабли первой экспедиции Колумба, на пути с Багамских островов к Эспаньоле прошедшие вдоль северо-восточного побережья острова. Вторая экспедиция Колумба в 1494 году исследовала южное побережье Кубы. В 1493 году папа Александр VI издал буллу Inter caetera, в которой, среди прочего, предписал Испании завоевать Новый Свет и обратить его жителей в католицизм. Полная карта Кубы была составлена лишь в 1509 году Себастьяном де Окампо, а реальная колонизация началась в 1511 году, когда Диего Веласкес де Куэльяр на трёх кораблях с тремястами людьми выплыл с Эспаньолы и основал поселение, современный Баракоа. Переселенцы встретили ожесточённое сопротивление индейцев таино во главе с касиком Атуэем, незадолго перед тем бежавшим с Эспаньолы от зверств испанцев. К 1514 году сопротивление было подавлено, Атуэй и его сторонники были взяты в плен и сожжены на костре, и испанцы установили полный контроль над островом. Индейцы либо ушли в труднодоступные горные районы, либо были согнаны в специально созданные резервации, и в больших количествах умерли от инфекционных болезней. В 1513 году Веласкес де Куэльяр, ставший губернатором Кубы, перенёс столицу в Сантьяго-де-Куба. В 1514 году была основана Гавана.

В 1513 году Фердинанд II Арагонский ввёл в американских колониях специальную систему владения землёй, энкомьенду, аналогичной крепостному праву для местных жителей. На Кубе эта система не имела успеха, так как индейцы либо умерли, либо ушли в горы. Для исправления ситуации были ввезены рабы-индейцы с соседних островов и американского континента, но и они при возможности уходили в горы. Тем не менее, какое-то взаимодействие испанцев и индейцев происходило. Оно, в частности, выразилось в том, что испанцы начали возделывать табак. Названия «Куба» и «Гавана» происходят из языка таино. Хотя генетически в современном населении Кубы присутствуют гены индейцев, цивилизация и культура таино была полностью уничтожена ещё в начале XVI века.

В экономике Кубы главную роль играли производство табака и сахара. Для этого требовалась рабочая сила, и, так как попытки привлечь индейцев оказались безуспешными, испанцы стали ввозить чёрных рабов. Работорговля продолжалась до начала XIX века. В 1807 году Британия объявила работорговлю вне закона, и вскоре другие страны последовали её примеру. Испания отменила рабство в 1820 году.

До 1760-х годов на Кубе действовали ограничения, введённые Испанией на внешнюю торговлю, с целью поддержания монополии на экспорт из карибского бассейна. В частности, колонии имели право торговать лишь с испанскими судами. После открытия кубинских портов на острове начался торговый бум, который привёл к резкому росту благосостояния, до такой степени, что в XIX веке наблюдался приток на Кубу белых эмигрантов из Испании. К 1860 году Куба практически стала монокультурной страной, специализировавшейся на производстве сахара, и была одним из его крупнейших производителей в мире. Все прочие товары импортировались, большая часть из США, которые были крупнейшим торговым партнёром острова и покупали 82 % кубинского сахара.

Международные отношения

Куба, будучи богатой испанской провинцией, долгое время привлекала буканьеров и пиратов. Замок Морро в Гаване был специально построен в 1589 году для отражения нападений пиратов. Большинство пиратов и корсаров были французами. Так, Жак де Сор напал на Гавану и сжёг её ещё в 1555 году. Знаменитый английский капер Френсис Дрейк в 1586 году проплыл в оптической видимости Гаваны, но так и не высадился на Кубе. В 1628 году голландский флот под командованием Пита Хейна разграбил испанские корабли, стоявшие на рейде Гаваны. В 1662 году английский флот под командованием Кристофера Мингса на короткое время занял город Сантьяго-де-Куба в попытке открыть Кубу для свободной торговли с находящейся под властью Британии Ямайкой.

В ходе так называемой Войны за ухо Дженкинса, которая продолжалась с 1739 по 1742 год, адмирал Эдвард Вернон захватил залив Гуантанамо и составил план завоевания острова четырьмя тысячами находившихся в его распоряжении солдат. План полностью провалился из-за партизанского сопротивления испанцев и из-за тропических болезней, после чего англичане были вынуждены вернуться на Ямайку. Через семь лет, в 1748 году, противоречия между Англией и Испанией выразились в морском сражении британского и испанского флота у побережья Кубы, известном как Битва за Гавану.

Семилетняя война также происходила и в карибском бассейне. Испания в войне была союзницей Франции, что поставило их в конфронтацию с Великобританией. В конце войны, в 1762 году, из Портсмута вышли пять военных кораблей под командованием Огастеса Кеппеля с целью захватить Кубу. С 6 июня Гавана находилась в осаде и в конце концов сдалась. Англичане вошли в город и установили контроль над всей западной частью острова, после чего немедленно открыли свободную торговлю с британскими колониями. Основным товаром были рабы для работы на сахарных плантациях. В результате Гавана стала третьим по населению городом мира и установила торговые связи с Северной Америкой. Тем не менее, британская оккупация продолжалась очень недолго, менее года. Британские торговые дома были недовольны падением цен на сахар и вынудили правительство ускорить переговоры с Испанией. 10 февраля 1763 года был подписан Парижский мирный договор, положивший конец Семилетней войне, по условиям которого Испания отдавала Британии Флориду в обмен на Кубу.

Куба в XIX веке

В начале XIX века, под влиянием Великой французской революции, успешной войны за независимость испанских колоний в Америке и революции на Гаити, на Кубе возникли движения, ставившие целью независимость от Испании и освобождение рабов. Первое из них, возглавляемое свободным чёрным жителем Кубы, Николасом Моралесом, ставившее целью равноправие между белыми и мулатами, а также снижение налогов, было обнаружено властями уже в 1795 году, и его организаторы посажены в тюрьму.

В 18091810 годах на Кубе был организован заговор, ставившей своей целью получение островом независимости. Один из его лидеров, Хоакин Инфанте, написал проект конституции независимой Кубы, которая предполагала сохранение рабства, разные права у людей с разным цветом кожи и католицизм в качестве государственной религии. В 1812 году руководители заговора были арестованы и депортированы в Испанию.

В 1813 году был раскрыт заговор, подготовленный под руководством свободного чёрного плотника из Гаваны Хосе Антонио Апонте. Руководители этого заговора, объединявшего участников всех рас, были казнены. Главной причиной провала заговоров было отсутствие поддержки большинства креолов, в особенности владельцев плантаций, которые рассматривали Испанию как силу, способную поддерживать рабство и подавлять восстания рабов. После 1812 года, вдохновлённые успехом Боливара и принятием конституции в Испании, стали возникать различные тайные общества, самым значительных из которых стало исп. Soles y Rayos Bolívar, основанное в 1821 году под руководством Хосе Франсиско Лемуса. В 1823 году общество было раскрыто, его руководители отправлены в ссылку, а испанская конституция отменена, в результате чего на Кубе существенно усилилась власть губернатора.

С 1810-х годов на Испанию постоянно оказывалось давление с целью заставить её отменить работорговлю. В 1817 году она впервые подписала международный договор, но не присоединилась к нему. Давление усилилось после того, как Великобритания отменила рабство в своих колониях. Это событие привело к увеличению интенсивности восстаний рабов на Кубе.

В 1820-е и 1830-е годы было предпринято ещё несколько попыток организации заговора с целью получения независимости Кубы, но все они провалились. К 1825 году все испанские колонии в Америке, за исключением Кубы и Пуэрто-Рико, стали независимыми. 17 мая 1824 года Мадрид даже предоставил Кубе почетный титул «всегда верного острова» («Siempre fiel isla»)[1]. В 1826 году на Панамском конгрессе США выступили против независимости Кубы, угрожая, что США «не останутся безразличными». Причиной этого было то, что правительство США, где рабство в этот момент ещё не было отменено, опасались восстания рабов после известия об освобождении Кубы и Пуэрто-Рико. Инициатива Боливара, поддержанная Мексикой и Колумбией, по интервенции на эти острова, не получила развития. США также выступили против соглашений между Испанией и Великобританией, которые могли бы касаться Кубы. Однако «верность» Кубы испанской короне оказалась зыбкой — борьба за независимость острова продолжалась.

Уже в 1826 году в Пуэрто-Принсипе (провинция Камагуэй) произошло первое вооружённое восстание с целью получения независимости Кубы. Его предводители, креол Франсиско де Агуэро и мулат Андрес Мануэль Санчес, после поражения восстания были казнены[2]. За этим последовали другие восстания. Ведущими национальными фигурами на кубе в 1830-е годы были Феликс Варела и поэт Хосе Мария Эредиа. В это же время возникло реформистское движение, критиковавшее Испанию за коррупцию и работорговлю. Лидером его был Хосе Антонио Сако. Движение не принесло результатов, более того, Куба в это время лишилась права посылать представителей в испанский парламент.

В 1835 году Испания подписала новый договор о запрете рабства, что привело к новым выступлениям. Наиболее серьёзным был Лестничный заговор (исп. Conspiración de La Escalera), начавшийся в марте 1843 года и продолжавшийся до 1844 года. Название происходило от пытки, при которой чёрного раба привязывали к лестнице и били до тех пор, пока он не признавался или не умирал. По оценкам, после подавления восстания около 300 негров и мулатов умерли от пыток, 78 были казнены (среди них один из крупнейших кубинских поэтов, Габриэль де ла Консепсьон Вальдес), около 600 приговорены к различным срокам тюремного заключения, и около 400 высланы с острова, среди них Хосе Антонио Сако.

Власти Испании пробовали предоставить кубинцам ограниченные избирательные права, но на выборах часто побеждали сторонники независимости. Например, в 1836 году в трех городах Кубы прошли выборы в испанские кортесы, результаты которых дважды аннулировал сам генерал-капитан острова (например, все три раза от Сантьяго-де-Куба был избран живший уже в Париже Сако)[3]. Однако прибывших на кортесы кубинских депутатов даже не допустили на заседание[3].

В 1866 году была сделана ещё одна попытка диалога между Кубой и Испанией. Для этого была избрана Информационная хунта из 44 депутатов (22 от Испании, 16 от Кубы и 6 от Пуэрто-Рико), но кубинские инициативы не были приняты[4].

Начало войны за независимость Кубы и принятие на острове Конституции Гуаймаро заставили Испанию пойти на уступки. В 1870 году «закон Морета» предусмотрел постепенную отмену рабства в Испании, но сохранил его на Кубе[5]. В 1879 году на Кубе прошли первые с 1837 года выборы в испанские кортесы (на которых право голоса имели только 31592 человека — 2,56 % свободного населения острова)[6]. Столь малому числу избирателей способствовал высокий имущественный ценз, который в 1892 году был понижен для кубинцев (что увеличило число избирателей почти вдвое — с 21265 человек до 50511 человек)[7]. В результате на выборах в кортесы 1879, 1881, 1884, 1886 и 1893 годов большинство мест от Кубы неизменно получили противники автономии[8]. Новая война за независимость Кубы заставила Испанию в 1897 году дать право голоса всем мужчинам острова старше 25 лет[9].

Войны за независимость

Испано-американская война

Куба в первой половине XX века

После получения формальной независимости знаменитая Поправка Платта превратила Кубу в зависимую территорию США. 7 апреля 1917 года[10], вслед за США, Куба объявила войну Германии (однако непосредственного участия в Первой мировой войне кубинские вооружённые силы не принимали)[11]. Тем не менее, Куба получила разрешение направить одного делегата для участия в Парижской мирной конференции в качестве «державы, имеющей интересы частного характера» (кубинский делегат имел право участвовать в заседаниях, на которых обсуждались вопросы, имеющие отношение к Кубе)[12].

После начала войны в Испании население Кубы активно участвовало в оказании помощи Испанской республике. Помощь со стороны Кубы начала поступать с августа 1936 года и включала военную поддержку (отправка добровольцев), материальную помощь (сбор денежных средств, одежды и продовольствия для Испанской республики) и политическую поддержку (митинги, демонстрации и иные мероприятия в поддержку Испанской республики). На стороне Испанской республики в войне участвовали 1225 кубинцев[13]: более 850 граждан Кубы (в том числе, 50 офицеров кубинской армии)[14], несколько десятков кубинцев, проживавших в Испании до 18 июля 1936 года, а также граждане стран Латинской Америки и некоторое количество граждан США кубинского происхождения[13].

8 декабря 1941 года, вслед за США, Куба объявила войну Японии, а 11 декабря 1941 года объявила войну Германии и Италии. Непосредственного участия во Второй мировой войне кубинские вооружённые силы не принимали, но участвовали в поставках военно-стратегического сырья в США и предоставили в распоряжение войск США военно-морские и военно-воздушные базы[11]. Но одну немецкую субмарину кубинский военный корабль всё же потопил при её атаке на 2 кубинских корабля, перевозивших союзникам сахар.

После начала Великой Отечественной войны на Кубе развернулась кампания помощи СССР. 24 июля 1941 года в Гаване прошла 40-тысячная демонстрация в поддержку СССР и была проведена конференция, принявшая резолюцию о отправке в СССР 40 тысяч мешков сахара, 1 млн. сигар и иной возможной помощи. В дальнейшем, в стране были созданы более 100 комитетов помощи СССР[15]. В июне 1942 года демократические, рабочие и профсоюзные организации Кубы собрали и отправили в дар СССР 110 тонн товаров (кофе, табак, сигареты, мыло, кожа для сапог и др.)[16]. В Красной Армии сражались кубинские интернационалисты Альдо Виво (погиб на невском пятачке) и Энрике Вилар (в Красной Армии с апреля 1942 года, командир взвода, погиб 30 января 1945 года в бою за Фюрстенау)[17][18][19].

Революция

1 января на Кубе празднуется День освобождения (Dia de Libertad de Cuba) — годовщина победы революции 1959 года и бегства диктатора Ф. Батисты.

Социалистическая Куба

Временным президентом стал известный своей честностью Мануэль Уррутиа, премьер-министром — либеральный адвокат Миро Кардона. 8 января 1959 г. в столицу прибыл назначенный военным министром Фидель Кастро, сразу же выказавший притязания на руководящую роль в правительстве[20]. Среди групп и группировок, участвовавших в свержении режима Батисты в составе Повстанческой Армии, существовало два основных течения: демократическое и коммунистическое. Фидель Кастро поддержал коммунистическое течение.

15 февраля 1959 г. премьер-министр страны Миро Кардона ушёл в отставку, новым главой правительства становится Фидель Кастро. В июне он отменяет запланированные ранее свободные выборы, приостанавливает действие Конституции 1940 года, гарантировавшей основные права, и начинает руководить страной исключительно при помощи декретов.

17 мая 1959 года был принят закон об аграрной реформе, в соответствии с которой была произведена национализация земель, находившихся в иностранной собственности, установлен максимальный объем частной собственности на землю (30 кабальерий, или 402 га). В результате реформы земельные наделы получили свыше 100 тыс. крестьян, было произведено перераспределение земель сельскохозяйственного назначения (60% получили крестьяне, 40% перешло в государственный сектор)[21]. Этот закон, а также сближение Кастро с коммунистами вызвали недовольство в США. Вскоре самолёты ВВС США[уточнить] подвергли бомбардировке Гавану[уточнить], что только усилило симпатии кубинцев к революционерам и позволило Кастро укрепить свою власть. Аресту подверглись тысячи контрреволюционеров. Для защиты революции была создана многотысячная милиция. Затем Фидель объявил о национализации крупных предприятий и банков, в основном принадлежавших американцам[20].

В ответ на это США разорвали дипломатические отношения с Кубой и ввели экономические санкции.

10 октября 1959 г. министром вооружённых сил был назначен Рауль Кастро. Это вызвало большое недовольство командующего войсками в Камагуэе Убера Матоса. Убер Матос в тот же день вместе с четырнадцатью другими офицерами подал в отставку и обвинил Фиделя в том, что тот стал коммунистом. Затем он начал готовить план переворота. Но заговорщики были арестованы, и переворот не состоялся[22]. После попытки свергнуть революционное правительство Кубы, Фидель Кастро объявил о переходе своей страны на социалистический путь развития и встал во главе Коммунистической партии Кубы.

Операция в заливе Свиней

На рассвете 17 апреля 1961 года в районе Плайя-Хирон с американских судов высадились свыше полутора тысяч кубинских эмигрантов («бригада 2506»), обученных и вооружённых ЦРУ США. Однако ожидавшегося народного бунта не произошло, и к вечеру 19 апреля силы эмигрантов были полностью разгромлены.

Карибский кризис

Весной 1962 г. советские стратеги решили, что можно эффективно достичь некоторого ядерного паритета, разместив ракеты на Кубе. Н. С. Хрущёв считал защиту острова критичной для международной репутации СССР и коммунистической идеологии и, вероятно, полагал, что размещение советских войск и ракет на Кубе защитит остров от повторного американского вторжения, которое он считал неизбежным после провала попытки десанта в Заливе Свиней. В июне-сентябре 1962 г. контингент советских войск с баллистическими ракетами средней дальности(Операция «Анадырь») прибыл на Кубу.

14 октября 1962 года самолёт-разведчик U-2 ВВС США в ходе одного из регулярных облетов Кубы обнаружил в окрестностях деревни Сан-Кристобаль советские ракеты средней дальности Р-12. По решению президента США Джона Кеннеди был создан специальный Исполнительный комитет, в котором обсуждались возможные пути решения проблемы. Некоторое время заседания исполкома носили секретный характер, однако 22 октября Кеннеди выступил с обращением к народу, объявив о наличии на Кубе советского «наступательного оружия», из-за чего в США немедленно началась паника. Был введён «карантин» (блокада) Кубы.

Вначале советская сторона отрицала наличие на острове советского ядерного оружия, затем — уверяла американцев в сдерживающем характере размещения ракет на Кубе. 25 октября фотографии ракет были продемонстрированы на заседании Совета Безопасности ООН. В исполнительном комитете всерьёз обсуждался силовой вариант решения проблемы, и его сторонники убедили Кеннеди как можно скорее начать массированную бомбардировку Кубы. Однако очередной облёт U-2 показал, что несколько ракет уже установлены и готовы к пуску, и что подобные действия неминуемо привели бы к войне.

Президент США Джон Кеннеди предложил Советскому Союзу демонтировать установленные ракеты и развернуть всё ещё направлявшиеся к Кубе корабли в обмен на гарантии США не нападать на Кубу и не свергать режим Фиделя Кастро (иногда указывается, что Кеннеди также предложил вывести американские ракеты из Турции[23], но данное требование исходило от советского руководстваК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2914 дней]). Председатель Совета Министров СССР и первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв согласился, и 28 октября начался демонтаж ракет. Последняя советская ракета покинула Кубу через несколько недель, и 20 ноября блокада Кубы была снята.

Восстание в горах Эскембрай

С 1959 г. кубинцы, сражавшиеся вместе с Кастро против правительства Батисты, но не желавшие установления коммунистического режима на Кубе, вели вооружённую борьбу в горах Эскембрай. Это восстание было подавлено только в 1965 г.

Политические репрессии

Сразу же с революцией 1959 года начались политические репрессии, направленные против деятелей свергнутого режима диктатора Батисты и политических противников Фиделя Кастро.

Внешняя политика

Уже в 1959 году с территории Кубы была отправлена группа доминиканских революционеров для организации повстанческой борьбы в Доминиканской Республике[24]. В 1960-х — начале 1990-х Куба была союзником СССР и прочих социалистических стран, оказывавших значительную финансовую, экономическую и политическую поддержку, деятельно поддерживала марксистских повстанцев и марксистские режимы Латинской Америки (Пуэрто-Рико, Гватемалы, Сальвадора, Никарагуа, Панамы, Боливии, Перу, Бразилии, Аргентины, Чили), Африки (Алжир, Эфиопия, Ангола) и Азии, а также проводила политику оказания помощи гуманитарного профиля различным странам мира. В конце 1980-х за рубежом в рамках военных и гуманитарных миссий находилось более 70 тыс. кубинцев. В 1961 году кубинское судно доставило в Алжир груз оружия, а на обратном пути забрало детей и раненых[25]. В дальнейшем в АНДР прибывали кубинские врачи и военные советники[25].

Куба в 1990-2008 годах

Кастро отрицательно отнёсся к политике перестройки в СССР и даже запретил распространение на Кубе ряда советских изданий («Московские новости», «Новое время» и др.), и в то же время поддержал главного оппонента Горбачёва — Ельцина. По воспоминаниям Ельцина, Кастро высказывал ему симпатию и в годы опалы, и позднее, после его прихода к власти, несмотря на явный антисоциалистический характер реформ в России.

С распадом СССР Куба понесла огромные экономические убытки (в 1990—1993 гг. ВВП уменьшился на 33 %[26]), и аналитики предсказывали скорое падение правительства Кастро. В 1994 году в Гаване произошли массовые беспорядки — первое после Восстания Эскамбрай открытое антикастровское выступление. Однако власти быстро восстановили контроль над столицей, а волна недовольства была сбита упрощением порядка эмиграции.

Экономическая ситуация в общем и целом стабилизировалась во второй половине 1990-х. Ключевую роль сыграл приход к власти в нефтедобывающей Венесуэле политического союзника Кастро Уго Чавеса, который обеспечил топливное снабжение Кубы. Хотя экономическое состояние страны международными организациями в настоящий момент оценивается как в целом стабильное, к концу 2000-х годов вновь обострились структурные проблемы. Власти анонсировали ограниченные реформы, включающие стимулирование малого и среднего частного предпринимательства и значительное сокращение государственного аппарата.

Отставка Фиделя Кастро

19 февраля 2008 года через газету «Гранма» Фидель Кастро объявил об уходе в отставку с поста председателя Госсовета и главнокомандующего кубинскими войсками. «Моим дорогим согражданам, которые оказали мне неизмеримую честь избрать меня членом Парламента, в котором будут приняты важнейшие для судьбы революции решения, я сообщаю, что не намереваюсь и не дам своего согласия на то, чтобы занять пост председателя Госсовета и Главнокомандующего», — говорится в обращении[27].

Определённые опасения за политическую стабильность Кубы у наблюдателей вызывает процесс перехода власти от Фиделя Кастро к его наследнику Раулю Кастро.

В 2015 году Куба подписала договор с США о торговле.

Масонство на Кубе

Напишите отзыв о статье "История Кубы"

Примечания

  1. Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 141.
  2. [www.coconutxchange.com/literature/show_item.php?id=50&section_id=1072234946 Cuba], coconutxchange.com, December 24, 2003, <www.coconutxchange.com/literature/show_item.php?id=50&section_id=1072234946>. Проверено 8 марта 2009. 
  3. 1 2 Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 144.
  4. Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 149—153.
  5. Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 155.
  6. Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 158.
  7. Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 164.
  8. Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 162.
  9. Ивкина Л. А. Несостоявшийся диалог: Куба и Испания в 30—90-е годы XIX века // Латиноамериканский исторический альманах. — 2010. — № 10. — С. 168.
  10. Первая мировая война, 1914-1918 // Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. Т. 19. — М.: Советская энциклопедия, 1975. — С. 340-352.
  11. 1 2 Куба // Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. Т. 13. — М.: Советская энциклопедия, 1973. — С. 531-532.
  12. История дипломатии (в 3-х тт.) / Под ред. акад. В. П. Потемкина. Т. 3. Дипломатия в период подготовки Второй мировой войны (1919—1939 гг.). — М.: ОГИЗ, 1945. — С. 24.
  13. 1 2 Участие кубинских добровольцев в гражданской войне в Испании // «Зарубежное военное обозрение», № 5 (770), май 2011. — С. 101.
  14. Ю. Г. Беловолов. Куба и защита Испанской республики (1936—1939) // «Вопросы истории», № 3, 1983. — С. 169-171.
  15. Россия — Куба, 1902—2002. Документы и материалы. Министерство иностранных дел Российской Федерации; Министерство иностранных дел Республики Куба. — М.: Международные отношения, 2004. — С. 35-36.
  16. История Второй Мировой войны 1939—1945 (в 12 томах) / Редколл., гл. ред. А. А. Гречко. Т. 5. — М.: Воениздат, 1975. — С. 431.
  17. В. Томин. Он упал лицом к врагу // Мы будем бороться вместе: очерки о бойцах-интернационалистах / Сост. В. Р. Томин. — М.: Политиздат, 1985. — С. 313-349.
  18. Януш Пшимановский, Ханна Прокопчук, Роман Мурани. Память. (в 2-х частях). Ч. I. — Варшава: Интерпресс, 1987. — С. 118.
  19. Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении кубинских интернационалистов Альдо Виво и Энрике Вилара орденом Отечественной войны I степени // Россия — Куба, 1902—2002. Документы и материалы. Министерство иностранных дел Российской Федерации; Министерство иностранных дел Республики Куба. — М.: Международные отношения, 2004. — С. 401.
  20. 1 2 Энциклопедия для детей. Дополнительный том. История XX века. Зарубежные страны/Глав. ред. В. А. Володин. — М.: Аванта+, 2002. — 288 с.
  21. Ф. Сергеев. Тайная война против Кубы. — М.: Прогресс, 1982. — С. 31-33.
  22. Леонов Николай. [biblioteka.org.ua/book.php?id=1121020096&p=22 Фидель Кастро. Политическая биография]
  23. [www.time.com/time/nation/article/0,8599,1891359,00.html A Brief History Of U.S.-Cuba Relations]  (англ.) // Time, 15.04.2009
  24. Корольков А. В. Становление кубинского интернационализма (1959—1975) // Вестник Московского университета. Серия 8: История. — 2010. — № 4. — С. 86-87.
  25. 1 2 Корольков А. В. Становление кубинского интернационализма (1959—1975) // Вестник Московского университета. Серия 8: История. — 2010. — № 4. — С. 88.
  26. Claes Brundenius. Revolutionary Cuba at 50: Growth with Equity revisited Latin American Perspectives Vol. 36 No. 2 March 2009 pp.31-48.
  27. [www.rian.ru/world/20080219/99565174.html Фидель Кастро уходит в отставку с поста руководителя Кубы], РИА Новости (19 февраля 2009). Проверено 18 октября 2009.

Источники

  • Richard Gott. Cuba: A new history. Yale University Press, 2004.
  • [www.cuba-vision.com/info/?i=9 История Кубы]
  • [topamerica.ru/cuba_history.htm Хронология истории Кубы]

Литература

  • Бекаревич А. Д. Кухарев Н. М. Советский Союз — Куба: экономическое сотрудничество. — М.: Наука, 1970.
  • Вербин А. Куба: 40 лет революции. — М., 1999.
  • Гриневич Э. А. Куба на пути к победе революции. — М., 1975.
  • Давыдов В. М.. Современная Куба: вопросы экономической адаптации и переориентации внешних связей / В. М. Давыдов. — М.: ИЛА, 2002.
  • Кантон Наварро Х. История Кубы. Ярмо и звезда. биография одного народа. — М., 2002.
  • Куба: от адаптации к переменам? — М.: ИЛА, 2007.
  • Ларин Е. А. Всеобщая история: латиноамериканская цивилизация: учеб. пособие для вузов. — М., 2007.
  • Ларин Е. А. Политическая история Кубы XX века: [учеб. пособие]. — М., 2007
  • Ле Риверенд X. Кубинская республика. — М., 1970.
  • Слёзкин Л. Ю. История Кубинской республики. — М., 1966.
  • Строганов А. И. Латинская Америка: страницы истории XX века. — М., 2004.
  • Талия Ф. Р. Социалистическая революция на Кубе. — М.: Мысль, 1987.
  • Theodore Draper. Castro’s Revolution: Myths and Realities. — New York, 1962.

Отрывок, характеризующий История Кубы

– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.