История ЛГБТ-движения в Германии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

ЛГБТ-движение в Германии пережило три волны в своём развитии. С конца девятнадцатого века (до прихода к власти нацистов) появились первые в мировой истории исследования природы гомосексуальности, журналы для геев и лесбиянок и фильмы о них. Вторая волна (1960—1980-е годы) привела к образованию правозащитных ЛГБТ-организаций, становлению гей-культуры Германии, первым демонстрациям и гей-прайдам. Современный этап германского ЛГБТ-движения ознаменовался развитием широкой сети узкопрофильных ЛГБТ-организаций, законодательным урегулированием статуса однополых семей и запретом дискриминации гомосексуалов.





Содержание

Зарождение гомосексуального движения в Германии

Правовое положение гомосексуальных отношений в Германской империи

Великая французская революция (1789—1799) и провозглашение Декларации прав человека и гражданина (1789) положили начало процессу отделения церкви от государства и заложили основы для либерализации отношения к гомосексуалам в Западной Европе. В 1787 году в уголовном кодексе императора Священной Римской империи Иосифа II, действующего на наследственных землях Габсбургов, была отменена смертная казнь за однополые отношения и заменена штрафами.

В 1791 году во Франции была официально декриминализированы гомосексуальные отношения, что также сохранилось и во французском Уголовном кодексе 1810 года. Благодаря Наполеоновским войнам французское право распространилось на многие подконтрольные территории, в том числе на некоторые немецкие государства.

30 сентября 1817 года в Швейцарии был публично казнён гомосексуальный мужчина за убийство своего любовника. Эта история глубоко затронула немецкоязычного писателя Генриха Хёссли (нем. Heinrich Hössli), вследствие чего он провёл собственное расследование этой истории и на её основе написал книгу «Эрос: Мужская любовь греков» (нем. Eros. Die Männerliebe der Griechen), которая считается первым трудом по защите гомосексуальности в современной истории.

В 1870 году прусское уголовное законодательство, карающее за однополые связи, было перенято Северогерманским союзом[1], а в 1871 году оно распространилось на территорию всей Германской империи в результате объединение германских государств в единое государство[2]. С 1 января 1872 года новый кодекс вступает в силу, в нём параграф о «противоестественном блуде», наконец, получает номер 175, с которым он и становится печально известным.

Публикации Ульрихса и Кертбени

Немецкий юрист и писатель Карл Генрих Ульрихс, живший в Королевстве Ганновер, где гомосексуальность уголовно не преследовалась, с 1850-х годов занимался изучением феномена гомосексуальности. Им было опубликовано множество статей из серии «Загадки мужской любви» (нем. Räthsel der mannmännlichen Liebe), в которых он в частности разработал раннюю концепцию сексуальной ориентации. Изучая сексуальность человека, Ульрихс различал с одной стороны, «дионингов» (нем. Dioninge) — мужчин, любящих женщин, и женщин, любящих мужчин, и с другой стороны, «урнингов» (нем. Urninge) — мужчин, любящих мужчин, и «урнинд» (нем. Urninden) — женщин, любящих женщин.[3][4] Ульрихс полагал, что уранизм является врождённым свойством человека и поэтому гомосексуалы не должны привлекаться к уголовной ответственности.

В 1864 году Ульрихс в своей работе «Vindex. Social-juristische Studien über mannmännliche Geschlechtsliebe», изданной в Лейпциге, не только требовал прекращения уголовного наказания и общественного порицания однополой любви, но и призывал самих гомосексуалов объединяться и бороться за свои гражданские права.[5] В своих исследованиях Ульрихс утверждал, что в каждом городе с более чем 100 000 жителями имеется не менее 50 взрослых гомосексуалов, а во всей Германской империи должно насчитываться до 35 тысяч гомосексуалов.[5] Своими многочисленными публикациями Ульрихс пытался пробудить в гомосексуалах стремление к эмансипации и борьбе за свои права, а также разъяснить обществу последствия преследования однополой любви.[6]

Летом 1869 года Карл Маркс отправил Фридриху Энгельсу одну из брошюр Ульрихса.[7] В своём ответном письме от 22 июня 1869 года Маркс писал:[7]

Педерасты начинают считать свои ряды и полагают, что они составляют силу в государстве. Им не хватает только организации, но она, по-видимому, уже тайно существует… Счастье ещё, что мы лично слишком стары, чтобы опасаться, что при победе этой партии нас заставят своим телом платить дань победителям…

— Из письма К. Маркса Ф. Энгельсу от 22.06.1869 // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. т. 32 – М., 1964 – с. 260.

29 августа 1867 года на заседании немецких юристов в Мюнхене, в котором принимали участие более 500 человек, Ульрихс впервые предложил не рассматривать гомосексуальные отношения с позиции правонарушений и отменить все имеющиеся уголовные преследования гомосексуалов. Такое предложение не вызвало восторга у юристов, которые не дали Ульрихсу закончить свою речь, посчитав его доклад скандальным, «чрезмерно сексуализированным» и порочным.[8][3]

В 1870 году Ульрихс пытается организовать журнал для гомосексуалов «Уранус», однако после выхода первого номера журнал прекращает своё существование.[9] Вскоре в 1880 году Ульрихс по причине всё более ухудшающегося отношения его коллег к нему и общества в целом к его работам эмигрировал в Италию.[9] Умер он в 1895 году в небольшом итальянском местечке Акила в бедности и забвении.[1]

В 1869 году берлинский публицист венгерского происхождения Карл Мария Кертбени, занимавшийся вопросами прав человека, анонимно издал листовку, в которой высказывался против уголовного преследования однополых отношений. В ней он впервые использовал слова «гомосексуальность» и «гетеросексуальность».[9][10]

Патологизация гомосексуальности

В конце девятнадцатого века благодаря публикациям научных работ многих именитых врачей-психиатров гомосексуальность начинает считаться психическим заболеванием.[11] Следует отметить, что термины «гомосексуальность» и «гетеросексуальность» в то время обозначали исключительно сексуальное поведение, то есть конкретные сексуальные контакты, а не чувства, желания или фантазии.[12]

В 1869 году берлинский психиатр Карл Вестфаль вводит термин «контрерсексуальность» (нем. Konträrsexualität) для лиц, практикующих однополые сексуальные контакты, и лиц, носящих одежду противоположного пола. Таких людей Вестфаль относит к психически больным.[9]

В 1886 году психиатр и сексолог Рихард фон Крафт-Эбинг, руководивший также приютом для умалишённых, опубликовывает свой знаменитый труд «Psychopathia sexualis», в котором он различает врождённую и приобретённую формы гомосексуальности и вводит их в ранг сексуальных девиаций и половых извращений.[9]

В 1891 году психиатр и сексолог Альберт Молль опубликовывает первую монографию на немецком языке, целиком посвящённую гомосексуальности, — свой труд «Die Conträre Sexualempfindung». Он считает гомосексуальность врожденным свойством и причисляет её к болезненной перверсии, а также высказывается против уголовного преследования гомосексуалов.[13]

Научно-гуманитарный комитет Магнуса Хиршфельда

Состоявшийся в 1895 году в Лондоне громкий судебный процесс против английского поэта Оскара Уальда по обвинению в сексуальных связях с Альфредом Дугласом, в результате которого поэт был приговорён к двум годам тюрьмы и принудительным работам, послужил толчком для немецкого врача и сексолога Магнуса Хиршфельда к общественной деятельности по декриминализации и общественному признанию однополых контактов между мужчинами.[13]

15 мая 1897 года усилиями Магнуса Хиршфельда, Макса Шпора (нем.), Эдуарда Оберга (нем.) и Франца-Йозефа фон Бюлова (нем.) был основан Научно-гуманитарный комитет — первая в мире организация, отстаивающая права гомосексуалов; одной из целей Комитета стала борьба за отмену § 175.[13][14][15] В 1902 году возникают региональные представительства Комитета в Франкфурте-на-Майне, Мюнхене, Дюссельдорфе и Лейпциге.[16]

В 1897 году Комитет подаёт первую петицию Рейхстагу с просьбой отменить преследование гомосексуальных контактов.[17][18] Петицию подписали более 6 тысяч учёных, политиков и деятелей искусства.[18] В 1900 году Комитетом была подана вторая подобная петиция.[17][19] Третья петиция была подана в 1904 году, но она была отклонена, и в 1907 году она была подана снова, но также не имела никакого успеха.[20][21]

В 1899 году Научно-гуманитарный комитет выпускает первый научный журнал по сексологии — «Ежегодник промежуточных половых ступеней» (нем. Jahrbuch für sexuelle Zwischenstufen), который выходил в течение следующих 23 лет вплоть до 1923 года.[17] Ежегодник стал важнейшей платформой для дискуссий о гомосексуальности; в журнале регулярно печатались результаты научных исследований, историкографические статьи и биографические эссе.[17] В работах Хиршфельда и его последователей в центре внимания стоит промежуточное половое положение гомосексуалов — фемининного гомосексуального мужчины и маскулинной гомосексуальной женщины.[17]

Созданное в 1903 году Адольфом Брандом (нем. Adolf Brand) «Сообщество своих» (нем. Gemeinschaft der Eigenen), представляющее собой закрытое общество подписчиков журнала «Свой» (и являющееся второй гей-организацией Германии после Комитета), отвергало идеи Хиршфельда о фемининности гомосексуальных мужчин как стереотипное карикатурное представление и воспевало мужественность.[20] Первый журнал для гомосексуалов «Свой» (нем. „Der Eigene“) был основан Брандом в 1896 году.[13]

В 1901 году Научно-гуманитарный комитет публикует предназначенную для широких масс статью Хиршфельда «Что должен знать народ о третьем поле» (нем. „Was muss das Volk vom Dritten Geschlecht wissen!“).[16] С 1903 года Хиршфельд следует примеру таких известных сексологов как Хэвлок Эллис и Пауль Нэкке (нем.) и проводит исследования, призванные показать отсутствие взаимосвязи между гомосексуальностью и дегенерацией личности.[16]

В 1903 году Хиршфельд проводит массовое анкетирование студентов, целью которого является получение статистических данных о количестве гомо- и бисексуалов в обществе. В результате исследования Хиршфельд приходит к выводам о том, что 1,5 % населения гомосексуальны и 3,9 % бисексуальны.[16] Один из студентов, получивший анкету Хиршфельда по почте, подаёт против него иск по причине «оскорбления» и «распространения развратной литературы». Иск против Хиршфельда был удовлетворён и исследователь был приговорён к денежному штрафу в 200 марок.[16]

Прошедшая в 1907—1909 годы череда громких процессов, связанных с делом Хардена-Ойленбурга (нем.), значительно усиливает антигомосексуальные настроения в обществе.[22][23] Хиршфельд назначается экспертом в деле для установления гомосексуальности участников процесса. В результате того, что Хиршфельд после окончания одного из процессов и уже в процессе другого вдруг отказывается от выводов своей предыдущей экспертизы, к нему теряется доверие и в результате многие члены Научно-гуманитарного комитета выходят из него и основывают организацию SezessionСецессия»).[24] В результате возникших в Комитете противоречий в нём наступает кризис.[24]

В 1908 году Хиршфельд вместе с психоаналитиком Карлом Абрахамом проводят официальное исследование мужчины, после чего мужчина получает официальное разрешение от властей на ношение женской одежды.[25] В 1910 году Хиршфельд вводит термин «трансвестит» для обозначения мужчин и женщин, предпочитающих носить одежду противоположного пола, несмотря на то, что большинство психоаналитиков (в частности, Исидор Задгер и Вильгельм Штекель) продолжают причислять таких людей к гомосексуалам.[26]

В 1914 году Хиршфельд издаёт монографию «Гомосексуальность мужчины и женщины» (нем. „Die Homosexualität des Mannes und des Weibes“), в которой впервые в истории предлагает концепцию терапии гомосексуалов с целью примирения их со своей сексуальностью, а не с целью превращения их в гетеросексуалов.[26]

Либерализация времён Веймарской республики

Возникновение правозащитных организаций

С падением империи и созданием Веймарской республики (1918) были гарантированы свободы слова и собрания всем гражданам. В это время происходит расцвет гомосексуального движения и появляется большое число организаций гомосексуалов.[27]

Первые такие «кружки», задачей которых было улучшение социального и общественного положения гомосексуалов, возникли в крупных городах уже в 1919 году.[27] Например, в Берлине был создан «Берлинский дружеский союз» (нем. Berliner Freundschaftsbund), целью которого была провозглашена борьба за улучшение социального, политического и юридического положения гомосексуалов.[28] В 1920 году на его базе при сотрудничестве организаций гомосексуалов из Гамбурга и Франкфурта-на-Майне создаётся «Немецкое объединение дружбы» (нем. Deutscher Freundschaftverband), представляющее собой координационный центр для различных региональных групп.[29] В 1921 году в Касселе состоялся первый съезд «Немецкого объединения дружбы», в котором приняли участие 8 региональных организаций гомосексуалов.[27][29] В последующие годы до 1929 года проходили также несколько подобных встреч.[29]

В 1922 году «Немецкое объединение дружбы» было преобразовано в «Союз за права человека» (нем. Bund für Menschenrecht), ставший единственной на то время массовой организацией гомосексуалов.[30][27][31] Первым председателем Союза стал издатель Фридрих Радсцувайт (нем. Friedrich Radszuweit).[32][27][31] Печатным органом организации был «Бюллетень за права человека» (нем. Blatt für Menschenrecht).[33] Основной целью Союза была провозглашена отмена уголовного преследования и борьба с общественными предрассудками против гомосексуалов. Несмотря на небольшое число активных членов, занимающихся борьбой за политические цели, в общей сложности в апреле 1924 года Союз насчитывал 12 тысяч членов.[30][31] К 1929 году число членов возросло до 48 тысяч.[30][33] В то же время «Сообщество Своих» Адольфа Бранда насчитывало не более 2-3 тысяч членов.[30] Большинство местных кружков «Союза за права человека» представляли собой досуговые встречи по интересам и обсуждение новостей.[33]

В 1923 году «Союзом за права человека», Научно-гуманитарным комитетом и «Сообществом Своих» был основан «Активный комитет» (нем. Aktionskomitee) для осуществления координации действий.[30][34][29] Основной задачей Научно-гуманитарного комитета являлась подготовка научной почвы для отмены параграфа 175.[35][30] В то же время «Союз за права человека» перенял на себя все необходимые контакты с государственными учреждениями и проведение разъясняющей работы с общественностью.[35] Задачей «Сообщества Своих» стала информационная пропаганда посредством искусства.[31]

Между «Союзом за права человека» и Научно-гуманитарным комитетом имелись разногласия по различным вопросам. В то время как Союз требовал лишь декриминализации сексуальных контактов между совершеннолетними мужчинами старше 18 лет, Комитет требовал полного правового уравнивания гомосексуальных и гетеросексуальных контактов и понижения возраста согласия до 16 лет.[36] Кроме того, Союз подвергал большой критике феминизированных гомосексуалов и трансвеститов за их «отталкивающий облик» и, как следствие, усиление гомонегативистских настроений в обществе; тогда как в Научно-гуманитарном комитете женственные мужчины и трансвеститы рассматривались как естественное проявление мужской гомосексуальности в соответствии с теорией Хиршфельда о «промежуточных сексуальных ступенях» (нем. sexuelle Zwischenstufen).[36][35]

Научные исследования гомосексуальности

В 1919 году Магнусом Хиршфельдом в Берлинском районе Тиргартен был основан Институт сексуальных наук, плотно сотрудничающий с Научно-гуманитарным комитетом, который перемещается в Институт и образует в нём «Отдел сексуальных реформ».[28][37] Институт активно контактировал в своих исследованиях с гомосексуалами и трансгендерами. В исследованиях Института гомосексуалы рассматривались как представители третьего пола наряду с мужчинами и женщинами, поэтому они не должны быть преследуемы из-за наличия у них определённого врождённого качества.[38]

С основанием Института Хиршфельд преследовал целью углубление научно-исследовательской базы по вопросам гомосексуальности с целью отмены антигомосексуального § 175, а также рассмотрение общих вопросов человеческой сексуальности и способствование проведению сексуальных реформ.[39] В частности, в Институте проводились общественные вечера вопросов и ответов по темам сексуальности, семейной жизни, гигиены тела, контрацепции, аборту, гомосексуальности, половым инфекциям и другим вопросам.[40] Таким образом, Институт являлся во многом практическим и научно-популярным продолжением Научно-гуманитарного комитета.[40]

Австрийский физиолог Ойген Штайнах (нем.) в 1919 году приходит к идее о том, что причина гомосексуальности лежит в женском яичнике или мужской мошонке, в связи с чем Штайнах предлагает в качестве «лечения» гомосексуалов их одностороннюю кастрацию и замену одного «гомосексуального» яичка на «гетеросексуальное».[28] Хиршфельд перенимает эти идею и направляет некоторых своих пациентов на подобные операции, однако они не приводят к успеху, поэтому в 1922 году подобные операции прекращаются.[28]

В 1919 году режиссёром Рихардом Освальдом в соавторстве с доктором Хиршфельдом был снят немой фильм «Не такой как все» с Конрадом Фейдтом в главной роли — мелодрама об однополой любви, шантаже и смерти. Целью фильма было просвещение населения по вопросам гомосексуальности.[41][28] Показ фильма был отменён полицией в Вене, Мюнхене и Штутгарте.[42] Создатели фильма обвинялись в гомосексуальной пропаганде (нем. Homosexuelle Propaganda).[28] Прусский ландтаг отклонил предложение о запрете фильма на территории Пруссии по причине того, что запрет фильма противоречил бы свободе слова, гарантированной конституцией Веймарской республики.[42] 25 апреля 1920 года немецкий парламент ввёл-таки цензуру в кино. О том, повлиял ли фильм «Не такой как все» на это решение, говорить трудно.[42] Предпринятая в 1927 году попытка снять переработанную версию фильма не увенчалась успехом из-за принятого закона о цензуре.[42]

С 1921 года Институт сексуальных наук проводил международные конгрессы по вопросам сексологии, гомосексуальности и сексуальным реформам.[40][29] В конце 1920-х — начале 1930-х годов подобные конгрессы врачей-сексологов проходили в нескольких городах мира. Для координации международных конгрессов в 1928 году была создана Всемирная лига сексуальных реформ, президентами которой наряду с Магнусом Хиршфельдом были также назначены Огюст Форель (Швейцария) и Хэвлок Эллис (Англия).[43][44] Практическими задачами Лиги было распространение сексологических знаний с целью легализации абортов, либерализации семейного права и отмены уголовного преследования гомосексуалов.[43] Лига провела международные конгрессы в Копенгагене (1928), Лондоне (1929), Вене (1930) и Брно (1932).[44]

В результате гиперинфляции в стране и появлении множества журналов и газет для гомосексуалов в 1923 году выпуск издаваемого Научно-гуманитарным комитетом «Ежегодника промежуточных половых ступений» был прекращён.[31]

В 1929 году внутри Научно-гуманитарного комитета возникает очередной кризис, вызванный недовольством руководства, в результате чего Хиршфельд покидает пост председателя Комитета. Новым руководителем Комитета становится бывший заместитель Хиршфельда Отто Юлиусбургер (нем. Otto Juliusburger).[45][44] После ухода Хиршфельда меняется курс Комитета, который вскоре отказывается от теории «промежуточных ступеней» и статвит под вопрос связь мужской гомосексуальности и фемининности.[46]

Развитие гомосексуальной субкультуры

В издательстве Фридриха Радсцувайта выходил целый спектр газет и журналов для гомосексуальных мужчин и женщин, тираж некоторых из которых доходил до 100 тысяч экземпляров в месяц.[27] Один лишь журнал «Остров» (нем. Insel) к 1930 году достиг тиража в 150 тысяч экземпляров.[47][31] Пресса для гомосексуалов была свободно доступна в газетных киосках крупных городов.[33] Радсцувайт открывает в Берлине книжный магазин для гомосексуалов, в котором можно было приобрести не только художественную литературу, газеты и журналы, но и эротические фотографии.[31] С 1924 года в издательстве Радсцувайта выходит лесбийский журнал «Подруга» (нем. Die Freundin), в котором размещается также небольшой блок для трансвеститов.[48]

В 1925 году один из номеров журнала «Свой» выходит под другим названием «Тётка» (нем. Tante). Номер полностью посвящается критике Хиршфельдовской теории мужской гомосексуальности и позиции Научно-гуманитарного комитета, феминизирующих гомосексуальных мужчин.[48]

В журналах для гомосексуалов в большом количестве публиковалась также и беллетристика, затрагивающая гомосексуальные темы.[49] С увеличением числа каминг-аутов в обществе многие авторы, в том числе и известные, начинают обращаться к теме гомосексуальности в своих произведениях.[49] Уже в 1913 году Томас Манн публикует свою новеллу «Смерть в Венеции», в которой он описывает собственные гомосексуальные переживания.[50] В ряде произведений его сына Клауса Манна гомосексуальные переживания заняли центральное место — «Благочестивый танец»[de] (1926), «Александр»[de] (1929) и «Место встречи в бесконечности»[de] (1932), вышедших в издательстве S. Fischer Verlag.[50]

Большой успех имел вышедший в 1919 году роман русской эмигрантки Елены Нагродской «Бронзовая дверь» (нем. Die bronze Tür), рассказывающий о проблемах равноправия однополой любви. Роман выдержал пять переизданий и был экранизирован в 1928 году венским режиссёром Хансом Эффенбергером (нем. Hans Effenberger).[49] Также и Стефан Цвейг также обращается теме гомосексуальности в своей новелле «Смятение чувств».[50]

Практически в каждом крупном городе имелись бары и закусочные для гомосексуальной публики.[49] По всей стране от Кёнигсберга до Кёльна, от Фленсбурга до Мюнхена проходили различные увесилительные мероприятия, пряздники и балы, организованные для гомосексуалов.[51]

Упадок гомосексуального движения в нацистский период

Сексуальные меньшинства не вписывались в нацистскую идеологию чистой «арийской расы», согласно которой любое проявление сексуальности, выходящей за пределы «арийского брака» считалось грязным и опасным.[52] Ужесточение преследования гомосексуальных мужчин в нацистской Германии и последующие стремления к проведению кастрации над всеми осуждёнными связано с нацистской идеологией расовой гигиены и попытками защиты «арийской расы» от «заразного дегенерирующего влияния гомосексуализма».[53][54]

С первых же месяцев после его прихода к власти нацистами издаются несколько указов о закрытии «безнравственных» (нем. unsittlich) заведений, служащих «местами встреч» людей, «предающихся противоестественному разврату» и проституции, которая была объявлена вне закона. Согласно этому закону, закрываются и большинство кафе и баров, известных как места встреч гомосексуалов.[52][55][56]

Также закрывается большинство, по мнению нацистов, «грязных журналов» (нем. „Schmutzschriften“), в числе которых оказываются также различные информационные и художественные издания для гомосексуалов.[56] Среди запрещённых изданий оказываются такие журналы, как Blätter für Menschenrecht, Die Insel, Der Kreis и другие.[57] К марту 1933 года закрываются все оставшиеся ЛГБТ-журналы.[56] Тем не менее издаваемый в нейтральной Швейцарии журнал Der Kreis до 1951 года оставался единственным немецкоязычным изданием, освещавшим жизнь гомосексуалов в Германии.[58]

В январе 1933 года от воспаления лёгких умирает несменный секретарь Научно-гуманитарного комитета.[56] Через некоторое время сам Комитет, с 1897 года борющийся за отмену параграфа 175, завершает свою работу и распускается.[56][59] 6 мая 1933 года нацисты разрушают созданный Хиршфельдом Институт сексуальных наук в Берлине.[59][60] В этом же году прекращают свою деятельность все организации гомосексуалов в стране.[60] Сам Хиршфельд покидает страну и умирает в 1935 году в Ницце (Италия).[60]

Указом от 26 июня 1935 года были приняты изменения и дополнения к закону «О предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями», согласно которым разрешалась кастрация «по собственному желанию» для гомосексуальных мужчин, либо уже осуждённых по § 175, либо уже отсидевших, если в их отношении есть опасность рецидива.[61][54][62]

Ужесточение уголовного преследования гомосексуальных мужчин

1 сентября 1935 года вступил в силу более жёсткий, исправленный вариант § 175. Теперь кроме «противоестественного прелюбодеяния между лицами мужского пола или человека с животным» он охватывал широкий спектр «непристойных домогательств» и «непристойное» поведении мужчин. По новому немецкому закону тюремным заключением стали наказуемы не только взаимный онанизм, но даже и попытки заигрывания — прикосновения или взгляды.[63][64][65][66][62]

Между 1933 и 1944 годами по § 175 в Третьем рейхе было осуждено от 50 до 100 тысяч мужчин, из них около четырёх тысяч подростков.[67][68]

Для систематического учёта и контроля гомосексуальных мужчин 10 октября 1936 года секретным указом Гиммлера было основано Центральное имперское бюро по борьбе с гомосексуализмом и абортами (нем.) под управлением Гестапо.[69][70] Объединение двух данных «преступлений» также свидетельствует о постановке человеческой сексуальности на государственный контроль.[70]

В 1937 году последовало очередное ужесточение закона «Об опасных рецедивистах». Теперь любой отсидевший срок при совершении им малейшего проступка или в случае наличия «преступной склонности» и вероятности «повторного совершения им преступления» мог в любой момент с целью «исправления» и «выздоровления» быть направлен в концентрационный лагерь на неопределённый срок. Таким образом, любой однажды уличённый и отсидевший срок гомосексуальный мужчина, мог в любой момент быть депортирован в концлагерь.[71]

Первые послевоенные годы в оккупированной союзными войсками Германии

В мае 1945 года с окончанием войны большинство заключённых тюрем и все заключённые концлагерей были освобождены войсками союзников.[58] Уже в 1945 году на развалинах Берлина были вновь открыты первые гей-бары, несмотря на продолжающееся официальное действие § 175 в его ужесточённой нацистской редакции.[58]

В 1946 году Контрольный совет окуппированной Германии предложил отменить неправовое нацистское законодательство и привести уголовный кодекс к довоенному кайзеровскому времени или к варианту Веймарской республики. При этом решение о том, являются ли параграфы 175 и 175а нацистски идеологически окрашенными, было полностью передано правительствам федеральных земель.[58]

В советской зоне оккупации Германии ещё до образования ГДР суды уже задавались вопросом о правомерности дальнейшего использования параграфов 175 и 175a в нацистской редакции.[72] Уже в 1945 году правительства Тюрингии и Саксонии-Анхальт отказались от § 175 в редакции 1935 года.[73]

Дрезденский психиатр Рудольф Климмер (нем. Rudolf Klimmer) в 1947 в своих работах открыто высказывался за отмену § 175 и смягчение § 175a. Его предложения были отклонены правительством, которое посчитало, что перед государством стоят куда более важные проблемы, чем решение такого мелкого вопроса.[73] В 1948 году член саксонского Ландтага Курт Грёбель (нем. Curt Gröbel) отправил резолюцию всем ландтагам страны, всем партиям и муниципальным правительствам с призывом выступить за отмену § 175.[73]

В советской зоне оккупации в 1948 году бывшие гомосексуальные узники безуспешно пытались добиться официального признания в качестве жертв нацизма. Более того, бывшим заключённым с «розовым треугольником» отказывают в членстве в «Союзе преследуемых жертв нацизма» (нем. Vereinigung der Verfolgten des Naziregimes).[73]

Развитие в Западной Германии

Возрождение гомосексуального движения в первое послевоенное десятилетие в ФРГ

Последствия национал-социалистической идеологии давали о себе знать на протяжении ещё длительного времени после окончания войны. Унаследованный от нацистской Германии параграф 175 продолжал действовать в ФРГ в его нацистской редакции до 1969 года без изменений.[74] Все попытки обжалования закона в судебном порядке во всевозможных инстанциях отклонялись, и суды не находили признаков национал-социалистической идеологии и идеологии «расовой гигиены» в нацистской редакции § 175.[75][76]

Положение гомосексуалов в Западной Германии оставалось непонятным. С одной стороны, новая Конституция гарантировала им свободу собраний, объединений, прессы и слова, с другой стороны, воспользоваться этими правами часто было опасно.[77] Холодная война также нанесла свой отпечаток на отношение к гомосексуальности в ФРГ. Гомосексуалов нередко называли «агентами Москвы», а Восточную Германию обвиняли в терпимости к гомосексуальным отношениям.[78] Подобный политический климат не способствовал возрождению немецкого движения за права сексуальных меньшинств. Несмотря на это в 1950-е годы в Бремене, Ганновере, Франкфурте-на-Майне и Западном Берлине возникают первые послевоенные гомосексуальные организации.[79] Первой такой организацией стала учреждённая в августе 1949 года во Франкфурте «Ассоцияция за гуманное отношение к жизни» (нем. Verein für humanitäre Lebenshaltung), осуществляющая социальную, политическую и юридическую поддержку гомосексуалов.[80] Вместе с бременской «Международной дружеской ложей» (нем. Internationale Freundschaftsloge), созданной в сентябре 1951 года[81], эти две организации в 1950-е годы становятся наиболее политически активными гомосексуальными организациями Западной Германии.[79]

Уже в 1949 году также была предпринята попытка возрождения Научно-гуманитарного комитета, однако в регистрации Комитета было отказано, так как главной его целью была борьба за отмену § 175.[82] Первая возможность в послевоенное время говорить о гомосексуальности на научном уровне появилась с созданием 12 апреля 1950 года Немецкого сексологического общества (нем.).[82][81] В 1953 году ФРГ присоединяется к Европейской конвенции по правам человека, однако в 1956 году объявляется, что уголовное преследование гомосексуалов не противоречит Конвенции, так как служит защите здоровья и морали.[83]

В 1950-х годах в ФРГ было вновь организовано около 25 гомосексуальных журналов, хотя многие из них выходили лишь непродолжительное время; некоторые журналы переняли названия довоенных лет — Die Insel, Die Freundschaft и другие.[84] В то же время многие публикации подвергались цензуре или запрещались к распространению. Например, в 1950-х годах издатель гей-журнала Freond был осуждён за «распространение развратных материалов» на одну тысячу марок или два месяца тюремного заключения из-за опубликования в одном номере журнала фотографий мужчин в купальных плавках. В то же время подобные фотографии в те годы свободно размещались в журнале для бодибилдеров.[77] В 1955 году был принят закон о защите детей и молодёжи (нем.), запрещающий общественную продажу гомосексуальных журналов.[85][15]

В 1957 году режиссёр Файт Харлан снимает первый послевоенный фильм о гомосексуальности. Однако его лента «Не такой как ты и я» (нем.), созданная при содействии сексолога Ханса Гизе (нем.), терпит большую неудачу и бойкотируется в том числе и самими гомосексуалами.[86]

В 1958 году Рудольф Климмер (нем. Rudolf Klimmer) в Гамбурге выпускает книгу «Гомосексуальность» (нем. Die Homosexualität), получившую положительные отзывы в гомосексуальном движении.[87] В 1959 году Ханс Гизе (нем.) издаёт книгу «Гомосексуальный мужчина в мире» (нем. Der homosexuelle Mann in der Welt), в которой он разделяет гомосексуальных мужчин на «способных к созданию союза» (нем. bindungsfähig) и неспособных к нему. Вокруг этой книги возникают острые дискуссии внутри гомосексуального движения.[87]

Период застоя на рубеже 1950/60-х годов

Конституционный суд ФРГ в своём решении от 10 мая 1957 года не нашёл признаков национал-социалистической идеологии в нацистской версии § 175 и подтвердил, что этот параграф «не противоречит идеям свободного демократического государства».[74][86] Также суд указал, что применение абз. 2 статьи 3 Конституции ФРГ (о равноправии мужчины и женщины) неприменимо по отношению к гомосексуальности.[88]

В этом же 1957 году в стране происходит череда судебных процессов по антигомосексуальным параграфам, начатая с громкого процесса во Франкфурте-на-Майне. В результате этого становится рискованным быть замещенным в гомосексуальном движении и заметно падает активность гомосексуальных организаций.[89]

1960-е годы в ФРГ ознаменовались резким падением активности гомосексуального движения на фоне усилившегося судебного преследования мужчин за гомосексуальные контакты.[90] В эти годы прекращают выходить практически все все гомосексуальные журналы.[90] К 1968 году в стране не остаётся не одной межрегиональной гомосексуальной организации и выходит лишь два журнала для гомосексуалов — Der Weg и Amigo.[91] В то же время тема гомосексуальности постепенно выносится в общественность. Статьи о гомосексуальности появляются в прессе, в том числе в таких крупных журналах как Der Spiegel и Quick (нем.), на телевидении и радио появляются передачи и дискуссии, затрагивающие темы гомосексуальности.[90] В 1962 году Курт Хиллер предпринимает очередную попытку воссоздания Научно-гуманитарного комитета в Гамбурге.[90]

В 1963 году разворачивается острая общественная дискуссия после того, как в Гамбурге мужчине, осуждённому за «тяжёлый блуд между мужчинами» проводится добровольная кастрация для «освобождения от противоестественной половой тяги» на основе принятого в 1935 году нацистами и продолжающего действовать закона «О предупреждении генетических болезней».[92]

Либерализация законодательства и гомофильное движение второй половины 1960-х

Ещё в 1966 году СвДПГ выступила за полную отмену § 175, а в 1967 году декриминализацию гомосексуальных контактов открыто поддержал министр юстиции Густав Хайнеман (СДПГ).[92] Соответствующие изменения к уголовному законодательству ФРГ были приняты в июне 1969 года под правлением коалиции христианских демократов и социал-демократов.[93] При этом добровольные сексуальные контакты между мужчинами, достигшими 21-летнего возраста, более не криминализировались.[94][93] Таким образом, возраст сексуального согласия для гомосексуальных контактов между мужчинами был установлен на отметке в 21 год, при этом возраст согласия для разнополых сексуальных контактов составлял 18 лет.[93]

Добровольные гомосексуальные контакты мужчин с лицами, не достигшими 21 года, принуждение к однополому контакту с использованием зависимого положения и мужская гомосексуальная проституция, согласно новой редакции Уголовного кодекса, наказывались, по-прежнему, тюремным сроком до 5 лет.[95]

Уже в июне 1973 года правительство ФРГ приняло новую редакцию § 175, в которой возраст сексуального согласия для сексуальных контактов между мужчинами был снижен с 21 года до 18 лет.[96] Закон вступил в силу в ноябре.[94] Между тем возраст согласия для гетеросексуальных контактов составил 16 лет.[96] Конституционный суд ФРГ в том же году подтвердил конституционность разных возрастных планок для гомосексуальных и для гетеросексуальных контактов.[96]

Отмена уголовной ответственности за добровольные сексуальные контакты между взрослыми мужчинами в сентябре 1969 фактически сделало возможным официальную ЛГБТ-деятельность. В результате во многих городах стали возникать новые «гомофильные» организации, ориентирующиеся в своей деятельности на организации 1950-х годов. Среди вновь возникших организаций можно выделить «Международную гомофильную организацию» (нем. Internationale Homophile Weltorganisation) и «Союз по интересам гомофилов Германии» (нем. Interessengemeinschaft Homophiler Deutschlands).[97]

Уже через месяц после либерализации § 175, в октябре 1969 года в Берлине вышел в свет первый номер журнала «Du & Ich», ориентированного на читателей-геев.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4079 дней] Немного позднее начал издаваться и журнал «him».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4079 дней]

Итогом декриминализации однополых отношений стал и резкий рост гомосексуальной субкультуры, проявившийся в возникновении огромного числа баров, кафе, дискотек, клубов и саун для гомосексуалов.[98]

Смена поколений и новый этап открытой борьбы в 1970-х

Начало 1970-х годов ознаменовалось сменой поколений и изменением парадигмы в гомосексуальном движении Западной Германии. Закрытые тайные общества консервативного или либерального толка постепенно уступили место молодёжным и студенческим левоориентированным организациям. Если целью ранних гомосексуальных организаций было прекращение дискриминации гомосексуалов, то целью нового молодёжного движения стали социальные изменения в обществе и ликвидация полоролевой фиксации.[99] Формирование нового молодёжного движения сопровождалось формированием новой идентичности — новые группы отказывались от использования слов «гомофил» и стали активно использовать бывшее в то время бранным[100] слово schwul для самообозначения.[99][101]

Идеи гей-эмансипации получают развитие в начале 1970-х годов среди молодёжи крупных городов, в первую очередь среди студентов и молодых специалистов с высшим образованием. В это время возникают много организаций гомосексуалов (например, организация Homosexuelle Aktion Westberlin), которые пытаются описать теоретические концепции эмансипации гомосексуалов.[102] Большинство этих организаций тяготели к левым движениям в своих политических взглядах.[102]

Первоначально новые гомосексуальные группы объединяли в себя как геев, так и лесбиянок, однако очень скоро, особенно с оформлением западногерманского феминистического движения, произошло расщепление гомосексуального движения по половому признаку и зарождение лесбийского движения, близкого по духу идеям феминизма.[103][104] Такое расщепление просуществовало вплоть до 1990-х годов.[104]

В июне 1971 года в Западной Германии благодаря широкому освещению в гомосексуальной прессе стало известно о произошедших в 1969 году в США Стоунволлских бунтах.[103] В 1973 году в ФРГ произошла либерализация законодательства о порнографии, результатом чего стало появление эротических и порнографических гомосексуальных журналов.[97]

«Не гомосексуал извращён, а ситуация, в которой он живёт»

4 июля 1971 года на XXI Берлинском кинофестивале в рамках форума молодых режиссёров состоялась премьера фильма Розы фон Праунхайма «Не гомосексуал извращён, а ситуация, в которой он живёт».[103][100] Показ фильма в кинотеатрах вызывал горячие дискуссии, в которых часто принимали участие и сами авторы фильма.[97][103] В результате таких дискуссий было образовано несколько инициативных групп в различных городах страны.[97][100] Среди них — организации Homosexuelle Aktion Westberlin (HAW) в Берлине, Rote Zelle Schwul во Франкфурте, Homosexuelle Aktionsgruppe Saarbrücken в Сааре, «Фронт освобождения геев» в Кёльне, Homosexuelle Aktionsgruppe в Мюнхене.[103]

Показ фильма по западногерманскому телевидению 31 января 1972 года на региональном канале WDR в Кёльне вызвал настолько большой скандал и резонанс в немецком обществе, что запланированная общенемецкая трансляция на Первом центральном канале ARD была отменена с целью защиты самих гомосексуалов. После показа фильма по телевидению телефоны телекомпании были оборваны сотнями звонков, более 95 % из которых были негативными.[105][106]

Повторный показ фильма спровоцировал создание женского феминистского блока HAW, целью которого была детабиузация лесбиянства и преодоление изоляции и одиночества лесбиянок в обществе.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4079 дней]

И всё же позже через год 15 января 1973 года фильм был показан на Первом центральном канале в позднем вечернем эфире в 22:45 часов.[107] При этом Бавария перекрыла показ этого фильма на своей территории.[107][108]

Толчок, который сделал фильм, уже не возможно было остановить. Немецкий кинокритик Дитрих Кульбродт (нем. Dietrich Kuhlbrodt) сравнивает значение показа этого фильма по немецкому телевидению со Стоунволлскими бунтами в США.[109]

Первые демонстрации и митинги гомосексуалов

В мае 1972 года в Мюнстере состоялась первая общегерманская демонстрация гомосексуалов, на которую съехались представители всех гомосексуальных организаций страны.[103] В этом же году в Западном Берлине во время первомайского марша около двух сот открытых гомосексуалов организовали собственную колонну, призывая других гомосексуалов Западной Германии заявить о себе.[102]

В мае 1972 года члены HAW организуют первые «Встречи на Троицу», ставший впоследствии ежегодным. На этих встречах обсуждалась дальнейшая стратегия развития гомосексуального движения в ФРГ. В рамках встреч делегация из Западного Берлина посетила также и Восточный Берлин, где встретилась с восточногерманскими гомосексуалами для обмена опытом.[103]

Тунтенштрайт

В 1973 году во время очередных «Встреч на Троицу» в Западном Берлине, ежегодно организуемых HAW, была проведена демонстрация, в которой приняли участия мужчины, переодетые в женские платья. Подобное шоу было негативно воспринято многими группами гомосексуалов, что привело к серьёзным конфликтам внутри ЛГБТ-движения.[96] Данный кризис среди историков получил название «Тунтенштрайт» (нем. Tuntenstreit, от нем. Tunte — «женственный, манерный гомосексуал с вызывающим поведением» и нем. Streit — «спор»). Итогом конфликта стал раскол HAW на два крыла: инклюзионистов (выступавших за изменение общества путём интеграции) и радикалов (выступавших за изменение общества путём преодоления патриархата).[96]

Инклюзионисты, в основном представители марксистской идеологии, объясняли причину общественного негативизма по отношению к гомосексуалам пережитками докапиталистической системы, недостойным современного общества. По их мнению, социальная интеграция гомосексуалов в общество была возможна в любой момент, поэтому наиважнейшей задачей на данный момент являлось развитие внутри рабочего движения активной солидарности к сексуальным меньшинствам, а также укрепление у гомосексуалов самосознания о их положении в качестве эсплутируемой рабочей силы.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4073 дня]

В отличие от них, радикальная фракция отказывалась от политики меньшинств, которая означала бы признание гетеросексуальности господствующим большинством. Такая позиция, по их мнению, способствует гетеронормативному распределению половых ролей в обществе, гетеросексизму и латентной гомосексуальности среди мужчин. С этих позиций радикалы требовали развития автономного ЛГБТ-движения, которое не шло бы на поводу у гетеросексуального общества, а отстаивало бы свои собственные позиции.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4073 дня]

Рост числа ЛГБТ-орзанизаций

В 1974 году в Западном Берлине возникает организация AHA-Berlin.[110] Всего к 1974 году в ФРГ насчитывается около 45 гомосексуальных организаций.[110] К маю 1975 года выходит около 35 локальных и надрегиональных изданий для гомосексуалов.[110] В 1975 году организация AHA-Berlin проводит первую акцию «Розовый треугольник», напоминая о преследовании гомосексуалов нацистским режимом.[110]

В 1974 году сексологи Мартин Даннекер (нем.) и Раймут Райхе (нем.) издают результаты своих эмпирических исследований — труд «Гомосексуал обыкновенный» (нем. Der gewöhnliche Homosexuelle), в котором пытаются описать социально-психологическую ситуацию гомосексуалов.[110]

В 1975 году в Западном Берлине основывается издательство Verlag rosa Winkel (нем.), ориентированное на издание публицистики и беллетристики на гомосексуальную тематику. Позднее возникают и другие подобные издательства — Albino, Bruno Gmünder, Förster, MännerschwarmScript и другие.[111] Мюнхенский «Союз за сексуальное равноправие» (нем. Verein für sexuelle Gleichberechtigung) в 1975 году добивается возложения памятных венков гомосексуальным жертвам нацизма в концентрационном лагере Дахау.[111]

С 1976 года в стране повсеместно начинают появляться всевозможные гей-проекты, гей-центры и гей-кафе. Всего к этому времени насчитывается около 60 различных групп.[111] В 1976 году в Дюссельдорфе впервые в ФРГ в одной из вечерних школ проводятся курсы, затрагивающие вопросы гомосексуальности.[111] В июне 1977 года создаётся экуменистическая группа «Гомосексуалы и церковь» (нем. Homosexuelle und Kirche, HuK).[111] По причине политических противоречий в 1977 году HAW прекращает активную политическую деятельность и сосредотачивает свою работу лишь на управлении гей-центром SchwuZ в Западном Берлине.[112] В апреле 1978 года в Гамбурге возникает консультационный центр для гомосексуалов Rosa Hilfe, позднее подобные центры возникают и в других городах.[112]

В июне 1979 года в Бремене, Западном Берлине и Штутгарте состоялись первые в истории Германии прайд-парады.[112] Мероприятия получили название Christopher Street Day (CSD) в честь Стоунволлских восстаний на Кристофер-стрит в США. В этом же году во Франкфурте-на-Майне прошли первые ЛГБТ-встречи Homolulu, представляющие собой смесь политики и развлекательного мероприятия.[112][113]

В 1981 году психолог из Гамбурга Томас Гроссман (нем. Thomas Grossmann) опубликовал свою книгу «Гей — и что?» (нем. Schwul — na und?) — первый сборник советов по каминг-ауту для геев. В этом же году вышел и подобный сборник для лесбиянок — «Книга лесбийской сексуальности» (нем. Sapphistrie: Das Buch der lesbischen Sexualität) — перевод американского автора Патрика Калифиа (англ. Patrick Califia). В 1989 году внимание общественности привлекла книга Беа Трампенау (нем. Bea Trampenau) «Нет места для девочки-лесбиянки».

До начала 1980-х годов в нескольких городах (в частности, в Ингольштадте, Ульме и Ахене) городскими властями было отказано ЛГБТ-организациям в размещении инфо-стендов по причине их «угрозы» для населения. В 1975 году Высший административынй суд в Мюнстере постановил, что статья 5 Конституции ФРГ не распространяется на ЛГБТ-организации и оставил в силе запрет Ахенской городской администрации.[114]

Деполитизация ЛГБТ-движения и борьба со СПИДом в 1980-х

К началу 1980-х годов в ФРГ произошла очередная смена поколений ЛГБТ-активистов. Идеология нового поколения отошла от политизации, свойственной движению 1970-х годов.[115] В 1980-е годы получила развитие наметившаяся ещё с 1978 года тенденция к созданию профессиональных ЛГБТ-групп внутри крупных организаций. Так, отдельные ЛГБТ-группы возникли в среде медиков, юристов и учителей, в профсоюзах работников транспорта, воспитателей, государственных служащих.[116] ЛГБТ-группы появились и внутри политических партий.[116] Так, возникли группа «Геи и лесбиянки в Социал-демократической партии Германии» (официально признана лишь в 1983 году); рабочая группа «Гомосексуальность» в Свободной демократической партии (основана в 1978 году, официально признана в 1981 году); рабочая ЛГБТ-группа внутри Партии зелёных и многие другие.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4053 дня] К декабрю 1980 года в ФРГ насчитывалось 148 ЛГБТ-групп, из них 18 — в Западном Берлине.[116] К 1981 году в стране выходило 38 газет и журналов на ЛГБТ-тематику.[115]

На развитие западногерманского ЛГБТ-движения в 1980-е годы большое значение оказала потрясшая весь мир эпидемия СПИДа.[117] Проблема ВИЧ/СПИДа стала центральной темой всего ЛГБТ-движения в эти годы, сдвинув все остальные задачи на задний план. Кроме того, в первые годы от болезни, о которой тогда почти ничего не было известно, умерло большое число ЛГБТ-активистов.[113] В 1983—1985 годы проблема СПИДа всё чаще затрагивалась в общественных дискуссиях, усиливая предрассудки по отношению к гомосексуалам.[118] Открытое обсуждение СПИДа и его профилактики вызвало небывалое прежде широкое обсуждение гомосексуального поведения.[119] Возникающее с 1984 года частное телевидение активно спекулировалo на скандальных темах.[113] На фоне повышенного общественного интереса к гомосексуальности снова поднялся вопрос о дискриминации гомосексуалов и насилии против них. По всей стране стали создаваться «горячие линии» для гомосексуалов.[120]

Среди политиков появились две точки зрения по проблеме ВИЧ/СПИДа. С одной стороны, баварский министр внутренних дел Петер Гаувайлер (нем.) предлагал бороться с «гомосексуальной субкультурой» и изолировать больных СПИДом в специальных лагерях.[118] С другой, министр здравоохранения Рита Зюсмут (нем.) настаивала на улучшении образовательных проектов и профилактике.[118] Впоследствии вторая точка зрения получила государственную поддержку и финансирование.[121] В стране стали возникать консультационные центры по проблемам ВИЧ/СПИДа, которые были организованы, прежде всего, гомосексуальными мужчинами.[122] С 1986 года локальные центры объединяются под крышей федеральной организации Deutsche AIDS-Hilfe (нем.).[117] В результате успешной государственной политики уже к концу 1980-х годов тема ВИЧ/СПИДа перестаёт обсуждаться в широкой общественности и уходит с повестки дня ЛГБТ-организаций.[121]

Правящая партия СвДПГ при поддержке СДПГ в 1982 году снова подняла вопрос о полной отмене § 175, однако после того как социал-демократы были вытеснены из коалиции партией ХДС, этот вопрос снова исчез с повестки дня.[115] В 1983 году разгорелся скандал, связанный с увольнением министром обороны Вёрнером (нем. Wörner) генерала Кисслинга (нем. Kießling) в связи с обнародованием его гомосексуальности.[123]

С 1984 года западногерманское ЛГБТ-движение во многом ориентируется на США и Нидерланды, по примеру которых в стране возникли многочисленные досуговые ЛГБТ-группы: спортивные клубы, гей-хоры, туристические группы и т. д.[123] В 1984 году в Западном Берлине группой геев и лесбиянок была организована выставка о жизни немецких гомосексуалов, переросшая впоследствии в Берлинский Музей гомосексуальности.[123] В 1986 году в качестве материнской организации для локальных ЛГБТ-групп создаётся «Федеральный гомосексуальный союз» (нем. Bundesverband Homosexualität, BVH).[124] В стране продолжают развиваться локальные ЛГБТ-проекты, число которых к 1986 году увеличивается уже до 416.[125]

Несмотря на многие успехи, которых добились ЛГБТ-активисты в эти годы, особенно в области профилактики ВИЧ, немецкое ЛГБТ-движение впало в конце 1980-х годов в состояние застоя, которое в эти годы испытывали большинство социальных движений страны. Многие ЛГБТ-активисты отошли от активной деятельности, разочаровавшись в ней. Причин для этого может быть несколько:

  • Политическая активность среди геев постепенно стала считаться «несексуальной», в гей-сленге того времени даже появился оскорбительный термин «политсестра» (нем. Politschwester) для обозначения геев-активистов.
  • По причине постепенно растущего признания гомосексуальности обществом многие ЛГБТ-активисты видели задачу ЛГБТ-движения законченной.
  • Многие бывшие идейные журналы ЛГБТ-движения постепенно коммерцизировались и превращались в глянцевые журналы, отмежёвываясь от ЛГБТ-движения.
  • ЛГБТ-движение стало более «профессиональным» и через многоуровневую систему ЛГБТ-организаций практически исключило возможность участия рядовых людей.

Вопрос о реабилитации гомосексуальных жертв нацизма

Правительство ФРГ долгое время не признавало гомосексуальных мужчин жертвами репрессий Третьего рейха. Так, изданный в октябре 1957 года и вступивший в январе 1958 года закон о возмещении ущерба лицам, осуждённым во времена национал-социализма (нем. Bundesentschädigungsgesetz), не рассматривал осуждённых по § 175 и § 175a в качестве жертв нацизма.[126][87] Первое официальное признание правительством ФРГ гомосексуалов жертвами репрессий произошло в мае 1985 года, когда на территории бывшего концентрационного лагеря Нойенгамме был открыт мемориал гомосексуальным заключённым лагеря.[94] Тогда президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер стал первым в истории страны официальным правительственным лицом, признавшим гомосексуалов жертвами нацизма в своём открытом обращении.[94]

Развитие в Восточной Германии

Невидимое существование несмотря на либерализацию законодательства

Гомосексуальность в социалистической ГДР считалась «пережитком капитализма»[127][128]. С целью борьбы с «популяризацией гомосексуализма» правительство пыталось не допускать существования клубов, баров, журналов и газет для гомосексуалов[129]. Таким образом, гомосексуальное движение в ГДР долгое время оставалось невидимым. Существующие в таких крупных городах как Восточный Берлин, Дрезден, Лейпциг и Магдебург гей-бары постоянно находились под угрозой закрытия, выпуск и продажа гомосексуальных журналов были запрещены, а в создании гомосексуальных организаций отказывалось[79][128].

В марте 1950 года Верховный суд ГДР принял решение, согласно которому по параграфу 175 преследовались лишь гомосексуальные контакты с проникновением[72]. Фактически это означало возврат к практике, имевшей место в Веймарской республике. При этом § 175a (совращение с использованием угроз или зависимого положения, совращение лиц младше 21 года и проституция) остались без изменения в нацистской версии[130][81]. Следствием такой политики стало то, что с момента образования ГДР значительно сократилось число мужчин, осуждённых по «гомосексуальным параграфам»[72].

С возведением Берлинской стены (1961) и закрытием границ усиливается изоляция восточногерманских гомосексуалов — они теряют доступ к западногерманским барам и клубам, журналам и газетам для гомосексуалов[131]. За неимением своих разрешённых организаций, баров и клубов восточногерманские гомосексуалы вынуждены собираться на квартирах и в общественных местах. В крупных городах всё же нелегально возникают кафе и бары для гомосексуалов, которые закрываются правительством, а затем возникают в другом месте и существуют до следующего обнаружения и закрытия[90].

В 1963 году в ГДР издаётся первая научная монография, посвящённая гомосексуальности — «Гомосексуальность у мужчины» (нем. Die Homosexualität beim Mann) чешского сексолога Курта Фройнда[92]. В своей монографии Фройнд пытается опровергнуть идеи Магнуса Хиршфельда о врождённости гомосексуальности, предлагает лечить гомосексуальность у мужчин психотерапевтическими методами и выступает против криминализации гомосексуальных контактов[92]. Книга получает положительные отзывы восточногерманского научного сообщества[92].

Предложенный в 1968 году министром юстиции ГДР Хильдой Беньямин (нем.) проект нового Уголовного кодекса ГДР вызвал обширные дискуссии в правительстве. Среди прочего проект предусматривал безоговорочную отмену наказания за добровольные гомосексуальные контакты[92]. При всём этом правительственные дискуссии относительно антигомосексуального законодательства не попадают в прессу[93]. Утверждённый Народной палатой новый уголовный кодекс ГДР, в котором однополые сексуальные контакты между мужчинами старше 18 лет более не криминализируются, вступает в действие 1 июля 1968 года[130][93]. Таким образом, § 151 нового Уголовного кодекса ГДР устанавливал возраст сексуального согласия для однополых контактов (причём как между двумя мужчинами, так и между двумя женщинами) на отметке в 18 лет, в то время как возраст согласия для разнополых контактов составлял 16 лет[93].

Однако несмотря на декриминализацию гомосексуальных отношений между взрослыми правительство продолжает осуществлять полный запрет на создание и деятельность гомосексуальных организаций, газет и журналов[93][130]. Несмотря на отмену антигомосексуального законодательства в ГДР вплоть до 1970-х годов гомосексуалы страны не выходили на политическую арену, а гомосексуальность оставалась табуизированной в обществе[130].

В научных кругах в ГДР также продолжал господствовать патологизирующий взгляд на гомосексуальность[93]. Восточноберлинский эндокринолог Гюнтер Дёрнер (нем.) в 1969 году выдвинул гипотезу о гормональных причинах развития гомосексуальности у плода во время беременности[93].

Развитие субкультуры и ЛГБТ-движения

Оживление под влиянием западногерманских активистов

В мае 1972 года члены западноберлинской организации Homosexuelle Aktion Westberlin в рамках проводимых ими ежегодных «Встреч на Троицу» посетили Восточный Берлин, где встретились с восточногерманскими гомосексуалами для обмена опытом[103]. В ябваре 1973 года под влиянием фильма Розы фон Праунхайма «Не гомосексуал извращён, а ситуация, в которой он живёт» (ФРГ, 1971) в Восточном Берлине создается группа «Берлинское гомосексуальное общество по интересам» (нем. Homosexuelle Interessengemeinschaft Berlin), которое являлось единственной гомосексуальной группой в ГДР в 1970-х годах[96].

В 1973 году в Берлине состоялся Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. В это время члены «Берлинского гомосексуального общества по интересам» провели свою первую публичную акцию, во время которой они раздавали листовки. Также восточногерманские активисты попытылись организовать дискуссии с британскими гостями, однако Министерство государственной безопасности ГДР и организатоты фестиваля сорвали назначенные меропроятия[96].

В мае 1975 года «Берлинское гомосексуальное общество по интересам» по примеру коллег из ФРГ организовало свои «Встречи на Троицу», на которые были приглашены гей-активисты из других городов ГДР с целью создания гомосексуальных групп в регионах[110]. В 1976 году общество неоднократно предпринимало попытки государственной регистрации контактного центра для гомосексуалов, однако все заявления отклонялись правительством по различным причинам[111]. В сентябре 1979 года общество прекращает свою деятельность по причине многочисленных неудач[112].

Возникновение гомосексуальных групп под крышей церкви

С конца 1970-х годов под крышей Евангелической церкви в различных местах возникают гражданские группы, проявляющие оппозиционные настроения по отношению к государственной политике.[132] В 1981 году Евангельская академия (нем.) провела общественный форум по теме гомосексуальности, в котором принимают участие деятели церкви, учёные и гомосексуалы. Форум стал первым общественным мероприятием в ГДР по данной теме.[115] В 1982 году также под крышей евангелической студенческой группы в Лейпциге создаётся группа «Рабочий круг по гомосексуальности» (нем. Arbeitskreis Homosexualität), которая становится примером для других ЛГБТ-групп, созданных под крышей Евангелической церкви.[115] С 1983 года лейпцигская группа презентирует себя на ежегодных «Днях церкви» (нем.).[123] Однако, не все земельные церкви поддерживают подобные инициативы; например, Евангелическая Церковь Тюрингии занимает непоколебимую противодействующую позицию.[115] Кроме того, ЛГБТ-группы подвергаются постоянному контролю со стороны министерства госбезопасности.[115] С 1983 года члены созданных ЛГБТ-групп стали возлагать у стен Бухенвальда венки в память о гомосексуальных жертвах нацизма, что вызывало протесты со стороны правительства.[123] В 1984—1989 годы подобные ЛГБТ-группы под крышей церкви стали возникать в Халле, Магдебурге, Карл-Маркс-Штадте, Ростоке, Веймаре, Эрфурте, Восточном Берлине, Ашерслебенe, Хальберштадтe и других городах ГДР. К 1989 году насчитывалось 17 подобных групп.[123] Стоит отметить, что в отличие от западногерманского ЛГБТ-движения восточногерманские геи и лесбиянки работали сообща, лишь восточноберлинские феминистки-лесбиянки создали свою отдельную группу.[123] С 1984 года «церковные» ЛГБТ-группы проводят координационные встречи.[133]

«Берлинское гомосексуальное общество по интерессам» отгородилось от «церковных геев». В Дрездене, Веймаре, Магдебурге и Лейпциге были также организованы ЛГБТ-группы, не имеющие отношения к церкви. Во второй половине 1980-х годов между двумя лагерями («церковными геями» и «партийными геями») возникает напряжение, связанное в различии целей и стратегий.[124]

Полная отмена «гомосексуального параграфа»

В декабре 1988 года § 151 УК ГДР был полностью отменён, и было предписано в отношении гомосексуальных контактов использовать те же правовые нормы, что и для гетеросексуальных.[134][125][135] Возраст сексуального согласия для гомосексуальных и для гетеросексуальных контактов был уравнен и составил 14 лет.[121] Сексуальные контакты с подростками 14-16 лет (одно- и разнополые) оставались преступными лишь в случаях использования отсутствия «половой зрелости» подростка, в соответствии с § 149 УК ГДР. Таким образом, однополые контакты более не упоминались в Уголовном кодексе страны.[125]

Несмотря на либерализацию законодательства, государство, как и в соседней ФРГ, так и не признавало осуждённых в Третьем рейхе по § 175 жертвами репрессий.[130] Кроме того, гомосексуальное сообщество, по-прежнему, ограничивалось в свободе собраний и свободе выражения мнения. В связи с этим вплоть до начала 1990-х годов в ГДР практически не существовало ЛГБТ-организаций или профильных печатных изданий.[136]

Общественные дискуссии о гомосексуальности

В 1985 году восточногерманскими сексологами была организована конференция «Психосоциальные аспекты гомосексуальности», проходящая в Лейпциге. Последующие конференции проводились также и в 1988 и 1990 годы.[124] С 1985 года о гомосексуальности начинает открыто говорить печатная пресса, радио и телевидение.[124] В этом же 1985 году учёными из восточноберлинского Университета имени Гумбольдта была создана рабочая группа, призванная разработать рекомендации по общению с гомосексуалами.[124] В отличае от ФРГ в ГДР проблема СПИДа замалчивается, впервые тема поднимается в 1987 году на координационной встрече «церковных» ЛГБТ-групп.[125]

В июле 1987 года в издательстве «Народ и здравоохранение» (нем. Verlag Volk und Gesundheit) выходит книга восточноберлинского психолога Райнера Вернера (нем. Rainer Werner) «Гомосексуальность — вызов науке и толерантности» (нем. Homosexualität — Herausforderung an Wissen und Toleranz), первое издание которой составило 50 тысяч экземпляров и было распродано за три недели.[137] В своём интервью цюрихской газете Tages-Anzeiger (нем.) Вернер отметил, что промискуитет среди гомосексуалов является «следствием более чем тысячелетней игры в прятки» и требовал равных прав гомосексуальных и гетеросексуальных пар при сдаче им в наём жилья.[137] Вернер призывал отказаться от западного пути геттоизации гомосексуалов и пойти по пути интеграции гомосексуалов в общество.[138][125]

Впервые в истории восточногерманского телевидения тема гомосексуальности была затронута осенью 1987 года в тележурнале о здоровье Visite. Основной идеей программы было высказывание о том, что гомосексуальные мужчины и женщины ничем не отличаются от гетеросексуальных кроме их влечением к своему полу.[138] Телепередача также задавалась вопросом о развитии гомосексуальности и призывала родителей поддержать своего сына-гея или дочь-лесбиянку в случае их каминг-аута.[139] В день падения Берлинской стены 9 ноября 1989 года состоялась премьера первого восточногерманского фильма на гомосексуальную тематику «Каминг-аут».[140]

В последний год существования ГДР в феврале 1990 года в стране был создан «Союз геев ГДР» (нем. Schwulenverband in der DDR), который позднее после объединения Германии будет переименован в «Союз геев Германии» (нем. Schwulenverband in Deutschland).[141] В этом же году организовывается группа Aids-Hilfe DDR, занимающаяся вопросами профилактики ВИЧ/СПИДа, а также начинает выходить первый легальный журнал для ЛГБТ — Courage, который позднее получает новое название «Другой мир» (нем. Die andere Welt).[141] В результате вхождения ГДР в состав ФРГ повышается общая политическая активность населения, в результате чего на территории Восточной Германии в 1990 году возникает более 40 различных ЛГБТ-организаций, в том числе и за пределами больших городов.[142]

Современный этап ЛГБТ-активизма в объединённой Германии

Окончательная отмена § 175

С вступлением ГДР в состав ФРГ в ноябре 1990 года на территории «новых земель» вступает в силу Уголовный кодекс ФРГ, а вместе с ним и § 175.[142]

С 1991 года новые земли стали разрабатывать свои земельные конституции. Некоторые из них, например, Берлин (статья 10), Бранденбург (статья 12), Тюрингия (статья 2) включили понятие «сексуальная идентичность» в число характеристик личности, не допускающих дискриминации.[136]

Ещё в 1980 году Свободная демократическая партия предлагала полную отмену § 175, встретив отпор со стороны блока христианских демократов.[143] Полную отмену закона поддерживали также Партия зелёных и Германская коммунистическая партия.[130] К тому времени § 175 предусматривал лишь наказание за однополые сексуальные контакты с лицами, не достигшими 18 лет.[144][94]

В мае 1994 года Бундестаг под правлением коалиции христианских и свободных демократов при поддержке Социал-демократической партии, Партии демократического социализма и Партии зелёных окончательно отменяет § 175 на территории объединённой Германии.[145] Соответствующий закон вступил в силу 11 июня 1994 года.[146][147] При этом также был уравнен возраст сексуального согласия для гомо- и гетеросексуальных отношений на отметке 14 или 16 лет. (Повышенная планка в 16 лет применяется в том случае, если совершеннолетний партнёр выполняет для несовершеннолетнего воспитательную, образовательную или опекающую функцию).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3964 дня]

Объединение восточного и западного ЛГБТ-движений

После объединения ГДР и ФРГ происходит постепенное слияние двух независимых ЛГБТ-движений — восточного и западного. Практически только что созданный «Союз геев ГДР» переименовывается в «Союз геев Германии» (SVD) и набирает силу, переманивая множество членов западногерманского «Федерального гомосексуального союза» (BVH). В это же время начинается объединение лесбийских и геевских субкультур и формируется единое ЛГБТ-сообщество, для обозначение которого в немецком языке начинает использоваться английское слово CommunityК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3964 дня].

С конца 1980-х годов среди ЛГБТ-активистив поднимается вопрос о дискриминации гомосексуалов в связи с недоступностью для них института брака. Стоит отменить, что в 1970—1980-е годы в ЛГБТ-сообществе были и противоположные настроения, называющие брак «патриархальным инструментом власти»[148]. В 1992 году гей-активисты из «Союза геев Германии» впервые заговорили о возможности «гей-браков» по датскому аналогу[148]. В августе 1992 года активисты «Союза геев Германии» провели акцию Aktion Standesamt, во время которой более 250 однополых пар направились в ЗАГСы для подачи заявления на заключение брака[148].

Позиция по вопросу однополых союзов во многом объясняло существование двух крупных ЛГБТ-организаций. Так, представители BVH предлагали концепцию «нотариально заверенных партнёрств», которые не ограничивались количеством и полом партнёров. В отличие от них, члены SVD придерживались концепции парных однополых браковК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3964 дня]. Представители BVH обвиняли SVD в предательстве эмансипационных принципов ЛГБТ-движения и в желании копирования гетеросексуальных браков. Члены SVD, напротив, считали, что в задачу гомосексуалов, как социального меньшинства, не входит изменение общественных устоев. Их целью была политика равноправия и устранения дискриминации геев и лесбиянок.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3964 дня] В течение 1990-х годов позиция BVH постепенно теряет популярность. Вследствие этого в 1997 году организация BVH распускается и SVD остаётся единственной надрегиональной ЛГБТ-организацией Германии[149].

В 1991 году из-за отсутствия финансирования прекращает свою деятельность организация Aids-Hilfe DDR, поэтому Aids-Hilfe Deutschland организовывает филиал для восточных земель.[142] В первой половине 1990-х годов создаётся несколько благотворительных фондов для поддержки людей, живущих с ВИЧ, например фонд Positiv leben и другие[148]. Однако центральной темой германского ЛГБТ-движения первой половины 1990-х годов становится насилие в отношении ЛГБТ[148]. Кроме того, в обществе вновь затрагиваются вопросы преследования гомосексуалов во времена Третьего рейха. На эту тему публикуются научные работы, издаются биографии гомосексуальных жертв нацизма[148].

В 1992 году орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия» получает трансгендер Шарлотта фон Мальсдорф (Лотар Берфельде) на поприще борьбы за права ЛГБТ. В 1994 году такого же ордена удостаивается Манфред Брунс, а в 1996 — Эдуард Штапель (нем.).[148]

Возникновение большого числа узкопрофильных организаций

В 1990-е годы появляется также большое количество узкоспециализированных ЛГБТ-организаций. Образуются различные группы, которые характеризуются своей узкой направленностью по интерессам: спортивные группы, молодёжные группы, группы для помощи мигрантам и другие.

В 1990 году была образована молодёжная ЛГБТ-организация Jugendnetzwerk Lambda, деятельность которой направлено на работу с гомосексуальными подростками. С 1991 года в Гамбурге действует организация Völklinger Kreis — профсоюз гомосексуальных предпринимателей и промышленников против гомофобии и дискриминации ЛГБТ. В 1999 году в Берлине организована аналогичная лесбийская организация Wirtschaftsweiber.

В 1992 году образовывается первая крупная организация бисексуального движения BiNe – Bisexuelles Netzwerk. Целью организации является проведение просветительской работы по вопросам бисексуальности, поддержка групп взаимопомощи, сотрудничество с международными бисексуальными организациями. В 1990-е годы в нескольких городах Германии (Хайдельберг, Берлин, Гамбург, Кёльн) возникли также филиалы международной организации «Сёстры бесконечной снисходительности».

В 1994 году возникла Ассоциация гомосексуальных сотрудников полиции — объединение геев и лесбиянок в полиции Германии. В апреле 1997 года в Берлине был организован Союз гомосексуальных журналистов (нем. Bund Lesbischer und Schwuler JournalistInnen), который кроме правозащитной деятельности ежегодно также вручает премии журналистам за выдающуюся работу в освещении ЛГБТ-событий. В 1998 году воссоздаётся Научно-гуманитарный комитет, который не считает себя ЛГБТ-организацией, но левонаправленным сексуальноэмансипированным обществом.

В 1997 году внутри Христианско-демократического союза образуется рабочая группа «Христианские демократы-геи», которая уже в 1998 году преобразовывается в организацию «Геи и лесбиянки в Союзе».[150]

В 1999 году «Союз геев Германии» открывает свои двери для лесбиянок и переименовывается в «Союз геев и лесбиянок Германии».[151] Это делается для того, чтобы дать возможность немецким лесбиянкам альтернативу к крупнейшей лесбийской организации Lesbenring, которая из феминистических позиций не принимала однополые браки.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3964 дня]

Начало 1990-х годов ознаменовалось резким увеличением размаха проведения гей-прайдов в Германии. Например, в Берлине число участников CSD сегодня доходит до 500 тысяч ежегодно. Прайды проводятся практически во всех крупных городах страны.

С 2011 года в Берлине действует первая и пока единственная русскоязычная ЛГБТ-группа Quarteera, работа которой направлена на русскоязычных мигрантов в Германии.[152][153][154]

Легализация однополых союзов

С 1 августа 2001 года в Германии вводится институт однополых гражданских партнёрств, которые имеют значительно меньше прав, чем браки. В LSVD введение партнёрств хотя и посчитали важным шагом, однако назвали новый закон «первым особым законом для гомосексуалов со времён отмены 175 параграфа». В последующие годы LSVD принимал активное участие в расширении прав гражданских партнёров и в сближении таких партнёрств с обычными браками в правовом статусе. В 2004 году был принят закон о переработке закона о гражданских партнёрствах. Однако и сегодня партнёрства ещё не полностью соответствуют бракам в правовом смысле.

Реабилитация жертв нацизма

В 1994 году во Франкфурте-на-Майне был открыт мемориал Франкфуртский ангел, посвящённый гомосексуальным жертвам нацизма.[145] Лишь в 1998 году немецкий Бундестаг признал противоречащими правам человека и отменил приговоры, вынесенные нацистским режимом гомосексуальным мужчинам по § 175.[150] В январе 1999 года на территории бывшего конценрационного лагеря Заксенхаузен прошла памятная церемония в честь гомосексуальных узников концлагерей, которая стала первой акцией в честь гомосексуальных жертв нацизма на территории концентрациооного лагеря.[150]

Вплоть до 2002 года немецкое правительство (при поддержке ХДС/ХСС и СвДП) отказывало в этом. Благодаря инициативе LSVD в 2008 году в Берлине был открыт мемориал гомосексуалам — жертвам нацизма. Стоит отметить, что к данному моменту в Германии уже существовало несколько памятников, посвящённых гомосексуальным жертвам нацизма — открытый в 1994 году Франкфуртский ангел во Франкфурте-на-Майне и открытый в 1995 году Мемориал геев и лесбиянок — жертв нацизма в Кёльне. Кроме того, во многих местах в Германии установлены мемориальные доски.

Краткая хронология важнейших событий

  • 1869: Первое использование терминов «гомосексуальный» и «гетеросексуальный».
  • 1871: Распространение уголовного преследования сексуальных контактов между мужчинами на всю Германскую империю.
  • 1891: Альберт Молль опубликовывает первую монографию на немецком языке, целиком посвящённую гомосексуальности.
  • 1896: Выход первого номера журнала «Der Eigene» — первого в мире журнала для гомосексуальных мужчин.
  • 1897: Создание Научно-гуманитарного комитета — первой в мире организации, отстаивающей права гомосексуалов.
  • 1919: Веймарская конституция гарантирует гомосексуалам свободу слова и собраний.
  • 1919: Создание Института сексуальных наук, одной из задачей которого стало изучение гомосексуальности.
  • 1919: Общественный показ первого фильма об однополой любви «Не такой как все».
  • 1933: Приход к власти нацистов, запрет и закрытие всех ЛГБТ-организаций и журналов.
  • 1935: Зчачительное ужесточение § 175 («противоестественный блуд между мужчинами»).
  • 1936: Создание Имперского центрального бюро по борьбе с гомосексуализмом и абортами.
  • 1937: Начало депортаций гомосексуальных мужчин в концентрационные лагеря.
  • 1945: Окончание Второй мировой войны и освобождение узников лагерей.
  • 1950: Верховный суд ГДР вернул текст § 175 к донацистской формулировке 1871 года.
  • 1957: Конституционный суд ФРГ признаёт конституционность нацистской редакции § 175 и оставляет её в силе на территории ФРГ.
  • 1968: Либерализация в ГДР: новый уголовный кодекс не предусматривает наказаний за добровольные контакты между мужчинами старше 18 лет.
  • 1969: Либерализация § 175 в ФРГ: отмена наказаний за добровольные контакты между мужчинами старше 21 года.
  • 1971: Выход фильма «Не гомосексуал извращён, а ситуация, в которой он живёт» спровоцировал рост активности ЛГБТ.
  • 1972: Первая открытая демонстрация гомосексуалов на Первомайском митинге в Западном Берлине.
  • 1973: Либерализация § 175 в ФРГ: отмена наказаний за добровольные контакты между мужчинами старше 18 лет.
  • 1979: Первые гей-прайды на германской территории состоялись в Западном Берлине и Бремене.
  • 1989: Либерализация в ГДР: отмена наказаний за добровольные контакты между мужчинами старше 14 лет (уравнено с разнополыми контактами).
  • 1994: Окончательная отмена § 175 в объединённой Германии, возраст сексуального согласия уравнен для однополых и разнополых контактов.
  • 2001: Введение гражданских партнёрств — официального института регистрации однополых союзов в стране.

См. также

Напишите отзыв о статье "История ЛГБТ-движения в Германии"

Литература

  • Jens Dobler & Harald Rimmele. Schwulenbewegung // [books.google.de/books?id=HR9-bBaFwvQC&printsec=frontcover Die sozialen Bewegungen in Deutschland seit 1945] / Roland Roth, Dieter Rucht (Hrg.). — Frankfurt/Main: Campus Verlag GmbH, 2008. — S. 541-556. — 770 S. — ISBN 978-3-593-38372-9.
  • Geschichte der Homosexuellen in Deutschland nach 1945. — 1. Aufl. — Hamburg: Männerschwarm, 2010. — 248 S. — ISBN 978-3-939542-81-0.
  • Günter Grau. Homosexualität in der NS-Zeit: Dokumente einer Diskriminierung und Verfolgung. — Überarb. Neuausg. — Frankfurt am Mein: Fischer Verlag, 2004. — 367 S. — (Die Zeit des Nationalsozialismus). — ISBN 3-596-15973-3.
  • Rainer Herrn. Anders bewegt: 100 Jahre Schwulenbewegung in Deutschland. — 1. Aufl. — Hamburg: MännerschwarmSkript-Verlag, 1999. — 80 S. — ISBN 3-928983-78-4.
  • Burkhard Jellonnek. [dfg-viewer.de/show/?set%5Bmets%5D=http%3A%2F%2Fdaten.digitale-sammlungen.de%2F~db%2Fmets%2Fbsb00045436_mets.xml Homosexuelle unter dem Hakenkreuz: Die Verfolgung von Homosexuellen im Dritten Reich]. — Paderborn: Ferdinand Schöningh Verlag, 1990. — 355 S. — ISBN 3-506-77482-4.
  • Hans-Joachim Mengel. [www.berlin.de/imperia/md/content/lb_ads/gglw/veroeffentlichungen/doku29____175_mengel_bf.pdf?start&ts=1328543013&file=doku29____175_mengel_bf.pdf Strafrechtliche Verfolgung homosexueller Handlungen in Deutschland nach 1945: Zur Rehabilitierung und Entschädigung der nach § 175 und 175a StGB wegen homosexueller Handlungen in der BRD und der DDR Verurteilten]. — Berlin: Senatsverwaltung für Arbeit, Integration und Frauen, 2012. — 50 S.
  • Hans-Georg Stümke. Homosexuelle in Deutschland: Eine politische Geschichte. — Orig.-Ausg. — München: Beck, 1989. — 183 S. — (Beck'sche Reihe). — ISBN 3-406-33130-0.
  • [nbn-resolving.de/urn:nbn:de:bvb:12-bsb00044943-4 Nationalsozialistischer Terror gegen Homosexuelle: verdrängt und ungesühnt] / Burkhard Jellonnek, Rüdiger Lautmann. — Paderborn: Ferdinand Schöningh Verlag, 2002. — 428 S. — ISBN 3-506-74204-3.
  • Кон И. С. Гомосексуальная культура в Германии; Фашистский геноцид // [de.slideshare.net/chronozaur/ss Лики и маски однополой любви: Лунный свет на заре]. — 2-е изд., перераб. и доп. — М. : ACT, 2003. — С. 242-258. — 576 с. — ISBN 5-17-015194-2.</span>

Примечания

  1. 1 2 Stümke, 1989, с. 20.
  2. Herrn, 1999, с. 11, 13.
  3. 1 2 Herrn, 1999, с. 12.
  4. Stümke, 1989, с. 17.
  5. 1 2 Stümke, 1989, с. 16.
  6. Stümke, 1989, с. 18.
  7. 1 2 Stümke, 1989, с. 19.
  8. Stümke, 1989, с. 18-19.
  9. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 13.
  10. Claudia Bruns, Tilmann Walter. [books.google.de/books?id=IP5oBQP69s0C&pg=PA155 Von Lust und Schmerz: Eine Historische Antropologie der Sexualität]. — Köln: Böhlau Verlag, 2004. — S. 155. — 332 S. — ISBN 3-412-07303-2.
  11. Herrn, 1999, с. 14.
  12. [nbn-resolving.de/urn:nbn:de:bvb:12-bsb00044943-4 Nationalsozialistischer Terror gegen Homosexuelle: verdrängt und ungesühnt] / Burkhard Jellonnek, Rüdiger Lautmann (Hrsg.). — Paderborn: Ferdinand Schöningh Verlag, 2002. — S. 98. — 428 S. — ISBN 3-506-74204-3.
  13. 1 2 3 4 Herrn, 1999, с. 15.
  14. Stümke, 1989, с. 34-35.
  15. 1 2 Dobler & Rimmele, 2008, с. 543.
  16. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 18.
  17. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 16.
  18. 1 2 Jellonnek, 1990, с. 37.
  19. Stümke, 1989, с. 36, 38.
  20. 1 2 Herrn, 1999, с. 18, 19.
  21. Stümke, 1989, с. 40.
  22. Herrn, 1999, с. 17, 19.
  23. Stümke, 1989, с. 43.
  24. 1 2 Herrn, 1999, с. 19.
  25. Herrn, 1999, с. 20.
  26. 1 2 Herrn, 1999, с. 23.
  27. 1 2 3 4 5 6 Stümke, 1989, с. 53.
  28. 1 2 3 4 5 6 Herrn, 1999, с. 24.
  29. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 26.
  30. 1 2 3 4 5 6 Jellonnek, 1990, с. 41.
  31. 1 2 3 4 5 6 7 Herrn, 1999, с. 27.
  32. Jellonnek, 1990, с. 40.
  33. 1 2 3 4 Stümke, 1989, с. 54.
  34. Stümke, 1989, с. 56, 58.
  35. 1 2 3 Stümke, 1989, с. 58.
  36. 1 2 Jellonnek, 1990, с. 42.
  37. Jellonnek, 1990, с. 39-40.
  38. [www.graswurzel.net/220/whk.shtml Wissenschaft gegen Homophobie]  (нем.)
  39. Stümke, 1989, с. 61.
  40. 1 2 3 Stümke, 1989, с. 62.
  41. Stümke, 1989, с. 63-64.
  42. 1 2 3 4 Stümke, 1989, с. 64.
  43. 1 2 Stümke, 1989, с. 63.
  44. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 29.
  45. Jellonnek, 1990, с. 48-49.
  46. Jellonnek, 1990, с. 49.
  47. Stümke, 1989, с. 53-54.
  48. 1 2 Herrn, 1999, с. 28.
  49. 1 2 3 4 Stümke, 1989, с. 55.
  50. 1 2 3 Stümke, 1989, с. 56.
  51. Stümke, 1989, с. 54-55.
  52. 1 2 Stümke, 1989, с. 93.
  53. Grau, 2004, с. 44-45.
  54. 1 2 Mengel, 2012, с. 25.
  55. Grau, 2004, с. 54.
  56. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 32.
  57. Grau, 2004, с. 54-55.
  58. 1 2 3 4 Herrn, 1999, с. 37.
  59. 1 2 Grau, 2004, с. 55.
  60. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 33.
  61. Grau, 2004, с. 306.
  62. 1 2 Herrn, 1999, с. 34.
  63. Bruns, 2012, с. 27.
  64. Mengel, 2012, с. 23.
  65. Grau, 2004, с. 93.
  66. Stümke, 1989, с. 109.
  67. [www.ushmm.org/education/resource/hms/homosx.php Homosexuals: Victims of the Nazi Era]. Мемориальный музей Холокоста (США). [www.webcitation.org/6AUHpR42l Архивировано из первоисточника 7 сентября 2012].
  68. [www2.hu-berlin.de/sexology/BIB/Homosexuality_and_the_Holocaust.htm Homosexuality and the Holocaust — William A. Percy]
  69. Grau, 2004, с. 122.
  70. 1 2 Stümke, 1989, с. 111.
  71. Grau, 2004, с. 172, 183-188.
  72. 1 2 3 Terror gegen Homosexuelle, 2002, с. 178.
  73. 1 2 3 4 Herrn, 1999, с. 38.
  74. 1 2 Stümke, 1989, с. 132.
  75. Stümke, 1989, с. 132-133.
  76. Herrn, 1999, с. 44.
  77. 1 2 Stümke, 1989, с. 137.
  78. Stümke, 1989, с. 144.
  79. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 42.
  80. Herrn, 1999, с. 38-39.
  81. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 43.
  82. 1 2 Stümke, 1989, с. 146.
  83. Herrn, 1999, с. 46.
  84. Herrn, 1999, с. 42, 43.
  85. Herrn, 1999, с. 46-47.
  86. 1 2 Herrn, 1999, с. 47.
  87. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 48.
  88. Stümke, 1989, с. 134.
  89. Herrn, 1999, с. 42, 48.
  90. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 50.
  91. Herrn, 1999, с. 50, 52.
  92. 1 2 3 4 5 6 Herrn, 1999, с. 51.
  93. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Herrn, 1999, с. 52.
  94. 1 2 3 4 5 Stümke, 1989, с. 152.
  95. См. StGB, [lexetius.com/StGB/175 § 175], в редакции от 01.09.1969.
  96. 1 2 3 4 5 6 7 Herrn, 1999, с. 56.
  97. 1 2 3 4 Dobler & Rimmele, 2008, с. 544.
  98. Stümke, 1989, с. 163.
  99. 1 2 Herrn, 1999, с. 54.
  100. 1 2 3 Stefan Volk: [www.titel-magazin.de/artikel/17/9593/uraufführung-vor-40-jahren---»nicht-der-homosexuelle-ist-pervers-sondern-die-situation-in-der-er-lebt«-von-rosa-von-praunheim.html Wilde Wortschlacht, Wutgeheul] // Titel-Magazin, 04.07.2011  (нем.)
  101. Dobler & Rimmele, 2008, с. 542, 544.
  102. 1 2 3 Stümke, 1989, с. 162.
  103. 1 2 3 4 5 6 7 8 Herrn, 1999, с. 55.
  104. 1 2 Dobler & Rimmele, 2008, с. 542.
  105. Günter Rohrbach: [www.spiegel.de/spiegel/print/d-43020025.html Ohne Maske und Tarnkappe] // Der Spiegel, 5/1972, 24.01.1972  (нем.)
  106. [einestages.spiegel.de/static/entry/chaos_im_kinosaal/79822/_nicht_der_homosexuelle_ist_pervers_sondern_die_situation_in_der_er_lebt.html?o=position-ASCENDING&s=11&r=1&a=19901&c=1 Skandalfilme: Nicht der Homosexuelle ist pervers, sondern die Situation, in der er lebt] // einesrages, 2011
  107. 1 2 Jörgen Pötschke. [www.spiegel.de/spiegel/print/d-42713850.html Zwist nach zwölf] (нем.). Der Spiegel, 4/1973 (22. Januar 1973). Проверено 1 декабря 2012. [www.webcitation.org/6Cp0NdN0J Архивировано из первоисточника 11 декабря 2012].
  108. Stümke, 1989, с. 161.
  109. Dietrich Kuhlbrodt: [www.filmzentrale.com/rezis/nichtderhomosexuelleistperversdk.htm Nicht der Homosexuelle ist pervers, sondern die Situation, in der er lebt] — рецензия к фильму, 1984 год  (нем.)
  110. 1 2 3 4 5 6 Herrn, 1999, с. 57.
  111. 1 2 3 4 5 6 Herrn, 1999, с. 58.
  112. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 59.
  113. 1 2 3 Dobler & Rimmele, 2008, с. 554.
  114. Stümke, 1989, с. 159.
  115. 1 2 3 4 5 6 7 Herrn, 1999, с. 62.
  116. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 61.
  117. 1 2 Herrn, 1999, с. 60.
  118. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 60, 63.
  119. Dobler & Rimmele, 2008, с. 546, 554.
  120. Dobler & Rimmele, 2008, с. 555.
  121. 1 2 3 Dobler & Rimmele, 2008, с. 546.
  122. Herrn, 1999, с. 63, 64.
  123. 1 2 3 4 5 6 7 Herrn, 1999, с. 63.
  124. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 64.
  125. 1 2 3 4 5 Herrn, 1999, с. 65.
  126. Stümke, 1989, с. 148-149.
  127. Herrn, 1999, с. 42, 45.
  128. 1 2 Holger Wicht. [www.fluter.de/de/queer/thema/2378/?tpl=1260 Spätes Coming out: Schwule und Lesben in der DDR] (нем.). fluter (23. November 2003). Проверено 1 января 2013. [www.webcitation.org/6DTRAlEMY Архивировано из первоисточника 6 января 2013].
  129. Herrn, 1999, с. 45.
  130. 1 2 3 4 5 6 Stümke, 1989, с. 166.
  131. Herrn, 1999, с. 49, 50.
  132. Herrn, 1999, с. 60, 61.
  133. Herrn, 1999, с. 63-64.
  134. Terror gegen Homosexuelle, 2002, с. 178-179.
  135. [www.verfassungen.de/de/ddr/strafgesetzbuch74.htm УК ГДР]. [www.webcitation.org/6HHeZLHGh Архивировано из первоисточника 11 июня 2013]. в ред. 1974 года  (нем.)
  136. 1 2 Terror gegen Homosexuelle, 2002, с. 179.
  137. 1 2 Stümke, 1989, с. 167.
  138. 1 2 Stümke, 1989, с. 168.
  139. Stümke, 1989, с. 169.
  140. Herrn, 1999, с. 66.
  141. 1 2 Herrn, 1999, с. 69.
  142. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 70.
  143. Stümke, 1989, с. 165.
  144. См. StGB, [lexetius.com/StGB/175 § 175], в редакции от 28.11.1973.
  145. 1 2 Herrn, 1999, с. 72.
  146. См. StGB, [lexetius.com/StGB/175 § 175], в редакции от 11.06.1994.
  147. [www.kalenderblatt.de/index.php?what=thmanu&manu_id=166 "Paragraf 175" abgeschafft] (нем.). Kalenderblatt DW. Проверено 21 мая 2013. [www.webcitation.org/6GskzJE5N Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  148. 1 2 3 4 5 6 7 Herrn, 1999, с. 71.
  149. Herrn, 1999, с. 72-73.
  150. 1 2 3 Herrn, 1999, с. 73.
  151. Herrn, 1999, с. 74.
  152. Ксения Максимова. [www.goethe.de/ins/ru/lp/kul/dur/den/wei/ru8923673.htm Берлинская «квартира»]. Goethe-Institut Russland (март 2012). Проверено 20 июня 2012. [www.webcitation.org/6AUB9pLjb Архивировано из первоисточника 7 сентября 2012].
  153. Xenia Maximova. [www.berliner-zeitung.de/berlin/gleichberechtigung-von-homosexuellen-regenbogen-pipeline-und-papp-putin,10809148,16422998,view,printVersion.html Regenbogen-Pipeline und Papp-Putin] (нем.). Berliner Zeitung (20. Juni 2012). Проверено 20 июня 2012. [www.webcitation.org/6AUBAS2dv Архивировано из первоисточника 7 сентября 2012].
  154. Olga Sokolowa. [www.goethe.de/ins/ru/lp/prj/drj/leb/gup/de9587760.htm Regenbogenwohnung] (нем.). To4ka-Treff (Juli 2012). Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bj8428MQ Архивировано из первоисточника 27 октября 2012].

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме ЛГБТ в Германии
  • Lennart Herberhold. [www.ndr.de/fernsehen/sendungen/kulturjournal/homosexuelle109.html Späte Rehabilitierung für Homosexuelle?] (нем.). Norddeutscher Rundfunk (3. Dezember 2012). Проверено 8 декабря 2013. [web.archive.org/web/20131003142947/www.ndr.de/fernsehen/sendungen/kulturjournal/homosexuelle109.html Архивировано из первоисточника 3 ноября 2013].
  • Элла Володина. [dw.de/p/1ATBE Гомосексуализм в ГДР: каминг-аут в Восточном Берлине]. Deutsche Welle (5 декабря 2013). Проверено 8 декабря 2013.


Отрывок, характеризующий История ЛГБТ-движения в Германии

– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.