История Липецкой области

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Липецкая область — регион Российской Федерации, находящийся в центральной части европейской территории России.

К верхнему палеолиту на территории Липецкой области относится стоянка граветтской культуры Гагарино[1], к эпиграветтской культуре — стоянка Замятино 14 в Задонском районе[2]. В Липецкой области обнаружены захоронения знатных сарматов[3]. Ещё до прихода монголо-татарского войска здесь находились города Елец, Добринск (ныне село Доброе), Дубок (ныне село Дубки Данковского района), Старое городище (село Богородское Данковского района), Воргол (разрушен), Онуза (разрушен), Воронож (разрушен), Липец на реке Липец (разрушен) и другие. За время монголо-татарского ига многие города-крепости были разрушены.

Земли Липецкого края в самом начале периода раздробления относились к Черниговскому княжеству.

После 1202 года, то есть после смерти Черниговского князя Игоря Святославовича, возникают Елецкое, Липецкое и Воргольское удельные княжества. Воспользовавшись слабостью Черниговского княжества, рязанские князья захватили все земли верхнего Дона, реки Воронеж и присоединили их к своим владениям. За новоприобретёнными территориями на юге Рязанского княжества в дальнейшем закрепилось название «Рязанская украина».

Возрождение края началось после изгнания кочевников. За сравнительно короткий срок (конец XVI — начало XVII веков) были отстроены города-крепости: Данков, Талицкий острог, Елецкая крепость, Лебедянь. В 1635 году началось сооружение мощной укреплённой линии — Белгородской засечной черты, на которой в пределах современной Липецкой области выделялись крепости: Добрый, Сокольск и Усмань.

С конца XVII века в крае началось строительство крупных предприятий:

с 1693 года — металлургический завод на реке Белый Колодезь
с 1700 годаЛипские железоделательные заводы
с 1703 годаКузьминский якорный завод с оружейно-сборочной мастерской

Рядом с заводами возникли поселения рабочих. Одним из таких рабочих поселений стала Липецкая слобода, давшая начало городу Липецку.

В это время из-за создания военно-морского флота и регулярной армии увеличились потребности в льне, конопле и шерсти. Поэтому активно начинает развиваться сельское хозяйство.

По первому разделению России на губернии в 1708 году большая часть будущей Тамбовской губернии приписана была к Азовской губернии, а северная часть, с городами Елатьмой, Темниковом и Кадомом — к Казанской губернии. Будущий Спасский уезд тогда принадлежал к округу Темникова. При разделении губерний на провинции в 1719 году приблизительно будущий Усманский уезд отписан к Воронежской провинции, будущие Лебедянский и Липецкий (или западные части их) — к Елецкой провинции, будущие уезды Тамбовский, Козловский, Борисоглебский, Кирсановский и части будущего Моршанского составили Тамбовскую провинцию, остальной северный край — Шацкую.

В 1725 году Азовская губерния переименована в Воронежскую. 16 сентября 1779 года по указу Екатерины II слобода Липские Заводы официально получает статус уездного города Тамбовского наместничества (с 1796 года — Тамбовской губернии) с названием Липецк. Тамбовское наместничество охватило всю территорию будущей Тамбовской губернии, причём получили значение городов Моршанск, Спасск, Кирсанов, Липецк.

В XVIII веке продолжился рост крупного помещичьего землевладения. Липецкий край, богатый чернозёмами, стал житницей государства. Впоследствии он приобрёл широкую известность и как курорт минеральных вод.

Во время Февральской революции, Октябрьской революции 1917 года и гражданской войны погибли многие культурные ценности, частные коллекции живописи и литературы, а из-за последовавших затем репрессий против церкви и «буржуазного прошлого» серьёзно пострадали архитектурные ансамбли дворянских усадеб, монастырей и церквей.

Непосредственно как субъект Федерации область Липецкая область была образована указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 января 1954 года из районов четырёх соседних областей. В состав области были включены: из Воронежской области: город Липецк, Боринский, Водопьяновский, Грачевский, Грязинский, Дмитряшевский, Добринский, Липецкий, Молотовский, Талицкий, Усманский, Хворостянский и Хлевенский районы; из Орловской области — город Елец, Волынский, Долгоруковский, Елецкий, Задонский, Измалковский, Краснинский, Становлянский, Чернавский и Чибисовский районы; из Рязанской области — Березовский, Воскресенский, Данковский, Добровский, Колыбельский, Лебедянский, Лев-Толстовский, Троекуровский, Трубетчинский и Чаплыгинский районы; из Курской области — Больше-Полянский, Воловский и Тербунский районы.

26 апреля 1954 года Верховный Совет СССР утвердил создание Липецкой области[4].

4 июля 1967 года за успехи в развитии народнохозяйственного комплекса Липецкая область награждена орденом Ленина[5].

Напишите отзыв о статье "История Липецкой области"



Примечания

  1. [krai.childbook.ru/catalog/-paragraph=01.htm Гагаринская верхнепалеолитическая стоянка]
  2. Бессуднов А. А. Позднепалеолитическая стоянка Замятино 14 на Верхнем Дону
  3. [www.rg.ru/2006/05/30/lipetsc.html Где приземлится птица Фарн]
  4. s:Закон СССР от 26.04.1954 Об утверждении Указов Президиума Верховного Совета СССР
  5. [www.heraldik.ru/gerbs/lipetskaiaoblast.htm Описание герба Липецкой области] (рус.). Союз геральдистов России (2008). Проверено 16 февраля 2010. [www.webcitation.org/618aftmCU Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].

Отрывок, характеризующий История Липецкой области

Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!