История Малайзии
Содержание
- 1 Ранний период
- 2 Малаккский султанат и поздние государства
- 3 Развал малайского мира и внешняя интервенция
- 4 Британское колониальное владение
- 5 Японская оккупация и чрезвычайное положение
- 6 Получение независимости и создание государства Малайзия
- 7 Межэтнические столкновения и новый курс государства
- 8 Библиография
- 9 См. также
- 10 Примечания
Ранний период
Историки утверждают, что предки современных малайзийцев пришли в Малайзию с юга Китая между 2500 и 1000 до н. э.
В начале нашей эры благодаря усилению международной торговли Малаккский пролив стал идеальным местом для встречи индийских и китайских купцов. Индийские торговые корабли приплывали с юго-западными, а китайские — с северо-восточными ветрами. И те, и другие задерживались на некоторое время в проливе, а с изменением направления ветра отправлялись назад. Из-за стабильных коммерческих связей с населением стран, располагавшихся по обе стороны пролива, начали возникать торговые поселения, доминирующую роль в хозяйственной жизни региона имели отдельные группы купцов.
В период с VII века по XI век самым могучим государством в регионе Малаккского пролива была Шривиджайя, которая располагалась в юго-восточной части острова Суматра. Надписи на камнях, которые учёные относят к VII веку, были обнаружены на территории этого королевства и являются самым древним вариантом малайского языка.
Малаккский султанат и поздние государства
В конце XIV века государство Шривиджайя попало под влияние индонезийской империи Маджапахит, а потом и совсем прекратила существование вместе с Маджапахитом. В 1402 (или 1403) году на полуострове Малакка принцем Маджапахита Парамешварой был основан Малаккский султанат со столицей в Малакке. Уже в первые годы существования Малаккский султанат был дипломатически признан китайским императором, что поспособствовало его выживанию и процветанию. Принятие Малаккой ислама в середине XV века, в качестве государственной религии, обеспечило ей поддержку со стороны индийских и арабских мусульман.
XV век стал периодом расцвета Малаккского султаната, который ориентировался на развитие международной торговли и исполнения функции главного складового и перевалочного пункта во всей Юго-Восточной Азии. Влияние местных купцов-мусульман на островах Малайского архипелага было таким большим, что малайский язык превратился в универсальный способ общения и распространения ислама в регионе.
Португальцы, которые желали взять под свой контроль торговлю пряностями, в 1498 году совершили плавание в Индию; уже в 1509 году португальская экспедиция Диогу Лопиша де Сикейры достигла Малакки, а в 1511 город был взят штурмом войсками Афонсу д’Албукерки. Султан и его сторонники вынуждены были спасаться бегством. Спустя несколько лет представители правящей династии Малакки избрали своим местом пребывания Джохор на крайнем юге полуострова. Тогда на территории Малаккского полуострова сформировалось несколько султанатов, из которых самым могучим стал Джохор.
Но новое государство находилось в небезопасном положении. Кроме угрозы со стороны португальцев, которые к тому времени закрепились в Малакке, султанат постоянно подвергался нападениям со стороны своего соперника — султаната Аче, который существовал на севере острова Суматра. Однако Джохор успешно отражал нападения, а после того, как в союзе с Голландией в 1641 году отвоевал у португальцев Малакку, его влияние распространилось на южную, центральную и восточную Малайю и восточный берег Суматры.
Развал малайского мира и внешняя интервенция
В 1699 султана Джохора убили его собственные придворные, несмотря даже на то, что дерхака (измена своему монарху) всегда считалась тяжёлым преступлением. Новым наследником убитого был избран бендахар, но он не был королевского происхождения. Именно поэтому некто Раджа Кечил из населённых народом минангкабау районов Суматры объявил себя сыном убитого правителя, который родился после его смерти. В 1718 году, воспользовавшись поддержкой местного населения, он собрал армию и штурмом взял столицу Джохора, которая в тот момент располагалась на архипелаге Риау.
Семья свергнутого бендахара осталась без союзников и обратилась за помощью к беженцам бугисам, которые прибыли с юга Сулавеси, захваченного голландцами. Благодаря им повстанцы были разбиты, а территория Джохора вместе со столицей вновь попала под контроль свергнутого правителя.
Голландская Ост-Индская компания побаивалась возможного союза бугусов с англичанами. В 1756—1758 годах, а потом в 1783—1787 годах между голландцами и бугусами происходили вооружённые столкновения. В результате был подписан неравноправный договор, фактически превративший Джохор в вассальное государство. Султан Джохора Махмуд предложил иланунам разгромить голландцев, на что те согласились. Они прибыли на больших, хорошо вооружённых шхунах, и разрушили все голландские укрепления на Риау, захватив архипелаг. После этого на предложение Махмуда покинуть острова они ответили отказом. С архипелага вынужден был бежать сам султан, так как он боялся мести со стороны голландцев и не хотел исполнять обязанности перед племенем иланунов.
Со временем, помирившись с Голландией, султан вернулся на Риау. Однако в конце XVIII века от султаната Джохор отделились султанаты Паханг, Кедах, Тренгану и Селангор. После смерти султана Махмуда в 1812 году на трон стали претендовать оба его сына. Бугисы и голландцы поддерживали младшего, а малайцы и англичане — старшего. В 1819 году англичане сделали старшего сына правителем Сингапура. Вскоре Сингапур благодаря развитию торговли обогнал по развитию Риау.
Британское колониальное владение
Хотя сначала Великобритания видела в Сингапуре только торговый пункт на пути доставки британских товаров в Китай, она быстро оценила все плюсы его расположения в заливе. Одновременно с распространением влияния Великобритании на полуострове Малакка британские купцы заняли доминирующее положение. В результате стычек в зоне оловянных шахт в султанате Перак Великобритания в 1874 году добилась подписания Пангкорского договора, по которому британский советник имел право давать рекомендации (насихат) правителю Перака. Пангкорский договор послужил моделью для установления аналогичных соглашений с султанатами Селангор, Негри-Сембилан и Паханг.
Первым английским колониальным государственным образованием на континенте в 1826 году стал Стрейтс-Сетлментс. В его состав входили Сингапур, Малакка, Пенанг и провинция Уэлсли. В 1896 году Перак, Селангор, Негри-Сембилан и Паханг объединились в федерацию. В 1914 году в состав Британской Малайи был включен султанат Джохор.
В первой половине XX века благополучие Британской Малайи строилось на добыче олова и производстве каучука. Английские инвесторы массово вкладывали деньги в перспективную колонию. Нехватку рабочей силы компенсировал приток иммигрантов из Китая и Индии. Положение каждой из этнических групп колонии определялось их работой. Англичане занимали высшую ступень, так как занимали управляющие должности, ниже стояли китайцы, которые в основном торговали, добывали полезные ископаемые и следили за плантациями, ещё ниже — индусы, бывшие разнорабочими, работавшими в основном на железных дорогах и производстве каучука, а самый нижний слой занимали малайцы, занимавшие незначительные должности в местном чиновничьем аппарате и работавшие в полях или на плантациях.
Японская оккупация и чрезвычайное положение
Вторжение японских войск на полуостров Малакка произошло 8 декабря 1941 года, а уже в феврале 1942 ими была занята вся территория, включая и Сингапур.
После капитуляции Японии в Малайю вернулись англичане и предложили план создания Малайского Союза. Разработанный в годы войны проект регулировал отношение властей к различным этническим группам.
Малайская часть населения отреагировала чрезвычайно резко на предложение англичан. В марте 1946 была создана Объединённая малайская национальная организация (ОМНО) — первое малайское политическое объединение, которое действовало в масштабах всей страны и выражало интересы малайского общества. Малайский Союз оказался нежизнеспособным, и 1 февраля 1948 года на смену ему пришла Малайская Федерация. Так как это было национальное государство малайцев, то национальные меньшинства почувствовали себя униженными.
В июле 1948 года началась вооружённая борьба с британским колониальным правительством. Британские власти объявили в стране чрезвычайное положение. Правительство Малайзии решило переселять китайцев в так называемые «новые сёла». В 1949 году правительство Великобритании заявило о скором создании независимого Малайского государства. В 50-х годах ситуация в стране стабилизировалась, однако чрезвычайное положение отменили лишь в 1960 году. Впрочем в 1960 году был принят Закон о внутренней безопасности, который разрешал без суда содержать в тюрьме до 2-х лет любого гражданина страны, если власти считали, что его действия угрожают безопасности[1].
Получение независимости и создание государства Малайзия
Особенностью местных выборов 1952 года стало успешное взаимодействие двух национальных политических партий — Объединённой малайской национальной организации и Китайской ассоциации Малайи (КАМ). С присоединением к ним Индийского конгресса Малайи (ИКМ) эти три политические партии создали единую Союзную партию, которая в новом государстве стала правящей. При премьер-министре Тунку Абдул Рахмане началась замена англичан на ответственных государственных должностях малайцами. Меж тем самих малайцев беспокоило то, что количество индийцев и китайцев в их стране достигло 45 %.
В 1963 году было создано независимое государство — Федерация Малайзия, в состав которой также вошли населённые малайцами Сингапур, Сабах и Саравак. В 1965 году Сингапур, возглавляемый Ли Куаном Ю, вышел из состава федерации.
См. также Малайские султанаты
Межэтнические столкновения и новый курс государства
В центре общей избирательной кампании 1969 года стояли такие острые вопросы, как язык и образование. Когда в результате выборов правящая Союзная партия, которая привыкла к победам, лишилась явного перевеса в парламенте (2/3 мест), оппозиционные партии организовали в Куала-Лумпуре митинг в честь своей победы. Митинг закончился массовыми беспорядками. За четыре дня ситуация стабилизировалась, хотя некоторые случаи насилия фиксировались в течение двух месяцев.
Признаком изменения курса государства стало создание министерства национального единства, которое разработало новую идеологию Рукунегара («Договор о верности государству»). Правительство начало долгосрочный курс реформ, которые должны были к 1990 году перестроить общество, сплотив все национальности, и создать «нового малайзийца». Способом достижения этой цели стала Новая экономическая политика (НЭП). В 1974 году была создана коалиция Барисан насионал (Национальный фронт), которая объединила большинство политических партий страны.
Несмотря на позитивные результаты НЭПа, власти ещё до 1990 года вынуждены были признать недостижимость большинства поставленных целей. Но значительный экономический рост, ежегодные темпы которого в 80-х составляли 8 %, сгладил недостатки политики развития. В дальнейшем политика НЭПа получила название «Перспектива 2020 года», соответственно которой Малайзия до 2020 года должна была войти в группу государств с развитой экономикой. Особенностью нового подхода стал перенос центра значимости на производство продукции электронной промышленности. Малайзия приступила к исполнению программ по охране окружающей среды. В настоящее время правительство страны до сих пор придерживается курса создания «нового малайзийца».
С 1981 кабинет министров возглавляет Махатхир Мохамад. За годы его правления в 1983 году возник конфликт между властью и правящей династией, который завершился компромиссом, по которому власть монарха ограничивалась в отношении принятия отдельных законов. Во время правления Махитара страна достигла значительных экономических успехов. На парламентских выборах 1999 года снова одержала победу возглавляемая им коалиция Народный фронт, в которую входили 14 партий. В 2003 году премьер-министром Малайзии стал Абдулла Ахмад Бадави, в 2009 году он передал свои полномочия Наджиб Тун Разаку.
Библиография
- Тюрин В.А. История Малайзии. Краткий очерк. М. Наука. Главная редакция восточной литературы, 1980.
- Тюрин В.А., Цыганов В. А. История Малайзии ХХ век. М.: Институт востоковедения РАН, 2010.
- Погадаев В.А. Малайзийская оппозиция в борьбе за независимость страны и социальный прогресс (1940-1970-е годы). Москва: Ключ-С, 2014.
См. также
Напишите отзыв о статье "История Малайзии"
Примечания
- ↑ www.asiaafrica.ru/images/AA_nomers/2015/201505/Pogadaev.%20Feniks%20Anvar%20Ibragim.pdf С. 46
Отрывок, характеризующий История Малайзии– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.– Чудо как хорошо, прелесть! – Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же. Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома. – Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова. – Ничего, ничего, – отвечал Ростов. – Ты зайдешь? – Да, зайду. Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их. Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров. – И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя! – Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости. Но Ростов не слушал. – Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей. – Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он. – И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться. – Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он. В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания. В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления. Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований. Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем. Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу. Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте. Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне. Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений. Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном. Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам. Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели. Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину. – Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь. – Что! – Лёгко, ваше сиятельство. «Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб». На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца. «Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам». Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их. «Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая. По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему. Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться. Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад. Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей. Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать. В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!». Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался. Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе. |