История Москвы

Столица России Москва имеет древнюю историю, первое письменное упоминание относится к 1147 году.

Археологические поселения

На территории Москвы найдено несколько городищ дьяковской культуры приблизительно VII века до нашей эры: Дьяковское городище, где такое поселение было впервые обнаружено, в районе Нескучного сада, Нижних Котлов, на территории храма Христа Спасителя, в районе Самотёки, на Потылихе. Многие городища располагались на мысах между рек.

В I тысячелетии н. э. на территории города проживали финно-угорские племена, в основном дьяковцы Славянские сёла появились на территории города не позже IX века. Это был северный край расселения вятичей, на границе с землями кривичей.

Название

Появление названия города, как и названий многих городов мира, связано с именем реки Москвы, которая носила это имя задолго до появления поселения. Кем дано название, и что оно означает, точно не известно. На сегодняшний день существует три основных версии: балтская, славянская и финно-угорская.

Балтская и славянская версии указывают на то, что корень моск- означал «вязкий, топкий» или «болото, сырость, влага, жидкость». Балтское название реки могло оставить племя голядь, а славянское — жившие здесь вятичи.

Согласно финно-угорской версии, слово Москва происходит из какого-то волжско-финского языка, и означает «река-Медведица», либо «Коровья река». Существуют и другие версии происхождения названия города, но они менее состоятельны и убедительны. В частности, популярное сравнение названия Москвы с прикамскими гидронимами на -ва (Колва, Яйва, Сылва) несостоятельно, поскольку слово ва со значением «вода» есть только в языке коми, никогда не живших даже близко к Москве.

Появление и становление Москвы

Река Москва представляла собой связующее звено между важными торговыми путями. Её верхнее течение почти примыкало к северной части волжского торгового пути, выводившего далее через озеро Селигер и Великий Новгород (либо через Западную Двину и Полоцк) в Балтику. С верхней Волги вниз по Днепру через Смоленск и Киев можно было попасть в Чёрное море (путь «из варяг в греки»). При движении на восток через расположенные вблизи Москвы истоки Клязьмы либо вниз по самой реке Москве можно было попасть на Оку и вниз по её течению на Волгу, в Булгар и Каспийское море. При движении от устья реки Москвы вверх по Оке, на юг, можно было попасть в верхнее течение Дона и по нему в Азовское и Чёрное моря либо на Нижнюю Волгу и Каспий.

Возраст Москвы точно не известен. По мнению Александра Векслера, главного археолога города, её возраст может превышать 1000 лет, о чём свидетельствуют монеты и вещи, найденные при археологических раскопках. А. В. Куза считал, что укреплённое древнерусское поселение возникло на рубеже XI—XII веков, а найденный вещевой материал (в том числе свинцовая печать киевского митрополита) указывает на ещё более раннее заселение.

Первым достоверным летописным упоминанием о Москве считается указание Ипатьевской летописи на встречу в городке под названием Москов ростово-суздальского князя Юрия Долгорукого с друзьями и союзниками во главе с новгород-северским князем Святославом Ольговичем в день «Пятка на Похвалу Богородицы», т. е. в субботу 4 апреля 1147 года. Согласно летописи «О зачале Московского княжения», пересказанному В. Н. Татищевым, села на территории современной Москвы (Воробьёво, Симоново, Высоцкое, Кулишки, Кудрино, Сущёво) принадлежали суздальскому боярину Кучке. По каким-то причинам боярин впал в немилость у Юрия Долгорукого, который казнил Кучку и завладел его землями (согласно недошедшей летописи, которой пользовался Татищев — Кучка хотел бежать в Киев со своей женой, которая была любовницей Долгорукого; но князь настиг и убил его в Москве, возвратившись из похода на Торжок зимой 1146—47 гг. Многие историки однако считают это известие недостоверным . Поэтому Москва первое время носила второе название "Кучково", а район между Лубянкой и Сретенскими воротами до XV в. был известен как Кучково поле. В Киевской летописи упоминается, что в 6655 году (1147 году от Рождества Христова) суздальский князь Юрий Долгорукий пригласил своего союзника, князя Новгород-Северского Святослава Ольговича в Москву для переговоров: «Приди ко мнѣ брате въ Московъ. Ст҃ославъ же ѣха к нему съ дѣтѧтемъ своим Ѡлгомъ». Эта встреча, сопровождавшаяся роскошным пиром («обед силён») и обменом подарками, состоялась 4 апреля. От этого события, как от первого письменного упоминания, принято отсчитывать историю Москвы, хотя фактически поселение существовало уже как минимум несколько десятилетий, если не столетие, тогда как крепость (собственно «город» в тогдашних представлениях) была срублена несколькими годами позже.

По позднему преданию изначально городок располагался на Красном холме (другое название — Швивая горка), в начале нынешней Гончарной улицы, т. е. у впадения Яузы в Москву-реку. Здесь ещё в XVII веке просматривались остатки (дьяковского?) городища, и на нём было поселение, существовавшее не позднее XI века, но изучение этого места археологическими методами проблематично из-за сильного разрушения древнего культурного слоя. Дьяковское городище конца I тыс. до н. э. — начала I тыс. н. э. было и у впадения Неглинной в Москву-реку; его культурный слой найден в 1969 г. при раскопках в районе Боровицких ворот — Соборной площади. В конце I тысячелетия до н. э. городище запустело, не позднее XI в. это место вновь заселили славяне-вятичи. В результате земляных работ 1959—1960 гг. было установлено наличие древнерусского «мысового» городища на территории современного Кремля уже в конце XI века, обнаружены остатки древнего оборонительного рва на углу Большого Кремлёвского Дворца. Во дворе современного здания Оружейной палаты, при реставрации кремлёвских стен, в шурфе на шестиметровой глубине открылась вымостка из щебенки — слабый след древней улицы, спускавшейся к Неглинной. На ней была найдена свинцовая печать, оттиснутая в Киевской митрополии между 1091 и 1096 годами (согласно В. Л. Янину). С другой стороны Боровицкого холма на низменный берег реки Москвы спускалась улица, ведшая к пристани, в районе современной Москворецкой набережной (вблизи к/т «Зарядье»). Севернее современного Успенского собора проходила другая улица, деревянная мостовая созданная в конце XI века (по данным дендрохронологии примерно в 1080—1090-х годах). В разных местах найдены следы железоделательного, кузнечного и кожевенного ремесленного производства неукрепленной части раннего города — посада, существовавшего в конце XI века. Находка митрополичьей печати показывает, что уже в XI веке в Москве существовала церковь — очевидно, это была церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи у Боровицких ворот, существовавшая на этом месте до XIX века.

К 1156 году летопись относит основание Долгоруким города Москвы, в ряду Дмитрова и других суздальских городов, в смысле устройства деревянной крепости — будущего Кремля (впрочем, дата летописца считается условной и носящей характер «позднейшего припоминания»). Полагают, что строительством руководил старший сын Долгорукого, Андрей Юрьевич (будущий Андрей Боголюбский). Крепость на Боровицком холме была небольшой (периметр её стен составлял около 510 метров). Здесь размещался отряд княжеской дружины для защиты Суздальского княжества от западных соседей. В 1177 году в ходе усобиц, последовавших за убийством Боголюбского, крепость сжег рязанский князь Глеб, но она была быстро восстановлена. Вероятно, Москва, расположенная на пересечении сухопутных и речных путей, уже в то время приобретала значение торгового центра и богатела.

В 1208 году в окрестностях Москвы владимирский княжич Юрий Всеволодович разбил войска Михаила Всеволдовича Пронского и Изяслава Владимировича, князей Пронских.

Москва — центр удельного княжества

После смерти великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо (младшего сына Долгорукого) Москва досталась его второму сыну Юрию Всеволодовичу; но год спустя, в 1213 году её ненадолго захватил младший брат Юрия Владимир Всеволодович. Вскоре он был вынужден отдать Москву обратно; по утверждению В. Н. Татищева, позже Владимир вернулся в Москву и жил здесь до смерти в 1228 году. Впоследствии Юрий Всеволодович, как великий князь Владимирский, передал Москву своему младшему сыну Владимиру Юрьевичу, который и княжил в ней вплоть до монголо-татарского нашествия на Русь. В январе 1238 года Москва была разграблена и сожжена монголами, воевода Филипп Нянка убит, сам князь Владимир Юрьевич взят в плен и позже убит под стенами Владимира. Сообщение Рашид-ад-Дина, по всей видимости относящееся к Москве, говорит о 5-дневной осаде; в выписке начала XVIII в. из недошедшей летописи можно прочитать и такие подробности, как успешная вылазка москвичей, в отместку за которую татары разрубили на куски взятого ими живым воеводу Нянка. Рассказывая о событиях 1238 года, летопись упоминает применительно к Москве «церкви, монастыри, села», что говорит о значении и размерах города.

По смерти великого князя Ярослава Всеволодовича (1246 год), при разделе городов Владимиро-Суздальских земель между его сыновьями, Москва досталась Михаилу Хоробриту (Храброму). В 1248 году Михаил стал великим князем владимирским, а в начале 1249 года был убит в битве с литовцами на реке Протве, на границе Московского княжества. Кто был правителем Москвы в последующие годы — достоверно неизвестно. Большинство исследователей полагают, что московские земли были непосредственно включены в состав великого княжения, но существуют и указания на то, что в Москве княжил сын Михаила Хоробрита Борис Михайлович.

Поворотной точкой в династической истории Московского княжества стал 1263 год, когда после смерти Александра Невского Москва была передана в удел его младшему сыну, двухлетнему Даниилу Александровичу, который вначале состоял под опекой своего дяди, великого князя Ярослава Ярославича Тверского, а начиная с 1271 года правил самостоятельно вплоть до своей смерти в 1303 году. При Данииле владения Москвы расширились, к ним были присоединены соседние Коломенское и Можайское княжества, были основаны древнейшие из существующих московских монастырей: Богоявленский и Даниловский. В 1293 году Москва была разорена татарами Тудана. Даниил умер, оставив после себя пятерых сыновей, из которых наибольший вклад в историю города внесли старшие Даниловичи: Юрий и Иван Калита.

Возвышение Москвы

Возвышение Москвы в первой половине XIV века напрямую связано с монголо-татарским владычеством на Руси. Золотая Орда собирала дань с русских княжеств, время от времени на Русь накатывались волны разрушительных набегов ордынцев, князья должны были получать в Орде разрешение на княжение — ярлык. Долгое время великокняжеский ярлык имели тверские князья, пока в результате интриг из рук ордынского хана его не получил московский князь Юрий Даниилович (1303—1325), который стал первым московским князем, получившим ярлык на великое княжение владимирское. Впрочем, князь не долго праздновал победу — его зарубил прямо в Орде сын оговоренного тверского князя. Но ярлык сохранился за наследниками московского князя и Иван Калита подкрепил великокняжескую власть правом сбора дани с русских земель для передачи Золотой Орде, это обстоятельство стало одним из серьёзных факторов укрепления позиций Московского княжества. Другим фактором стала отдаленность и относительная защищённость московских земель, укрытых густыми лесами, благодаря чему сюда потянулись люди, ища укрытия и защиты от войск иноземцев. В 1325 году в Москву из Владимира перенёс свою резиденцию митрополит Киевский и всея Руси Пётр, после чего Москва стала одним из основных центров православия.

Собирая дань для Орды, Иван Калита (1325—1340) сумел накопить значительные богатства, которые использовал для расширения влияния Москвы. Он купил целый ряд земель: Углич, Галич Мерский, Белоозеро; поддерживал великокняжеский контроль над многими другими территориями. Основным соперником Москвы в то время стало Тверское княжество. Иван Калита использовал силу Орды для установления собственного господства и победы над тверскими князьями, хотя соперничество с Тверью продолжалось ещё долгие десятилетия. При Калите в Москве развернулось масштабное строительство, появились первые каменные здания (до той поры город был полностью деревянным). В 1329 году была возведена церковь-колокольня Иоанна Лествичника, в 1330 году было завершено строительства храма Спаса на Бору — самой старой московской церкви, дожившей до XX века и разрушенной в 1933 году; в 1326 и 1333 годах взамен деревянных церквей были возведены белокаменные Успенский и Архангельский соборы, последний из которых стал усыпальницей московских правителей. В 1339 году Московский Кремль был обнесен новыми стенами и башнями из дуба.

Положение Москвы продолжало укрепляться и при наследниках Ивана Калиты: Симеоне Гордом (1340—1353), Иване Красном (1353—1359) и, особенно, Дмитрии Донском (1359—1389). При них за московскими правителями окончательно утвердился титул великих князей: за исключением короткого периода в малолетство Дмитрия Донского, Москва прочно удерживала за собой великокняжеский владимирский стол.

В 1353 году Москву постигло страшное бедствие — эпидемия чумы, унесшая многие тысячи жизней, включая и великого князя Симеона с сыновьями. В 1365 году Москва выгорела во время страшного Всесвятского пожара (назван по церкви Всех Святых, от которой распространился пожар). Этот пожар был не первым, Москва перед тем выгорала в 1331, 1337, 1343 и 1354 годах. После пожара 1365 года князь Дмитрий с боярами решил ставить каменную крепость. Она была возведена с исключительной быстротой в 1367—1368 годах, причём площадь защищённой территории заметно расширилась. Периметр стен увеличился, по расчётам Н. Н. Воронина, до 1979 метров. Тогда же был построен каменный мост через реку Неглинную. С этих пор Москву начинают называть белокаменной. Помимо укреплений Кремля — самой мощной тогда крепости в Северо-Восточной Руси, оборонительная система Москвы во времена Дмитрия Донского и его преемника Василия Дмитриевича (1389—1425) дополнилась кольцом монастырей на подступах к городу: были построены укрепленные Андроников (основан около 1357), Зачатьевский (около 1360), Симонов (около 1370), Петровский (около 1377), Рождественский (около 1386) и Сретенский (1397) монастыри.

В правление Дмитрия Донского Москва, выдержав целый ряд столкновений со своими соперниками — тверскими князьями и Великим княжеством Литовским, взяла на себя роль объединителя русских земель в борьбе с монголо-татарами. В 1368 году и в 1370 году Москву осаждал литовский князь Ольгерд. Дмитрию удалось нанести Орде два серьёзных поражения: в битве на реке Воже (1378) и в Куликовской битве (1380). Однако он не сумел спасти Москву от разорения. В 1382 году хан Тохтамыш обманом захватил город, подверг его разграблению и сжег. Дмитрий возобновил выплату дани, и хан закрепил великое княжение за Дмитрием и его потомками (1383). В последующие годы разрушения были устранены, город отстроился и укрепился. Во время долгого 36-летнего правления Василия Дмитриевича для Москвы настали относительно спокойные времена. Настоящая опасность угрожала ей в этот период лишь однажды, в 1408 году, когда войско Едигея осадило Москву, но взять её так и не сумело. Итогом правления Василия стало новое расширение подвластных Москве земель — к его владениям были присоединены Нижегородское и Муромское княжества, другие земли. В конце XIV — первые годы XV века в Москве работал Феофан Грек, который держал свою мастерскую и выполнял церковные и светские заказы, расписав княжеские терема и соборы Кремля.

Вторая четверть XV века стала для Москвы беспокойным и разрушительным временем большой феодальной войны, победителем из которой вышел князь Василий Васильевич Темный (1425—1462, с перерывами). Укрепляя свою власть в последующие годы, Василий ликвидировал большинство уделов внутри выросшего Московского княжества, поставил в зависимость от него ряд сопредельных земель. В 1439 году московские посады пожгли татары Улу-Мухаммеда. В 1451 году вновь под стенами Москвы появились татары ногайского царевича Мазовши. После падения Константинополя (1453) выросло значение Москвы как религиозного центра. В 1448 году впервые митрополит Киевский и Всея Руси (с резиденцией в Москве) был поставлен не константинопольским патриархом, а собором русских архиереев, что положило начало независимости русской церкви.

Столица единого русского государства

В XIV веке в состав города входили Кремль, Китай-город, Белый город. Москва в те годы часто подвергалась пожарам. В 1521 году предместья Москвы пожгли крымские татары Мехмед-Гирея, действующие совместно с казаками Евстафия Дашкевича. К началу XVII века в состав Москвы вошёл Земляной город. Появились Ямская слобода, Мещанская, Немецкая слобода.

В 1571 году Москва была сожжена крымским ханом Девлет-Гиреем, но татарам не удалось взять сам Кремль.

В 1591 году от стен Москвы отбиты крымские татары Казы-Гирея.

В 1606 году от стен Москвы были отбиты отряды Болотникова.

В 1608—1610 годах Москву пытался взять Лжедмитрий II, организовавший неподалёку от неё Тушинский лагерь.

В 1610 году Москва была занята поляками Жолкевского после избрания русским царём польского королевича Владислава.

В 1611 году Москву пыталось отбить у поляков Первое народное ополчение Прокопия Ляпунова.

В 1612 году Москва была взята у поляков войсками ополчения Минина и Пожарского. На подступах к городу разбиты войска польского гетмана Адама Жолкевского.

В 1618 году от Москвы отбиты войска польского королевича Владислава.

К 1712 году столица России была переведена в Санкт-Петербург, в 1728 возвращена в Москву, а в 1730 — вновь в Петербург, но Москва осталась местом коронации императоров.

В 1754 году Михаилом Ломоносовым по приказу императрицы Елизаветы основан Московский университет.

В 1771 году в Москве разгорелась эпидемия чумы, которая унесла жизни более чем 50 тысяч человек (четверть тогдашнего населения города). На пике эпидемии умирало больше тысячи человек в день, трупы не успевали убирать с улиц, а страсти в городе накалились настолько, что привели к Чумному бунту. В качестве одной из мер по прекращению эпидемии был издан указ Правительствующего Сената «О мерах к прекращению эпидемий и устройству кладбищ» от 17 ноября 1771 года, который запретил во всех городах погребения при церквах и потребовал создать новые кладбища за городской чертой (одним из первых было Миусское кладбище). Эпидемия также особенно остро поставила вопрос о водоснабжении города, и Екатерина II, следуя наказам москвичей, 28 июня 1779 года подписала указ о строительстве московского водопровода.

Во время Отечественной войны 1812 года Москва была занята французами и сильно пострадала от пожара. После этого Москва полностью восстановилась, был построен Храм Христа Спасителя. К концу XIX века в Москве появился трамвай.

После отмены в 1861 году в России крепостного права резко ускорился рост населения Москвы. Так, если в 1864 г. в ней проживало 364 тыс. человек, то в 1882 г. — уже 752 тыс. человек. Незадолго до проведения переписи населения Российской империи 1897 года население города перешагнуло миллионный рубеж и составило на момент переписи (28 января 1897 года) 1 038 591 человек.

В 1918 году Москва становится столицей РСФСР. Началась новая, советская эпоха в развитии города.

</div>

<center>Панорама Москвы 1867 года.</small>

</div> </div> </div>

Советская Москва

В советское время Москва вновь стала центром государства, увеличилось международное политическое значение города.
Москва застраивалась быстрыми темпами, к городу присоединялись бывшие пригороды. Со строительством МКАД сформировались современные границы Москвы. Появился метрополитен.

В то же время историческая застройка центра города подверглась выборочному уничтожению; был разрушен ряд храмов и монастырей, в числе которых Храм Христа Спасителя, Страстной монастырь. С 1932 года в Москве уничтожено не менее 426 памятников мирового значения, среди которых — архитектурные шедевры XVII века церковь Успения на Покровке и храм Святителя Николая Большой Крест.

В 1918 году Москва стала столицей РСФСР, в 1922 году — СССР. В городе началось быстрое развитие транспортной инфраструктуры. Так, в 1924 году в Москве открылось автобусное движение, в 1933 году был запущен первый троллейбусный маршрут, а в 1935 году для пассажиров открылась первая линия метрополитена. В 1935 был принят генеральный план реконструкции города, до конца нереализованный из-за войны.

В годы индустриализации страна и город нуждались в высококвалифицированных кадрах, поэтому в Москве быстрыми темпами развивается сеть высших и средних технических учебных заведений — в столице были созданы Московский энергетический и Московский авиационный институты, Институт механизации и электрификации сельского хозяйства, горный, нефтяной, геологоразведочный, станкостроительный и полиграфический институты, Институт стали и сплавов, Институт цветных металлов и золота и другие.

Также важным направлением поддержки индустриализации была реализация достижений науки на производстве. Город внёс существенный вклад и в этой отрасли. В тридцатые годы в Москве была создана целая сеть научно-исследовательских и проектных институтов технического профиля, крупнейшими из которых были: Реактивный научно-исследовательский институт, Институт машиноведения, Экспериментальный научный институт металлорежущих станков, Научный автотракторный институт, Центральный институт авиационного моторостроения, Энергетический институт, Всесоюзный институт лёгких сплавов, Всесоюзный институт электромеханики и электромашиностроения и многие другие. Подавляющее большинство из них входило в систему Академии наук СССР. В это время в городе также развиваются средства массовой информации, издается много газет, с 1939 года организовано регулярное телевизионное вещание.

Во время Великой Отечественной войны в городе располагались ГКО и генеральный штаб РККА, было сформировано народное ополчение (свыше 160 тыс. чел.).

Зимой 1941—1942 годов произошла знаменитая битва под Москвой, в которой советские войска одержали первую в мире победу над вермахтом с момента начала Второй мировой войны. В октябре 1941 года немецкие войска подступили вплотную к Москве; многие промышленные предприятия были эвакуированы, началась эвакуация правительственных учреждений в Куйбышев. 20 октября 1941 года в Москве было введено осадное положение. Но, несмотря на это, 7 ноября на Красной площади состоялся военный парад, войска с которого отправлялись прямо на фронт. В декабре 1941 года наступление немецкой группы армий «Центр» под Москвой было остановлено; в результате успешного контрнаступления советских войск под Москвой немецкие войска отброшены от столицы.

В знак столь славной и важной в стратегическом плане победы 1 мая 1944 года была учреждена медаль «За оборону Москвы». В 1965 году Москве было присвоено почётное звание «Город-Герой».

24 июня 1945 года на Красной площади состоялся Парад Победы. Командовал парадом Рокоссовский, принимал парад Жуков. Затем в течение 20 лет парады Победы не проводились. В дальнейшем проведение парада на Красной площади в Москве каждый год в День Победы стало традицией.

В 1947 году было масштабно отпраздновано 800-летие Москвы, но отпраздновано в сентябре, а не 5 апреля как по Ипатьевской летописи.

В 1952—1957 годах было проведено строительство высотных зданий, впоследствии получивших название «Сталинских высоток» и ставших одним из символов Москвы советской эпохи.

В конце 1960-х — начале 1970-х годов серьёзной перестройке подвергся центр города. Ради расширения существующих улиц, строительства новых магистралей и типовых многоэтажных панельных домов были снесены архитектурные памятники.

В 1957 и 1985 годах в Москве прошли соответственно VI и XII по счёту Всемирные фестивали молодёжи и студентов. В 1980 году Москва принимала XXII летние Олимпийские игры.

В 1971 году, выступая на XXIV съезде КПСС, Л. И. Брежнев озвучил решение «Сделать Москву образцовым коммунистическим городом – это дело чести всего советского народа». В соответствии с этим решением предполагалось и делалось следующее: Москва стала удобным для проживания городом, способным обеспечить всевозможные материальные и культурные запросы её жителей, строились новые городские районы с развитой инфраструктурой. Много внимания уделялось озеленению города, запрещалось строить новые крупные предприятия, а существующие выводились за пределы городской черты.

Проекты переименования Москвы

В советский период, а именно в 20-50-е годы XX века, периодически поднимался вопрос о переименовании Москвы с тем, чтобы дать столице СССР более «революционное» название.

Так, 23 февраля 1927 года группа советских административных работников из 216 человек направила на имя Председателя ВЦИК М. И. Калинина ходатайство, в котором просила переименовать Москву в город Ильич, мотивируя это тем, что В. И. Ленин — «основатель свободной Руси». Однако данному ходатайству официального хода не дали.

В 1938 году нарком НКВД СССР Н. И. Ежов, ссылаясь на «мнение трудящихся», предложил переименовать столицу в Сталинодар, но данная идея была отвергнута И.В. Сталиным.

В 1953 году, после смерти Сталина, вновь был поднят вопрос о переименовании Москвы — на этот раз в город Сталин, но изменившаяся вскоре политическая конъюнктура не дала реализовать и это предложение.

Москва в наше время

В начале 90-х годов Москва пережила одни из самых трагических событий в своей истории XX века. 19—22 августа 1991 года в городе произошёл Августовский путч, организованный ГКЧП. К 1993 году конституционно-государственный кризис, возникший в результате противостояния президента и парламента, достиг своей кульминации. 3—4 октября 1993 г. произошла попытка захвата телецентра «Останкино» и расстрел здания Верховного Совета («Белого дома»).

Затем в городе произошли значительные перемены. В 1995 году были утверждены новые официальные символы столицы — герб, флаг и гимн города. Началось восстановление храмов, строительство полномасштабной копии взорванного большевиками Храма Христа Спасителя. Масштабно отмечались праздники, приуроченные к 850-летию города в 1997 году; а в 2005 году — к 60-летию Победы в Великой Отечественной войне, когда был открыт мемориальный комплекс Победы на Поклонной горе и одноимённая станция метро, ставшая самой глубокой в Московском метрополитене. В 2005 году Москва отметила 60-летие Победы СССР в Великой Отечественной войне и 40-летия присвоения Москве звания «Город-Герой».

В 90-х годах в Москве ускоренными темпами возводились рынки. Под вещевые рынки отдавались крупнейшие стадионы: Лужники, Олимпийский, Динамо. Крупнейшим оптовым рынком Москвы стал Черкизовский. Переход страны на капиталистический путь развития сопровождался в 90-е годы разделом московской собственности. Перешли в частные руки крупнейшие московские предприятия, банки, магазины, жилье. Городские улицы покрылись рекламными щитами, рекламными растяжкам на дорогах.

В конце 1990-х—начале 2000-х гг. город впервые столкнулся с угрозой международного терроризма. В Москве произошло несколько террористических актов:

• 1999 — взрывы жилых домов на улице Гурьянова (8 сентября) и на Каширском шоссе (13 сентября).
• 2000 — террористический акт в переходе на Пушкинской площади (9 августа).
• 2002 — террористический акт в театральном центре на Дубровке (23—26 октября).
• 2003 — террористический акт во время проведения рок-фестиваля «Крылья».
• 2003 год — взрыв у гостиницы «Националь».
• 2004 год — подрыв самолётов ТУ-134 и ТУ-154 вылетевших из аэропорта Домодедово (24 августа).
• 2004 — террористический акт на перегоне между станциями метро «Автозаводская» и «Павелецкая» радиальная (6 февраля); террористический акт у станции метро «Рижская» (31 августа).
• 2009 — Подрыв поезда Невский экспресс, выехавшего с Ленинградского вокзала.
• 2010 — взрывы в метро.
• 2011 — взрыв в аэропорту Домодедово

В последние годы в Москве прошло много международных культурных и спортивных мероприятий. Так, в 1998 году в городе прошли Первые Всемирные юношеские игры. В 1999 году на стадионе «Лужники» состоялся финальный матч розыгрыша Кубка УЕФА. В 2002 году в Москве состоялись Международные спортивные юношеские игры стран СНГ, Балтии и регионов России. 14—20 марта 2005 года в Москве проходил Чемпионат мира по фигурному катанию. В 2007 году в Москве проводился Чемпионат мира по хоккею. 21 мая 2008 года на стадионе «Лужники» состоялся финал Лиги чемпионов УЕФА («Манчестер Юнайтед»—"Челси"), в город съехалось несколько тысяч болельщиков этих английских футбольных клубов. В 2009 году в Москве состоялось проведение конкурса песни Евровидение 12, 14 и 16 мая в спорткомплексе «Олимпийский».

<center>Вид на Москву-реку. Слева - Мост Богдана Хмельницкого, В центре — Площадь Европы и Киевский вокзал, на заднем плане — строящийся Московский международный деловой центр «Москва-Сити», справа — Бородинский мост и Смоленский метромост, на заднем плане — Дом Правительства Российской Федерации</center>

Строительный бум

В наше время город переживает капитальное архитектурное преобразование. Город капитально перестраивается — строятся многоэтажные офисные здания, современная транспортная инфраструктура, элитное жилье, которое может быть не востребовано в период наступившего финансового кризиса. Появляются программы по строительству доступного широким кругам населения жилья.

СМИ зачастую употребляют словосочетание «строительный бум», описывая происходящие процессы в городе в конце 1990-х годов — начале XXI века. При этом они замечают, что из-за крайне высокой стоимости земли в центральной части города, этот бум негативно влияет на сохранность исторического облика города. Чтобы сэкономить деньги, инвесторы зачастую объявляют здания ветхими и сносят их, строя на их месте взамен современные многоэтажные здания.

В те же годы сложилось явление под названием «точечная застройка», когда посреди сложившихся кварталов, например, на месте детской площадки, вырастал новый высотный жилой дом. Подобная практика вызывала протесты со стороны москвичей. В 2008 году «точечная застройка» была запрещена, однако по сообщениям ряда СМИ застройщики успешно находят способы для преодоления подобных запретов.

В числе других негативных последствий строительного бума СМИ называют приток в столицу большого количества мужчин из российских регионов и южных стран СНГ. Аналитики предсказывают, что безработные, лишившись работы на стройках из-за экономического кризиса, ухудшат статистику уличной преступности и уже вызывают рост социальной напряжённости, отмечается и рост числа бездомных собак, которых прикармливают на стройплощадках охранники и строители.

Транспортные проблемы

Город испытывает серьёзные транспортные проблемы, в первую очередь связанные со взрывным ростом количества автотранспорта (к 2009 году количество автомобилей в городе достигло 3,5 млн единиц) и значительно отстающими от него темпами строительства автодорог. Директор НИиПИ Генплана Москвы Сергей Ткаченко отмечает, что одна из причин транспортного коллапса в городе — традиционная кольцевая и радиальная структура городских улиц и отсутствие при этом хордовых магистралей. Его позицию разделяет и научный руководитель НИИ транспорта и дорожного хозяйства Михаил Блинкин, указывая в качестве другой причины проблемы недальновидное строительство крупных торговых центров в местах, где и без того наблюдается большое скопление автотранспорта и там где были бы уместней перехватывающие парковки для личного автотранспорта, к примеру, возле станций метро «Юго-Западная» и «Речной вокзал».

Вместе с тем в начале XXI века городскими властями были приняты решения по демонтажу трамвайных путей ряда маршрутов. Ликвидация трамвайного движения на Ленинградском проспекте с целью крупномасштабной реконструкции этой магистрали вызывала протест группы граждан в 2006 году.

Строительство новых линий метро не велось с начала 1990-х годов, некоторое оживление в этом плане произошло в начале XXI века, однако к 2009 году строительство и ввод в эксплуатацию новых станций было существенно задержано из-за проблем финансирования. Интенсивное строительство возобновилось вновь, когда мэром Москвы стал Собянин, объявивший развитие общественного транспорта одним из приоритеных направлений в политике города.

См. также

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 545 [whc.unesco.org/ru/list/545 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/545 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/545 фр.]

Административное деление Москвы Населённые пункты Москвы Московская епархия Москва (река) Московский Кремль Музеи Москвы Театры Москвы Список улиц Москвы Мосты Москвы Достопримечательности Москвы Список московской городской скульптуры Список кинотеатров Москвы Сады и парки Москвы Фонтаны Москвы Московский метрополитен Общественный транспорт Москвы Телевидение в Москве Москва-Сити Типовые серии жилых домов Хрущёвка Различия речи москвичей и петербуржцев Московский кинофестиваль Арх Москва Средневековая Москва Москва в XXIII веке Московский автосалон Почётный гражданин Москвы Московская область Московская городская агломерация Бездомные животные в Москве Москва в годы Великой Отечественной войны

Напишите отзыв о статье "История Москвы"

Примечания

Ссылки

• [www.marshrut-turista.ru/russia/moskva/o-moskve/istoriya/vazhneyshie-vehi-istorii-moskvy Важнейшие вехи истории города Москвы на сайте www.marshrut-turista.ru]
• [img.vz.ru/upimg/532/532951.jpg Рост Москвы от ⅩⅤ века до наших дней], Инфографика.
• [lumiere.ru/exhibitions/archive/id-77/ Фотовыставка "Московские истории. ХХ век. Часть I ], Фотографии, Центр фотографии имени братьев Люмьер.
• [lumiere.ru/exhibitions/id-120/ Фотовыставка «Московские истории. ХХ век. Часть II (1960—1990-е годы)»], фотографии, Центр фотографии имени братьев Люмьер.
• Цифровая публичная библиотека Америки. [dp.la/search?language%5B%5D=Russian&page_size=100&q=moscow&subject%5B%5D=Moscow+%28Russia%29--History&utf8=✓ Материалы, относящиеся к истории Москвы]

Литература

• Селиванов А.Ф., Забелин И.Е.,. Москва // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий История Москвы

И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?