История Омска

Город Омск имеет трёхсотлетнюю историю, однако люди селились здесь ещё в древности.

Древняя история

В каменном веке биологическая и климатическая обстановка на омской земле была сходной с современной, однако реки Иртыш, Омь, Замарайка и Камышловка были богаты рыбой, а в приобрежных районах водилось множество копытных и птиц. Затем здесь поселились люди, за тысячелетия образовав комплекс археологических памятников Омской стоянки.

Первые поселенцы пришли сюда в VI тысячелетии до н. э. и разместились в районе устья реки Замарайки, левого притока Иртыша. Они принадлежали к европеоидно-монголоидной расе и были высокого роста: мужчины — около 200 см, женщины — около 170 см. Поселенцы возвели полуземлянки, в которых жили, и могильник. Их мёртвые были захоронены на спине, вытянуто, головой к Иртышу и со скромным инвентарём для загробной жизни: каменными ножами и скребками; у одного мужчины было ожерелье из двух клыков росомахи. Пищу готовили на кострах, а из разных пород камня (как собранных здесь, так и привезённых с юга по Иртышу) изготавливали наконечники для стрел разных типов: на птицу, на пушного зверя или на крупных копытных вроде лосей, которых добывали ловушками-самострелами. Рыболовство было круглогодичным и с использованием разных приёмов, в том числе доживших до современности. Помимо этого, поселенцы собирали дикорастущие травы и ягоды.

В эпоху неолита здесь появилось новое население — активные охотники и рыболовы. Они обрабатывали каменные наконечники своих стрел техникой отжимной ретуши, из-за чего те казались отполированными. Также у них появилась и глиняная посуда, позволяющая приготавливать горячую пищу и тем значительно изменившая образ жизни. Горшки были украшены узорами из ямок и горизонтальных линий, отражая пока не расшифрованные верования поселенцев.

В бронзовом веке (II тысячелетие до н. э.) здесь жили представители развитой андроновской культуры — скотоводы, земледельцы, воины и торговцы, оставившие после себя множество бронзовых предметов. Поскольку в районе Омска нет сырья для изготовления бронзы, омские андроновцы покупали её в Южной Сибири и Казахстане, устанавливая торговые отношения с территориями, удалёнными на тысячи километров. Андроновцы занимали это место в течение нескольких веков.

В эпоху поздней бронзы (X—VIII веках до н. э.) на территории Омской стоянки поселились представители ирменской культуры. Эти люди разводили крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, сеяли рожь и овёс. Также они обладали более развитой, чем у андроновцев, металлургией бронзы и оставили обширные коллекции художественной бронзы, теперь хранящейся во многих сибирских и европейских музеях. Кроме того, ирменцы основали городище Большой Лог в 12 км выше устья Оми в черте будущего Омска — большой посёлок, напоминающий город. Здесь также обнаружены самые ранние бронзовые удила — свидетельство того, как ирменцы освоили верховую езду на лошади. Это один из поворотных моментов в истории человечества, так как именно благодаря этому в раннем железном веке возникли первые кочевые империи, чьи потомки очень серьёзно повлияли на евразийскую историю.

Следующим народом, жившим на территории Омской стоянки, были кулайцы, пришедшие сюда с северо-запада, из Томско-Нарымского Приобья. Они создали здесь очаг высокой скотоводческо-рыболоведческо-охотничьей культуры, имели развитый эстетический вкус, который воплощался в глиняных горшках, украшенных очень разнообразным и гармоничным орнаментом, а также в многочисленных бронзовых изображениях животных и птиц, демонстрирующих сложное мировоззрение кулайцев. Этот народ проживал на омской земле несколько веков, однако в III—IV веках н. э. был вытеснен воинственными хуннами, пришедшими сюда из Забайкалья.

Омская крепость

Предпосылки основания

Необходимость русского острога в устье Оми возникла по внешнеполитическим причинам, связанным со степными кочевыми народами. В частности, с ойратами, чьи племена в первые десятилетия XVII века стали появляться в пределах Русского государства как под натиском своих внешних врагов (казахов и ногаев), так и в результате внутренних междоусобиц. Ойраты нападали на население пограничных волостей Тарского уезда и земли Барабы, на которых проживали платившие России ясак татары, и грабили торговые караваны, разоряли рыбо- и звероловные угодья, а также угоняли людей в плен. Ввиду этого тарский воевода князь С. Н. Гагарин организовал военный поход и начал официальные дипломатические отношения с ойратскими кочевниками. В результате последним от имени русского царя разрешалось кочевать вверх по Иртышу. В свою очередь ойратские правители просили основать город на Оми для обеспечения защиты кочевья от восточно-монгольской династии Алтын-ханов и обещали платить ясак и оборонять город вместе с русскими.

Однако вскоре обстановка изменилась. В 1620—1630-х годах ввиду централизации власти зависимость ойратов от России ослабла; они вошли в Джунгарское ханство, усилили своё могущество и вновь стали угрожать тарским волостям. Теперь уже русские воеводы подняли вопрос о строительстве города на Оми. Это было связано в том числе с защитой меновой торговли с восточными купцами и соледобычи, которые велись на степных озёрах Ямышевском, Коряковском и других. Длинный путь от Тары до Ямышевских озёр был неудобен без какого-либо промежуточного пункта как в случае плаваний за солью, так и погони за калмыками и казахами во время их разорительных набегов.

В 1627 году тарский воевода князь Ю. И. Шаховский настойчиво просил руководство страны основать Омский острог. Тарский казачий голова Назарий Жадовский обследовал место будущего острога и нашёл, что оно пригодно для запланированного. Наконец новый тарский воевода Кайсаров в 1628 году вновь просил царя позволить строительство острога в устье Оми, без которого подниматься по Иртышу было невозможно. Наконец 31 августа 1628 года Михаил Фёдорович дал соответствующий указ. Однако внешнеполитические и внутриполитические проблемы России не позволили быстро его исполнить. Восстание Степана Разина, русско-турецкая война 1672—1681 годов, крымские походы и другие события мешали устройству и обороне южно-сибирских границ, обстановка на которых постоянно менялась в зависимости от того, как развивались действия в борьбе джунгар с восточномонгольской династией и казахскими ханами. Когда обстановка в степи становилась относительно спокойной, строительство острога вновь откладывалось на неопределённое время. Впрочем, нужда ойратов в торговых связях с Россией и развитие с ней торговли ещё яснее показало необходимость промежуточного пункта в пути между Ямышевом и Тарой.

Ситуация изменилась лишь в начале XVIII века, когда активизировалась русская колонизация Сибири. Поскольку Пётр I уделял большое внимание географическим исследованиям на юге, экспедиции того времени сочетали социально-политические задачи и задачи научного исследования. Одной из таких стала экспедиция Ивана Бухгольца, в результате которой Омский острог наконец был построен.

Заложение крепости

Целями экспедиции Бухгольца были розыск рудных и золотых месторождений, открытие и изучение торговых путей в Индию и Китай, а также строительство городов на реке Иртыш. Главным инициатором организации был сибирский губернатор Матвей Гагарин, полагавший, что в районе захваченного ойратами города Яркенда на Аму-Дарье находятся богатые золотые прииски. Экономические трудности, последовавшие за Русско-шведской войной, послужили веским доводом в пользу экспедиции.

Полковник Иван Бухгольц с командой офицеров и солдат Преображенского и Московского полков, а также спешно собранных в Тобольске и других сибирских городах рекрутах и ремесленников, вышел из Тобольска на юг по Иртышу в июле 1715 года. В ноябре экспедиция дошла до Ямышевского озера и построила там крепость. Однако джунгары расценили это как посягательство на свои земли и, взяв её в осаду, через три месяца вынудили Бухгольца покинуть крепость, после чего разрушили.

С остатками своего отряда, пережившего голод и болезни, Бухгольц отошёл к устью Оми и заложил тут новую крепость. По мнению омского историка Евгения Николаевича Евсеева, датой этого события стоит считать 4-5 мая 1716 года по старому стилю.

Вторая Омская крепость

В 1768 году старая Омская крепость была упразднена, гарнизон переведён на новое место, где под руководством И. И. Шпрингера было начато строительство новой Омской крепости. Город Омск до 1797 года считался острогом.

Город в XIX веке

В XIX веке Омск стал центром сначала Западно-Сибирского, а затем Степного генерал-губернаторства (Степного края), охватывавшего существенную часть Западной Сибири и север современного Казахстана (1/3 Российской Империи).

Ф. М. Достоевский

Омск — гадкий городишко. Деревьев почти нет. Летом зной и ветер с песком, зимой буран. Природы я не видал. Городишко грязный, военный и развратный в высшей степени… Если б не нашёл здесь людей, я бы погиб совершенно.

8 мая 1819 года в городе случился обширный пожар, уничтоживший значительную часть города вместе со всем имуществом, также и городское управление с документами, включая проект постоянного моста через Омь. Меньше чем через месяц после этого, 29 июня 1819 года Омск посетил новый сибирский губернатор М. М. Сперанский, ехавший с обзором в южную часть Тобольской губернии. Посещение Омска Сперанский отметил дневниковой записью: «Никогда не буду жалеть, что сделал сей круг. Нужды народные здесь так разнообразны, что нельзя познать их на большой дороге».

В 1825 году В. Гесте составил проект генерального плана города Омска, используя в качестве основы первоначальный городской план 1770-х годов. Первоначальная идея несколько схематичной регулярной разбивки кварталов с широкими прямыми улицами получила дальнейшее развитие и усовершенствование. Разработав оригинальный тип городского квартала со средними размерами 220×120 м, архитектор использовал свои разработки для значительного увеличения территории города, прибавляя новые жилые районы.

Архитектор выделил в квартальной жилой застройке площади для приходских церквей и торговли. В центре южной части города «предполагалось создать большую площадь с собором и гостиным двором».

С января 1823 года этот проект находился в Омске «для сверки с натурой», и позднее дорабатывался в Санкт-Петербурге, будучи возвращённым с рядом частных замечаний и предложений. 28 января 1829 года откорректированный автором генеральный план Омска был утверждён Императором и с момента конфирмации на несколько десятилетий стал руководящей основой архитектурно-планировочного развития города.

С 1850 по 1854 годы в Омском остроге сидел писатель Фёдор Михайлович Достоевский. Свои впечатления от заключения литератор описал в книге «Записки из Мёртвого дома». В связи с тем, что Омск стал иметь отношение к Достоевскому, в начале XXI века правительство Омской области решило присвоить его имя Омскому государственному университету.

Гражданская война

В годы Гражданской войны Омск был резиденцией сперва Временного Сибирского правительства (во главе с П. В. Вологодским), затем — Временного Всероссийского правительства (во главе с Н. Д. Авксентьевым), затем — Российского правительства Верховного Правителя адмирала А. В. Колчака. Таким образом во время гражданской войны Омск был столицей Белого движения России.

Летом 1918 года белые заняли позиции красных в городе, и большая часть советских культурных организаций была упразднена. Коммунисты нередко сталкивались с аполитическим или антисоветским настроем профессиональных работников искусства.

Советский период

Окончательно советская власть установилась в 1920 году.

25 июля 1920 года в городе Омске стартовала Первая Сибирская олимпиада.

В августе 1920 года было создано Сибирское организационное бюро Пролеткульта, местом пребывания которого выбран Омск. 11 сентября 1920 года в Омске прошёл Всесибирский съезд работников искусства, делегаты которого были в основном театралами.

Летом 1921 года произошло событие, оказавшее решающее влияние на культурную и экономическую жизнь Омска. Функции административного центра Сибири перешли от него к городу Новониколаевску (будущему Новосибирску), и там, а не в Омске, стали сосредотачиваться основные литературные силы. Осенью этого года город покинули Сибгосиздат и редакция газеты «Советская Сибирь».

Материальные трудности первых лет НЭПа плохо сказались на многих учреждениях культуры Сибири. Снятые с государственного бюджета, они в основном закрывались из-за недостатка финансирования. Уже в феврале 1922 года был закрыт Омский Пролеткульт, а с ним и его театр Экревте.

В 1930 году города Ленинск-Омск и Омск объединились в один город Омск.

10 апреля 1933 года ВЦИК постановил: «Города Ново-Омск и Омск Западно-сибирского края объединить в один город, сохранив за объединённым городом его основное название Омск».

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 20 марта 1947 года Омск был выделен в самостоятельный административно-хозяйственный центр со своим особым бюджетом и отнесён к категории городов республиканского подчинения.

1 февраля 1971 года город Омск был награждён Орденом Трудового Красного Знамени за успехи, достигнутые трудящимися города в выполнении заданий пятилетнего плана и особенно по развитию нефтехимии и машиностроения.

В 1979 году в Омске было создано объединение «Омскагропромхимия», в Ленинском районе сдан в эксплуатацию плавательный бассейн «Авангард», был открыт гостиничный комплекс «Турист», а в СибАДИ организована студенческая дискотека. Также в этом году появилась газета «Вечерний Омск».

1990-е годы

Решением Омского горсовета № 284 от 18 декабря 1996 года был образован Центральный административный округ в границах Куйбышевского и Центрального районов Омска[24]. А 21 мая 1997 года решением Омского горсовета № 334 был образован Советский административный округ в границах Советского района и значительной части Первомайского района. При этом часть Первомайского района была включена в состав Центрального административного округа. Этим же решением Кировский, Ленинский и Октябрьский районы были переименованы в Кировский, Ленинский и Октябрьский административные округа.

Современный период

В результате выборов 14 марта 2010 года на посту мэра города остался В. Ф. Шрейдер. Другими кандидатами были гендиректор ОАО «Омскнефтехимпроект» Игорь Зуга, представитель ЛДПР Ян Зелинский, директор ОАО «УК Центржилсервис» Владимир Друковский. Явка на выборы составила 39 %.

В 2014 году было предложено присвоить городу Омску статус «Город трудовой славы», которое было поддержано губернатором Омской области В. И. Назаровым.

Литература

• Словцов И. Я. [elib.shpl.ru/ru/nodes/23477-slovtsov-i-ya-materialy-po-istorii-i-statistike-omska-izvlechennye-iz-odnodnevnoy-perepisi-1877-g-omsk-1880-trudy-akmolinskogo-statisticheskogo-komiteta Материалы по истории и статистике Омска, извлеченные из однодневной переписи 1877 г.] — Омск, 1880. — 2 т.
• Краткий историко-статистический очерк города Омска. Составлен по поручению Омской городской управы. Приложение: Статистические сведения по городу Омску. 1911 год. Печатано художественной типо-литографией. Омск. 1911
• Энциклопедия города Омска: В 3 т. (4 кн.). — Омск: ЛЕО : Издатель-Полиграфист, 2009—2011. — ISBN 978-5-87821-152-9. — ISBN 978-5-98236-025-0

Ссылки

• [www.admomsk.ru/web/guest/city/history/timeline/prior-to-17th-century Официальный портал администрации города Омска: История Омска]
• [www.omskold.ru/ Фотографии старого Омска]
• Омск // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
•  [youtube.com/watch?v=bnA4VZnaEBk Город, где я (Омскъ)]

Отрывок, характеризующий История Омска

– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…