История Португалии

Собственно история Португалии начинается с XII века, когда возникла Бургундская династия и государство получило самостоятельность. До этого Португалия не выделялась в особую территорию, и историки рассматривают историю Пиренейского полуострова в целом.

Доисторическая эпоха

В неолите на территории Португалии были широко распространены дольмены (аналогичные дольмены существовали в Атлантической Европе — Испании, Франции и Британии).

В бронзовом веке на территории Португалии процветают ремёсла. В 1 тыс. до н. э. на юге Португалии и Испании существовала цивилизация Тартесса, торговавшая с Карфагеном; истощение рудников привело к экономическому кризису Тартесса и его последующему покорению.

Во второй половине 1 тыс. до н. э. север Португалии заселяют кельты, юг — лузитаны; возможно, также сохраняются остатки тартессийского населения (конии). Все эти народы были покорены и ассимилированы римлянами в эпоху первых императоров.

Карфаген

Финикийцы были первыми колонистами на Пиренейском полуострове, про которых известно документально. С 237 года до н. э. Карфаген распространил свою власть на Иберию, откуда Гасдрубал Красивый стал угрожать Римской республике, а потом подписал договор о границе, по которому Испания отходила к Карфагену.

В составе Римской империи

В римские времена история современной Португалии трудно отделима от истории Испании.

В 159 — 135 годах до н. э. разразилась Лузитанская война племён против римских легионов.

Провинция Лузитания была основана в 15 году до н. э. и занимала территорию южной Португалии, известна своими железными и серебряными рудниками.

Германские племена

После падения Рима на территории будущей Португалии с 409 года хозяйничали германские племена вандалов, затем переселившиеся из района Северного Кавказа ираноязычные аланы и вновь германские племена — свевы, а потом вестготы.

В 414 свевы заключили с римским правительством договор, по которому получали право поселиться на Иберийском полуострове в качестве федератов, к ним отошла Галисия и значительная часть современной Португалии. Численность свевов оценивается в 30 — 35 тысяч человек. В ранний период свевского владычества королевскими резиденциями были Брага, Порту и Мерида. Брага располагалась в центре свевской державы, и в VI веке этот город становится важнейшей резиденцией короля. Ещё с римских времён Брага и Мерида были важными центрами христианства, там находились епископы, эти города связаны с деятельностью христианских святых.

История свевов прослеживается по Хронике Идация до 469 года. Свевское культурное влияние оказалось незначительным, язык исчез, не оставив после себя никаких следов. Скорее всего культурное влияние свевов было незначительным по причине малочисленности племени. Средневековая Португалия видела себя наследницей вестготов, а не свевов.

Вестготский король Теодорих II вступил в войну со свевами, вторгся в Испанию, и к 474 году занял почти весь Пиренейский полуостров, оставив свевам небольшую часть северной Португалии и Галисии. Государство свевов было завоёвано в 585 году Леовигильдом, после чего разделяло судьбы Вестготского государства.

Арабы

С 711 года по 716 год племена мавров (арабы и берберы) заняли практически весь полуостров. Арабы на то время значительно превосходили вестготов и в культурном, и в экономическом отношении. Арабы ввели повсеместно системы орошения, повысив плодородие земли. До второй половины IX века мавры занимали всю территорию современной Португалии.

С 722 года началась Реконкиста — процесс отвоёвывания Иберии христианскими народами у арабов. На долгое время (до 1000 года) граница установилась по реке Дору, северная Португалия и Галисия оставались христианскими.

См. также: Омейяды, Аль-Андалус, Кордовский халифат, Реконкиста

Графство Португалия как часть Леона

Вассальное от королевства Леон Графство Португалия было основано в 868 году Вимара Перешом — 868 год считается первым упоминанием Португалии как феодального владения, первооснова современной Португалии. Территории графства, состоящие преимущественно из гор, лесов и болот, были ограничены на севере Миньо, а на юге — рекой Мондегу. Название (Портуселиа, Терра портукаленсис) произошло от маленького порта Портус Кале или Вила-Нова-де-Гайя, ныне пригорода Порту, в устье реки Дору.

Португальские графы принимали активное участие в Реконкисте и в мятежах против королевской власти. Наивысшего влияния графство достигло при Менендо II Гонсалесе, ставшем регентом при короле Альфонсо V, позднее графство пришло в упадок и передано Галисии.

Графство было восстановлено в 1093 году Альфонсо VI Кастильским в качестве ленного владения для своего зятя Генриха Бургундского, в эту территорию входило графство Коимбрское, часть территории провинции Траз-уж-Монтиш и Алту-Дору и юг Галисии.

В 1139 году сын Генриха Бургундского Афонсу I Великий провозгласил себя королём.

Периоды истории Португалии

Историю Португалии можно условно разделить на 12 периодов:

• 1095—1279 — период формирования самостоятельного королевства Португалия и расширения его до нынешних континентальных границ;
• 1279—1415 — период укрепления монархии в Португалии ;
• 1415—1499 — Период крестовых походов и географических открытий, кульминацией которого стало открытие океанского пути в Индию (1497—1499).
• 1499—1580 — период формирования Португальской колониальной империи, простиравшейся от Бразилии на восток к Малукке;
• 1581—1640 — период Испанского владычества в Португалии.
• 1640—1755 — период реставрации Португальской монархии.
• 1755—1826 — период Помбалиновских реформ и войн на Пиренейском полуострове ;
• 1826—1910 — период конституционной монархии;
• 1910—1926 — период Первой республики.
• 1926—1974 — период Второй Республики (диктатура Салазара)
• 1974—1982 — период перехода к демократии и попыток строительства социализма.
• С 1982 — современный период.

Бургундская династия 1139—1383

Реконкиста

Основателем государства считается Афонсу I. 25 июля 1139 г. он одерживает грандиозную победу при Оурике, после чего его солдаты провозглашают его королём (буквально «король португальцев» (порт. Rei dos Portugueses). Затем Афонсу собирает королевскую ассамблею в Ламегу, где получает корону из рук архиепископа Браганса в подтверждение независимости. С этого момента Португалия фактически перестаёт быть феодальным уделом Кастилии и становится независимым государством.

Далее Афонсу борется за признание себя королём Церковью и соседними государствами. Он основал несколько монастырей и конвентов, и даровал привилегии религиозным орденам. В 1143 г., он объявляет себя и своё королевство слугами Церкви и обещает довершить изгнание мавров. Афонсу отвоёвывает у мавров Сантарен в 1146 г. и Лиссабон в 1147. Он также отвоёвывает часть территории к югу от реки Тежу, которую однако не смог удержать.

Король Альфонсо VII Кастильский, двоюродный брат Афонсу, был недоволен независимостью Португалии, считая её мятежом. Началась война с Кастилией, Афонсу вступил в союз с королём Арагона. В 1167, Афонсу был ранен близ Бадахоса и взят в плен солдатами Леонского короля. Португалия была вынуждена капитулировать, отдав в качестве выкупа почти все завоёванное Афонсу в Галисии.

В 1179 г. папа Александр III особой буллой признал Афонсу королём Португалии как независимого государства с правом завоёвывать земли мавров. Португалия наконец утвердилась как государство и обезопасила себя от попыток аннексии со стороны Кастилии.

Сын Афонсу, король Саншу I в 1189 занял Алентежу и Алгарве, уже тогда Португалия приняла почти современные границы, но Саншу I не смог удержать завоевания, проиграв через год битву халифу Якуб аль-Мансуру. Король Афонсу II постарался укрепить страну изнутри, ослабил войны, и, чувствуя силу, стал ослаблять привилегии духовенства, отчего был отлучён Папой от Церкви. Его сын Саншу II стал активно продолжать Реконкисту и улаживать конфликты с церковью, занял часть Алгарве, однако не справился с политическими интригами, был объявлен Папой еретиком и изгнан, передав трон своему брату Афонсу III.

Афонсу III укрепил законопорядок в стране, в 1254 г. в городе Лейрии собрав первый кортес, куда вошла знать, среднее купечество и представители всех муниципалитетов. Он также издаёт свод законов, ограничивающих возможность притеснений высшей знатью населения. Афонсу III продолжил войну с мусульманами на юге. В его правление Алгарве стала частью королевства, вслед за захватом Фару. Португалия стала, таким образом, первым иберийским королевством, завершившим Реконкисту. В 1267 г. в Бадахосе было подписано соглашение о южных границах между Кастилией и Португалией, определяемых рекой Гвадиана.

Расцвет и укрепление Португалии

Период правления короля Диниша считается эпохой расцвета. Король сделал португальский язык официальным и прославился как поэт и трубадур. После короткого конфликта с Кастилией войны не велись. В 1297 г. Диниш подписал пакт о границах с Фердинандом IV Кастильским, действительный по сегодняшний день.

Диниш продолжил политику отца по формированию законодательства и централизации власти. Он обнародовал ядро португальских гражданского и уголовного кодексов, защищающих низшие классы от притеснений и вымогательства. Было построено множество крепостей, созданы новые города и даны привилегии городов нескольким существующим поселениям. Были разведаны месторождения угля, серебра, олова и железа, и излишки разработок направлялись на экспорт в другие страны Европы. Первое Португальское торговое соглашение было подписано с Англией в 1308 г. Диниш основал португальский флот. Диниш перераспределял земли, поощрял сельское хозяйство, организовывал сообщества земледельцев и наладил экспорт. Он основал регулярные ярмарки во многих городах и следил за их функционированием.

Он спас от преследований и конфискации имущества орден Тамплиеров, преобразовав его в Орден Христа с центром в городе Томар.

В стране развивалась культура. Лиссабон стал одной из главных научных и культурных столиц Европы. Был учрежден Университет Коимбры.

Ухудшилась ситуация в стране во время правления сына Диниша, Афонсу IV — в стране разразилась гражданская война, в 1344 было страшное землетрясение, потом в 1348/1349 чума унесла жизни трети населения, а потом война короля против мятежного сына Педру I, который тем не менее после смерти Афонсу смог занять престол.

Педру I правил 10 лет и рано умер, оставив страну в цветущем состоянии. В 1367 королём стал Фернанду I, который ввязался в несколько конфликтов. Он заявил о своих претензиях на трон Кастилии, вступил в союз с Арагоном и мусульманской Гранадой, но потерпел несколько поражений. В 1373 и 1381 он снова вступил в безуспешные войны с Кастилией, заключив также союз с Англией, воевавшей тогда с Францией. Португалия была опустошена и разорена.

В 1383 г. Фернанду заключил мир с Жуаном I Кастильским в Салватерре, отступившись от своих английских союзников, которые ответили на это опустошением части его территории. По соглашению Салватерра Беатрис выходила замуж за Жуана I Кастильского.

Фернанду умер в 1383, не оставив наследников.

Междуцарствие 1383—1385

Леонора вступила в регентство до наступления дееспособности своего внука, старшего сына Жуана I Кастильского и Беатрис. У Леоноры долгое время была интрига с Графом Оурень, чье влияние вызывало негодование аристократии, к тому же её тирания подняла мятежные оппозиционные настроения. Недовольные избрали своим лидером Дона Жуана, великого магистра Ависского рыцарского ордена, побочного сына Педру Сурового, и организовали восстание в Лиссабоне, совершив убийство Графа Оурень в королевском дворце 6 декабря 1383 г.

Леонора бежала в Сантарен и попросила помощи Кастилии, в то время как Дон Жуан был провозглашён «защитником Португалии». В 1384 г. Кастильская армия окружила Лиссабон, но встретила героическое сопротивление, и после пяти месяцев осады отступила в связи со вспышкой чумы.

Жуан I Кастильский, узнав о планах Леоноры отравить его (либо под предлогом раскрытого заговора), заключил её в Тордесильский монастырь, где она и умерла в 1386 г.

Ависская династия 1385—1580

Экспансия в Марокко

16 апреля 1385 г. собрание кортесов в Коимбре провозглашает выборность короля Португалии и избирает по прошению советника Жуана даш Реграш Дона Жуана Ависского королём. Выбор великого магистра Ависского ордена вновь ратифицировал старинный союз короны и общин, включив знать и духовенство. Нация была объединена.

Вскоре после этого кастильцы осуществили вторжение в Португалию с целью захватить Лиссабон и свергнуть Жуана Ависского с престола. Жуан Кастильский был подкреплен французской союзной кавалерией, а на стороне Жуана Ависского были английские войска. Вторжение было отражено после битвы при Атолейруше, а в особенности решающей битвы при Алжубарроте 14 августа 1385 г., где кастильская армия была практически уничтожена. После смерти в 1390 г. Жуана Кастильского Жуан I мирно правил страной и восстанавливал экономику. Он предпринял экспедицию по захвату мусульманского города Сеута в 1415 г., открыв возможности для мореплавания к побережью Африки.

Поддержка колонии Сеута оказалась дорогостоящей, и стало ясно, что обладание Сеутой без владения Танжером лишено смысла. В 1437 братья короля Дуарти I Энрике и Фернанду предложили королю атаковать Танжер. Экспедиция закончилась тяжёлым поражением, Фернанду был захвачен в плен в Фезе и умер, а скоро от чумы скончался и сам король.

Афонсу V всячески поощрял экспедиции Энрике в Африку и торговлю невольниками. В 1452 г. папа римский Николай V своей буллой санкционировал захват португальцами африканских земель и обращение их жителей в рабство. Энрике установил государственную монополию на работорговлю.

Афонсу V собрал значительные средства для подготовки крестового похода, но крестовый поход не состоялся из-за смерти Папы, и средства были пущены на завоевание Танжера в 1471 году. Путь в Африку был свободен.

Король Жуан II укрепил колонии в Марокко и основал ряд поселений в Гвинее. В его правление Бартоломеу Диаш открыл мыс Доброй Надежды.

Великие географические открытия

См. также: Индийские армады

Существуя как государство с 1143 г., и оставаясь практически всегда в одних и тех же границах с XIII века, Португалия всегда была обращена к морю. Издревле важнейшими промыслами были рыболовство и торговое мореплавание. Однако страна, расположенная в стороне от главных торговых маршрутов того времени, не могла с большой выгодой для себя участвовать в мировой торговле. Экспорт был невелик, а ценные товары Востока, такие, как пряности, португальцам приходилось покупать по очень высоким ценам, тогда как страна после Реконкисты и войн с Кастилией была бедна и не имела для этого финансовых возможностей.

Интерес инфанта Энрике Мореплавателя к географическим исследованиям, соединенный с развитием технологий в мореплавании, стремлением португальских купцов к товарам стран Востока и необходимостью открытия новых торговых путей вместе породили португальскую экспансию и Великие географические открытия. После взятия Сеуты в 1415 году инфант Энрике принялся отправлять морские экспедиции к югу вдоль западного побережья Африки. Первые плавания не принесли казне дохода, однако вскоре корабли, возвращаясь в Португалию, начали привозить золото и рабов с африканского побережья, и, таким образом, интерес к дальнейшим плаваниям возрастал все сильней. Одна за другой следовали экспедиции Нуну Триштана, Диниша Диаша, Альвизе Кадамосто и других выдающихся моряков, которые продвигались к югу все дальше и дальше.

Однако на момент смерти Энрике Мореплавателя в 1460 году португальцы не пересекли даже экватора, достигнув к тому времени лишь побережья Сьерра-Леоне и открыв ряд островов в Атлантическом океане, в том числе острова Зеленого мыса. После этого экспедиции на какое-то время прекратились, однако вскоре были возобновлены опять — король превосходно понимал, насколько важно для Португалии открытие новых земель. Вскоре были достигнуты острова Сан-Томе и Принсипи, пройден экватор, а в 1482—1486 Диогу Кан открыл большой отрезок африканского берега к югу от экватора. Вместе с тем продолжалась экспансия в Марокко, а на гвинейском побережье португальцы активно устанавливали крепости и торговые пункты.

В 1487 году Жуан II по суше направил двух офицеров, Перу да Ковильяна и Афонсу ди Паива, на поиски пресвитера Иоанна и «страны пряностей». Ковильяну удалось достичь Индии, однако на обратном пути, узнав о том, что его спутник погиб в Эфиопии, он направился туда и был задержан там по приказу императора. Однако Ковильян сумел передать на родину отчет о своем путешествии, в котором подтвердил, что вполне реально достичь Индии по морю, обогнув Африку.

Почти в то же время Бартоломеу Диаш открыл мыс Доброй Надежды, обогнул Африку и вышел в Индийский океан, окончательно доказав тем самым, что Африка не простирается до самого полюса, как полагали древние ученые. Однако матросы флотилии Диаша отказались плыть дальше, из-за чего мореплаватель не сумел достичь Индии и вынужден был вернуться в Португалию.

Наконец, в 1497—1499 году флотилия из четырех кораблей под командованием Васко да Гамы, обогнув Африку, достигла берегов Индии и вернулась домой с грузом пряностей. Задача, поставленная более восьмидесяти лет назад инфантом Энрике, была выполнена.

В 1492 году происходил массовый исход в Португалию изгнанных из Испании иудеев и возникла проблема «новых христиан»

В 1500 году Педру Алвареш Кабрал пытался достичь по морю Индии, но сильно отклонился на запад, чтобы избежать встречных ветров и течений у побережья Гвинеи, и открыл Бразилию. Жуан да Нова открыл остров Вознесения в 1501 г. и остров Святой Елены в 1502 г.; Триштан да Кунья был первым, увидевшим в 1506 г. архипелаг, до сих пор носящий его имя.

В Восточной Африке маленькие исламские государства вдоль побережья Мозамбика, Килуа, Брава и Момбаса были разрушены, или стали подданными и союзниками Португалии. Педру де Ковильян достиг Абиссинии ещё в 1490 г; в Индийском океане и Арабском море, один из кораблей Кабрала открыл Мадагаскар в 1501 г, который был частично исследован Триштаном да Кунья (1507 г.); Маврикий был открыт в 1507 г, Сокотра завоевана в 1506, и тогда же Лоуренсу д’Алмейда посетил Цейлон.

В Красном море Массава была самой северной точкой, часто посещаемой Португальцами до 1541 г, когда флот под командованием Эштевана да Гама проник до самого Суэца. Ормуз в Персидском Заливе был осажден Альфонсом Альбукерки (1515), который также установил дипломатические отношения с Персией.

В континентальной Азии первые торговые посты были основаны Кабралом в Кочине и Калькутте (1501); более важным, однако, было завоевание Альбукерке Гоа (1510) и Малакки (1511) а также захват Диу (1535) Мартином Афонсу ди Соуза. Восточнее Малакки Альбукерки направил Дуарте Фернандеша в качестве дипломатического представителя в Таиланд (1511), и отправил к Молуккским островам две экспедиции (1512, 1514), которые основали португальский доминион на Малайском архипелаге.

Фернан Пиреш де Андраде посетил Кантон в 1517 г. и открыл торговые отношения с Китаем, где в 1557 г. Португальцам было разрешено оккупировать Макао. Япония, случайно открытая тремя Португальскими купцами в 1542 вскоре привлекла большое количество коммерсантов и миссионеров. В 1522 г. один из кораблей Фернандо Магеллана, португальца, состоявшего на службе Испании, совершил первое кругосветное путешествие.

В 1536 году по просьбе короля Португалии Жуана III в Португалии была официально утверждена инквизиция.

Заселение Бразилии

Тордесильясский договор 1494 года разграничил владения между Испанией и Португалией по меридиану на 370 лиг (1770 км, 1100 миль) к западу от островов Зелёного Мыса — в современных координатах, это меридиан 49°32’56" з. д., или «папский меридиан». Территории на восток от меридиана отходили Португалии.

При короле Жуане III началась активная колонизация. В 1530 году из Португалии стали прибывать первые поселенцы, которые привозили с собой скот, саженцы и семена. На северо-востоке страны были основаны укреплённые поселения, первым из которых стал Сан-Висенте, который находится в прибрежной части современного штата Сан-Паулу, основанный в 1532 году, и столица колонии Салвадор в штате Баия, основанный в 1549 году. На территории Бразилии были созданы 14 наследных феодальных владений — капитаний, причём некоторые из них по размеру больше, чем сама Португалия. Владельцы капитаний, так называемые donatarios, то есть те, которые «принимают дар», отвечали за их безопасность и развитие.

Важный вклад в развитие и прогресс колоний внесли иезуиты, которые занялись защитой и обращением индейцев в христианство, а также значительной работой по подъёму морального уровня колонистов. Индейцы, обращённые в христианство, селились в организованных иезуитами поселениях «алдеи» (aldeias), которые были похожи по структуре на миссии в испанской Америке.

Влажное и плодородное побережье штата Пернамбуку было пригодно для выращивания сахарного тростника. Сахар поставлялся на европейский рынок.

Португалия превратилась в мощную и богатейшую колониальную империю.

Упадок династии

После смерти Жуана III регентство при малолетнем Себастьяне взял кардинал Энрике. Себастьян увлекался рыцарскими подвигами, и когда достиг совершеннолетия, затеял авантюрную войну за освобождение Марокко, в которой погиб в 1578 году в Битве при Эль-Ксар-эль-Кебире. Энрике, чтобы занять трон, снял с себя сан и женился, но Папа не утвердил его королём. Вскоре Энрике умер, не оставив наследников, и трон заняла испанская династия Габсбургов.

Зависимость от Испании 1580—1640

В 1578 г. португальский король Себастиан погиб во время североафриканской экспедиции. Испанский король Филипп II, основываясь на праве наследования по родству и на богатых подарках, которыми он оделил португальскую аристократию, решил захватить португальский престол. Среди португальцев возникла — весьма, впрочем, слабая — национальная партия, пытавшаяся оказать Филиппу вооружённое сопротивление; но испанская армия почти без борьбы заняла всю страну (в 1580 г.), а спустя несколько месяцев португальские кортесы провозгласили Филиппа португальским королём. Португалия на 60 лет превратилась в провинцию Испании, которая управлялась вице-королём.

Династия Браганса 1640—1910

1 декабря 1640 г. Португалия вернула себе независимость от Испании, и на трон вступил Жуан IV. Испания признала Португалию как независимое государство 13 февраля 1668 г.

Вслед за своим величайшим расцветом в качестве мировой державы в XV и XVI вв. Португалия теряет большую часть богатства и могущества с разрушением Лиссабона в гигантском землетрясении 1755 г.

Реформы Помбала

Премьер-министр Португалии Маркиз де Помбал долгое время правил страной. Он руководил восстановлением Португалии после землетрясения. Маркиз де Помбал совершил ряд продуманных реформ, которые привели к восстановлению и укреплению Португалии. Помбал принуждал не-христиан (мусульман, индусов, евреев) принимать христианство, при этом он установил равные гражданские права всем жителям Португалии и колоний.

Наполеоновские вторжения

В 1807 Наполеон договорился с Испанией о разделе Португалии. Под угрозой вторжения Наполеона регент Жуан VI переносит столицу в Рио-де-Жанейро, убежав, таким образом, со всем двором в Бразилию под охраной английского флота. Объединённые войска Англии и Португалии смогли остановить первое вторжение французов, однако за этим последовало ещё второе и третье наступление.

Революция и мигелистские войны

Восстание гарнизона 24 августа 1820 в Порту заставило Жуана VI вернуться из Бразилии, заранее согласившись на установление конституционной монархии. Своего старшего сына Педру он оставил управлять Бразилией, которая в 1822 г. была объявлена независимым государством.

В 1822 учредительными кортесами была принята первая португальская конституция. Враги конституции сплотились вокруг жены Жуана VI, Карлоты-Жуакины, и их младшего сына Мигела. Мигел возглавил движение за реставрацию абсолютизма, но потерпел неудачу и был изгнан из страны. Между тем Жуан VI согласился пойти на переговоры с Бразилией и в 1825 признал её независимость, сохранив за собой титул императора.

После его смерти в 1826 престолы Португалии и Бразилии перешли к Педру IV, который оставался в Бразилии. Он передал португальский престол своей малолетней дочери Марии при условии, что она выйдет замуж за его брата Мигела, а Мигел примет конституцию, подготовленную Педру в 1826 г.

Но в 1828 Мигел вернулся в Португалию и объявил себя абсолютным монархом. В ответ на это либералы восстали, но были разбиты.

В 1831 Педру отрекся от престола Бразилии в пользу своего сына, в 1832 во главе вооруженных сторонников он высадился близ Порту и занял этот город после трехмесячной осады. Затем он высадил войска в Алгарви и, наконец, вступил в Лиссабон в 1833 г. Мигел отрекся от престола. Кортесы признали королевой 15-летнюю Марию II и в 1834 г. Педро умер.

Конституционная монархия

Гражданская война и потеря Бразилии привели к финансовому кризису. Для его преодоления было конфисковано и распродано имущество церкви.

В сентябре 1836 года к власти пришла более радикальная фракция Сентябристов, которая восстановила более либеральную конституцию 1822 года. В 1837 году маршалы герцоги Салданья и Терсейра подняли восстание, чтобы сместить Сентябристов. Однако оно потерпело поражение.

Выборы 1842 года продемонстрировали симпатии к консерваторам. Переход бывшего радикала Антониу Бернарду Кошты Кабрала на сторону консерваторов привел к восстановлению герцогом Терсейра действия Хартии правления 1826 года, которая предоставляла королю широкие полномочия и предусматривала назначение (а не выборы) верхней палаты. Новое правительство хартистов устроило чистку национальной гвардии от политических влияний, ввело цензуру прессы и взяло под контроль радикальные клубы. В 1845 году был принят закон, запрещавший захоронения в церквях и в ответ на это действия на севере страны поднялось крестьянское восстание во главе с трактирщицей Марией да Фонти, которое было жестоко подавлено.

В 1846 году королева отправила Кошту Кабрала в отставку. Сентябристы опубликовали манифест, направленный против королевской власти. Тогда Мария II отложила выборы и обратилась к герцогу Салданью с просьбой сформировать правительство. Сентябристы в ответ подняли восстание в Порту. В 1847 году был достигнут компромисс с повстанцами, что дало возможность вернуться к власти Салданье и Коште Кабралу, однако спустя два года они поссорились и Кошта Кабрал уволил Салданье. В 1851 году Салданья возглавил путч, а Кошта Кабрал был вынужден эмигрировать. Радикально настроенные в прошлом Сентябристы со временем трансформировались в оппозиционную партию Прогрессистов. Они пришли к власти в 1879 году.

Во второй половине XIX-го века началась колониальная экспансия Португалии в Африке. Португальцы осваивали территории между Анголой и Мозамбиком, и в 1886 году стали претендовать на территорию от западного до восточного побережья Африки. Однако в 1890 году Великобритания предъявила ультиматум, запрещавший португальскую оккупацию территории между Анголой и Мозамбиком, что вызвало возмущение в Португалии. Правивший с 1889 года король Карлуш I вынужден был подчиниться ультиматуму, и в августе 1890 года были подписаны англо-португальские соглашения, окончательно определившие границы африканских колоний Португалии. С этого времени граница между португальскими Восточной Африкой и Западной Африкой, а также британской Родезией, проходили по рекам Замбези и Конго. Другой колониальный договор, по сути, ставший закреплением положений первого, был подписан 14 октября 1899 года. Все эти соглашения серьёзно подорвали авторитет и репутацию Карлуша I.

В 1906 году Карлуш I предоставил диктаторские полномочия Жуану Франку, который правил страной, не созывая кортесов. Но в 1908 году Карлуш и его старший сын Луиш Филипе (наследник престола) были убиты террористами. Королём стал младший сын Карлуша Мануэл II, Франку был отстранен от власти, и за полтора года сменилось семь правительств.

Первая республика 1910—1926

Революция 1910 г. низложила монархию, после чего начался хаотичный республиканский период (ранняя республика). В первые два года существования республики было проведено много реформ: началось расширение системы всеобщего школьного образования, в 1911 году португальские рабочие получили право на забастовку, была также проведена налоговая реформа. Первый республиканский парламент был избран в мае 1911 года.

Новая конституция гарантировала гражданские права и свободы, а также неприкосновенность личности. Особое внимание уделялось ликвидации засилья католической церкви: были ликвидированы все религиозные титулы, церковь и государство были официально разделены в апреле 1911 года, а бывшая церковная собственность попала в светские руки. Часы, отведённые на религиозное образование, были урезаны более чем вдвое, количество духовных семинарий было сокращено наполовину.

В начале Первой мировой войны Португалия оставалась нейтральной страной, но в феврале 1916 г. вступила в войну на стороне Антанты. В 1917 Сидониу Паиш установил в стране диктатуру, но правление Паиша закончилось в следующем году его убийством. Война обострила финансовые проблемы страны, резко возросла инфляция.

Бичом новой власти, несмотря на то что она была избрана демократически, стала коррупция. В 1919 году произошла попытка реставрировать монархию. В период первой республики — с 1910 по 1926 год сменилось 44 правительства, произошло 24 восстания, 158 всеобщих забастовок, 17 попыток государственного переворота с участием недовольных военных. В 1921 во время так называемой Кровавой ночи был убит премьер-министр Антониу Гранжу, которого путчисты заставили уйти в отставку, и ряд других политиков. Из восьми президентов республики только один пробыл на посту весь срок. К 1926 году португальские демократы окончательно утратили веру народа, особенно крестьян на севере страны, которые оставались глубоко религиозны даже в период церковных гонений. После того как в 1925 году в стране произошла самая крупная финансовая афера в истории западного капитализма первой половины ХХ века, дни первой демократии были сочтены.

Вторая республика (диктаторский режим) 1926—1974

Республике положил конец в 1926 г. военный переворот, установивший репрессивный авторитарный режим почти на пять десятилетий.

Руководство страной перешло к генералу Антониу Оскару ди Фрагушу Кармоне, который сначала стал временным президентом, а затем избирался президентом в 1928 г., 1935 г., 1942 г. и 1949 г. и умер на этом посту в 1951 г. В 1928 г. Кармона пригласил на должность министра финансов Антониу ди Оливейру Салазара. Налоговые реформы Салазара обеспечили увеличение доходов бюджета, государственный долг был сокращен, выделялись значительные средства на экономическое развитие, общественные работы, оборону и социальную сферу. В 1932 Салазар стал премьер-министром и подготовил проект конституции 1933, которая устанавливала авторитарный режим, получивший название «нового государства».

Во время Второй мировой войны Португалия сохраняла нейтралитет. В 1949 г. она вступила в НАТО.

Серьёзная оппозиция Салазару впервые проявилась на президентских выборах 1958 г., когда победил адмирал Америку Томаш, поддерживаемый Салазаром, но генералу Умберту Делгаду, возглавлявшему оппозицию, удалось набрать четверть всех голосов. В результате в 1959 г. прямые выборы президента были отменены, а право выбора президента было передано избирательной коллегии.

В 1961 г. португальские территории Гоа, Даман и Диу в Индии были оккупированы индийскими войсками и присоединены к Индии. В 1960-е годы начались антиколониальные восстания в Анголе, Мозамбике и Португальской Гвинее, принадлежавших Португалии. В результате Португалия направила в эти колонии значительную часть армии и тратила большие средства на борьбу с повстанцами. Одним из последствий колониальных войн стала эмиграция 1,6 млн португальцев, которые не желали служить в армии и в поисках работы выехали в разные страны мира.

В сентябре 1968 г. Салазар в результате болезни отошёл от политической деятельности. Новым главой правительства стал Марселу Каэтану, который произвёл незначительное смягчение политического курса.

Революция Красных гвоздик

25 апреля 1974 офицеры, входившие в Движение вооружённых сил (ДВС), осуществили военный переворот и свергли режим Каэтану. Хунта, возглавляемая генералом Антониу ди Спинолой, восстановила демократические свободы и призвала к прекращению боевых действий в африканских колониях. 15 мая было сформировано временное правительство во главе со Спинолой, в состав кабинета вошли представители Социалистической партии и Португальской коммунистической партии. Однако сам Спинола противился планам ДВС предоставить колониям независимость и осуществить радикальные реформы, и в сентябре его сменил генерал Франсишку да Кошта Гомиш.

В марте 1975 г., после попытки группы правых офицеров организовать государственный переворот, новый орган ДВС, Революционный совет Португалии, возглавлявшийся премьер-министром Вашку Гонсалвишем, в котором преобладали крайне левые, национализировал многие отрасли промышленности и большинство банков страны.

В апреле 1975 состоялись выборы в Учредительное собрание. Социалисты получили 38 % голосов, Народно-демократическая партия — 26 %, а коммунисты — 12 %. В июле 1975 г. социалисты вышли из состава правительства Гонсалвиша после того, как он санкционировал переход их газеты «Република» в руки левых. В августе 1975 г., после волны антикоммунистических выступлений на севере страны, Гонсалвиш был смещен со своего поста и был сформирован новый кабинет с преобладанием социалистов и их союзников. После этого страны Запада предоставили Португалии кредиты, в которых отказывали во время правления прокоммунистического ДВС. В ноябре 1975 г. военные офицеры левой ориентации совершили неудачную попытку государственного переворота. К концу 1975 г. все колонии Португалии получили независимость.

В апреле 1976 вступила в действие новая конституция страны. В ней национализация предприятий и экспроприация земель, проведенные в 1974—1975 годах, объявлялись необратимыми. На выборах в Ассамблею Республики социалисты получили большинство мест. В июне 1976 г. генерал Антониу Рамалью Эаниш был избран президентом, а премьер-министром стал лидер социалистов Мариу Суариш, возглавивший коалиционное правительство.

На выборах в декабре 1979 и октябре 1980 союз умеренной Социал-демократической партии и Социально-демократического центра получил большинство голосов.

Переход к гражданскому правлению

В 1982 был распущен и заменен гражданским советом Революционный совет офицеров, который с 1976 г. был совещательным органом при президенте страны.

На фоне экономического кризиса прошли парламентские выборы в апреле 1983, на которых победили социалисты, сформировавшие коалиционное правительство с социал-демократами, при этом Мариу Суариш сохранил пост премьер-министра.

В 1985 социал-демократы отказались поддерживать правительство Суариша и получили большинство голосов на выборах. Анибал Каваку Силва стал премьер-министром коалиционного правительства с участием христианских демократов. На президентских выборах в 1986 победил Мариу Суариш, который стал первым за 60 лет гражданским президентом Португалии.

В составе Евросоюза

1 января 1986 г. Португалия вступила в Евросоюз.

В 1987 социал-демократы получили подавляющее число голосов на парламентских выборах. При поддержке социалистов они внесли в 1989 поправки в конституцию страны, изменив марксистскую фразеологию 1976 года. Государственная собственность была ограничена, а государственное регулирование инвестиционной деятельности было отменено. В 1991 г. Суариш был переизбран на пост президента.

Вступление страны в ЕС и политика социал-демократического правительства привели к увеличению объема иностранных инвестиций. В период 1986—1991 годов прирост производства ежегодно составлял от 3 до 5 %, а уровень безработицы сократился с 8 % до 4 %. Но в первой половине 1990-х годов уровень безработицы увеличился. В 1993 г. наступил очередной экономический кризис. Действия правительства по сокращению расходов на социальные нужды вызывали протесты.

На всеобщих выборах 1 октября 1995 г. социал-демократическая партия потерпела тяжелое поражение, а победу одержали социалисты. Новое правительство, состоявшее из социалистов и беспартийных, возглавил лидер социалистов Антониу Гутерреш. В январе 1996 социалист Жоржи Сампайо был избран президентом страны.

В мае 1996 парламент принял решение о децентрализации управления страны. 8 ноября 1998 г. был проведен референдум по вопросу об административной реформе, в соответствии с которой вместо 18 административных округов в Континентальной Португалии, губернаторы которых назначались центральным правительством, должны были быть образованы 9 регионов с расширенными правами. Правительство назвало этот план «реформой века», правая оппозиция -«расколом нации». В результате реформа была отклонена 63,6 % голосов.

Правительством Гутерреша проводился курс на жесткую экономию в большинстве отраслей, улучшение сбора налогов. Правительство, предприниматели и часть профсоюзов заключили «социальный пакт», который ограничивал повышение зарплаты.

В 1998 г. в Лиссабоне состоялась последняя Всемирная выставка XX столетия.

В октябре 1999 г. социалисты укрепили свои позиции на очередных всеобщих парламентских выборах, но затем возросло недовольство населения политикой правительства в социальной сфере и на досрочных парламентских выборах в марте 2002 социалисты потерпели поражение, а к власти вернулись социал-демократы и Народная партия. Пост премьер-министра занял лидер социал-демократов Жозе Мануэл Дуран Баррозу. В январе 2001 г. Сампайо был вновь избран президентом на следующий срок.

В 2002 г. Португалия вошла в зону единой европейской валюты Евро. В 2004 г. Португалия выступила организатором Чемпионата Европы по футболу. В 2010 году в стране были легализованы однополые браки.

См. также

• Средневековая Португалия
• Хронология истории Португалии
• Список правителей Португалии
• Португалия: Даты Истории
• Установление монархии в Португалии
• Укрепление монархии в Португалии
• Португалия в период эпохи географических открытий
• Португальская империя
• Колонии Португалии
• Испанское владычество в Португалии
• Помбалиновские реформы
• Пиренейская война
• Война Двух братьев
• Турецко-португальские войны

Ссылки

• [www.cozumel12stepsupportgroups.com/index03.htm История Португалии]
• [www.igrejabranca.narod.ru/ сайт по истории Португалии]

Литература

• HV Livermore, A History of Portugal (Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1947)
• История Португалии / Жозе Эрману Сарайва; Пер. с порт. — М.: Издательство «Весь мир», 2007—384 с. — (Национальная история)
• Тавареш, Руи «[www.eupress.ru/books/index/item/id/1 Небольшая книга о Великом Землетрясении]», Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге [www.eupress.ru], 2009.

Отрывок, характеризующий История Португалии

– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.