История Реюньона
История Реюньона
Остров был необитаем, с X века посещался арабскими мореплавателями, которые называли его Дина Маргабин — Западный остров. Реюньон стал одним из немногих островов в регионе, где первыми поселенцами были европейцы.
В июле 1500 года на острове высадился португальский мореплаватель Диогу Диаш.
9 февраля 1512 года[1] или 1513 года[2] в день святой Аполлонии на острове высадился португальский мореплаватель Педру ди Машкареньяш. В честь этого события португальцы назвали его остров Святой Аполлонии (Santa Apollonia).
С 1642 года — владение Франции. В 1649 году по желанию Луи XIII стал именоваться остров Бурбон (Île Bourbon) в честь королевской семьи Бурбонов. Во второй половине XVII века на остров было завезено большое количество рабов с Мадагаскара, а также из Африки, для работы на кофейных плантациях.
В 1715 году начинается производство кофе, из Йемена завезены первые шесть кофейных деревьев.
В 1730 году пойман пират Оливье Ле Вассёр, приговорен к смерти и 7 июля повешен в Сен-Поле.
В 1738 году губернатор Маэ де ла Бурдоннэ принял решение перенести столицу из Сен-Поля в Сен-Дени.
В 1764 году права владения островом переходят от Французской Ост-Индской компании к Французской короне.
23 марта 1793 году после свержения монархии во Франции остров был переименован в Реюньон или Реюньон де Патриот, в честь исторического объединения революционеров из Марселя и Национальной гвардии в Париже, которое состоялось 10 августа 1792 года во время Великой Французской революции. Однако документов подтверждающих такую версию происхождения названия Реюньон нет.
В 1801 году остров стал именоваться остров Бонапарт (Île Bonaparte) в честь Наполеона Бонапарта.
В 1810 году в результате наполеоновских войн Британская империя получает контроль над островом и возвратила старое название остров Бурбон. Тогда же англичане заложили плантации сахарного тростника. Вскоре сахар стал важнейшим продуктом экспорта.
В 1815 году остров был возвращён Франции по Парижскому мирному договору (1814).
В 1819 году на острове начинается производство ванили.
В 1848 году название острова вновь меняется, вместо остров Бурбон снова остров Реюньон[3].
20 декабря 1848 года на острове было отменено рабство (20 декабря является праздником на Реюньоне). Для работ на плантациях кофе и сахарного тростника стали завозиться наёмные рабочие из Индии, а также из Китая.
В 1870 году на острове начался долгий экономический спад из-за открытия судоходства через Суэцкий канал. Корабли на торговом пути между Европой и Азией на острове больше не останавливаются.
В 1879—1882 годах на острове была построена железная дорога под руководством инженера Александра Лаваллэ.
В годы Первой мировой войны падение мировых цен на сахар привело к массовому разорению мелких и средних плантаторов, застою экономики и уменьшению численности населения Реюньона с 208 тысяч в 1866 году до 173 тысяч в 1921 году.
В 1929 году первый самолёт совершил посадку на острове.
28 декабря 1936 года первый самолёт прибыл в аэропорт Реюньона Ролан Гаррос.
В 1940 году местные органы власти сохраняют лояльность режиму Виши во Франции.
В 1942 году началась британская оккупация острова.
В 1946 году остров возвращается под контроль Франции. 19 марта статус острова меняется. Из французской колонии он становится заморским департаментом Франции.
В 1948 году серьёзный ущерб острову нанёс циклон. Скорость ветра достигала 300 км/ч.
В 1952 году в городе Силао установлен мировой рекорд по количеству осадков, выпавших в течение суток — 1869,9 мм.
В 1974 году статус острова вновь меняется. Из заморского департамента Франции он стал административным регионом Франции.
В 1991 году остров потрясли массовые беспорядки в связи с финансовыми и политическими скандалами.
В 2004 году Реюньон подал заявку на членство в Общем рынке Восточной и Южной Африки.
В 2005 году маленькие острова в Мозамбикском проливе — Европа, Бассас-да-Индия и острова Глорьёз — переходят из юрисдикции Реюньона в юрисдикцию Французских Южных и Антарктических территорий.
4 октября 2005 года произошло очередное извержение вулкана Питон-де-ла-Фурнез. С 1640 года зарегистрировано более 100 извержений.
Напишите отзыв о статье "История Реюньона"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?vid=ISBN1402195028&id=-BSSkbypWnEC&pg=RA10-PA311&lpg=RA10-PA309 The voyage of François Leguat, of Bresse, to Rodriguez, Mauritius, Java, and the Cape of Good Hope], Pasfield Oliver éditeur, volume 2, page 311 (англ.)
- ↑ [books.google.com/books?vid=LCCN05017306&id=Yjwk1jhZp_kC&pg=PA486 The Historians' History of the World], Henry Smith Williams éditeur, New York, 1904, Volume X, page 486. (англ.)
- ↑ Бурбон, остров // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Соединения остров // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий История Реюньона
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
