История России с древнейших времён

История России с древнейших времён
Исторiя Россiи съ древнѣйшихъ временъ
Титульный лист второго издания.
Автор:	Сергей Михайлович Соловьёв
Жанр:	История России
Язык оригинала:	русский
Оригинал издан:	1851—1879
Издатель:	Товарищество «Общественная польза», СПб.
[www.kulichki.com/inkwell/text/special/history/soloviev/solovlec.htm Электронная версия]

«Исто́рия Росси́и с древне́йших времён» — фундаментальный труд Сергея Соловьёва в 29 томах, издававшийся с 1851 по 1879 годы.

Общие сведения

Труд «Истории России с древнейших времён» стал главным делом жизни С. М. Соловьёва. Публикация проходила с 1851 по 1879 годы и составила 29 томов, собранных первоначально в 6 книг. Последний том вышел уже после смерти автора, заканчиваясь описанием Кючук-Кайнарджийского мира России с Турцией, заключённом в 1775 г. Изложение материалов основано на фактических данных (начиная с XVII в. преимущественно архивных).

С точки зрения фактической полноты изложения событий русской истории, «История России с древнейших времен» наиболее полное хранилище таких фактов. Она содержит обзор событий на протяжении двадцати трех столетий, начинаясь свидетельствами о теперешней европейской России Геродота, то есть с V века до н. э. Ни один из русских историков, не охватывал такого огромного хронологического пространства.

Работа С. Соловьёва явилась как бы противовесом «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, которая к середине XIX века практически получила статус официальной.

Некоторые особенности

С. Соловьёв рассматривал историю не как перечень завоеваний и смены государей. Он полагал общество целостным организмом, развивающимся «естественно и необходимо». Государство, являясь продуктом общественной жизни, есть общество в своём развитии: одно невозможно без последствий отделить от другого. По этой причине С. Соловьёв полагал главным, решающим с точки зрения исторического движение, внутренние процессы развития — ход колонизации, возникновение новых городов, изменение взглядов власть имущих на собственность и характер своей власти.

По мнению С. Соловьёва, от Рюрика и до наших дней русский историк имеет дело с единым цельным организмом, что обязывает его «не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, а соединять их, следить за связью явлений, за непосредственной преемственностью форм; не разделять начал, а рассматривать их во взаимодействии, стараясь объяснять каждое явление внутренними причинами, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию».

Вклад в российскую историографию

В «Истории России с древнейших времён» Сергей Соловьёв обособил и исследовал такие важные моменты российской истории, как:

• деление русской истории на эпохи обусловленное внутренними связями её явлений;
• влияние природных условий территории (заимствованное у К. Риттера) на исторические судьбы русского народа;
• значение этнографического состава русского государства;
• характер русской колонизации и её направление;
• теория родового быта (заимствованная у Г. Эверса), связанная с новым, оригинальным взглядом на период уделов, постепенный переход этого быта в быт государственный, последовательное превращение племён в княжества, а княжеств — в единое государственное целое;
• теория новых княжеских городов, объясняющая факт возвышения княжеской собственности и зарождение нового порядка на севере;
• выяснение особенностей новгородского строя, как выросшего на чисто туземной почве;
• сведение почти к нулю политического значения монгольского ига;
• государственная централизация как процесс тесно связанный с борьбой против нашествия монголов;
• историческая преемственность суздальских князей XII—XIII вв. и московских XIV—XV веков;
• преемственность идеи в поколении Даниловичей, тип «бесстрастных ликов» и основные условия возвышения Москвы (географическое положение Москвы и её области, личная политика князей, характер населения, содействие духовенства, неразвитость самостоятельной жизни в городах северо-восточной Руси, отсутствие сильных областных привязанностей, отсутствие препятствий со стороны дружинного элемента, слабость Литвы);
• характер Ивана Грозного, в связи с условиями его воспитания;
• политический смысл опричнины, как борьбы Ивана Грозного против «удельных» стремлений боярства — проведение начал государственности, в ущерб старой дружинной «воле»;
• преемственная связь между стремлениями Ивана Грозного продвинуться к морю и политическими задачами Петра Великого;
• должное внимание к истории Западной Руси;
• поступательное движение русского народа на Восток и роль России в жизни азиатских народов;
• взаимные отношения Московского государства и Малороссии;
• значение Смутного времени, как борьбы государственных и антигосударственных элементов, и вместе с тем как исходной точки последующего преобразовательного движения;
• связь эпохи первых Романовых с временами Петра Великого;
• историческое значение Петра Великого: отсутствие какого-либо разрыва с московским периодом, естественность и необходимость реформы, тесная связь между эпохами допетровской и послепетровской;
• немецкое влияние при преемниках Петра Великого;
• значение елизаветинского царствования, как основы последующего, екатерининского;
• значение екатерининского царствования (впервые введены в рамки как преувеличенные восхваления, так и обрисовка теневых сторон личности и государственной деятельности императрицы);
• применение сравнительно-исторического метода: события русской истории у Соловьёва связаны аналогиями из истории западноевропейских народов, славянских и германо-романских, так как русский народ, оставаясь цельным и единым организмом, в то же время сам является частью другого, более общего организма — европейского.

Основные темы изложения

Том первый

• Глава 1.

Природа Русской государственной области и её влияние на историю. Равнинность страны. Соседство её с Среднею Азией. Столкновение кочевников с оседлым народонаселением. Периоды борьбы между ними. Козаки. Племена славянские и финские. Славянская колонизация. Значение рек на великой равнине. Четыре главные части древней России. Озерная область Новгородская. Область Западной Двины. Литва. Область Днепра. Область Верхней Волги. Путь распространения русских владений. Область Дона. Влияние природы на характер народный.

• Глава 2.

Постепенное распространение сведений о Северо-Восточной Европе в древности. Быт народов, здесь обитавших. Скифы. Агафирсы. Невры. Андрофаги. Меланхлены. Будины. Гелоны. Тавры. Сарматы. Бастарны. Аланы. Греческие колонии на северном берегу Понта. Торговля. Характер азиатского движения.

• Глава 3.

Славянское племя. Его движение. Венеды Тацита. Анты и сербы. Движение славянских племен, по русскому начальному летописцу. Родовой быт славян. Города. Нравы и обычаи. Гостеприимство. Обращение с пленными. Брак. Погребение. Жилища. Образ ведения войны. Религия. Финское племя. Литовское племя. Ятвяги. Готское движение. Гунны. Авары. Козары. Варяги. Русь.

• Глава 4.

Призвание варягов-руси северными племенами славянскими и финскими. Следствия этого явления. Обзор состояния европейских народов, преимущественно славянских, в половине IX века.

• Глава 5.

Предания о Рюрике, об Аскольде и Дире. Олег, его движение на юг, поселение в Киеве. Строение городов, дани, подчинение племен. Греческий поход. Договор Олега с греками. Смерть Олега, значение его в памяти народной. Предание об Игоре. Походы на Константинополь. Договор с греками. Печенеги. Смерть Игоря, его характер в преданиях. Свенельд. Походы руссов на Востоке.

• Глава 6.

Правление Ольги. Месть древлянам. Значение предания об этой мести. Характер Ольги в предании. Её уставы. Принятие христианства Ольгою. Характер сына её Святослава. Его походы на вятичей и хозаров. Святослав в Дунайской Болгарии. — Печенеги под Киевом. Смерть Ольги. Распоряжение Святослава относительно сыновей. Возвращение его в Болгарию. Война с греками. Смерть Святослава. Характер его в предании. Усобица между сыновьями Святослава. Владимир в Киеве. Усиление язычества. Буйство варягов, уход их в Грецию. (946—980)

• Глава 7. Владимир Святой. Ярослав I

Несостоятельность язычества. Известие о принятии христианства Владимиром. Распространение христианства на Руси при Владимире. Средства к утверждению христианства. Влияние духовенства. Войны Владимира. Первое столкновение с западными славянами. Борьба с печенегами. Смерть Владимира, его характер. Усобица между сыновьями Владимира. Утверждение Ярослава в Киеве. Отношения к Скандинавии и Польше. Последняя греческая война. Борьба с печенегами. Внутренняя деятельность Ярослава. (980—1054)

• Глава 8. Внутреннее состояние русского общества в первый период его существования

Значение князя. Дружина, её отношение к князю и к земле. Бояре, мужи, гриди, огнищане, тиуны, отроки. Городовые и сельские полки. Тысяцкий. Способы ведения войны. Городское и сельское народонаселение. Рабы. Русская Правда. Нравы эпохи. Обычаи. Занятие жителей. Состояние религии. Монашество. Управление и материальные средства церкви. Грамотность. Песни. Определение степени норманского влияния.

Том второй

• Глава 1. О княжеских отношениях вообще

Завещание Ярослава I. Нераздельность рода. Значение старшего в роде, или великого князя. Права на старшинство. Потеря этих прав. Отчина. Отношение волости младшего князя к старшему.

• Глава 2. События при жизни сыновей Ярослава I. (1054—1093)

Линии Рюрикова рода, Изяславичи и Ярославичи. Распоряжения последних насчет своих волостей. Движения Ростислава Владимировича и гибель его. Движения Всеслава полоцкого и плен его. Нашествие половцев. Поражение Ярославичей. Восстание киевлян и бегство великого князя Изяслава из Киева. Возвращение его и вторичное изгнание. Вторичное возвращение Изяслава и смерть его в битве против обделенных племянников. Характер первых усобиц. Княжение Всеволода Ярославича в Киеве. Новые движения обделенных князей. Усобицы на Волыни. Борьба с Всеславом полоцким. Смерть великого князя Всеволода Ярославича. Печальное состояние Руси. Борьба с половцами, торками, финскими и литовскими племенами, болгарами, поляками. Дружина Ярославичей.

• Глава 3. События при внуках Ярослава I. (1093—1125)

Прежние причины усобиц. Характер Владимира Мономаха. Он уступает старшинство Святополку Изяславичу. Характер последнего. Нашествие половцев. Олег Святославич в Чернигове. Борьба с ним Святополка и Владимира. Неудача Олега на севере. Послание Мономаха к Олегу. Съезд князей в Любече и прекращение борьбы на востоке. Новая усобица на западе вследствие ослепления Василька Ростиславича. Прекращение её на Витичевском съезде. Распоряжение насчет Новгорода Великого. Судьба Ярослава Ярополковича, племянника великого князя. События в Полоцком княжестве. Войны с половцами. Борьба с другими соседними варварами. Связь с Венгриею. Смерть великого князя Святополка. Киевляне избирают Мономаха в князья себе. Война с минским князем Глебом и с волынским Ярославом. Отношение к грекам и половцам. Смерть Мономаха. Дружина при внуках Ярослава I.

• Глава 4. События при правнуках Ярослава I, борьба дядей с племянниками в роде Мономаха и борьба Святославичей с Мономаховичами до смерти Юрия Владимировича Долгорукого. (1125—1157)
• Глава 5. События от смерти Юрия Владимировича до взятия Киева войсками Андрея Боголюбского. (1157—1169)
• Глава 6. От взятия Киева войсками Боголюбского до смерти Мстислава Мстиславовича Торопецкого. (1169—1228)

Том третий

• Глава 1. Внутреннее состояние русского общества от смерти Ярослава I до смерти Мстислава торопецкого(1054—1228)
• Глава 2. От смерти Мстислава торопецкого до опустошения Руси татарами (1228—1240)
• Глава 3. От Батыева нашествия до борьбы между сыновьями Александра Невского (1240—1276)
• Глава 4. Борьба между сыновьями Александра Невского (1276—1304)
• Глава 5. Борьба между Москвою и Тверью до кончины великого князя Иоанна Даниловича Калиты (1304—1341)
• Глава 6. События в княжение сыновей Иоанна Калиты (1341—1362)
• Глава 7. Княжение Димитрия Иоанновича Донского (1362—1389)

Том четвёртый

• Глава 1. Княжение Василия Димитриевича (1389—1425)
• Глава 2. Княжение Василия Васильевича Тёмного (1425—1462)
• Глава 3. Внутреннее состояние русского общества от кончины князя Мстислава Мстиславовича Торопецкого до кончины великого князя Василия Васильевича Тёмного (1228—1462)

Том пятый

• I Часть
• Глава 1. Новгород Великий
• Глава 2. София Палеолог
• Глава 3. Восток

Подчинение Казани. Завоевание Перми. Югорские князья платят дань в Москву; утверждение русских на Печоре; переход за Уральские горы. Нашествия хана Золотой Орды Ахмата. Поведение Иоанна во время второго нашествия Ахмата. Послание к нему Вассиана, архиепископа Ростовского. Отступление Ахмата от Угры. Гибель Ахмата в степях. Крымская орда. Союз Иоанна с крымским ханом Менгли-Гиреем; крымцы дорушивают Золотую Орду. Первые сношения России с Турциею. Сношения с тюменцами, ногаями, Хорасаном и Грузией.

• Глава 4. Литва
• Глава 5. Внутреннее состояние русского общества во времена Иоанна III
• II Часть
• Глава 1. Псков

Война с Казанью. Война с Литвою. Глинский. Смерть короля Александра. Глинский вооружается против преемника его, Сигизмунда, и вступает в службу к московскому великому князю. Вечный мир между Василием и Сигизмундом. Вражда у Василия с Крымом. Дела ливонские. Падение Пскова.

• Глава 2. Смоленск

Возобновление войны с Литвою. Взятие Смоленска. Измена Глинского. Поражение русских у Орши. Сигизмунд не пользуется победою. Сигизмунд подущает крымцев к нападению на русские владения. Союз Василия с Альбрехтом Бранденбургским. Посредничество императора Максимилиана. Посольство Герберштейна. Союз Казани и Крыма против Москвы. Нашествие Магмет-Гирея. Перемирие с Литвою. Войны с Казанью. Сношения с Крымом, Швециею, городами ганзейскими, Даниею, Римом, Турциею. Присоединение Рязани, княжества Северского и удела Волоцкого.

• Глава 3. Дела внутренние

Том шестой

• Глава 1. Правление великой княгини Елены
• Глава 2. Правление боярское
• Глава 3. Казань, Астрахань, Ливония
• Глава 4. Опричнина
• Глава 5. Полоцк
• Глава 6. Стефан Баторий
• Глава 7. Строгановы и Ермак

Том седьмой

• Глава 1. Внутреннее состояние русского общества во времена Иоанна IV
• Глава 2-5. Царствование Феодора Иоанновича

Том восьмой

• Глава 1-2. Царствование Бориса Годунова.
• Глава 3. Царствование Лжедмитрия
• Глава 4-6. Царствование Василия Ивановича Шуйского
• Глава 7-8. Междуцарствование

Том девятый

• Глава 1-4. Царствование Михаила Феодоровича. 1613—1645 г.
• Глава 5. Внутреннее состояние Московского государства в царствование Михаила Феодоровича

Том десятый

• Глава 1. Состояние Западной России в конце XVI и в первой половине XVII века
• Глава 2-4. Царствование Алексея Михайловича

Том одиннадцатый

• Глава 1-5. Продолжение царствования Алексея Михайловича

Том двенадцатый

• Глава 1-5. Продолжение царствования Алексея Михайловича.

Том тринадцатый

• Глава 1. Россия перед эпохой преобразования
• Глава 2. Царствование Феодора Алексеевича
• Глава 3. Московская смута 1682 года

Том четырнадцатый

• Глава 1. Правление царевны Софии
• Глава 2. Падение Софии; деятельность царя Петра до первого Азовского похода
• Глава 3. Окончание двоевластия. Царствование Петра I Алексеевича
• Глава 4. Продолжение царствования Петра I Алексеевича

Том пятнадцатый

• Глава 1-5. Царствование Петра I Алексеевича.

Том шестнадцатый

• Глава 1-5. Царствование Петра I Алексеевича.

Том семнадцатый

• Глава 1-5. Царствование Петра I Алексеевича.

Том восемнадцатый

• Глава 1-3. Царствование императора Петра Великого
• Глава 4. Царствование императрицы Екатерины I Алексеевны

Том девятнадцатый

• Глава 1. Окончание царствования императрицы Екатерины I Алексеевны
• Глава 2. Царствование императора Петра II Алексеевича
• Глава 3. Царствование императрицы Анны Иоановны

Том двадцатый

• Глава 1-4. Царствование императрицы Анны Иоановны

Том двадцать первый

• Глава 1. Брауншвейгская фамилия
• Глава 2-4. Царствование императрицы Елисаветы Петровны. 1741—1744 год

Том двадцать второй

• Глава 1-4. Царствование императрицы Елисаветы Петровны. 1745—1748 год
• Глава 5. Образованность в России в первые семь лет царствования Елисаветы

Том двадцать третий

• Глава 1-6. Царствование императрицы Елисаветы Петровны. 1749—1755 год

Том двадцать четвёртый

• Глава 1-6. Царствование императрицы Елисаветы Петровны. 1756—1761 год

Том двадцать пятый

• Глава 1. Царствование императора Петра III Феодоровича. 25 декабря 1761 — 28 июня 1762 года
• Глава 2-3. Царствование императрицы Екатерины II Алексеевны. 1762—1763 год

Том двадцать шестой

• Глава 1-2. Царствование императрицы Екатерины II Алексеевны. 1764—1765 год
• Глава 3. Просвещение в России от основания Московского университета до смерти Ломоносова. 1755—1765 годы

Том двадцать седьмой

• Глава 1-3. Царствование императрицы Екатерины II Алексеевны. 1766—1768 год

Том двадцать восьмой

• Глава 1-4. Царствование императрицы Екатерины II Алексеевны. 1768—1772 год

Том двадцать девятый

• Глава 1-2. Царствование императрицы Екатерины II Алексеевны. 1773—1775 год

Турецкие и польские дела в 1773 и 1774 годах. Отношения к другим европейским державам за то же время. Внутреннее состояние России во время первой турецкой войны.

Критика

Основные упрёки критики касаются того, что, в ущерб фактам периферийной жизни, изложение преимущественно освещает жизнь центра — рост его государственности и объединяющей деятельности. При этом составные части повествования не всегда соразмерны своему значению, порой соединены чисто механически и догматичны. Кроме того, по изложению «История России» С. Соловьева очень утомительна не только для обыкновенного читателя, но и для специалиста. В иных томах её изложение переходит в простой пересказ летописи (в допетровских периодах) и в выписку из архивных документов (за ХVІІІ-й век).

Издания

30 сентября 2015 года полное собрание «Истории России с древнейших времён» в 29-ти томах (7-ми книгах) было продано на аукционе антикварного дома «Кабинетъ» за 230 000 рублей.

Литература

• Безобразов П. В. С. М. Соловьев. Его жизнь и учебно-литературная деятельность, СПБ, 1894
• Ключевский В. О. С. М. Соловьев, Соч., т. 7, М., 1959
• Пресняков А. Е. С. М. Соловьев в его влиянии на развитие русской историографии, в кн.: Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. Сб. ст., М. — Л., 1963
• Ефимов А. В. С. М. Соловьев как историк международных отношений, в кн.: История и историки, М., 1966

Ссылки

• [runivers.ru/lib/book4544/ «История России с древнейших времен»] на сайте «Руниверс»
• [www.magister.msk.ru/library/history/history1.htm «История России с древнейших времен» (в 29 томах)] в Интернет-издательстве

Отрывок, характеризующий История России с древнейших времён

– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно: