История Сан-Диего

История Сан-Диего — второго по величине города штата Калифорния (США).

Доколониальный и колониальный период

До прихода европейцев на этих землях жили индейцы племени кумеяай. Первым европейцем в этих местах стал португалец на испанской службе Жуан Родригеш Кабрилью, который в 1542 году зашёл в залив Сан-Диего.

Шестьдесят лет спустя, в 1602 году, сюда на корабле «San Diego» прибыл Себастьян Вискаино, обследовавший и картографировавший побережье. Отслужив на побережье службу в честь святого покровителя своего корабля, он назвал залив его именем.

Однако европейская колонизация началась лишь спустя ещё 167 лет. 14 мая 1769 года экспедиция Портолы основала форт (El Presidio Reál de San Diego) на месте нынешнего Сан-Диего, который стал базой для испанской колонизации этих земель. 16 июля того же года францисканец Хуниперо Серра основал здесь католическую миссию (Mission Basilica San Diego de Alcalá). В 1774 году миссия была перенесена на несколько километров от форта, чтобы увести крещённых индейцев подальше от дислоцированных в форте военных. К 1797 году миссия стала крупнейшей в Калифорнии — здесь проживало 1400 человек (в основном крещённых индейцев).

В составе Мексики

В связи с низкой плотностью населения, после образования в 1821 году независимой Мексики Верхняя Калифорния стала территорией, а не штатом. В 1833 году в Мексике был принят закон о секуляризации, и миссия Сан-Диего перешла государству. В 1834 году 432 обитателя бывшей миссии подали губернатору петицию с просьбой о разрешении сформировать структуру городского самоуправления (pueblo), и разрешение было дано; первым городским головой стал отставной капрал Хуан Мария Осуна.

Первоначально город размещался у подножия холма, на котором стоял форт. Место было не очень удобным, так как находилось далеко от глубоководной гавани, и грузы от пристани до города приходилось возить за несколько километров. В связи со снижением численности населения в 1838 году поселение потеряло статус pueblo (в нём осталось всего 100—150 жителей) и стало считаться пригородом Лос-Анджелеса.

В составе США

В 1848 году после американо-мексиканской войны территория Калифорнии перешла Соединённым Штатам; в это время Сан-Диего был всего лишь небольшой деревушкой. В 1850 году Калифорния стала штатом в составе США и была разделена на округа. Одним из округов нового штата стал округ Сан-Диего. Власти округа разместились в Сан-Диего, которому по этому случаю вновь дали статус города (city).

Тем не менее, это был лишь аванс: согласно переписи 1850 года, в Сан-Диего было всего лишь 650 жителей. Новообразованый город быстро оказался финансово несостоятельным, и в 1852 году власти штата, объявив Сан-Диего банкротом, отозвали городскую хартию и назначили комитет из трёх человек для управления населённым пунктом.

Несмотря на то, что во время золотой лихорадки через Сан-Диего проследовало порядка 10 тысяч человек, оставались здесь немногие: по переписи 1860 года в Сан-Диего постоянно проживал лишь 731 человек.

В 1867 году в Сан-Диего переехал из Сан-Франциско Алонцо Хортон. Он заявил, что для развития город должен размещаться ближе к воде, и приобрёл 900 акров на месте современного центра города по цене 27,5 центов за акр. Несмотря на сопротивление некоторых обитателей изначального поселения (ставшего известным как «Старый город»), предприниматели и жители начали заселять «Новый город». В 1871 году органы власти также переехали в новое здание в Новом городе, и к 1880-м годам Новый город полностью затмил Старый.

В 1878 году было предсказано, что Сан-Диего может затмить Сан-Франциско в качестве торгового порта. Чтобы предотвратить это, менеджер «Central Pacific Railroad» Чарлз Крокер решил не строить железнодорожную ветку на Сан-Диего, боясь, что это отнимет торговлю у Сан-Франциско. Тем не менее в 1885 году до Сан-Диего дошла трансконтинентальная железная дорога, и в 1887 году он вновь получил статус города, ему было возвращено самоуправление.

Железная дорога вызвала резкий рост населения: согласно переписи 1890 года, в Сан-Диего проживало уже 16 159 человек. Испано-американская война дала Соединённым Штатам обширные владения на Тихом окане, что привело к необходимости военного строительства на Тихоокеанском побережье. Стратегическое положение Сан-Диего могло сделать его «Гибралтаром Тихого океана», и поэтому началось лоббирование развития в этих местах военно-морской инфраструктуры. Первая мировая война привела к бурному росту флота США, и в 1920-х годах в Сан-Диего было построено семь военно-морских баз различного плана. Ориентированность на военно-промышленный комплекс определила развитие города в следующие несколько десятилетий.

В 1915 году город стал центром Всемирной выставки. В 1915—1917 годах Сан-Диего стал также местом проведения Панамо-Калифорнийскойвыставки, посвящённой вводу в строй Панамского канала. В 1910 году в Сан-Диего проживало всего лишь 37 578 человек — таким образом, он стал городом с наименьшим населением, когда-либо принимавшим международные выставки.

С 1910-х по 1970-е годы Сан-Диего был главным центром добычи тунца в США: именно здесь базировался соответствующий рыболовный флот, и именно здесь были построены перерабатывающие предприятия. В 1980 году Мексика конфисковала большинство судов и объявила об установлении исключительной экономической зоны; после этого индустрия переработки тунца также переместилась в Мексику.

В 1930—1940-х годах Сан-Диего развивался благодаря ВМФ и ВВС. В начале 1950-х крупнейшим работодателем в Сан-Диего была корпорация «Convair», в которой работало 32 тысячи человек. В 1960-х годах был открыт Калифорнийский университет в Сан-Диего, в 1970-х — Университет штата в Сан-Диего и Университет Сан-Диего.

Отрывок, характеризующий История Сан-Диего

– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.