История Сианя

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

История Сианя Древние стоянки человека в окрестностях Сианя имеют возраст около 500 тыс. лет. В 1963 году в уезде Ланьтянь были сделаны ценные антропологические находки; была раскопана также неолитическая деревня в Баньпо (半坡), которую относят к 3000 до н. э. (культура Яншао).





Чжоу

Город стал культурным и промышленным центром с момента основания династии Чжоу в XI веке до н. э.. Столицы царства Чжоу — Фэн (кит. трад. , упр. ) и Хао (кит. трад. , упр. ) — находятся на незначительном удалении от современного Сианя к западу от города.

Цинь

В 687 году до н. э. на территории современного района Яньта властями царства Цинь был создан уезд Дусянь (杜县) — первый уезд в истории Китая. Затем неподалёку были созданы и другие уезды, а когда царство Цинь завоевало все прочие царства и создало первую в истории Китая централизованную империю, эта административная система была распространена на всю страну. Столицей империи Цинь стал Сяньян, расположенный непосредственно к северо-западу от современного Сианя, а император Цинь Шихуан построил себе гробницу и Терракотовую армию в местности, которая является пригородом современного Сианя.

Хань

В 202 до н. э. Лю Бан, основавший империю Хань, заложил город Чанъань как новую столицу. Его первый Дворец Вечного Счастья (长乐宫/長樂宮) был построен за рекой из руин циньской столицы. Через два года он построил Дворец Вэйян (未央宫) к северу от современного города. Городская стена начала строиться в 194 до н. э., строительство завершилось через 4 года, длина стены составляла 25,7 км в длину и 12—16 м в толщину у основания. По толщине стен Чанань уступала некоторым китайским городам доимперского периода. Так, глинобитные стены Сюэсянь царства Лу составляли от 10 до 14 м в ширину. Стену окружал ров шириной 8 м. [1] Стена огораживала территорию 36 км² (в полтора раза больше имперского Рима). Во времена диктатуры Ван Мана написание «Чанъань» было изменено на 常安, но после основания династии Восточная Хань городу было возвращено прежнее название.

В 24 году город разрушен в результате восстания. В 190 году, перед окончательным распадом империи Хань, генерал Дун Чжо переместил свой двор из Лояна в Чанъань, чтобы избежать коалиции других генералов против него.

Северная Чжоу

После падения империи Хань эти места административно вошли в состав округа Цзинчжао (京兆郡). При империи Северная Чжоу в 558 году Чанъань был административно поделён пополам: территория к востоку от оси, проходящей через его центр с севера на юг, стала уездом Ваньнянь (万年县), а территория к западу — уездом Чанъань (长安县).

Суй

После нескольких смутных столетий в период империи Суй страна снова объединилась в 582 году. Император повелел отстроить новую столицу к юго-востоку от ханьской, которая получила название Дасин (大兴/大興, великий восторг). Столица состояла из трёх районов — дворец Сиань, имперский город и город для основного населения; округ Цзинчжао был поднят в статусе до Цзинчжаоской управы (京兆府). Главная улица Чжуцюэ была шириной 155 м, весь город занимал площадь 84 км² (в шесть раз больше тогдашнего Рима), в то время это был самый большой город мира — в нём проживало порядка миллиона человек.

Тан

После замены империи Суй на империю Тан город был снова переименован в Чанъань. В VII—IX вв. это был, по мнению многих исследователей, самый населённый мегаполис мира с населением, колебавшимся от 800 000 до 1 000 000 жителей (после падения династии Тан город уступил звание крупнейшего мегаполиса планеты Багдаду).

В VII веке в Чанъане обосновался буддийский монах Сюаньцзан, который организовал работы по переводу с санскрита многочисленной буддийской литературы. В 652 была построена Пагода Диких Гусей высотой 64 м. Она должна была служить хранилищем драгоценных буддийских рукописей, привезённых Сюаньцзаном из Индии. В 707 была построена Малая пагода диких гусей высотой 45 м (пагода пострадала во время землетрясения в 1556). В городе существовала община несторианских христиан, о которых нам известно из возведённой ими в 781 году стелы. С этой же общиной связывают и постройку существующей и поныне Пагоды Дацинь.

В 904 году, когда империя Тан пала, город подвергся сильным разрушениям. Столица была перенесена снова в Лоян, а город значительно уменьшился. При империи Поздняя Лян Цзинчжаоская управа была понижена в статусе до области Юнчжоу (雍州), подчинённой Дааньской управе (大安府). При империи Поздняя Тан Дааньская управа была переименована в Цзинчжаоскую управу. Когда Чжао Куанъинь вновь объединил страну и создал империю Тан, то у него было намерение вновь сделать Чанъань столицей страны, но впоследствии он передумал, а в этих местах был образован военный округ Юнсин (永兴军路). Когда эти места были завоёваны чжурчжэнями, то в составе империи Цзинь военный округ Юнсин был переименован в Цзинчжаоскую управу.

После монгольского завоевания город поначалу сохранил название Цзинчжаофу («Цзинчжаоская управа»). В 1272 году хан Хубилай дал своему третьему сыну Мангале титул «князя Аньси» (安西王), и эти земли вошли в его удел. В 1279 году Цзинчжаоская управа была переименована в регион Аньси (安西路). Затем титул «князь Аньси» был упразднён, а удел — ликвидирован; в 1312 году регион Аньси был переименован в регион Фэнъюань (奉元路).

Во время свержения власти монголов генерал Сюй Да в 1369 году захватил регион Фэнъюань. После основания китайской империи Мин регион Фэнъюань был переименован в Сианьскую управу (西安府). Город был снова обнесён стенами и обведён рвом, он стал одним из узлов создаваемой оборонительной системы Великой китайской стены. Периметр стен — 12 км, высота — 12 метров, толщина — от 15 до 18 метров у основания. Эти стены сохранились до сих пор в хорошем состоянии — простоявшие более 600 лет, они считаются наиболее хорошо сохранившимися крепостными укреплениями в мире.

В 1370 году основатель империи Мин Чжу Юаньчжан дал своему второму сыну Чжу Шуану титул «Циньского вана» (秦王). В связи с тем, что Сиань стал резиденцией Циньского вана, та часть города, где разместилась княжеская резиденция, получила название Ваньчэн (王城, «город вана»), а потом Хуанчэн (皇城, «императорский город»). Старший сын Чжу Юаньчжана — Чжу Бяо — в 1391 году во время поездки на запад посетил Сиань и стал думать о том, чтобы перенести туда столицу страны, однако по возвращении домой заболел и скончался, и этот план остался нереализованным. В 1643 году Сиань был взят повстанческими войсками Ли Цзычэна; повстанцы вернули ему название «Чанъань».

При империи Цин Сиань был примерно таким же, как и при империи Мин, только в северо-восточной части города разместился маньчжурский гарнизон. Когда в 1900 году Пекин был захвачен войсками восьми держав, то вдовствующая императрица Цыси, взяв с собой формально правившего императора, бежала в Сиань, и оставалась здесь до 1901 года.

Гоминьдан‎

Во время Синьхайской революции в 1911 году восставшие китайские войска уничтожили маньчжурский гарнизон, и город частично опустел. В 1921 году город избрал своей штаб-квартирой генерал Фэн Юйсян. В 1928 году гоминьдановское правительство Китайской республики выделило административный центр уезда Чанъань в отдельную административную единицу — город Сиань, однако в 1930 году он был расформирован, и эта территория вновь стала частью уезда Чанъань. В 1933 году Сиань был объявлен временной столицей Китайской республики, однако правительство туда переезжать не стало. В 1935 году Чан Кайши создал в Сиане «штаб по умиротворению», задачей которого была борьба с пришедшей в результате Великого похода на север провинции Шэньси китайской Красной армией. В 1936 году Чан Кайши лично прибыл в Сиань для руководства этой борьбой, и был арестован взбунтовавшимися генералами, потребовавшими заключения мира с коммунистами и создания с ними единого фронта для борьбы против японской агрессии. В 1943 году город Сиань был официально образован вновь в качестве отдельной административной единицы, став городом провинциального подчинения. В 1948 году гоминьдановские власти сделали Сиань городом центрального подчинения.

КНР

В ходе гражданской войны Сиань в мае 1949 года перешёл в руки коммунистов. С 1950 года он был подчинён Северо-Западному военно-политическому комитету (西北军政委员会). В 1949—1954 годах территория города была расширена за счёт части земель уезда Чанъань. В январе 1953 года Северо-Западный военно-политический комитет был переименован в Северо-Западный административный совет (西北行政委员会). В марте 1953 года Сиань стал городом центрального подчинения, в июне 1954 года — городом провинциального подчинения.

Напишите отзыв о статье "История Сианя"

Примечания

  1. Nylan-Loewe, China’s Early Empires, p.170

Отрывок, характеризующий История Сианя

Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.