История Украины

История Украины — события на территории современной Украины с момента начала расселения там людей и до сегодняшнего дня.

Первые поселения человека прямоходящего (Homo erectus) возникли на этой территории примерно за 900—800 тысяч лет до нашей эры в рамках так называемой ашёльской культуры.

К X—XIII векам сложилась раннефеодальная структура общества, где во главе земель стояли старейшины и предводители военных дружин.

В 1648 году запорожские казаки подняли восстание, которое возглавил Богдан Хмельницкий. В 1654 году была созвана Переяславская Рада, заявившая о переходе подконтрольных восставшим территорий под протекторат России.

После разделов Польши Правобережная Украина, Волынь и Подолье в 1772—1795 годах были включены в состав Российской империи.

После распада Российской империи 20 ноября 1917 года была провозглашена автономная Украинская Народная Республика, а в декабре 1917 года в Харькове — Украинская Народная Республика Советов. 9 (22) января 1918 года УНР провозгласила независимость. Однако гражданская война завершились установлением советской власти и образованием Украинской ССР, занимавшей бо́льшую часть территории современной Украины. В 1922 году Украинская ССР стала одним из государств-основателей СССР.

Осенью 1939 года с началом Второй мировой войны Западная Украина по договорённостям СССР с Германией была занята Красной Армией и присоединена к УССР.

В 1940 году по договорённости с Румынией к УССР была присоединена часть Бессарабии, Северная Буковина и Область Герца..

После Августовского путча в Москве, 24 августа 1991 года Верховный Совет Украинской ССР провозгласил независимость Украины. 1 декабря 1991 года состоялся Всеукраинский референдум, в бюллетень был включён вопрос «Подтверждаете ли Вы акт провозглашения независимости Украины?». Явка на референдум по республике составила 84,18 % (31 891 742 чел.), из которых 90,32 % ответили «да, подтверждаю», а 7,58 % «нет, не подтверждаю».

Доисторический и древний периоды

Первые человеческие поселения возникли на территории Украины в эпоху раннего палеолита. Галечные индустрии стоянок Южного берега Крыма типа Эчки-Дага, Гаспры и др. относятся к олдувайской культуре. К ашельской культуре (более 900—800 тысяч лет назад) относятся слои VI—VII стоянки Королёво вблизи села Королёво Закарпатской области и, возможно, стоянка Непоротово VI на правом берегу Днестра вблизи села Непоротово Сокирянского района Черновицкой области. Заселение происходило с запада на восток, неоднократными волнами, и продолжалось до 100 тысяч лет назад. Орудия труда этих людей (археологи предполагают, что это были питекантропы) были обнаружены в Закарпатье, Приднестровье, Житомирской области, на Донбассе. Однако ископаемые останки питекантропов найдены не были. В среднем палеолите в период так называемой мустьерской культуры (100—35 тысяч лет назад) территорию Украины занимали неандертальцы. Исследователи обнаружили более 300 стоянок и захоронений неандертальцев, преимущественно в горных районах Закарпатья, Прикарпатья, Надпорожья, Крыма.

Более 10 тысяч лет назад произошел переход от палеолита к мезолиту, который совпал с таянием ледника плейстоцене и началом новой геологической эпохи — голоцена. Общее потепление, увеличение количества населения. Однако кризис присваивающего мезолитического хозяйства постепенно вынудил людей приступить к воспроизводящим формам: земледелия и скотоводства. Это способствовало изобретению керамики. Наступила новая эпоха неолита, которая продолжалась в течение 6—4 тысячелетия до н. э. Стабилизировалось ландшафтное разделение Украины на лесную, лесостепную и степную зоны, образовался гумусный покров земли. Неолитические культуры Украины формировались под влиянием достижений ячеек Ближнего Востока, которые импортировались, в основном, через Балканский полуостров и Подунавье.

В субнеолите часть современной территории занимала днепро-донецкая культура. Период энеолита (медный век) и неолита представлен земледельческо-скотоводческой трипольской культурой. На территории Украины находят памятники ямной культуры III—II тысячелетия до н.э, которая позже сменяется катакомбной и среднеднепровской культурами.

Около 1500 до н. э. на территории Украины появились кочевые племена. Одним из них были киммерийцы (IX—VII столетие до нашей эры), о которых имеются упоминания в письменных источниках. Скифы, ираноязычный народ из Центральной Азии, в VII в. до н. э. вытеснили киммерийцев из украинских степей. Приблизительно в тот же самый период греки начали основывать первые колонии в Северном Причерноморье. Скифы создали первое централизованное государство на территории Украины. Около 200 до н. э. скифов вытесняют сарматы.

Для периода бронзового века территориям юго-западной части характерна белогрудовская культура. Зарубинецкая культура характерна для северо-запада Киевщины второй половины I тыс. до н. э. — первой половины I тыс. н. э.

Железный век на территории современного Киева и Киевской области представлен черняховской археологической культурой, которую также называют «киевской культурой» и которая существовала на рубеже II—III — рубеже IV—V веков.

В III веке н. э. на территорию Украины переселяются готы, которые здесь создают своё королевство — второе государственное образование на территории Украины. В 375 готы терпят поражение от гуннов, которые по данным ряда источников заключали союз со славянскими племенами антами и склавинами, и переселяются на Запад. Держава гуннов, потерпев несколько поражений от римлян и союзников, быстро утрачивает силу и распадается.

После нашествия гуннов гегемония над территорией Украины переходит к славянским племенам антов и склавинов, представленных соответственно пеньковской (также частично колочинской) и пражско-корчакской археологическими культурами. Во второй половине I тысячелетия часть территории Украины находилась в составе Аварского каганата, а позже большая часть территории попадает в зависимость от Хазарского каганата (салтово-маяцкая археологическая культура). К славянским племенам на территории Украины относились во второй половине первого тысячелетия поляне, древляне, северяне, бужане, тиверцы, уличи, волыняне и другие.

Средневековье

Древняя Русь

В VII веке союзом восточнославянских племён на территории Западной Волыни (возможно дулебами, волынянами или хорватами) в верховьях Западного Буга у истоков Серета было построено большое и хорошо укреплённое поселение Плеснеск, от которого сохранилось городище с курганным могильником площадью около 160 га, окружённое системой земляных валов и рвов общей длиной около 7 км. Это самый крупный памятник древнерусских фортификационных сооружений. Большое число уникальных находок свидетельствует о связях Плесненска этого времени с Великой Моравией и поморскими славянами, раннем христианстве уже в ІX в., фортификационном строительстве и развитии ремесла. Через Плеснеск проходил торговый путь, связывавший Киев с Великой Моравией и Германией. Также в Плеснеске существовал языческий культовый центр.

В IX — начале XI века в Верхнем Приднестровье существовал окружённый мощными земляными валами и рвами город белых хорватов Стольско площадью 250 га (Киев тогда имел площадь 9,7 га).

В IX—XIII веках в Медоборах на берегу реки Збруч находился Збручский культовый центр, который имел сложную структуру и состоял из трёх городков-святилищ (Бохит, Звенигород (uk:Звенигород (городище)), Говда) на правом берегу Збруча и, возможно, одного святилища на левом берегу Збруча (Иванковцы, урочище Замчище).

В IX — Х веках, после освобождения днепровских земель новгородским князем Олегом от дани Хазарскому каганату, столица Древнерусского государства под властью династии Рюриковичей была перенесена в Киев. Киевский князь Владимир Святославич в 988 году принял христианство из Византии и провозгласил его государственной религией.

Сконцентрировав все русские земли под своей властью лишь через 21 год после смерти своего отца, Ярослав Мудрый, умирая в 1054 году, разделил их между пятью пережившими его сыновьями. После смерти двух младших из них все земли сконцентрировались в руках троих старших: Изяслава Киевского, Святослава Черниговского и Всеволода Переяславского («триумвират Ярославичей»). После смерти Святослава в 1076 году киевские князья предприняли попытку лишить его сыновей черниговского наследства, и те прибегли к помощи половцев, набеги которых начались ещё в 1061 году (сразу после разгрома торков русскими князьями в степях), хотя впервые половцы были использованы в усобицах Владимиром Мономахом (против Всеслава Полоцкого). В этой борьбе погибли Изяслав Киевский (1078) и сын Владимира Мономаха Изяслав (1096). На Любечском съезде (1097 г.), призванном прекратить междоусобицы и объединить князей для защиты от половцев, был провозглашён принцип: «Каждый да держит отчину свою». Таким образом, при сохранении лествичного права, в случае смерти одного из князей перемещение наследников было ограничено их вотчиной. Это позволило прекратить усобицы и объединить силы для борьбы с половцами, которая была перенесена вглубь степей. Однако, это также открыло путь к политической раздробленности, так как в каждой земле утверждалась отдельная династия, а великий князь Киевский становился первым среди равных, теряя роль сюзерена.

Во второй четверти XII века Древнерусское государство распалось на самостоятельные княжества. Хронологическим началом периода раздробленности современная историографическая традиция считает 1132 год, когда после смерти Мстислава Великого, сына Владимира Мономаха, власть киевского князя перестали признавать Полоцк (1132) и Новгород (1136), а сам титул стал объектом борьбы между различными династическими и территориальными объединениями Рюриковичей. Летописец под 1134 годом в связи с расколом в среде Мономаховичей записал «разодралась вся земля Русская». Начавшиеся междоусобицы не касались самого великого княжения, но после смерти Ярополка Владимировича (1139) следующий Мономахович Вячеслав был изгнан из Киева Всеволодом Ольговичем Черниговским. Русь распалась на отдельные княжества, в том числе (на территории современной Украины) Киевское княжество, Черниговское княжество, Галицкое Княжество, Владимиро-Волынское княжество, частично Турово-Пинское княжество, а также Переяславское княжество.

Помимо этого, в конце XI и на протяжении всего XII века участились набеги половцев, пришедших на смену печенегам, откочевавшим на Балканы. На протяжении многих десятилетий южнорусские князья не могли справиться с половцами, предприняв целый ряд неудачных походов и терпя чувствительные поражения (битва на реке Альте, битва на реке Стугне и др.) Половцы разоряли многие русские города, нередко подступали к самому Киеву, разоряли Печерскую лавру.

Историки исходят из того, что на протяжении XII века часть населения южнорусских княжеств из-за постоянной угрозы, исходящей из степи, переселилось на север, в более спокойную Ростово-Суздальскую землю, называвшуюся также Залесьем или Опольем. Переселенцы с многолюдного юга быстро составили большинство на этой земле и ассимилировали редкое финское население. О массивной русской миграции на протяжении XII века свидетельствуют летописи и археологические раскопки. Именно на этот период приходится основание и быстрый рост многочисленных городов Северо-Востока Руси (Владимир, Москва, Переяславль-Залесский, Юрьев-Опольский, Дмитров, Звенигород, Стародуб-на-Клязьме, Ярополч-Залесский и др.).

В 1169 году внук Владимира Мономаха, владимиро-суздальский князь Андрей Боголюбский послал войска во главе со своим сыном Мстиславом, которые захватили Киев. Город был жестоко разграблен, были сожжены киевские храмы, жители уводились в плен. На киевское княжение был посажен младший брат Андрея. И хотя вскоре, после неудачных походов на Новгород (1170 год) и Вышгород (1173 год) влияние владимирского князя в других землях временно упало, Киев начал постепенно терять, а Владимир — приобретать политические атрибуты общерусского центра. В XII веке, кроме киевского князя, титул великого стали носить также владимирские князья, в XIII веке — также рязанский, галицкий и черниговский.

В 1199 году Роман Мстиславич объединил Галицкое и Волынское княжества, его потомки окончательно утвердились в Галицко-Волынском княжестве в 1239 году. После нашествия Батыя 1237—1241 и разорения 1299 года Киев пришёл в запустение.

С XI века на территориях к югу от древнерусских княжеств находились кочевья половцев. В первой половине XIII века эти земли вошли в состав Золотой Орды.

Уже во второй половине XIII века наметилась разница в положении отдельных княжеств, которая определит их судьбы в будущем. Положение княжеств украинских земель — Киевского, Переяславского, Черниговского и Галицко-Волынского в значительной мере обусловливалось событиями еще до монгольского нашествия. Сорокалетняя война (1205—1245) значительно истощила их силы. Пограничные Киевская, Переяславская и Чернигово-Северская земли стали лёгкой добычей Батыя. Эти княжества потеряли темп эволюции по сравнению с соседями. Деградировала терроризируемая монголами княжеская элита, произошёл упадок городской жизни, интенсифицировалось непрерывное дробление земель-княжеств. В противоположность этому, галицко-волынской княжеской ветви, которая вышла победителем из войны 1205—1245 годов, удалось заложить основы собственного мощного государства, стабильно существовавшего ещё целое столетие.

Украина в Новое время

В составе Великого княжества Литовского и Речи Посполитой

В состав Великого княжества Литовского долгое время входили Киевские, Черниговские, Волынские и Галицкие земли.

При Великом князе Литовском Гедимине (1316—1341) произошло укрепление территориального единства Великого княжества Литовского — (присоединились Минск, Орша, Брест, Пинск, Туров, происходили попытки присоединить Киевское княжество), утвердить преемственность княжеской власти.

В 1323 году умирают последние законные наследники Романа Мстиславича в Галиции — Андрей и Лев II. Это приводит к тому что «галицкое наследство» переходит к польскому государю Юрию II Болеславу.

В 1340 году Болеслав был отравлен, а на княжий стол приглашён боярами Любарт Гедиминович, крещённого под именем Димитрий. Реально власть Любарта-Димитрия ограничивалась Волынью, а столица была в Луцке. В 1344—1345 годах после похода польского короля Казимира III Галичина постепенно переходит под власть Польши. Польское королевство окончательно захватило Галицкую и Холмскую земли в 1387 году.

В это время, ослабленные борьбой с монголами и внутренними невзгодами, русские земли попали в поле зрения династии Гедиминовичей. При литовском князе Ольгерде в 1362 году к Великому Княжеству Литовскому присоединяется Киевское княжество. Постепенно Чёрная Русь, Белая Русь, Черниговское и Новгород-Северское княжество перешли под власть литовской династии Гедиминовичей; это было очень странное объединение, в котором русское население и земли составляли большинство (а именно, 80 % населения), поэтому власть Литвы не была репрессивной, и по сути это было государство с западнорусским языком в качестве государственного и православием в качестве основной религии.

Буковина с 1359 года отходит к Молдавскому княжеству под названием Шипинской земли, а Закарпатье во второй половине XIII столетия — вернулось в состав Венгерского королевства. Таким образом украинские земли в XIII—XIV столетиях вошли в состав соседних государств: Великого княжества Литовского, королевства Польского, Молдавского княжества и Венгерского королевства.

Местная шляхта поддерживала князей Кейстута, Витовта, Свидригайла в их борьбе за объединение всех земель в одно государство.

В условиях борьбы с крестоносцами, Московским княжеством и из-за внутренних конфликтов Великое княжество Литовское вступило в союз с Польским королевством, подписав Кревскую унию (1385).

В Литовском княжестве на протяжении ста лет произошли три внутренних войны: в 1381—1384, в 1389—1392 и в 1432—1439.

• Шварн Данилович, сын короля Данилы Романовича, был великим князем литовским в 1267—1270 годах.
• В 1325 литовский князь Гедимин разбил русское войско князя Святослава при реке Ирпень и установил протекторат над Киевским княжеством.
• Князь Владимиро-Галицкой Руси Любарт Гедиминович.
• Литовский князь Ольгерд, разбив армии Золотой Орды в сражении у Синих Вод в 1362, окончательно включает большую часть удельных княжеств до Чёрного моря в состав Великого княжества Литовского. Польское королевство захватило Галицкую и Холмскую земли (окончательно в 1387). После Кревской унии 1385 усилились польские и католические влияния в Великом княжестве Литовском, постепенно удалялась от власти православная русская знать. В 1456 году ликвидировано Волынское княжество, 1470 — Киевское.
• Константин Иванович Острожский (1460—1530). Великий гетман Литвы. Битва под Оршей. Константин Константинович Острожский (1526—1608). Острожская академия на Волыни (1576—1636).

• Вследствие Люблинской унии 1569 года Волынь, Подляшье, Подолье, Брацлавщина и Киевщина перешли под власть Польши. В течение XVI века создаются три Литовские статуты. В 1596 году Брестская уния Православной Церкви Киевской митрополии с Католической церковью вызвала переход в католицизм части русской знати.

Восстание Хмельницкого

В период 1591—1638 годов произошёл ряд казацко-крестьянских восстаний.

В 1648 году украинские казаки подняли восстание из-за усилившегося притеснения польскими магнатами. Восстание возглавил бывший сотник реестровых казаков Богдан Хмельницкий. Первоначально казакам сопутствовал успех. Их поддержало Крымское ханство, которым тогда правил Ислям III Герай. В битве при Жёлтых Водах (1648) казацко-крымское войско (казаками командовал Хмельницкий, а крымцами — Тугай-бей) одержало свою первую победу, разбив польский отряд Степана Потоцкого. Вскоре последовала победа в Корсунской битве (16 мая 1648). До конца июля была освобождена вся территория Левобережья, а до конца августа — Брацлавское, Киевское, Подольское (кроме г. Каменца) воеводства на правобережье, а также восточные и южные районы Волынского воеводства. Освобождение правобережья связывают с именем Максима Кривоноса. В сентябре (11—13) была одержана победа под Пилявцами. Осенью ареной военных действий выступает Галиция. 26 сентября началась осада Львова. Гетман требовал от польского командования и городской власти капитулировать и выдать казакам Я. Вишневецкого, А. Конецпольского. Узнав, что те тайно убежали, Хмельницкий, получив выкуп для уплаты татарам, снял осаду и направился на Замостье. В начале ноября гетман начал переговоры с польским правительством и заключил перемирие с Яном II Казимиром. Победный поход 1648 года завершён. 23 декабря 1648 года казаки торжественно вошли в Киев.

Однако в 1651 году произошла Берестецкая битва, в результате которой польская армия под предводительством короля Яна Казимира и Николая Потоцкого нанесли сокрушительное поражение казакам, и в августе того же года литовский гетман Радзивилл занял Киев. Казаки были вынуждены просить помощи у единоверной России. В 1654 году была созвана Переяславская Рада, заявившая о переходе подконтрольных восставшим территорий под протекторат России.

Русские войска поддержали восставших казаков, что привело к русско-польской войне (1654—1667 годов). Война завершилась Андрусовским перемирием (1667 года), по условиям которого территории, лежащие восточнее Днепра (Левобережная Украина) отошли к России, а лежащие западнее (Правобережная Украина) — остались за Речью Посполитой. Условия перемирия были позднее подтверждены мирным договором 1686 года.

В Андрусовском договоре царь Алексей Михайлович поставил условие об уничтожении ранее напечатанных книг, чтобы

все те, в которых местностях книги печатаны и их слагатели, также печатники или друкари, смертью казнены и книги собрав сожжены были и впредь чтобы крепкий заказ был бесчестных воровских книг никому…нигде не печатали под страхом смертной казни.

В 1672 году было издано царское распоряжение о запрете издания книг на польском и латинском языке:

…Во всех местах великих чинов людям учинить заказ крепкой с большим подкреплением, чтобы те люди польския и латынския печати книг никто у себя в домах явно не держали, а приносили бы и отдавали воеводе.

Всё это делалось в первую очередь для унификации содержания церковных книг, так как напечатанные ранее на землях Речи Посполитой книги часто сильно отличались от книг, изданных Московской епархией.

Руина

После смерти Богдана Хмельницкого у Гетманщины не стало лидера, власть которого признавали бы все, что побудило старшин на борьбу за власть. В период между 1657 и 1687 годами украинская территория утратила свою территориальную целостность и фактически оказалась на пороге гражданской войны.

Как писал в своей «Истории запорожских казаков» историк Д.И.Яворницкий,

Раздоры шли, однако, не от большинства или народной массы, а от меньшинства, «властных» или «значных» лиц и высших духовных особ Украйны: тогда как масса украинская тяготела к России, «значные» лица и духовные особы, воспитанные в польском духе, тянули, за немногим исключением, к польским порядкам и польской жизни"…

— [www.cossackdom.com/book/bookyvor/izk2/213.html «История запорожских казаков». т.2.]

В ходе польско-турецкой войны 1672—1676 Подолье перешло под власть Османской империи и Каменец-Подольский стал центром самой северной из её провинций. В июле 1678 турецкая армия во главе с великим визирем Кара-Мустафой вторглась в пределы Надднепрянской Украины, находившейся под контролем России и осадила Чигирин. После месячной осады город пал. Речь Посполитая не могла помочь России в борьбе против турок на этом фронте, так как была сильно ослаблена войной с Османской империей. В 1681 году в Бахчисарае было подписано перемирие и в начале 1682 года между Русским царством и Османской империей был заключен мирный договор. Заключенный на 20 лет договор устанавливал границу между Россией и Турцией по Днепру. Киев с окрестностями оставался во владении России. Территория между Днепром и Южным Бугом должна была оставаться незаселённой, а Запорожье признавалось сферой турецкого влияния. Турецкое владычество продолжалось до 1699 года (Карловицкий мир).

Мазепа

В период после Андрусовского перемирия правобережной Украиной по-прежнему управляли казацкие гетманы. В ходе Северной войны 1700−1721 годов гетман Иван Мазепа после долгих колебаний решает воспользоваться ситуацией, чтобы выйти из под контроля России. В этом решении его поддержала и часть казацкой старшины. Для этого он связался с поляками (ставленник шведов король Станислав Лещинский), а затем с шведским королём Карлом XII. Перед Полтавской битвой часть казаков под командованием Мазепы (ок. 3 тыс. человек) перешла на сторону шведов. Однако шведы потерпели поражение, и Иван Мазепа с верными ему казаками бежал в Турцию. Пётр I, поражённый поступком Мазепы, приказал разрушить гетманскую столицу и Запорожскую Сечь и уничтожить их население, а самого Мазепу предать анафеме.

В 1720 году Пётр I издаёт указ, в котором говорится: «Его Императорскому Величеству известно учинилось, что в Киевской и Черниговской типографиях книги печатают несогласно с великороссийскими, но со многою противностью к Восточной Церкви…вновь книг никаких, кроме церковных крещенных изданий, не печатать. А церковныя старыя книги, для совершенного согласия с великороссийскими, с такими же церковными книгами справливать прежде печати с теми великоросскими дабы никакой разны и особаго наречия в оных не было»… «Особаго наречия» — имеется в виду местные отличия от московских канонов церковно-славянского языка, которым издавались церковные книги.

Разделы Речи Посполитой

В результате разделов Речи Посполитой между Россией, Австрией и Пруссией в 1772—1795 годах. Галиция перешла во владение австрийских Габсбургов, а Правобережная Украина — во владение России.

К Российской империи отошли Правобережная Украина, Волынь и Подолье. На этих территориях были созданы три губернии: Киевская, Волынская (центр — Житомир) и Подольская (центр — Каменец-Подольский). Екатерина II в тайной инструкции генерал-прокурору сената князю Вяземскому дала следующие установки: «Малая Россия, Лифляндия, Финляндия суть провинции, которыя правятся конфирмованными им привилегиями, нарушать ония отрешением всех вдруг весьма непристойно б было… Сии провинции, также и Смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть как волки в лесу».

Вплоть до русско-турецкой войны 1768—1774 земли в нижнем течении Днепра, Приазовье и Крым оставались под контролем Крымского ханства. Эти территории отошли к Российской империи по Кучук-Кайнарджийскому мирному договору (1774), после чего началось их заселение восточными славянами, а также сербами, греками, немцами и евреями, которым русское правительство предоставило право селиться в этих местах. На южных землях были заложены новые города: Екатеринослав, Николаев, Херсон, Одесса, Новороссийск, Севастополь, Александровск, Мариуполь и другие. Были образованы новые губернии: Киевская, Харьковская, Екатеринославская, Таврическая (Симферополь), Новороссийская, Херсонская.

Екатерина II упразднила гетманщину в 1764 году, а в 1775 году ликвидировала Запорожскую Сечь. Последним гетманом Украины в составе Российской империи был граф Кирилл Григорьевич Разумовский.

До конца XVIII — начала XIX века, Украина была в основном аграрным краем.

Национальное движение

С конца XVIII века зарождается украинское национальное движение, сначала культурное, а с 1840-х годов (Кирилло-Мефодиевское братство) и политическое. Началось формирование современной украинской нации. Важное значение для национального пробуждения имело творчество Тараса Шевченко; вследствие репрессий царской власти с 1870-х центр национального движения переместился в Галицию. С конца XIX века появляются украинские политические партии, часть из которых выдвигает требование самостоятельного украинского государства. Февральская революция 1917 года в России стала толчком к созданию независимого государства.

Конфликт между поляками и украинцами в Галиции то затихал, то разгорался в зависимости от внутренней политики австрийского правительства в национальном вопросе. Поддерживая то одну, то другую сторону, австрийское правительство создавало в Галиции некое равновесие, дававшее, в конечном результате, возможность управлять этим краем. Украинцам была предоставлена возможность начать обучение на родном языке в начальных школах и вводить преподавание его в гимназиях.

В Российской же империи секретным циркуляром министра внутренних дел Валуева 1863 года, а затем Эмским указом Александра II 1876 года были введены серьёзные ограничения на употребление в печати украинского языка. С этого момента издание украинской литературы начало перемещаться из России в Австро-Венгрию, превратившуюся в своеобразное убежище для украинских литераторов. Во Львов на некоторое время перебрался и крупнейший украинский общественный деятель того времени М. Драгоманов. К концу XIX века Галицию стали называть «украинским Пьемонтом», уподобляя её роль той, которое Сардинское королевство сыграло в объединении Италии. М.Грушевский, который в 1894 году переехал из Киева во Львов, утверждал, что Галиция являлась «передовой частью украинского народа, которая давно обогнала бедную российскую Украину», что «до сих пор Галиция шла, а Украина стояла или шла за Галицией». В 1830-х годах в Галичину пришла волна славянофильского движения, нашедшая поддержку у галицких русинов, прежде всего молодёжи. Так, Маркиан Шашкевич, Яков Головацкий и Иван Вагилевич, прозванные «Русскою троицей», впервые выпустили галицко-русский литературный альманах «Русалка Днестровая» на местном наречии. В этом альманахе звучала мысль о «едином славянском народе», в который входит и «руский» народ, простирающийся на восток до Дона. Хотя северная граница заселения «руского» народа указана не была, по общему смыслу альманаха, под «руским» народом понимался малорусский. Вместе с тем, отмечалось, что и великорусы — «побратимы» галичанам, а в строках о древней Руси наряду с Киевом звучал Новгород. В конце XIX века австрийскими властями была развязана кампания по преследованию «москвофилов». Против них была инициирована серия судебных процессов, начало которой положил так называемый «Процесс Ольги Грабарь», в число подсудимых по которому входили Адольф Добрянский, его дочь Ольга, Иван Наумович, Венедикт Площанский, Осип Марков и другие. Боязнь проникновения в Россию идей украинского сепаратизма из Галиции заставила в 1909 году российское министерство внутренних дел и министерство финансов принять решение о регулярном выделении средств на «помощь прикарпатским русским». В 1911 году П. А. Столыпин отпустил единовременно 15 тыс. рублей на расходы по выборам в австрийский парламент. Речь шла о помощи организациям «москвофильской» ориентации. Ежегодно по запросу министра внутренних дел выделялось 60 тысяч рублей и 25 тысяч рублей непосредственно через министра финансов. Распределение и передача государственных сумм на поддержание и развитие русских культурно-просветительных учреждений прикарпатских славян были полностью в ведении В. А. Бобринского и камергера Гижицкого. Правительство доверяло им указанные суммы, не контролируя их и не требуя отчета в расходовании денег. Это делалось, в первую очередь, для того, чтобы исключить возможные осложнения на дипломатическом уровне. В мае 1910 года австрийские власти закрыли все «русофильские» организации Буковины («Общество русских женщин», «Карпатъ», «Русско-православный народный дом», «Русско-православный детский приют», «Русско-православная читальня», «Русская дружина»), а также русские бурсы (общежития для учащейся молодёжи) в Черновцах и Серете. Имущество организаций было конфисковано. Причиной запрещения деятельности русских организаций были голословные обвинения в шпионаже и государственной измене. В годы Первой мировой войны австро-венгерские власти на территории Галиции и Подкарпатья подвергают репрессиям местное русинское население, симпатизирующее России. Свыше двадцати тысяч украинцев-русофилов заключены в австрийский концентрационный лагерь в местечке Талергоф, Штирия, и в крепость Терезин, Чехия. Февральская революция 1917 года в России послужила причиной легализации движения за автономию Украины. В годы Первой мировой войны на территории Галиции происходили активные военные действия. В Галиции был сформирован легион Украинских сечевых стрельцов, который воевал на стороне австрийской армии. К осени 1914 года в ходе битвы за Львов русскими войсками была занята практически вся восточная часть Галиции, образовано Галицкое генерал-губернаторство (с центром во Львове), которое управляло краем до лета 1915 года, когда край был оставлен в результате германского наступления. В 1916 году восточная часть Галиции была затронута «Брусиловским прорывом».

Крупнейшие города Украины к началу Первой мировой войны

№	город	население, тыс.
1	Киев	520,5
2	Одесса	499,5
3	Харьков	244,7
4	Львов	212
5	Екатеринослав	211,1
6	Николаев	103,5
7	Херсон	96,2
8	Черновцы	94
9	Житомир	86,4

Революция 1917 года и гражданская война

См. также: Украинская революция 1917—1921

Февральская революция и создание Центральной рады

На территории нынешней Украины в 1917—1920 годах существовали 16 самопровозглашённых государственных образований. После Февральской революции, 4 (17) марта 1917 года в Киеве по инициативе Товарищества украинских прогрессистов при участии политических партий, кооператоров, общественных и культурных организаций (Украинское научное общество, украинское педагогическое общество, Товарищество украинских техников и агрономов в том числе) была создана Центральная рада УНР. Её главой заочно был избран профессор М.Грушевский, которого временно заменял В.Науменко. Значительную часть членов Рады составляли эсеры и меньшевики. 22 марта 1917 года Рада издала первое воззвание «к украинскому народу», а 27 марта 1917 года руководство переизбрало М. Грушевского. Центральная рада начала переговоры с Временным правительством России относительно условий вхождения Украины в демократическую Российскую Республику на правах автономии. 10 июня Центральная рада издала I Универсал, которым провозглашалась автономия Украины в составе России. 15 июня был сформирован Генеральный Секретариат, который играл роль исполнительной власти украинской автономии. Его возглавил писатель и лидер украинских социал-демократов В. К. Винниченко. 3 июля по согласованию с Временным Правительством был издан II Универсал Центральной рады, подробно определявший статус Украины как автономии в составе России. Переговоры Центральной рады с Временным правительством были прерваны Октябрьской революцией в Петрограде, в результате которой власть в России взяли большевики.

Провозглашение УНР

Сюда перенаправляется запрос «Установление Советской власти на Украине». На эту тему нужна отдельная статья.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

При известии об октябрьском перевороте в Петрограде, в Киеве вспыхнули бои между организованными Киевским Советом (во главе последнего стоял большевик Георгий Пятаков, находившийся тогда впрочем в Петрограде; киевским Ревкомом руководил его брат, тоже большевик Леонид) пробольшевистскими силами, основу которых составляли рабочие завода «Арсенал» и несколько воинских частей, и силами Киевского военного округа, поддержавшими свергнутое уже Временное правительство, в лице юнкеров и донских казаков. Центральная рада с имевшимися у неё украинскими национальными полками первое время держала нейтралитет, но 30 ноября гайдамаки поддержали большевиков, чем сделали положение сил КВО безнадежным. Последние сдались, выговорив себе право беспрепятственного ухода на Дон с оружием. Однако попытка Л. Пятакова подчинить Совету воинские части вызвала сопротивление Рады и провалилась.

7 (20) ноября 1917 Центральная рада своим III Универсалом провозгласила Украинскую Народную Республику в состав 9 губерний: Киевской, Подольской, Волынской, Черниговской, Полтавской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской и Таврической (северные уезды, без Крыма). Эта республика, однако, еще предполагалась в качестве автономии в составе федеративной Российской Республики. Также универсал провозглашал социализацию земли, 8-часовой рабочий день и другие социальные гарантии.

Рада формально признала Совнарком правительством России и вынуждена была сосуществовать с украинскими Советами. На 4 декабря был назначен Всеукраинский Съезд Советов. Съезд готовил большевистский оргкомитет, который надеялся создать на нем своей большинство, а накануне (30 ноября) опираясь на большевизированные части в Киеве, произвести переворот по петроградскому образцу, свергнуть Раду и передать власть Съезду. Однако Рада опередила большевиков: опираясь на украинские национальные части, она 29 ноября арестовала Л.Пятакова (впрочем, на следующий день освобожденного) и приступила к разоружению пробольшевистски настроенных частей. Большевики еще надеялись мирно перехватить власть у Рады на открывшемся 4 декабря в Киеве I Всеукраинском Съезде Советов. К открытию съезда петроградский Совнарком направил Центральной раде ультиматум, с требованием признать советскую власть, а также разоружить направлявшиеся на Дон казачьи и офицерские части и присоединиться в борьбе против них. рада оперативно привезла в Киев 2000 представителей крестьянских союзов и украинских частей, в результате чего большевистские депутаты оказались по подавляющем меньшинства (имея 100 делегатов из 2000, в основном от Советов Донецко-Криворожского бассейна). Съезд поддержал Центральную раду, тогда как большевистское меньшинство переместилось в занятый российскими красногвардейцами Харьков и там 11-12 декабря провело свой съезд, на котором провозгласило Украинскую Народную Республику Советов, отменило все распоряжения Центральной рады, избрало собственное правительство (Народный секретариат во главе с Евгенией Бош) и призвало на помощь российский пролетариат.

Для распространения своего влияния на южные губернии и Дон, находящийся под контролем атамана Каледина, правительство большевиков создало Южный революционный фронт под командованием А. И. Антонова-Овсеенко и левого эсера М. А. Муравьёва (начальник штаба). 9 декабря 30-тысячная армия Антонова-Овсеенко заняли Харьков, где вскоре и был проведен советский съезд. В результате начавшихся вслед за тем боевых действий между войсками Центральной рады и Советов, войска Центральной рады были разбиты и большевики взяли власть в Екатеринославе, в Полтаве, Кременчуге, Елисаветграде, Николаеве, Херсоне и других городах. Ответом со стороны Рады в Киеве явилось похищение и тайное убийство Л. Пятакова.

9 (22) января 1918 Центральная Рада своим IV Универсалом объявила о выходе из состава России и о государственной независимости Украины.

Отряды Муравьева в этот момент были уже на дальних подступах к Киеву. 16 (29) января 1918 года произошёл бой под Крутами (в 130 км к северо-востоку от Киева), в котором превосходящими силами красногвардейцев был разбит украинский отряд, в основном из учащейся молодежи (юнкера, студенты, гимназисты). В украинской традиции этот бой почитается как героический эпизод борьбы за независимость и боевое крещение украинской армии.

16 (29) января 1918 года против Центральной рады началось большевистское восстание в Киеве, в котором участвовали рабочие завода «Арсенал» и часть большевизированных украинских полков. Поводом к восстанию послужило обнаружение тела похищенного за три недели до того до того Л. Пятакова со следами пыток (судя по ранам, ему, ещё живому, шашками вырезали сердце). К 4 февраля восстание было подавлено, однако уже 8 февраля Киев был занят войсками Муравьёва. Вступление красных в Киев ознаменовалось зверским убийством митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского). Затем последовали массовые расстрелы буржуазии, интеллигенции и особенно офицеров, которых выдавала выданная им Радой, в качестве удостоверяющего личность документа, красная «регистрационная карточка» (всего за 3 недели было расстреляно до 5 тыс. человек). Затем Муравьёв взял с города крупную контрибуцию и двинулся дальше — на Одессу.
В феврале Советская власть утвердилась по всей Украине. При этом рабочие Советы индустриального и русифицированного Востока Украины не пожелали подчиняться Киеву и 12 февраля провозгласили Донецко-Криворожскую Советскую Республику. Республика была провозглашена в Харькове, который и стал её столицей.

Немецкая оккупация и гетманщина

Центральная Рада послала свою делегацию на переговоры в Брест-Литовск. Там, не дожидаясь окончания общих переговоров, 9 февраля 1918 делегация УНР подписала с Германией сепаратный договор и обратилась с просьбой направить свои войска для защиты от большевистских сил.

18 февраля 1918 года немцы заявили о прекращении перемирия и начали общее наступление, почти не встречая сопротивления. 1 марта немецкие войска вступили в Киев. Власть Центральной Рады была восстановлена. В Донецко-Криворожском районе местные красногвардейские отряды пытались оказать немцам сопротивление, однако неудачно. 8 апреля немцы заняли Харьков; правительство Донецко-Криворожской республики бежало в Луганск. К концу апреля Донбасс был полностью оккупирован. Немцы оккупировали максимальную территорию бывших южных губерний Российской Империи, не особо считаясь с буквой Брест-Литовского договора и ссылаясь на то, что это — территория не РСФСР, а союзной Германии Украины. Фактически Украина была превращена в протекторат Германии, который немцы рассматривали, прежде всего, под углом снабжения блокированного и голодающего фатерланда сырьем и особенно продовольствием. Слабая власть Центральной Рады не могла эффетивно способствовать достижению этих целей, и немецкая военная администрация во главе с генерал-фельдмаршалом Германом фон Эйхгорном (командующий группы армий «Киев») приняла решение установить жесткую диктатуру. Последней каплей, побудившей немцев предпринять действия против Рады, послужило похищение агентами правительства при личном участии военного министра директора Русского для внешней торговли банка А. Ю. Доброго (украинские министры считали его вдохновителем антисоциалистических мер германского командования). После этого Центральная рада была разогнана немецкими солдатами, а министры, причастные к похищению Доброго — арестованы и преданы суду (см. Разгон Центральной рады).

29 апреля 1918 года на смену социалистам Центральной рады к власти пришёл П. П. Скоропадский — бывший генерал-лейтенант царской армии, крупный помещик и аристократ (потомок гетмана Ивана Скоропадского). На «съезде хлеборобов» (фактически зажиточных и крупных землевладельцев) Скоропадский был провозглашен гетманом Украины. Было принято новое название страны — Украинская держава (укр. Українська Держава).

Опираясь на германские штыки, с одной стороны, на помещиков и имперское чиновничество и офицерство, с другой, Скоропадский взял курс на ярко выраженную социально-политическую реакцию. Все социалистические законы Центральной рады были отменены, социальные завоевания рабочих ликвидированы, а рабочий день поднят до 12 часов; в деревне восстанавливалось помещичье землевладение и проводились массовые реквизиции продовольствия. Это вызвало к режиму Скоропадского всеобщую ненависть. Против гетманского правительства и немцев в деревне началось повстанческое движение; среди партизанских командиров на востоке Украины особенно выдвинулся Н. И. Махно, действовавший в Екатеринославской губернии; впрочем, летом 1918 г. он был лишь одним из многих мелких партизанских атаманов. Другим крупным партизанским командиром являлся атаман Григорьев. Нападения на отдельные немецкие отряды и гарнизоны вызвали ответные карательные меры немцев (порки, расстрелы, сожжения деревень), что в свою очередь еще больше озлобляло крестьянство. 30 июля Эйхгорн был убит в Киеве русским левым эсером Б. М. Донским.

Восстановление УНР

Поражение Германии в Первой мировой войне и германская революция 9 ноября 1918 года резко осложнило положение режима Скоропадского. Немцы потеряли интерес к украинским делам и начали эвакуацию, тогда как силы Антанты не спешили занять их место. В поисках поддержки Скоропадский заметался между украинскими националистами и русскими белогвардейцами и в конце концов сделал выбор в пользу вторых, манифестом от 14 ноября провозгласив Украину составной частью будущей небольшевистской Российской федерации. В тот же день (и даже безо всякой связи с манифестом) деятели распущенной Центральной рады на тайном совещании в Киеве приняли решение о восстании против гетмана и восстановлении УНР, избрав для руководства восстанием 5-членную Директорию во главе с Владимиром Винниченко, уже возглавлявшим правительство УНР; главнокомандующим (Главным атаманом армии и флота) был назначен бывший военный министр УНР Симон Петлюра. 16 ноября в Белой Церкви в поддержку Директории восстал отряд «сечевых стрельцов», возглавляемый Евгением Коновальцем. На левобережье, восстание поддержал Запорожский корпус под командованием Петра Болбочана. Изданный Петлюрой манифест о восстании вызвал массовый энтузиазм среди крестьянского населения, поголовно поднимавшегося на борьбу против немцев, помещиков и гетманских офицеров. Разбив гетманские отряды под Мотовиловкой, Петлюра уже 21 ноября осадил Киев. Гетманские «сердюки» были ненадежны и легко переходили на сторону Петлюры. Последней опорой гетмана оставались русские части, наскоро сформированные в основном из офицеров. Немцы, первоначально поддерживавшие гетмана, в конце концов объявили о своем нейтралитете, и 14 декабря гетман отрекся от престола и бежал в Германию. Ворвавшиеся в город петлюровцы устроили резню офицеров. 19 декабря в Киев торжественно въехала Директория. Однако, внутри самой директории нарастал конфликт между социалистами и военными, возглавляемыми Петлюрой. В начале 1919 года Винниченко и другие социалисты были выведены из состава Директории и её фактически возглавил Петлюра, установивший свою военную диктатуру.

При Петлюре на Украине происходили многочисленные еврейские погромы.

22 января 1919 года Директория подписала с правительством Западной Украины «Акт соединения» (укр. «Акт Злуки»): этот день отмечается в наши дни как День соборности Украины.

Гражданская война на территории Украины

См. также: Харьков в годы Гражданской войны

С эвакуацией германо-австрийских войск в конце 1918 г. на территории Украины образовался политический вакуум, которые претендовали заполнить три силы: Петлюра, большевики и Деникин. Большая часть территории, ранее контролировавшейся немцами и Скоропадским, в декабре 1918 г. оказалась под контролем Петлюры; однако одновременно с территории РСФСР начали наступление большевистские силы (Украинская советская армия) под командованием В. А. Антонова-Овсеенко, соединившиеся в частности с силами Махно. 3 января 1919 большевики захватили Харьков, в котором обосновались центральные органы советской власти на Украине, 5 февраля большевиками был взят Киев. Правительство Петлюры бежало в Винницу, а затем — в Каменец-Подольский. 10 марта большевиками была провозглашена самостоятельная Украинская Советская Социалистическая Республика (УССР; первоначально Украинская Социалистическая Советская Республика) со столицей в Харькове, находящаяся в военном союзе с РСФСР. При этом в состав УССР были включены не только южные губернии (Новороссия), но и западная часть бывшей Области Войска Донского, ликвидированной большевиками. Таврическая губерния отошла к РСФСР.

Весной 1919 началось наступление войск ВСЮР, которыми были заняты Донбасс, Екатеринослав, Харьков и Одесса. 31 августа белыми был взят Киев (совместно с петлюровцами, которые, однако, немедленно вслед за тем были изгнаны белыми из города). Опираясь на Украину, осенью белые повели наступление на Москву. Однако при этом войска Деникина вынуждены были сражаться на три фронта: на западе Украины они вели бои с армией Петлюры, тогда как в тылу у них успешно оперировала Повстанческая армия Махно. Последняя взяла под контроль обширный районы Приазовья и Екатеринославской губернии, установив в них своеобразную власть крестьянских Советов. В октябре 1919 наступление белых потеряло силу, и Красная Армия перешла в контрнаступление. 12 декабря она вновь взяла Харьков, 16 декабря Киев. К концу года красными был занят Донбасс, и на большей части территории Украины была вновь установлена власть УССР. Белые еще удерживали фронт на юге (Умань-Елисаветград), но в январе 1920 года они были окончательно разгромлены и 8 февраля была взята Одесса.

Западная Украина

В результате распада Австро-Венгрии в 1918 году на территории Галиции была создана Западно-Украинская Народная Республика (ЗУНР). Республика была провозглашена в ночь на 1 ноября сичевыми стрельцами (украинские национальные части в составе австро-венгерской армии). Однако в Галиции, прежде всего в городах, было значительное количество польского населения, а поляки в самой Польше твердо считали Галицию польской землей. В результате, в тот же день во Львове началось вооруженное восстание поляков (см. Львовские орлята). Эти события послужили сигналом для начала польско-украинской войны.

22 января 1919 г. ЗУНР провозгласила Акт объединения с УНР — Акт Злуки.

К началу июня 1919 почти вся ЗУНР была оккупирована Польшей, Румынией и Чехословакией. УГА контролировала лишь правый берег реки Збруч, восточной границе между ЗУНР и УНР. 7 июня 1919 УГА начала «Чортковское наступление», в результате чего войска ЗУНР продвинулись к 24 июня вплотную ко Львову и Станиславу и заняли Тернополь. Однако 28 июня началось польское наступление и к 16 июля УГА была вытеснена на свои позиции от 7 июня. Началась поспешная эвакуация УГА на левый берег Збруча и таким образом 18 июля 1919 УГА полностью потеряла контроль над территорией ЗУНР. Часть побежденных войск бежала в Чехословакию, где стала известна под названием «украинской бригады», однако основная часть армии, насчитывавшей около 50 000 бойцов, перешла на территорию Украинской Народной Республики.

21 апреля 1920 года Польша и Украина УНР заключили союз, направленный против РСФСР, договорившись, что граница должна проходить по реке Збруч. Фактически, однако, Петлюра в тот момент уже не представлял собой самостоятельной силы и мог существовать только при польской поддержке. С исчезновением таковой двумя месяцами спустя (с разгромом советскими войсками поляков на Украине) УНР окончательно прекратила своё существование.

Советско-польская война

25 апреля 1920 года польские и украинские войска атаковали позиции Красной Армии по всей протяженности фронта, и к 28 апреля заняли линию Чернобыль — Казатин — Винница — румынская граница. 7 мая они заняли Киев.

Но уже в мае 1920 года советские войска перешли в контрнаступление. 12 июня они захватили Киев, а уже в июле начали операции в Западной Украине.

Под фактической советской властью на короткое время оказались провозглашённые формально в составе РСФСР Бессарабская Советская Социалистическая Республика (май—сентябрь 1919) и Галицийская Советская Социалистическая Республика (июль—сентябрь 1920).

Однако ни одна из сторон в ходе войны не достигла поставленных целей: Белоруссия и Украина были разделены между Польшей и республиками, в 1922 году вошедшими в Советский Союз. По Рижскому договору 1921 года Западная Украина вошла в состав Польши.

Буковина отошла Румынии, Закарпатье — Чехословакии.

Украина с 1922 — по 1939 год

Украинская ССР

По данным переписи 1920 года население Советской Украины составило 25,5 млн человек. Из них сельских жителей 20,9 млн, а городских 4,6 млн.

30 декабря 1922 года, подписав Союзный договор, Украинская ССР совместно с РСФСР, Белорусской ССР и Закавказской СФСР вошла в состав СССР. В 1923 году в состав УССР передана станица Луганская и прилегающие территории Донской области РСФСР. В августе 1924 года Таганрогский и Шахтинский округа были возвращены РСФСР. 16 октября 1925 года от Курской губернии были переданы УССР: территория бывшего Путивльского уезда (без Крупецкой волости), Креничанская волость Грайворонского уезда и две неполные волости Грайворонского и Белгородского уездов. 1 апреля 1926 года Семёновская волость Новозыбковского уезда Гомельской губернии РСФСР передана УССР. Также в 1926 году Троицкая волость Валуйского уезда Воронежской губернии передана в состав Купянского округа УССР.

В первые годы после Гражданской войны политика коренизации (украинизации) привела к увеличению количества украинских школ, вузов. Советская власть проводила политику под лозунгом «национальная по форме, советская по содержанию». Однако в конце 1920-х годов руководство ВКП(б) изменило общий политический курс, компартия Украины подверглась чистке за «националистический уклон». В результате террора 1930-х годов были уничтожены многие украинские писатели, представители творческой интеллигенции.

1930-е годы стали весьма противоречивым периодом в истории Украины, в который вместились масштабные события:

• индустриализация;
• раскулачивание, коллективизация и Голод на Украине (1932—1933);
• сталинские репрессии;
• и др.

Западная Украина

В это время на Западной Украине, вошедшей в состав Польши, осуществлялась политика полонизации, усиливался национальный гнёт. Ответом на него стал подъём националистического движения, сразу же принявшего насильственные формы.

С приходом к власти в Польше в результате государственного переворота 1926 года Юзефа Пилсудского здесь установился авторитарный режим, известный как «санация». Политическая оппозиция преследовалась правовыми средствами и силовыми методами. По отношению к национальным меньшинствам проводилась политика «культурного подавления», которая осенью 1930, после многочисленных провокаций и терактов украинских националистических организаций в отношении польского населения, переросла в массовые репрессии против украинского населения Галиции и Волыни («Пацификация»). Подразделения польской полиции и армии были введены в более чем 800 сёл, было арестовано более 2 тысяч человек, ликвидированы украинские организации, сожжено около 500 домов. Составной частью «пацификации» стали украинские погромы со стороны польских шовинистических группировок. Дело дошло до того, что в 1932 Лига Наций осудила действия польского правительства по отношению к украинскому населению.

По переписи 1931 года на территории Западной Украины проживало 8,9 млн человек, в том числе 5,6 млн украинцев и 2,2 млн поляков.

В 1938—1939 автономная Карпатская Украина в составе Чехословакии была в результате Мюнхенского сговора и раздела Чехословакии захвачена Венгрией.

Вследствие Секретного дополнительного протокола о разграничении сфер интересов к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом и последовавшего Польского похода РККА, в 1939 к УССР была присоединена Западная Украина, а в 1940 — Северная Буковина и украинская часть Бессарабии.

Украина в период Второй мировой войны

См. также: Рейхскомиссариат Украина, Дистрикт Галиция и Украинский коллаборационизм во Второй мировой войне

В годы Великой Отечественной войны вся территория Украины была оккупирована немецкими войсками. В начале войны одним из отделений Организации украинских националистов была предпринята попытка создания украинского государства под протекторатом Германии, однако оккупационные власти отнеслись к этой идее крайне негативно. В результате некоторые националисты, в частности Степан Бандера, были заключены в концлагеря, другие продолжили сотрудничество с нацистами.

В годы войны на территории Украины широкое развитие получило партизанское движение. Партизанские отряды сражавшиеся против стран Оси формировались по инициативе советских активистов. Самую большую известность получили советское объединение С. Ковпака. С 1943 года действовала националистическая УПА, которая декларировала борьбу против немецкой и советской стороны, а также занималась этническими чистками.

Немецкая оккупация Украины отличалась особой жестокостью, особенно по отношению к евреям. Более ста тысяч человек были уничтожены только в Киеве — самое знаменитое место казни мирных жителей — Бабий Яр. Освобождена территория Украины в 1944 году. Вал войны прокатился из конца в конец Украины дважды — сначала с запада на восток, затем с востока на запад. В войну погибло свыше 5 миллионов жителей Украины, а около 2 миллионов было угнано на принудительные работы в Германию. На территории Украины было разрушено около 700 городов и поселков и 28 тысяч сел. Свыше 10 миллионов человек остались без крова. Экономике был нанесен тяжелый урон.

Украина с 1944 — по 1991 год

При создании ООН 24 октября 1945 года УССР и БССР наравне с СССР становятся членами Генеральной Ассамблеи. С этого дня и до момента распада Советский Союз был представлен при принятии резолюций ООН тремя независимыми голосами.

В 1945 году к УССР было присоединено Закарпатье, в 1954 году при личном содействии Никиты Хрущёва из состава РСФСР был передан Крым.

После прихода к власти в Москве Никиты Хрущёва (бывшего первого секретаря Компартии Украины) произошло послабление режима, благодаря чему выросло поколение «шестидесятников». После его смещения многие украинские шестидесятники стали диссидентами, которые преследовались властями (см. Письмо 139-ти).

Авария на Чернобыльской атомной электростанции 26 апреля 1986 вызвала радиоактивное заражение обширных территорий и усилила недоверие к партийному руководству, пытавшемуся скрыть факт аварии.

Во время Перестройки начинается подъем национального движения.

В 1990 прошли первые демократические выборы в Верховный Совет Украинской ССР, который приняла Декларацию о суверенитете.

Современная Украина

24 августа 1991 Верховный Совет Украинской ССР провозгласил независимость Украины, подтвержденную впоследствии всенародным референдумом 1 декабря 1991. Сформировалась демократическая политическая система. Непоследовательные реформы с 1990 года привели к глубокому экономическому кризису, который осложнял политическую ситуацию.

1 декабря 1991 года Леонид Кравчук был избран президентом Украины на первых прямых президентских выборах, набрав 61,6 % голосов.

8 декабря 1991 года подписал с Б. Н. Ельциным и С. С. Шушкевичем Беловежское соглашение о прекращении существования СССР. 19 июня 1992 года Кравчук подписал закон о полном исключении упоминаний об СССР из конституции Украины 1978 года.

На церемониальной сессии Верховной рады Украины 22 августа 1992 года в Киеве последний президент УНР в изгнании Николай Плавьюк передал государственные регалии Украинской Народной Республики (УНР) первому президенту Украины Леониду Кравчуку. Также Плавьюк вручил грамоту о том, что независимая Украина, провозглашенная 24 августа 1991 года, является правопреемницей Украинской Народной Республики.

Приватизация промышленности страны сопровождалась значительной коррупцией. Инфляция с 1992 по 1994 год достигла тысячи процентов. Появились многолетние задержки по выплате заработной платы для работников промышленности, учителей и т. д.

В 1992 году президент Кравчук активно поддержал митрополита Филарет (Денисенко), которого много лет «курировал» в качестве руководящего идеологического работника ЦК КПУ, в его деятельности по созданию Украинской православной церкви Киевского патриархата.

В 1992 году Украина становится членом Международного валютного фонда.

В 1994 году Украина присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия, а в 1996 году ядерные боеголовки были вывезены с территории Украины.

Переход от командно-административной экономики к рыночным отношениям вызвал обострение социально-экономической ситуации в стране, что повлекло за собой обострение политической ситуации. Было принято решение провести досрочные выборы Президента и Верховной рады. 27 марта 1994 года состоялись выборы в Верховную Раду Украины. Было избрано 338 народных депутатов, половина из которых были членами политических партий. Всего мест получили: КПУ — 96, Народный Рух Украины — 20, СелПУ — 18 и СПУ — 14, что засвидетельствовало доминирование левых сил. Председателем Верховной рады был избран социалист Александр Мороз. Новый парламент утвердил премьер-министром В. Масола. Процесс смены политической власти на Украине завершили президентские выборы, состоявшиеся в июне-июле 1994 года. Во втором туре выборов победу одержал Леонид Кучма.

Свободные выборы 1994 года показали, что Украина стоит на демократическом пути развития. На начальной стадии президентства Леонида Кучмы было продолжено проведение рыночных преобразований, но это не смогло остановить спад производства, что усугублялось инфляцией карбованца.

28 июня 1996 года принята Конституция Украины, которая закрепила достижения суверенного государства. Также документ должен был урегулировать полномочия законодательной, исполнительной и судебной властей. В сентябре того же года Национальным Банком, возглавляемым Виктором Ющенко, введена национальная денежная единица гривна. Стабилизация финансовой сферы была одной из предпосылок возрождения экономики.

В 1997 году был подписан Большой договор между Россией и Украиной.

В марте 1998 года парламентские выборы были проведены по новой системе — смешанной (пропорционально-мажоритарной). Из 450 депутатов 225 были избраны по одномандатным избирательным округам, а 225 — по спискам от политических партий и блоков в многомандатном общегосударственном избирательном округе. По итогам голосования четырёхпроцентный барьер преодолели КПУ (24,65 %), Народный рух Украины (9,4 %; 32), избирательный блок СПУ и СелПУ «За правду, за народ, за Украину» (8,6 %), Партия зеленых Украины (5,4 %), Народно-демократическая партия (5 %; 17), Всеукраинское объединение «Громада» (почти 4,7 %; 16), Прогрессивная социалистическая партия Украины (4 %).

Президентские выборы согласно Конституции были назначены на 31 октября 1999 года. Во втором туре действующий президент Леонид Кучма выиграл у лидера коммунистов Петра Симоненко. За Кучму проголосовало 56 % избирателей, за Симоненко — 38 %.

После избрания Президента произошла смена правительства. В декабре 1999 года премьер-министром Украины назначен Виктор Ющенко, тогдашний председатель Национального банка Украины, который имел репутацию реформатора. За годы его премьерства в экономической жизни страны произошли важные сдвиги и начался экономический рост. В ВРУ было сформировано парламентское большинство. В январе 2000 года его сформировали депутаты 11 парламентских групп и фракций, а также определенные внефракционные депутаты. Большинство поддерживало действия правительства Ющенко. Председателем Верховной рады Украины стал Иван Плющ.

16 апреля 2000 года состоялся всеукраинский референдум. Более 80 % избирателей, принявших участие в голосовании, высказались за создание двухпалатного парламента, сокращения числа депутатов с 450 до 300, ликвидацию права депутатской неприкосновенности, право Президента досрочно прекращать полномочия Верховной рады Украины, если последняя в течение одного месяца не сможет сформировать парламентское большинство или в течение трех месяцев не сможет утвердить подготовленного и представленного в установленном порядке Кабинетом Министров проект Государственного бюджета Украины. Однако решения референдума так и не были воплощены в жизнь.

Весной 2001 года Украину охватил политический кризис, связанный с убийством оппозиционного журналиста Георгия Гонгадзе. Записи майора Службы безопасности Украины А. Мельниченко, сделанные им в кабинете Президента, свидетельствовали о причастности к этому и другим резонансным преступлениям представителей высших эшелонов власти. Они стали причиной резонансного «кассетного скандала», который значительно снизил доверие народа к власти. Были организованы массовые демонстрации и акции протеста в рамках акции «Украина без Кучмы!», которые 9 марта 2001 г. даже завершились столкновениями с милицией. Однако добиться своего оппозиция не смогла, но авторитет власти был существенно подорван как внутри страны, так и за рубежом.

В 2001 году отправлено в отставку все правительство Ющенко. Это было толчком к формированию мощной оппозиции. В течение осени-зимы 2001 произошло формирование предвыборных блоков. Основными соперниками на парламентских выборах стали оппозиционный блок Виктора Ющенко «Наша Украина» и провластный блок «За единую Украину».

Выборы в марте 2002 года проходили по смешанной избирательной системе. По итогам голосования четырёхпроцентный барьер преодолели: блок Виктора Ющенко «Наша Украина» (23,55 %), Коммунистическая партия Украины (20,01 %), Блок «За единую Украину!» (11 , 79 %), Блок Юлии Тимошенко (7,25 %), Социалистическая партия Украины (6,87 %), Социал-демократическая партия Украины (объединенная) 6,27 %. Впервые в истории независимой Украины Коммунистическая партия уступила первое место в избирательной гонке.

Президентские выборы на Украине 2004 г. стали переломными в истории страны. Кандидатом власти стал тогдашний премьер-министр Украины Виктор Янукович. Оппозиционные силы сгруппировались вокруг лидера «Нашей Украины» Виктора Ющенко, бывшего премьер-министра (1999—2001 гг.), сторонника реформ.

В результате голосования 31 октября 2004 г. голоса избирателей распределились следующим образом: Виктор Ющенко 39,26 % голосов, Виктор Янукович 39,11 %, Александр Мороз 5,82 %, Пётр Симоненко 4,97 %. Такой расклад не выявил победителя, поэтому был назначен второй тур выборов — 21 ноября 2004 г. После первого тура в поддержку Ющенко высказались Александр Мороз и Анатолий Кинах. Януковича поддержала Наталия Витренко.

Голосование второго тура проходило с многочисленными нарушениями и фальсификациями. Опубликованные ЦИК результаты о победе Януковича резко отличались от данных экзит-поллов, которые свидетельствовали о победе Ющенко. Возмущённые такой ситуацией избиратели откликнулись на призыв оппозиционного кандидата защитить свой выбор и уже вечером 21 ноября собрались на митинг на центральной площади Киева — Майдане Незалежности. Со следующего дня митинг перерос в массовую мирную акцию протеста, которая продолжалась до 8 декабря 2004 г. и получила название «Оранжевая революция».

Своим решениям от 3 декабря 2004 года Верховный Суд Украины признал недействительными результаты второго тура президентских выборов и назначил переголосование второго тура на 26 декабря 2004 г.

Во время «Оранжевой революции» Украина находилась в центре внимания мировой прессы. На переголосование на Украину приехало рекордное количество международных наблюдателей — около 12 тысяч человек. Переголосование 26 декабря 2004 г. дало такие результаты: за Виктора Ющенко проголосовало 51,99 % избирателей, за Виктора Януковича — 44,21 %. Инаугурация нового Президента Украины Виктора Ющенко состоялась 23 января 2005 года.

17 января 2010 года состоялся первый тур президентских выборов на Украине, в результате которого победитель не был выявлен. 7 февраля был проведён второй тур выборов, в котором победу одержал лидер оппозиции Виктор Янукович, с преимуществом в 3 % (48,95 % против 45,47 %) над тогдашним премьер-министром Украины Юлией Тимошенко. Это первый случай в истории Украины, когда избранный президент получил менее 50 % голосов избирателей.

11 марта было сформировано новое правительство во главе с Николаем Азаровым.

21 апреля Виктор Янукович подписал Харьковские соглашения с президентом Российской Федерации Дмитрием Медведевым о продлении срока пребывания Черноморского флота Российской Федерации в Севастополе до 2042 года. 27 апреля этот договор одновременно ратифицировали Верховная рада Украины и Государственная дума Российской Федерации.

16 ноября 2010 года начались акции протеста против Налогового кодекса («налоговый майдан»), во многих городах проводились массовые митинги и протесты, на Майдане Незалежности в Киеве был разбит палаточный городок. На главной площади столицы собралось около 20 тысяч митингующих.

21 ноября 2013 г., за несколько дней до саммита в Вильнюсе, Кабинет министров Украины решил приостановить процесс подготовки Соглашения об ассоциации Украины и Европейского союза. Это вызвало массовые акции протеста на Украине.

События 2014 года

См. также: Крымский кризис и Вооружённый конфликт на востоке Украины

События Евромайдана, начавшиеся в ноябре 2013 года в связи с решением правительства Украины приостановить процесс подготовки к подписанию соглашения об ассоциации с Евросоюзом, вызвали острый политический кризис и в феврале 2014 года привели к смене государственной власти. 22 февраля президент Виктор Янукович, улетевший в Харьков, был объявлен Верховной радой самоустранившимся от исполнения конституционных полномочий. Предусмотренная ст. 111 Конституции Украины процедура импичмента не была проведена. 23 февраля Верховная рада возложила исполнение обязанностей президента Украины на своего председателя Александра Турчинова, сославшись на статью 112 Конституции Украины (в редакции от 8 декабря 2004 года). Однако, согласно данной статье, председатель Верховной рады может стать и. о. президента только в случае досрочного прекращения полномочий президента (полномочия действующего на тот момент президента Виктора Януковича не были досрочно прекращены, как этого требуют статьи 108—111 Конституции Украины).

27 февраля бывшей оппозицией было сформировано временное правительство, которое возглавил Арсений Яценюк.

В конце февраля — начале марта города Юго-Востока Украины охватили массовые общественно-политические акции против действий ультраправых националистических организаций, в защиту статуса русского языка, под антиправительственными, федералистскими, сепаратистскими и пророссийскими лозунгами.

Утром 27 февраля здание Верховного Совета Крыма было захвачено вооружёнными людьми без знаков различия. После этого ВС проголосовал за проведение референдума о широкой автономии и назначении премьер-министром автономии пророссийского политика Сергея Аксёнова.

6 марта Верховный совет Крыма принял постановление о вхождении республики в состав Российской Федерации в качестве её субъекта и назначил референдум по этому вопросу. На основании официальных итогов референдума и принятой 11 марта Декларации о независимости АР Крым и города Севастополя 17 марта была провозглашена независимая Республика Крым, а 18 марта Россия и крымские власти подписали договор о присоединении Крыма к России. Украина и большинство стран-членов ООН объявили о незаконности референдума и непризнании любых изменений статуса Крыма на его основе.

В апреле на Востоке Украины происходят захваты областных администраций и административных зданий сторонниками федерализации и присоединения к России. В захваченном здании ОГА в Донецке провозглашется Донецкая Народная Республика.

15 апреля и. о. Президента Украины Турчиновым была начата военная операция против вооружённых отрядов сторонников ДНР.

28 апреля в Луганске провозглашается Луганская Народная Республика.

12 мая, в соответствии с результатами состоявшихся 11 мая референдумов, руководство самопровозглашённых Донецкой и Луганской республик объявило о независимости.

25 мая прошли внеочередные выборы президента Украины. Всего в выборах участвовало 23 кандидата. Победу в первом туре одержал Пётр Порошенко, набравший 54,7 % голосов.

С апреля 2014 года продолжается вооружённое противостояние в Донецкой и Луганской областях между украинской армией и вооружёнными формированиями самопровозглашённых ДНР и ЛНР.

Литература

• Ефименко А. Я. [elib.shpl.ru/ru/nodes/14445-efimenko-a-ya-istoriya-ukrainy-i-ee-naroda-spb-1907#page/1/mode/grid/zoom/1 История Украины и ее народа.] — СПб., 1907. — 174 с.: ил.
• Етнічна історія давньої України / П. П. Толочко. — Київ: Інститут археології НАНУ, 2000. — 280 с. — ISBN 966-02-1758-7.
• Яковенко Наталія. [history.franko.lviv.ua/PDF%20Final/Jakovenko.pdf Нарис історії України з найдавніших часів до кінця ХVІІІ ст.]. — К.: Генеза, 1997. — 380 с. (укр.)
• Субтельний О. Україна: історія.. — К.: Либідь, 1994. — ISBN 5-325-00090-X
• Ярослав Грицак. [history.franko.lviv.ua/gryc_content.htm Формування модерної української нації XIX—XX ст.] (укр.)
• Михайло Грушевський. Історія України-Руси.
• Грушевский Михаил. Иллюстрированная история Украины. — К. : МП «Левада», 1995. — 687 с.
• Полонская-Василенко Н. История Украины.
• Екельчик Сергей. История Украины. Становление современной нации. — К.: К. И. С., 2010. — 420 с. [kis.prom.ua/p2481476-ekelchik-sergej-istoriya.html]
• Katchanovski Ivan; Kohut, Zenon E.; Nebesio, Bohdan Y.; and Yurkevich, Myroslav. Historical Dictionary of Ukraine. Rowman & Littlefield, 2 ed., (2013) ISBN 0-8108-7845-3.
• Крипякевич І.П. [www.vesna.org.ua/txt/krypyakevych/istukr/index.html Історія України ]
• Mark von Hagen. [www.jstor.org/pss/2501741 Does Ukraine Have a History?] — Slavic Review, Vol. 54, No. 3 (Autumn, 1995), pp. 658—673.
• Paul Robert Magocsi. A History of Ukraine. Toronto: University of Toronto Press (1996) ISBN 0-8020-0830-5.
• Лисяк-Рудницький І. П. Історичні Есе
• Білоцерківський В. Я. [www.history-ua.info/ История Украины. Учебное пособие] = Історiя України. Навчальний посібник. — 2-е, випр. і доп. — Харьков, 2007. — 576 с. — ISBN 966-7858-45-6.
• Сапожников И. В..[www.academia.edu/13451193/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B6%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%B8_%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D0%BA%D0%B8_%D0%B2_%D0%A5%D0%B0%D0%B4%D0%B6%D0%B8%D0%B1%D0%B5%D0%B5_%D0%B8_%D0%9E%D0%B4%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B5._1998 Запорожские и черноморские казаки в Хаджи-бее и Одессе (1770—1820-е годы). — О., 1998.] — 272

Ссылки

• [rian.com.ua/infografika/20140623/353811534.html История формирования Украины (интерактивная карта)], РИА Новости Украина. Проверено 26 августа 2014.
• [www.ukrstor.com/ Украинские страницы. История национального движения Украины 1800—1920 гг.]
• [rus-sky.com/history/library/dikiy/ А.Дикий Неизвращенная история Украины-Руси. Нью-Йорк, 1960—1961 гг.]
• [izbornyk.org.ua/vzaimo/vz.htm РОССИЯ — УКРАИНА: история взаимоотношений]
• [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:5FaoiEpc9X0J:www.hist.msu.ru/Labs/UkrBel/bachturina.doc+%D0%91%D0%BE%D0%B1%D1%80%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%22%D0%93%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%BA%D0%BE-%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5+%22&cd=4&hl=ru&ct=clnk&gl=ru Бахтурина А. Ю. «Украинский вопрос» в Российской империи в начале XX в.]
• [www.echo.msk.ru/programs/netak/585625-echo/ Передача радиостанции «Эхо Москвы» «Как пишется русско- украинская история»]
• [www.kazak-kozak.com/ru/zaporozhskoe-kazachestvo/ukraina-v-drevnosti/ Украина в древности. История запорожского казачества]
• [history.franko.lviv.ua/ История Украины]  (укр.)
• [spilka.uaweb.org/ Українська спілка — освітньо-інформаційний web-ресурс]  (укр.)
• [www.governors.org.ua/ Летопись украинской политики]
• [ukraine-history.com.ua/ Книжки по Истории Украины]
• [www.museum.com.ua/fondu/history.htm История денежного обращения Украины] на сайте Одесский музей нумизматики
• [www.ukrstor.com/ Украинские Страницы], история национального движения Украины
• Александр Мережко: [scepsis.ru/library/id_1181.html «Развитие капитализма на Украине»]
• [ukraine-history.com.ua/biografy/index.htm Биографии Украинских деятелей]
• Борисковский, Павел Иосифович. Людина кам’яного віку на Украïні, К., 1940; Палеолит Украины, М-Л., 1953; Древнейшее прошлое человечества, М.-Л. Отн. «Украинское национальное государство»
• [www.rada.kiev.ua/10UA/docs/UNIVERSALY.htm Универсалы Центральной Рады]  (укр.)
• [ukrainestory.ru/ История Украины] (рус.) (XML, HTML)(недоступная ссылка — история). — Сайт по истории Украины новейшего времени. Проверено 16 августа 2011. [web.archive.org/20130720153915/ukrainestory.ru/ Архивировано из первоисточника 20 июля 2013].

Отрывок, характеризующий История Украины

В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.