История Уругвая

Эта южноамериканская страна не сразу получила то имя, под которым ныне её знает весь мир. Долгое время она звалась Восточной полосой (исп. Banda Oriental) и пребывала в составе губернаторства вице-королевства Перу, затем вице-королевства Рио-де-ла-Плата. Основы государственности «Восточной страны» заложил в 1811 году лидер Нации Гаучо (исп. el lider de la Nación Gaucha), генерал-протектор Хосе Херва́сио Артигас. Страна, бывшая для Артигаса Восточной полосой (Восточным берегом), в 1828 году была названа его бывшими соратниками в честь реки Уругвай. И в знак исторической преемственности получила официальное имя: Восточная Республика Уругвай.

Доколониальные времена

До покорения территории современного Уругвая испанцами, здесь жили индейские племена чарруа, чана и гуарани. Все они не имели крепких государственных традиций.

Колониальные времена

В 1515 году началось проникновение испанцев. Поначалу они не смогли создать здесь постоянных опорных пунктов. Первые колонисты завезли лошадей (до этого неизвестных в Южной Америке) и крупный рогатый скот, что давало им средства к существованию.

В 1680 году на левом берегу залива Ла-Плата португальцами была построена крепость Колония-дель-Сакраменто, через которую они нелегально ввозили товары в Буэнос-Айрес. Для защиты от контрабандистов испанцы в 1724 году основали город Монтевидео, куда переселили большое количество гуанчей с острова Тенерифе. В 1750 году территория современного Уругвая, именовавшегося в то время Восточной полосой (исп. Banda Oriental), была официально закреплена за Испанией и в 1776 году вошла в состав вице-королевства Рио-де-ла-Плата. К концу колониального правления, население территории составляло 30 тысяч человек, треть из них жила в Монтевидео.

В 1798 и 1806—1807 годах Восточную полосу пытались захватить британцы.

XIX — начало ХХ века

После вторжения Наполеона в Испанию было объявлено о независимости вице-королевства Ла-Плата. Жители Восточного берега, в особенности гаучо, поддержали революционную борьбу Хосе Хервасио Артигаса за независимость как от Испании, так и от Буэнос-Айреса. В 1811 году население Восточной полосы, под руководством Артигаса, начало также борьбу против вторгшихся из Бразилии португальских войск. Однако, благодаря британскому посредничеству, 26 мая 1812 года был подписан трактат Эррера — Рэйдмэйкера. В соответствии с третьей статьёй этого договора португальские войска должны были покинуть «испанскую территорию».

Представители Восточной полосы, лидером которых был Хосе Хервасио Артигас, потребовали выделения территории в отдельную провинцию. 7 марта 1814 года Верховный правитель Соединённых провинций Южной Америки Хервасио Антонио де Посадас, законодательно оформляя фактически существующее положение, издал декрет о создании Восточной провинции. В сентябре 1815 года Артигас принял в Восточной провинции новый земельный закон, позволявший конфисковывать земли «врагов революции».

Но с молчаливого согласия буэнос-айресского правительства португальцы в августе 1816 года вновь вторглись в Восточную провинцию. В начале 1820 года войска провинций Энтре-Риос и Санта-Фе отправились на юг и, разбив силы центрального правительства Соединённых провинций, установили в стране новую власть, более близкую по духу к идеям федерализма. Соединённые провинции признавали Восточную провинцию союзником, однако, вопреки требованиям Артигаса, не объявили войну Португалии. Артигас, с остатками своих сил, начал войну против предавших его союзников, но был разбит и в сентябре 1820 года эмигрировал в Парагвай. Португальцы собрали на оккупированной территории Восточной полосы Сисплатинский конгресс, который в июле 1821 года провозгласил присоединение этих земель к Бразилии в качестве провинции Сисплатина. 19 апреля 1825 года группа бывших партизан Восточной провинции (известная как Тридцать три Ориенталес) во главе с Хуаном Антонио Лавальехой, получив поддержку ряда богатых аргентинцев, высадилась в Сисплатине. 14 июня они образовали во Флориде временное правительство провинции. 25 августа Флоридский конгресс провозгласил отделение Восточной провинции от Бразильской империи. 24 октября 1825 года Соединённые провинции Южной Америки признали вхождение Восточной провинции в свой состав. В ответ правительство Бразилии объявило войну Соединённым Провинциям.

К 1828 году аргентинские силы, под командованием Фруктуосо Риверы, контролировали значительную территорию Восточной провинции, а огромные военные расходы и давление Великобритании не давали Бразилии возможности продолжать войну. В результате этого, Бразилия была вынуждена начать мирные переговоры. В 1828 году была подписана предварительная мирная Конвенция, в соответствии с которой Сисплатина не отходила Соединённым провинциям, а провозглашалась независимым государством, получившим новое имя: Восточная Республика Уругвай.

В 1830 году была принята первая конституция страны. Уругвай постоянно находился то под контролем Бразилии, то под контролем Аргентины. Первый президент Уругвая Хосе Фруктуосо Ривера ориентировался на Бразилию, второй — Мануэль Орибе — на Аргентину. С 1838 по 1852 год в Уругвае шла гражданская война сторонников Орибе, избранного президентом, против Риверы, захватившего со своею партией Монтевидео. На стороне Орибе участвовала Аргентина. В результате победил Ривера.

В 1864 году президентом Уругвая был избран Атанасио Агирре. Его правление, которое продолжалось около года, переросло в гражданскую войну, начатую партией «Колорадо» и её лидером Венансио Флоресом, которые пользовались поддержкой Бразильской империи и аргентинского президента Бартоломе Митре. После ряда требований бразильского правительства в мае 1864 года, которые Агирре отказался выполнять, бразильские войска вторглись на территорию Уругвая при поддержке партии «Колорадо».

В ответ, в декабре 1864 года, Агирре разорвал договор 1851 года об альянсе и сотрудничестве с Бразилией. Этими действиями он пытался спровоцировать французскую интервенцию, для чего в январе 1865 года направил посольство к Наполеону III (миссия Кандидо Хуанико).

Однако 16 февраля 1865 года столица страны Монтевидео была взята бразильскими войсками. Агирре передал президентский пост председателю Сената Томасу Вильяльба, который через несколько дней был свергнут бразильцами, и президентом окончательно стал Венансио Флорес. Эти события стали одним из поводов для вступления Ургувая в 1865 году в союзе с Бразилией и Аргентиной в войну против Парагвая.

Ургувай — первая в мире держава, принявшая закон о разводе (1907). Также Ургувай является второй страной в мире, провозгласившей обязательное и бесплатное образование (1877).

В последние десятилетия XIX века в Уругвае укреплялась стабильность, пока не был убит президент Хуан Идьярте Борда. Наблюдался экономический рост, связанный с развитием животноводства.

Следующий президент Хосе Батлье-и-Ордоньес выступал за замену единоличной власти коллегиальной, но это предложение встретило сопротивление. Кроме того, при Батлье-и-Ордоньес были проведёны ряд реформ: внедрялся протекционизм, направленный на поддержку работающего на экспорт сельского хозяйства, национализированы несколько монополий и расширен государственный сектор, модернизирована система образования, развернуто строительство средних и высших учебных заведений, отменена смертная казнь, разделены церковь и государство, разрешены разводы, введён восьмичасовой рабочий день, созданы пенсионные программы, утверждено всеобщее избирательное право, запрещено жестокое обращение с животными. Заложенные Батлье инициативы стали основой периода длительного стабильного развития ранее раздираемого непрерывными гражданскими войнами Уругвая, который стали называть «латиноамериканской Швейцарией».

Массовая иммиграция

После гражданской войны в Уругвае произошло резкое увеличение числа иммигрантов, прежде всего из Италии и Испании. В 1879 году численность населения страны составляла более 438 500 человек. В экономике произошел крутой подъём, прежде всего в животноводстве, также значительно вырос экспорт. Столица Монтевидео стал крупным экономическим центром региона и являлся перевалочным пунктом для товаров из Аргентины, Бразилии и Парагвая.

Новейшая история

В 1929 году началась Великая депрессия, значительно ударившая по экономике Уругвая. В 1933 году Габриэль Терра осуществил переворот и распустил парламент. В 1938 году страна вернулась к либеральному правлению, были восстановлены гражданские свободы и права новой конституцией 1942 года. В 1945 году Уругвай объявил войну гитлеровской Германии.

В 1950 году на выборах победил Андрес Мартинес Труэба. Он выступал за возрождение Национального правительственного совета и принял новую конституцию в 1951 году. В 1958 году на выборах победу одержала партия «Бланко», однако президент Эррера в 1959 году умер. В 1966 году к власти вернулась партия «Колорадо», выдвинув президентом Оскара Хестидо. Тот умер в декабре 1967 года и его сменил Хорхе Пачеко Ареко. Инфляция набирала обороты, и Пачеко ввёл контроль над зарплатами. Это привело к череде забастовок и восстаний, развернулось партизанское движение, в частности Тупамарос во главе с Раулем Сендиком, действовавшее до 1971 года.

На выборах в 1971 году левые силы вдохновились победой Сальвадора Альенде в Чили и создали Широкий фронт. Они рассчитывали провести в стране аграрную реформу и национализацию банков. Однако на выборах победил кандидат от партии «Колорадо» Хуан Бордаберри. Забастовочное движение набирало обороты, возобновились партизанские действия. Бордаберри отменил конституцию и бросил армию на борьбу с повстанцами. Армия в итоге начала набирать политический вес, и военные стали рваться к власти. 27 июня 1973 года в стране был осуществлён государственный переворот и установлена военная диктатура. В 1976 году Бордаберри ушёл в отставку, на его место был назначен Апарисио Мендес, который запретил все политические партии. Однако забастовочное движение нарастало.

В 1980 году был проведён референдум с целью изменения конституции и закрепления действующей модели власти. По его результатам 57 % страны высказались против диктатуры в пользу большей политической открытости.

В 1984 году на свободных президентских выборах победил кандидат правоцентристской партии «Колорадо» Хулио Сангинетти и сразу освободил всех политических заключённых. Его правление сопровождалось огромным внешним долгом, инфляция достигала 75 % в год.

С 1990 по 1995 год президентом Уругвая был представитель правой Национальной партии («Бланко») Лакалье де Эррера. Он провёл некоторую либерализацию торговли. В 1991 году Уругвай вступил в экономический блок МЕРКОСУР. В 1992 году в стране был проведён референдум о приватизации, где 72 % проголосовавших высказалось против.

Во время президентских выборов 1994 года победу одержал бывший президент страны Хулио Сангинетти, второй срок которого начался в 1995 году и истёк в 2000 году. В 1999 году выборы принесли успех представителю партии «Колорадо» Хорхе Батлье (2000—2005), а в 2004 году впервые президентский пост занял представитель Широкого фронта Табаре Васкес (2005—2010).

Во втором туре президентских выборов 2009 года кандидат Широкого фронта сенатор Хосе Мухика, бывший боец леворадикального движения городских партизан Тупамарос, одержал победу над своими соперниками. Он официально вступил в должность 1 марта 2010 года. При нём продолжались реформы в экономической и социальной сфере. В апреле 2013 года Уругвай легализовал однополые браки. 25 декабря 2013 года президент Мухика подписал закон о легализации марихуаны, ранее одобренный верхней палатой парламента страны. В результате Уругвай стал первой страной в мире, легализовавшей производство и продажу этого наркотического вещества.

Ссылки

• [portal.gub.uy Портал Уругвайского Правительства]

Отрывок, характеризующий История Уругвая

– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.