История Центральной Америки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

История Центральной Америки — история региона, расположенного между Северной и Южной Америками.






Доколумбова эпоха

В Доколумбову эпоху большая часть Центральной Америки принадлежала к мезоамериканской цивилизации. Заселение региона шло с севера на юг, однако различные модели по-разному определяют начало этого процесса, относя его либо к 40 00021 000 лет назад, либо к 17 00015 000 лет назад[1][2]. Наиболее ранние археологические находки, относящиеся к культуре Диабло, датируются X веком до н. э.[3] Индейские сообщества, в некоторых случаях развившиеся в полноценные государства, занимали территории от центра Мексики до севера Коста-Рики. Между Центральной и Южной Америкой, на территории Панамы, обнаруживаются признаки обеих культур.

К основным доколумбовым культурам Центральной Америки относятся ольмеки (1150—800 годы до н. э.), майя (200 год до н. э. — 900), тольтеки (900—1200), ацтеки (1428—1521). Эти культуры оставили после себя обширные церемониальные центры и города с крупными сооружениями. Они имели высокий уровень развития ремёсел: обработки камня, дерева и металлов —производили текстиль и краски, обладали познаниями в астрономии, использовали точный календарь и создали оригинальные системы письменности.

Испанская колонизация

После открытия Америки Христофором Колумбом XV веке началась колонизация Центральной Америки. В 1510 Васко Нуньес де Бальбоа основал колонию Панама и стал её губернатором. В 1519–1521 годах испанцы уничтожают Ацтекскую империю и на 300 лет устанавливают в регионе своё владычество. В 1524 испанцы продолжили завоевание территорий, присоединяя их к испанской короне в виде провинций: Чьяпас, Гватемала, Гондурас, Никарагуа, — которые в 1542 году были преобразованы в Королевскую аудиенсию Гватемалы.

Тем не менее, уже с конца XVI века начинается проникновение в регион других европейских держав. В течение XVII века британцы, голландцы и французы захватывают территории на Карибских островах, в Центральной и Южной Америке. Великобритания получает под свой контроль восточное побережье Карибского моря. Чтобы противодействовать конкурентам, Испания наделяет главу Королевской аудиенсии Гватемалы дополнительными полномочиями, присвоив ему титул генерал-капитана и предоставив автономию в вопросах администрирования и военного дела. В состав Генерал-капитанства Гватемала попадают будущие территории мексиканского штата Чьяпас и современных государств Гватемала, Сальвадор, Гондурас, Никарагуа и Коста-Рика.

Обретение независимости

В 1811 году, во время Пиренейских войн в Европе, в Сальвадоре произошло первое восстание с требованием независимости. Через три года, после восстановления власти Фердинанда VII, восстание повторилось. В обоих случаях выступления были легко подавлены, а политические требования удовлетворены в ходе общей политической реформы испанского мира, приведшей к принятию конституции. С 1810 по 1814 годы от генерал-капитанства в Кадисские кортесы дополнительно избиралось семь представителей, помимо них интересы провинций представляли местные депутаты[4].

В 1821 году Конгресс центральноамериканских креолов объявил о своей независимости от Испании начиная с 15 сентября 1821 года. Этот день для многих наций Центральной Америки считается днём независимости. Испанский капитан-генерал Габино Гаинса симпатизировал повстанцам и решил остаться временным главой территории до формирования нового правительства. Независимость не продолжилась долго: 5 января 1822 года Гватемала была аннексирована Мексиканской империей. Аннексию поддержали гватемальские консерваторы, а противодействие либералов было подавлено. В 1823 году первая империя прекратила существования, а присоединённым территориям Центральной Америки было предоставлено право выбора своего будущего

В 1821 году Панама объявила независимость от Испании и вошла в состав Великой Колумбии Симона Боливара. Независимость от Колумбии она получила в 1903 году при поддержке США.

Соединённые Провинции Центральной Америки

1 июля 1823 года конгресс Центральной Америки принял декларацию абсолютной независимости от Испании, Мексики или любой другой иностранной державы. Появилось новое независимое государство с республиканской формой правления — Соединённые Провинции Центральной Америки, состоявшее из Гватемалы, Сальвадора, Гондураса, Никарагуа и Коста-Рики. Чьяпас не успел присоединиться к этому образованию и был оккупирован мексиканскими войсками. В 1830 году в состав государства вошёл Лос-Альтос, впоследствии поделённый между Мексикой и современной Гватемалой. Соединённые Провинции существовали до 1840 года, когда в результате гражданской войны распались на независимые государства.

Попытки воссоединения

На протяжении XIX и в начале XX века центральноамериканские нации предприняли несколько попыток воссоединиться, но ни одна не привела к долговременному союзу:

Несмотря на неудачные попытки, идея создать в Центральной Америке политический союз продолжала жить. В частности, в 1856–1857 годах страны региона заключили военный союз, чтобы противостоять вторжению Уильяма Уокера.

Британский Гондурас

Отдельно от испанских владений развивалась история Британского Гондураса. Эта территория на восточном побережье Центральной Америки на границе Гватемалы и Мексики в 1638 году была колонизирована британцами. После неудачных попыток со стороны Испании уничтожить колонию, Великобритания закрепила её за собой и в 1862 году превратила в коронную колонию.

XX век

В XX веке продолжились попытки консолидации стран Центральной Америки. В 1907 году, при посреднических усилиях США и Мексики, был создан Центральноамериканский суд, который просуществовал более 10 лет. После Второй Мировой войны Коста-Рика, Сальвадор, Гватемала, Гондурас и Никарагуа учредили Организацию центральноамериканских государств (исп. Organización de Estados Centroamericanos, ODECA), в рамках который был воссоздан общий центральноамериканский суд. В 1960 году Сальвадор, Гватемала, Гондурас и Никарагуа создали Центральноамериканский общий рынок (англ.  Central American Common Market, CACM), к которому в 1963 году присоединилась и Коста-Рика, а затем Панама. Дальнейшему усилению политических и экономических связей помешала Футбольная война между Сальвадором и Гондурасом. Возобновление функционирования Общего рынка произошло в 1991 году.

Британский Гондурас с 1964 года стал пользоваться внутренним самоуправлением. Он стал последним континентальным владением Великобритании и обрёл независимость в 1981 году.

В 1991 году государства Центральной Америки создали парламент. В этот совещательный орган своих представителей направили Гондурас, Сальвадор, Никарагуа и Гватемала, а также Панама и Доминиканская Республика. Коста-Рика, несмотря на неоднократные приглашения, от участия в парламенте воздержалась. В 2007 году Гондурас, Сальвадор, Никарагуа и Гватемала приняли решение открыть границы: граждане этих стран смогли свободно перемещаться из страны в страну, используя внутреннее удостоверение личности.

Напишите отзыв о статье "История Центральной Америки"

Примечания

  1. Phillip M. White. [books.google.com/books?id=_VnZ8_2kSScC&pg=PA1 American Indian chronology: chronologies of the American mosaic]. — Greenwood Publishing Group, 2006. — P. 1. — ISBN 978-0-313-33820-5.
  2. [books.google.com/books?id=WAsKm-_zu5sC&lpg=PP1&dq=The%20Journey%20of%20Man&pg=PA138#v=onepage&q&f=true The Journey of Man - A Genetic Odyssey]. — Random House, 2002. — P. 138–140. — ISBN 0-8129-7146-9.
  3. [www.garshin.ru/history/archeology/ancient-america/mexican-civilizations/index.html Цивилизации Центральной Америки]. Проверено 26 сентября 2014.
  4. Marie Laure Rieu-Millan. Los diputados americanos en las Cortes de Cádiz: Igualdad o independencia. — Madrid: Consejo Superior de Investigaciones Científicas, 1990. — ISBN 978-84-00-07091-5.

Литература

  • Walter LaFeber. Inevitable Revolutions: The United States in Central America. — 2nd edition. — New York: Norton & Company, 1993. — ISBN 978-0-393-01787-8.

См. также

Отрывок, характеризующий История Центральной Америки

Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.