История Челябинской области

Челябинская область — регион Российской Федерации, находящийся на Среднем и Южном Урале.

К эпохе среднего палеолита в Челябинской области относятся Богдановская стоянка у села Богдановское, стоянка Троицкая I на реке Уй у Троицка, следы кратковременных стоянок в пещерах Бурановская (севернее города Усть-Катава) и Ключевская на реке Юрюзань. Наскальные изображения в Игнатьевской пещере датируются возрастом 6—8 тыс. лет назад (поздний палеолит), наскальные рисунки «Араслановской писаницы» датируются 9—7 веками до н. э. К эпохе бронзы относятся памятники синташтинской культуры: Синташта и Аркаим.

По материалам Иткульского I (Даутовского I) городища (Верхнеуфалейский район) выделена иткульская культура раннего железного века (8/7 – 3 века до нашей эры).

Первым русским поселением на территории современной Челябинской области стал созданный в 1672 году в районе нынешнего парка «Таганай» Ново-уральский острожек. Он был основан в рамках масштабной геологической экспедиции, искавшей золото и серебро. Однако геологические изыскания окончились полной неудачей, о чем в летописи сказано в таких выражениях: «Ничего не найдено, а государевой казне великая тщета и гибель учинилась». После провала острожек был заброшен надолго. В 1741 году к разрушенному острожку прибыла новая экспедиция, которая обнаружила там железную руду и выбрала место для постройки Златоустовского завода.

Административное формирование территории области началось в XVIII веке. В сентябре 1736 года на правом берегу реки Миасс полковником А. И. Тевкелевым была заложена Челябинская крепость. В 1737 году была образована Исетская провинция, центром которой с 1743 года являлся Челябинск.

В марте 1744 года была образована Оренбургская губерния, в состав которой вошли Исетская и Уфимская провинции. После упразднения в 1782 году Исетской провинции часть её территории вошла в состав Оренбургской губернии, часть — в состав Уфимской. Первыми городами на территории нынешней области стали Челябинск, Верхнеуральск (1781) и Троицк (1784). Постановлением ВЦИК от 27 августа 1919 года было создано Челябинское районное управление на правах губернского органа, подчинённое Сибирскому революционному комитету, а с 21 апреля 1920 года, на основании постановления ВЦИК, революционному совету 1-й армии труда.

Границы Челябинской губернии неоднократно менялись: в 1920 году Кустанайский уезд передан в Оренбургско-Тургайскую губернию, а Верхнеуральский уезд присоединён к Челябинской губернии; в 1923 году к ней был присоединён Златоустовский уезд.

Постановлением ВЦИК от 3 ноября 1923 года Челябинская губерния была ликвидирована, а на её территории созданы Златоустовский, Курганский, Троицкий и Челябинский округа, входящие в состав Уральской области. Постановлением ВЦИК и СНК СССР от 23 июля 1930 года округа упразднены с 1 октября 1930 года. Районы упразднённых округов остались в составе Уральской области.

17 января 1934 года Постановлением ВЦИК Уральская область разделена на три области: Свердловскую с центром в г. Свердловске, Челябинскую область с центром в г. Челябинске и Обско-Иртышскую область с центром в г. Тюмени. Границей между Свердловской и Челябинской областями определены районы: Нязепетровский, Уфалейский, Каменский, Троицкий, Камышловский, Талицкий, Тугулымский, Ялуторовский, Омутинский, Аромашевский и Викуловский со включением их в состав Челябинской области. К Челябинской области отнесены, кроме того, все остальные южные районы бывшей Уральской области, в том числе Аргаяшский кантон Башкирской АССР, с преобразованием его в национальный округ Челябинской области.

В дальнейшем территория области неоднократно уменьшалась. Так, в период с 1938 по 1943 год семь районов были переданы из Челябинской области в состав Свердловской области. После передачи 6 февраля 1943 года ещё 32 районов в состав вновь образованной Курганской области границы Челябинской области практически не менялись.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 октября 1956 года Челябинская область награждена орденом Ленина за выдающиеся успехи в освоении целинных и залежных земель, повышении урожайности и успешное выполнение обязательств по сдаче государству 90 млн пуд хлеба, в том числе 76 млн пуд пшеницы. Общее количество освоенных земель составило более 1 млн га.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 декабря 1970 года Челябинская область была награждена вторым орденом Ленина за большие заслуги, достигнутые трудящимися области в выполнении заданий VIII пятилетнего плана (выполнен досрочно 24 ноября 1970 года) по развитию народного хозяйства и особенно отраслей тяжелой промышленности. За годы пятилетки вступили в строй 170 крупных объектов народного хозяйства. Предприятия области освоили выпуск 348 новых изделий. Чёрная металлургия области по объёму производства металла выдвинулась на ведущее место в стране. Производительность труда выросла на 28,3 %, объём реализованной продукции увеличился на 43,5 %. На торжественном собрании трудящихся 3 февраля 1971 года член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС А. Я. Пельше вручил орден Ленина представителям коллективов Челябинской области.

Отрывок, характеризующий История Челябинской области

– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.