История Ямайки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

История Ямайки — совокупность событий на протяжении человеческой истории на территории современного государства Ямайка.





Древние времена

Остров был заселен индейским племенем таино, родственным с араваками, в 1000 г. до н. э. Они находились на различных стадиях первобытно-общинного строя. Основным их занятием было земледелие (кукуруза, маниок, ямс, картофель, табак).

Испанская колония (1509—1655)

Про Ямайку Колумб услышал от индейцев Кубы во время второй экспедиции. Они утверждали, что на соседнем острове, немного на юг, можно найти много золота. В мае 1494 года испанцы открыли остров и назвали его в честь королевской семьи островом Фердинанда и Изабеллы. Однако название не прижилось, и акрепилось местное, аравакское, Хаймака, что означает «земля источников».

Активная колонизация острова началась в 1509 году, который стал промежуточной базой для снабжения испанских поселений и экспедиций в Америке, что привело к быстрому истреблению индейцев в XVI веке. Первые негры-рабы из Африки были завезены в 1517 году.

Английская колония (1655—1962)

Ямайку англичане получили в результате англо-испанской войны 1654—1660 годов. В 1655 году Оливер Кромвель послал экспедицию для захвата Ямайки во главе с адмиралом Пенном и генералом Венаблесом. 10 мая 1655 года англичане высадились в форте Пассаж, в гавани Кингстона. Испанцам было дано несколько дней, чтобы покинуть остров. Большая часть из них поплыла на Кубу. 16 июля 1670 года был подписан Мадридский договор, согласно которому от Испании остров официально переходил во владение Великобритании.

Одним из первых губернаторов острова стал генерал Дойли. В 1661 году прибыла Ассамблея из Англии, которая формально назначила Дойли губернатором. Был создан Совет, который бы помогал ему управлять вновь созданной британской колонией. Этот орган должен избираться среди колонистов.

Освоение Ямайки базировалось на широком использовании рабского труда чернокожего населения Африки. На английских плантациях Ямайки в 1690 году работало 49 тыс. рабов, а в 1820 году сюда привезли ещё 800 тыс. невольников. Сахарный тростник стал монокультурой острова, который превратился в XVIII веке в крупнейшего поставщика сахара-сырца на мировой рынок и в один из крупнейших центров работорговли в Вест-Индии. Высокой была смертность среди рабов. Так, в том же 1820 году на плантациях Ямайки осталось 340 тыс. чернокожих, то есть потери населения катастрофически превышали естественный прирост и покрывались лишь путем механического прироста. Белого же населения было всего 19 тыс. лиц. Жестокая эксплуатация и насилие вызывали многочисленные восстания негров-рабов — с середины XVII до начала XIX века на Ямайке их прошло более 30. Все они жестоко подавлялись английскими войсками.

Почти 100 лет во внутренних районах острова просуществовало несколько независимых общин марунов — беглых рабов и их потомков. Потерпев поражение в попытке победить марунов оружием, англичане заключили с ними мир (1739 год), приняв при этом их автономию. Те же должны были помогать в розыске рабов-беглецов. В 1795 году англичане спровоцировали восстание марунов и выселили большую часть острова. Маруны, что не восстали, остались в Ямайке, где живут и поныне.

В начале XIX века возникает новый подъём движения рабов (выступления 1806, 1808, 1809, 1815, восстание 18231824 годов). В 18311832 годах в северной и западной частях восстало до 20 000 человек. Подавленное колонизаторами восстание ускорило отмену рабства в 1838 году. После увольнения большая часть негров пошла с плантаций, в связи с чем производство сахара в 1838-1842 годах сократилось вдвое. В октябре 1865 года в Морант-Бей вспыхнуло восстание негров, англичане жестоко расправились с повстанцами (казненные руководители Джордж Гордон и Пол Богл в 1968 году были посмертно награждены высшей наградой Ямайки — орденом Национального героя). Опасаясь новых восстаний, англичане создали ряд карательных органов — полицию, суды и тому подобное.

В конце 60-х годов в экономику Ямайки активно проникает американский капитал. На начало XX века большая часть банановых (на конец 1970-х годов бананы заняли 1 место в экспорте Ямайки) и значительная часть сахарных плантаций оказались в руках компании «Юнайтед Фрут Компани». В 1908 году появляются первые профсоюзы.

В начале XX века. по миру прошла волна антиимпериалистических революций. На Ямайке прошли забастовки 1919 и 1923 годов. Во второй половине 1930-х годов из-за мирового экономического кризиса на острове прошли многочисленные забастовки и «голодные походы». В сентябре 1938 года англичане были вынуждены отменить ограничение профсоюзов, разрешить создание партий. Так были созданы Народная национальная партия, Конгресс профсоюзов Ямайки и Производственный союз Бустаманте, в 1943 году — Лейбористская партия Ямайки.

Во времена Второй Мировой войны США создали на острове военную базу. 1943 года была принята конституция, которая предоставляла всеобщее избирательное право и позволяла создание избирательной палаты представителей. В феврале-марте 1954 года прошла 30-ти тысячная забастовка рабочих сахарной плантации, которую подавили войска.

В 1958 году Ямайка вошла в Вест-Индскую Федерацию. В 1959 году англичанам пришлось предоставить острову внутреннюю автономию. Референдум 1961 года привел к выходу Ямайки из федерации, и 6 августа 1962 года она получила независимость.

Независимая Ямайка

С самого начала независимости в стране была принята новая конституция, по которой Ямайка оставалась в составе Британского Содружества. В августе 1962 — январе 1967 лет правительство возглавлял А. Бустаманте, председатель Лейбористской партии Ямайки. Власть была поделена между 2 партиями —консервативной Народной национальной партией и Социал-демократической рабочей партией Ямайки. Хотя выборы часто заканчивались беспорядками и насилием, властным институтам удавалось сохранять стабильность.

В 1962 году Ямайка стала членом ООН, 1963 года подписала договор с США о военной и экономической поддержке. США заняли 1 место в экспорте и импорте острова, они выкупили большинство предприятий и банков. Это привело к массовым беспорядкам из-за политики лейбористской партии в правительстве. 1969 года Ямайка вступила в Организацию Американских Государств, присоединилась к договору Тлателолько (1967).

После парламентских выборов 1972 года правительство возглавил Н. Мэнли из Народной национальной партии. Власть ограничивала иностранный капитал, национализировала большую часть мощностей добычи бокситов. Ямайка подписала и ратифицировала ряд договоров по ограничению ядерного вооружения. 1973 года Ямайка подписала в Порт-оф-Спейне договор о создании Карибского содружества.

В октябре 1980 года на выборах вновь победила Лейбористская партия, которая провозгласила курс на сближение с США.

В 1980 премьер-министр Ямайки Эдвард Сига поддержал политику Соединенных Штатов против Кубы и Гренады. Ямайка в то время получала финансовую помощь от США.

В 1989 году на остров обрушился ураган Гилберт.

В 1998 ямайские футболисты во главе с бразильским тренером Рене Симойнш заняли четвёртое место в соревнованиях за Золотой кубок КОНКАКАФ.

С 2006 г. к 2009 г. генерал-губернатором Ямайки был Кеннет Холл, который сменил на посту Говарда Кука. 26 февраля 2009 г. должность занял Патрик Аллен.

В 2007 г, премьер-министром стал Брюс Голдинг от Лейбористской партии Ямайки, заменив премьер-министра Поршу Симпсон-Миллер от Национальной народной партии. Симпсон-Миллер была первой женщиной на этой должности.

Напишите отзыв о статье "История Ямайки"

Ссылки

  • [www.historyofnations.net/northamerica/jamaica.html History of Jamaica] — Offers a history of the island from 1494 to the present.
  • [www.newadvent.org/cathen/08270a.htm Jamaica] — Entry from the 1907 Catholic Encyclopedia on Jamaica.

Отрывок, характеризующий История Ямайки

2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.