История Ярославской области

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ярославский край был заселён уже в конце позднего палеолита (около 20—13 тыс. лет до н. э.) после отступления последнего ледника, когда его территория была покрыта приледнековой тундрой, на которой паслись стада мамонтов. Кроме стоянки Золоторучье-I около Углича[1], к верхнепалеолитическим относятся стоянки Алтыново-I и Алтыново-II, Золоторучье-III, Богоявление, Федюково-I.

В мезолите (12—5 тыс. лет до н. э.) на территории края покрылась лесами, в которых обитали первобытные охотники бутовской и иеневской культуры, овладевшие технологиями лука и стрел. В дальнейшем эти племена эволюционировали в верхневолжскую неолитическую культуру.

В неолите (5—3 тыс. лет до н. э.) местных кроманьонцев потеснили лаппоидные охотниче-рыболовецкие племена так называемой культуры ямочно-гребенчатой керамики. В Ярославском крае обнаружены сотни стоянок этой эпохи[2].

В начале II тысячелетия до н. э. (бронзовый век) из Среднего Приднепровья сюда вторглись скотоводческие племена, которые подчинили неолитические племена и частично смешались с ними, они получили название фатьяновских (Фатьяново), самый большой из найденных в дальнейшем фатьяновских могильников на территории Ярославской области — Волосово-Даниловский близ деревни Волосово (станция Догадцево), где археолог Д. А. Крайнов в 1962—1970 годах раскопал около 170 погребений[3]. Фатьяновцев сменяют ираноязычные народы абашевской культуры

С середины I тысячелетия до н. э. до середины I тысячелетия н. э. край заселяли так называемые дьяковские племена, умевшие обрабатывать железо, занимавшиеся скотоводством и подсечным земледелием, а также рыбной ловлей и охотой[2], во второй половине I тысячелетия н. э. территория края заселяется финно-угорским народом меря. Раскопано несколько мерянских городищ (укреплённое поселение) и селищ (неукреплённое), это были центры ремесла и торговли: Сарское городище на реке Саре, впадающей в озеро Неро, городище у Грехова ручья, впадающего в Волгу в 7 км от Углича, Попадьинское городище (около дома отдыха «Красный холм») (в 20 км от Ярославля), Клещин на Плещеевом озере и другие.

В IX—X веке Верхнее Поволжье начинает мирно заселяться славянами, это были представители ильменских словен и кривичей, они постепенно смешивались с мерянами[2].





Древнерусский период

Ярославщина относится к ядру русских земель. Первым русским городом на её территории был Ростов, который упоминается в летописи уже в 862 году. Когда в 882 году столица русских земель сместилась в Киев, Ростов превратился в административный центр Северо-Восточной Руси (Ростовское княжество). Среди известных ростовских князей были Борис (один из первых русских святых) и Ярослав Мудрый, построивший в 1010 году город Ярославль. Из Ростова происходил былинный богатырь Алеша Попович. В 991 году (всего через три года после Крещения Руси) Ростов стал центром епархии, что подтверждало высокий статус города. Однако на Ярославщине христианство приживалось с трудом. В 1071 году здесь вспыхнуло Антихристианское восстание, во время которого был убит Леонтий Ростовский.

Удельное время

Со второй половины XI века на Руси усиливаются центробежные тенденции. С 1054 года по завещанию Ярослава Мудрого Ростов, наряду с другими городами Северо-Восточной Руси, стал владением его сына, переяславского князя Всеволода Ярославича, куда тот посылал наместников. В XII веке Ростовской землей правил Юрий Долгорукий. В 1125 году он перенёс столицу княжества в Суздаль (Владимирская область) — с тех пор политическая роль Ростова постоянно уменьшалась. Во время правления Юрия впервые упоминается в 1148 году Углич (по местной летописи известен с 937 года), в 1152 году им строится Переяславль (Залесский) на Плещеевом озере близ древнего Клещина, во второй половине XIII века был основан город Романов.

В 1155 году сын Юрия Долгорукого Андрей Боголюбский перенес резиденцию во Владимир, с этого времени Ярославщиной управляли владимирские князья. Однако в начале XIII века на удельные княжества распалась и Владимирское княжество. На территории Ярославщины располагаются центры четырех княжеств.

Татаро-монгольское иго

В феврале 1238 года Северо-Восточная Русь была разорена во время татаро-монгольское нашествия. Переславль оборонялся 5 дней, почти все его жители погибли, Ростов и Углич сдались без боя, но тоже были разрушены, хотя и в меньшей степени, об обороне Ярославля ничего не известно, но он тоже был разрушен. 4 марта 1238 года отряд темника Бурундая столкнулся с русским войском на реке Сить; русские войска были разбиты наголову. Так началась зависимость Северо-Восточной Руси от Золотой Орды. Во второй половине XIII и в начале XIV века города Северо-Восточной Руси не раз подвергались разорению от ордынцев. 1257 году произошла Битва на Туговой горе. «Призыванием» монголо-татар сопровождались и междоусобицы русских князей. Ярославская рать под командованием князя Василия участвовала в Куликовской битве, вдохновителем которой был местный святой Сергий Радонежский.

Подчинение Москве

В 1302 году Переславское княжество присоединяется к Москве. В 1463 году территория Ярославской области мирно вошла в состав Великого княжества Московского. Бывшие княжества, преобразовываясь в уезды, после этого управлялись московскими наместниками или воеводами, иногда выдавались в кормление пришлым князьям. В 1538 году был основан город Любим. После создания Архангельска, Ярославль стал важным перевалочным пунктом на пути из Москвы к северному порту.

Территория Ярославской области сильно пострадала во время Смутного времени, население было разорено, многие погибли или бежали; особенно тяжёлый урон был нанесён Ростову и Ярославлю. Дважды в апреле 1609 и в декабре 1615 года по области смерчем проносились отряды пана Лисовского. С апреля по июль 1612 года в Ярославле стояло Второе ополчение, откуда оно двинулось на юг, освобождать Москву от поляков. В Ярославле окончательно определился и состав правительства — «Совета всея земли». В марте 1614 года казаки атамана Баловня разоряли Пошехонский уезд. В ноябре того же года из Ярославля на подавление мятежа выступила рать воеводы Валуева. В сентябре 1618 года гетман Сагайдачный со своим огромным казачьим войском прошелся по Ярославщине, действуя по приказу польского королевича Владислава.

В 1692 году под начало ярославского воеводы переходят Ростов и Переславль. Накануне петровских преобразований в Ростове создается Славяно-греко-латинская школа в Ростове и почтовое сообщение с Москвой и Архангельском.

Имперский период

В 1708—1710 годах Российское государство было разделено на 8 губерний: Ярославль, Углич, Романов вошли в Санкт-Петербургскую губернию, а Переславль, Ростов и Любим — в Московскую. В 1719 году появилось деление на 45 (позднее 50) провинций — на территории современной Ярославской области находились Ярославская и Угличская провинции Санкт-Петербургской губернии и Переславская и Костромская провинции Московской губернии. Провинции делились на 5 дистриктов. В 1727 году дистрикты были переименованы в уезды, тогда же Ярославская и Угличская провинции перешли в Московскую губернию. В 1777 году в результате губернской реформы на основе большей части Ярославской, Угличской, меньшей части Костромской провинции было образовано Ярославское наместничество (Ярославская губерния), которое разделялось на 12 уездов. Центрами пяти уездов стали старые города: Ярославль, Ростов, Углич, Романов, Любим. Так как центром уезда обязательно должен был быть город, соответствующий статус был присвоен следующим населённым пунктам: посад Молога — город Молога, Рыбная слобода — город Рыбной (позднее Рыбинск), Борисоглебская слобода — город Борисоглебск, село Пертома — город Пошехонье, село Мышкино — город Мышкин, село Даниловское — город Данилов, село Петровское — город Петровск. Все города получили новые гербы и первые регулярные планы застройки. В 1786 году кафедра Ростовской епархии (с тех пор это Ярославская и Ростовская епархия) была перенесена из Ростова в Ярославль. В 1796 году упразднены наместничества, основной административной-территориальной единицей стали губернии; в Ярославской губернии были изменено число уездов до 10. Вестернизация привела к появлению театров (Российский академический театр драмы им. Ф. Волкова), музеев (Музей при Ярославском естественно-историческом обществе) и учебных заведений как светской (Ярославский государственный педагогический университет имени К. Д. Ушинского, Демидовский юридический лицей), так и духовной направленности (Угличское духовное училище). На основе синтеза западных и местных традиций создаются народные промыслы (финифть). Вместе с тем меры правительства приводили к сопротивлению, которое приобретало религиозные формы (Бегуны).

В XIX-ХХ веке в Ярославском крае происходит первичная индустриализация. В 1850 году создается Ярославская табачная фабрика. В 1879 году при участии Менделеева создается Ярославский нефтеперерабатывающий завод. В 1870 году железная дорога соединяет Ярославль с Москвой, а в 1872 году - с Вологдой. Появилась местная периодическая печать (газета Северный край и журнал Дубинушка). В 1916 году русский промышленник В. А. Лебедевым в рамках правительственной программы создания в России автомобильной промышленности создает Ярославский моторный завод. Развивается промышленность и в Рыбинске (Русское Рено, Рыбинский завод полиграфических машин). Появился общественный транспорт (Ростовская конка).

Советский период

Перед Войной

Во время Гражданской войн активных боевых действий на территории края не велось за исключением Ярославского и Рыбинского восстаний, нанёсших тяжёлый урон этим городам. Во время Гражданской войны и в последующие годы формировались новые органы власти, неоднократно менялось административно-территориальное деление края. Так, в 1921—1923 годах существовала Рыбинская губерния, в 1929 году была упразднена Ярославская губерния, в 1929—1930 годах на её месте существовали Ярославский и Рыбинский округа Ивановской промышленной области, в 1930 году их территории отошли под прямое управление администрации промышленной области.

11 марта 1936 года Ивановская промышленная область была разделена и образована Ярославская область из 36 районов и 15 городов, в том числе 3 городов областного подчинения — Ярославль, Рыбинск и Кострома. В состав области вошла территория бывших Ярославской губернии (без восточной части Ростовского уезда), значительная часть Костромской губернии и Переславский уезд Владимирской губернии. Территория составила 62 тысячи км², а население — 2,1 млн человек. В 1944 году из Ярославской была выделена Костромская область. У Ярославской области осталась территория в 36,4 тысяч км², которая с тех пор практически не изменялась.

В первые годы советской власти на Ярославщине усиленно проводится индустриализация. Модернизируются старые заводы и создаются новые. Развивается химическая промышленность (Ярославский резино-асбестовый комбинат, СК-1). В целях удовлетворения возрастающих потребностей в электричестве в 1935 году начинается строительство Рыбинской ГЭС, которая привела к появлению на Волге обширного Рыбинского водохранилища и затоплению города Мологи. Строительство велось силами заключённых Волголага. В 1930-е годы были проведены коллективизация сельского хозяйства и «раскулачивание». К весне 1941 года было образовано около 3500 колхозов. Накануне Великой Отечественной войны Ярославская область была одной из наиболее промышленно развитых в Центральной России. На конец 1936 года имелось 587 крупных промышленных предприятий, на которых работало более 200 тысяч человек. Большая часть промышленности была сконцентрирована в трёх крупнейших городах: Ярославль — 53 %, Рыбинск — 17 %, Кострома — 11 % объёма производства. В 1940—1941 годы были построены важнейшие для области дороги Ярославль — Рыбинск и Ярославль — Кострома. Темпы роста промышленного производства были существенно выше, чем в соседних регионах и превышали средние темпы роста по стране.

Наряду с индустриализацией происходила и культурная революция, увеличилось количество школ и выпуск газет. В целях совершенствования идеологической обработки масс создаются учреждения культуры: Ярославский театр кукол и Ярославская областная филармония. Вместе с тем, закрываются православные храмы, их помещения стали использоваться под хозяйственные нужды, сворачиваются реставрационные работы.

С 1924 года единственным вузом области был педагогический институт. В 1931 году в Ярославле были открыты вечерний металловтуз и отделение Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта. В 1930-х годах работала Высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа. В 1932 году был открыт Рыбинский авиационный институт им. С. Орджоникидзе, эвакуированный в Уфу в годы войны. В 1943 году в областном центре был открыт медицинский институт, в 1944 году — технологический институт резиновой промышленности и сельскохозяйственный институт, вечерний Институт марксизма-ленинизма. С 1918 по 1975 год на территории области было осуждено по политическим мотивам 18 155 человек, из них расстреляно — 2219 человек. Эти цифры не включают необоснованно раскулаченных, административно высланных и членов их семей. В 1937—1938 годах в области было репрессировано 544 руководящих работника областного масштаба, в том числе более 40 руководителей горкомов и райкомов партии, 166 директоров промышленных предприятий, около 40 руководителей и преподавателей учебных заведений; в эти годы было расстреляно 1660 человек, в том числе 423 рабочих, 246 крестьян и 256 служащих.

В период Войны

Во время Великой Отечественной войны более полумиллиона жителей Ярославской области отправились на фронт, погибло свыше 200 тысяч человек (приблизительно каждый десятый житель области). Осенью 1941 года — зимой 1942 года существовала реальная угроза вторжения врага на территорию области; в ней строились два рубежа обороны общей протяжённостью 780 км, часть стратегических предприятий была эвакуирована, велась подготовка к сопротивлению. В 1941—1943 годах область подвергалась бомбардировкам, наиболее разрушительные из которых произошли в ночи на 10 и 21 июня 1943 года. Ярославская область приняла около 0,4 млн раненых и около 0,3 млн эвакуированных. Народное хозяйство быстро перестроилось на военный лад и стало важной частью оборонного производства страны. В 1942 году в Ярославле открылся военный аэродром Дядьково. За 1940—1944 годы годовой объём промышленного производства вырос на 12,2 %, область поставляла фронту около 760 видов оборонной продукции. Ярославская область, ранее ввозившая более половины потребляемого продовольствия, в 1943—1945 годах сама обеспечивала себя всеми продуктами питания.

После Войны

В годы IV пятилетки (1946—1950) в области реконструировалось и возводилось 15 промышленных объектов, на предприятиях проводилась конверсия военного производства, было завершено строительство Рыбинской ГЭС и наполнение Рыбинского водохранилища, построены Угличский часовой завод, Рыбинский кабельный завод, Рыбинский завод гидромеханизации, механический завод Волгостроя, Рыбинский электротехнический завод, Семибратовский завод газоочистительной аппаратуры. К концу досрочно выполненной пятилетки промышленность области превзошла уровень 1940 года на 46 %. В 1950 году в деревне прошло укрупнение колхозов — из 3890 было создано 962. Началась электрификация деревни путём строительства маломощных примитивных электростанций.

В 1957 году появилось телевидение и футбольный клуб «Шинник». В 1960-е годы в области начали производить Пошехонский сыр. На берегах Волги заиграл джаз. В 1990 году был создан Ярсоцбанк.

Современность

Первым губернатором Ярославской области стал Анатолий Лисицын. В 1990-е появился региональный бренд Ярпиво. Усилилась мусульманская диаспора[4]. Начали проводиться рок-фестивали (Доброфест), появились готы[5]. Вместе с тем, обозначились и негативные явления. Жителей Ярославской области потрясло Ритуальное убийство в Ярославле, совершенное сатанистами[6]. Население области медленно начало вымирать.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4222 дня] На смену местным жителям стали приезжать мигранты из Армении и Киргизии[7].

В 2006 году Ярославская область лидировала по количеству интернетизированных школ[8]. Также в области стартовал проект по присвоению регионом сказочного персонажа. В Кукобое живет Баба-яга, в Ростове - Алеша Попович и Емеля с щукой, в Переславле - царь Берендей, в Мышкине – Мышка-норушка, в Рыбинском районе - Курочка Ряба, в Пошехонье - Водяной. Ну и здесь же, в Переславских лесах, находится самое сказочное место - Тридевятое царство[9].

Напишите отзыв о статье "История Ярославской области"

Примечания

  1. [www.zolotoe-koltso.ru/goroda_new/uglich/uglich_about.php Углич]
  2. 1 2 3 Мейерович М. Г. Так начинался Ярославль. Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1984. — 63 с.
  3. Крайнов Д. А. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М.: 1972.
  4. [www.islamrf.ru/news/umma/faces/7808/ Среди нас есть уже хафизы (интервью с руководителем ярославской общины мусульман Кюри Халимовым)]
  5. [yar.kp.ru/online/news/768950 Ярославские готы заявили, что у них нет мировоззрения]
  6. [www.newsru.com/crime/16sep2008/jarosatan_666.html Ярославские сатанисты, съевшие 4 подростков, били жертв ножом 666 раз]
  7. [www.yar.aif.ru/society/news/46546 Ярославцы продолжают вымирать]
  8. [edu.of.ru/profil/news.asp?ob_no=14508 Ярославская область лидирует по количеству интернетизированных школ]
  9. [kapitanarch.com/rodinoj-skazochnogo-mishki-izbrali-yaroslavskuyu-oblast/ Родиной сказочного мишки избрали Ярославскую область]

Ссылки

  • [www.yarregion.ru/Pages/histoire.aspx История Ярославской области]
  • [www.virtan.ru/76-yaroslavskaya-oblast/istoriya-yaroslavskoi-oblasti История Ярославской области]

См. также

Отрывок, характеризующий История Ярославской области

– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.