История доктора Дулиттла
| История доктора Дулиттла | |
| The Story of Doctor Dolittle | |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Язык оригинала: | |
| Оригинал издан: | |
| Издатель: | |
| Носитель: |
книга |
| Следующая: | |
История доктора Дулиттла (англ. The Story of Doctor Dolittle, полное название на английском — The Story of Doctor Dolittle, Being the History of His Peculiar Life at Home and Astonishing Adventures in Foreign Parts (рус. История доктора Дулиттла, его жизнь дома и удивительные приключения в дальних странах)) — книга британского писателя Хью Лофтинга, изданная в 1920 году с его собственными иллюстрациями, первая книга из его знаменитой серии о приключениях доктора Дулиттла — доктора, который знает язык животных.
Содержание
Сюжет
Джон Дулитл, доктор медицины, живёт с своею сестрой Сарой в маленьком английском селе Падлби-на-Болоте. Он очень любит животных, и это приводит к тому, что он теряет всю свою клиентуру и беднеет. Но, выучив язык животных с помощью своей попугаихи Полинезии, он успешно разворачивает ветеринарную практику, и популярность его среди животных распространяется по всему миру. Доктор предпринимает экспедицию в Африку, чтобы вылечить обезьян от эпидемии.
По прибытии в Африку корабль доктора с экипажем из его любимых животных терпит кораблекрушение, и на пути к стране обезьян он и его экспедиция попадают в плен к местному королю Джоллиджинкии, который пострадал от европейских колонизаторов и не хочет пускать ни одного белого человека в свою страну. Дулиттл и его друзья совершают побег из Джоллиджинкии и прибывают в страну обезьян, где спасают последних от эпидемии. В знак благодарности обезьяны дарят доктору Тяни-Толкая — застенчивую двуглавую газель, чьими предками были абиссинские серны и последний единорог.
На обратном пути доктор и его друзья снова попадают в плен в Джоллиджинкию. На этот раз они совершают побег с помощью принца Бампо, который дарит им корабль в обмен на то, что доктор делает лицо его белым (самое большое желание Бампо — выступить в качестве европейского сказочного принца). После нескольких стычек с пиратами Дулитл со своей командой захватывает пиратский корабль с сокровищами и спасает мальчика, дядя которого был брошен пиратами на скалистом острове.
После спасения мальчика и его дяди доктор возвращается домой и организует цирковые представления с участием Тяни-Толкая, пока не зарабатывает достаточно денег, чтобы уйти в отставку и поселиться в своём любимом доме в Падлби.
Цензура
Первое издание книги включает языковые и сюжетные элементы, которые по современным стандартам считаются «неполиткорректными», хотя не следует считать, что Лофтинг сознательно придавал им расистский оттенок. Дух книги несёт в себе «патерналистский» менталитет британского колониализма, характерный для Великобритании на момент написания книги. Начиная с 1960-х годов, в переизданиях книги были удалены некоторые термины, характеризующие негров, которые могли рассматриваться как оскорбительные. Определить точное время внесения этих поправок не представляется возможным.
В более поздних изданиях книги был изменён сюжет и составлено новое предисловие. В первом издании принц Бампо, сын царя Джоллиджинки, желает стать белым, чтобы жениться на Спящей красавице. Доктор Дулиттл, заключённый в тюрьму, дает Бампо своё согласие его «отбелить» в обмен на свободу. В первоначальном тексте процесс «отбеливания» принца сопровождается сильным запахом «горящей коричневой бумаги». В американских изданиях текст был сделан более «политкорректным» — «отбеливатель» заменён на белый тональный крем, а нездоровые желания принца изменяются с помощью гипноза. Когда принц хочет быть львом, ему дают зелье, которое превращает его волосы в львиную гриву. В конечном счете, эпизод не вырезан полностью.
В издании книги 1978 года из этой главы было удалено только одно предложение: «Лицо принца стало белым, как снег, и глаза, которые были цвета грязи, приобрели мужественный серый оттенок». Поскольку предыдущая фраза была «все животные вскрикнули от неожиданности», удаление последующей было большим потрясением.
Публикации
Текст книги перешёл в общественное достояние в США в 1996 году, и во многих странах Бернской конвенции — в 1998 году. С тех пор различные издатели напечатали как оригинальную версию книги, так и другие версии и пересказы. На русский язык книга переводилась неоднократно, первый перевод Любови Хавкиной под названием «Приключения доктора Дулитля» был издан в СССР в 1924 году, впоследствии был сделан ещё ряд переводов[1]:
- Барбара Давыдова, Валерий Нижник («История доктора Дулиттла»)
- Ю. Муравьёва («История Доктора Дулитла»)
- Сергей Мещеряков («Приключения доктора Дулиттла»)
- Леонид Яхнин («Доктор Дулитл и его звери»).
.У Лофтинга этот целитель именуется «Доктор Дулиттл». Перерабатывая его милую сказку для русских детей, я окрестил Дулиттла Айболитом и вообще внёс в свою переработку десятки реалий, которых нет в подлиннике.— [www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio/platt.htm Доктор Дулиттл и доктор Айболит на приёме в отделении травмы]
См. также
Напишите отзыв о статье "История доктора Дулиттла"
Примечания
- ↑ fantlab.ru/work186281 История Доктора Дулиттла
Ссылки
- [sites.google.com/site/hughloftingfirsteditionsuk Hugh Lofting — First Editions] (англ.)
|
||||||||||||||
Отрывок, характеризующий История доктора Дулиттла
– Вы бы могли из прикрытия взять!Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
