История железнодорожного транспорта Италии

История

История железнодорожного транспорта Италии началась в 1839 году.

Спустя несколько лет после постройки в Англии первой железной дороги Стоктон-Дарлингтон железнодорожная линия соединила итальянский Неаполь и город Портичи. Длина линии между неаполитанским районом Корсо Гарибальди и королевским дворцом в Портичи составляла 7250 метров. Дорога не имела шпал (они к тому времени ещё не изобретены), рельсы были уложены на камни кубической формы, утопленные в землю. Использовались паровозы, закупленные в Великобритании, четыре первых локомотива получили собственные имена — Везувий, Лонгридж, Байярд, Орёл. После 1846 года линия была продлена до Салерно и Авеллино.

В ноябре 1839 года по проекту инженера Джулио Сарти начато строительство железнодорожной линии Милан – Монца протяжённостью 12 км. Линия с двумя станциями открыта 18 августа 1840 года. Рельсы были укреплены на камнях, движением поездов управляли сигналисты, занимавшие позиции на высоких башнях, установленных в пределах прямой видимости. Сигналисты передавали друг другу информацию с помощью оптических и акустических сигналов. Первоначально каждый день курсировали 4 пары поездов, затем 6 пар, при этом интервалы между отдельными поездами сократились до 20 минут. Вели поезда паровозы английского производства Джорджа Ренни и Роберта Стивенсона. Пассажирский парк составлял 21 вагон. Эта линия менее чем за полгода перевезла 150 тысяч пассажиров.

В 1852 году для обеспечения итальянских железных дорог собственными локомотивами был построен паровозостроительный завод в Генуе. Через два года завод построил первый паровоз, испытывал его молодой итальянский инженер Джованни Ансальдо, назначенный инвесторами — банкирами и промышленниками во главе нового перспективного предприятия. В дальнейшем завод в Генуе преобразился в гигантский машиностроительный концерн «Ansaldo», выпускающий морские суда, авиадвигатели, локомотивы, даже оборудование для атомной энергетики (к 2015 году в Италии нет ни одной АЭС).

В 1856 году была построена железнодорожная линия протяжённостью 23,6 километров, соединившая Рим через Папскую область с городом Фраскати. На маршруте курсировали ежедневно пять пар поездов, каждый состоял из шести вагонов. На этой линии был сооружён первый в Италии железнодорожный тоннель. Для обслуживания линии в Риме был построен вокзал Термини. В 1866 году было открыто движение по линии протяжённостью 72,6 км между Римом и ближайшим городом-портом Чивитавеккья, расположенном на побережье Тирренского моря.

К 1861 году, когда состоялось политическое объединение Италии, в стране действовало уже 2370 км железнодорожных линий. Из них в Пьемонте 850 км, в Ломбардии-Венеции – 522 км, в Тоскане – 257 км, в Папской провинции – 317 км. Функционировала железнодорожная магистраль Палермо — Багерия на острове Сицилия. Железные дороги принадлежали частным компаниям, в большинстве своём изолированы друг от друга, имели собственный и разнотипный подвижной состав. Первая консолидация железных дорог Италии произошла в 1865 году. Тогда появились пять концессионных компаний, которым были переданы в эксплуатацию основные железнодорожные линии Италии. Эти компании начали строительство новых линий. В 1878 — 1880 годах компании Societa per le Ferrovie dell'Alta Italia и Societa per le strade ferrate romane с линиями, общей протяжённостью 4592 км, перешли под государственное управление, что позволило получить синергетический эффект.

Современность

По состоянию на 2015 год сеть железных дороги Италии превышает 16,5 тыс. км, в том числе 1 тыс. км. высокоскоростные магистрали, связывающие 10 крупных городов — Турин, Милан, Венецию, Падую, Верону, Болонью, Флоренцию, Рим, Неаполь, Салерно. За год итальянские железные дороги перевозят почти 500 млн пассажиров, в день отправляется около 8000 поездов.

В Италии впервые в Европе в 1970-х годах создан оригинал поездов серии «Pendolino», обладающей специальной системой наклона, создающей комфорт пассажирам и не снижающей скорость в кривых участках пути (затем эта технология распространилась в Европе, чтобы лучше использовать обычный путь для увеличения скорости). Первая ВСМ в Италии построена в 1984 году, расстояние в 254 км между Римом и Флоренцией поезд преодолевал за 90 минут. С тех пор железные дороги Италии получили сильнейшее техническое развитие и к 2015 году являются одними из наиболее модернизированных и оснащённых в Европе. Основной государственный оператор Trenitalia выполняет как обычные, так и высокоскоростные перевозки. С мая 2012 года в Италии начал работу альтернативный высокоскоростной железнодорожный оператор Nuovo Trasporto Viaggiatori (NTV), использующий бренд Italo (конкуренцию затрудняет недоступность для него центральных вокзалов в двух главных городах — Roma Termini и Milano Centrale). NTV приобрела 25 высокоскоростных поездов AGV у французского производителя Alstom. Максимальная скорость высокоскоростных поездов в Италии составляет 300 км/ч при технической возможности до 360 км/ч. Минимальное время высокоскоростного экспресса в пути между Римом и Миланом составляет 2 ч 45 мин, между Римом и Венецией 3 ч 30 мин, между Римом и Турином 4 ч 10 мин, между Римом и Неаполем 1 ч 10 мин. Поезда категории Красная Стрела (Frecciarossa) используются только на новых высокоскоростных линиях от Турина через Милан, Флоренцию, Рим до Салерно. Поезда категории Серебряная Стрела (Frecciargento) используются как на высокоскоростных, так и на обычных линиях (совмещённая система), достигают скорости 250 км/ч. Эти поезда связывают Рим с Венецией, Вероной, Бари, Лечче и Реджо Калабрия. Круглосуточную связь Рима с аэропортом Фьюмичино, находящимся в 37 км от столицы на побережье Тирренского моря, обеспечивает «Леонардо экспресс», отправляющийся каждые полчаса от вокзала Термини. С вокзалом Термини связан регулярным железнодорожным сообщением и морской порт Чивитавеккья.

Ночные поезда EuroNight соединяют Рим с Триестом, Больцано, Леччо, Реджо-ди-Калабрия, Палермо, Сиракузами; а также с заграницей — Парижем, Мюнхеном, Цюрихом, Веной. Самый дальний пункт беспересадочного железнодорожного сообщения из Италии — Москва: поезд из Ниццы по пути в российскую столицу (40-45 часов), курсирующий раз в неделю, делает на территории Италии остановки в Сан-Ремо, Генуе, Милане, Вероне, Больцано. В стадии проектирования находится железнодорожный мост, соединяющий материк с Сицилией; пока поезда в Палермо пересекают Мессинский пролив на пароме. Железные дороги есть также на острове Сардиния.

По данным Института проблем естественных монополий РФ (2013), на 1000 км железнодорожной инфраструктуры Италия ежегодно вкладывает 268 млн евро государственных инвестиций, находясь по этому показателю на первом месте в Европе.

Крупнейшая катастрофа

Крупнейшая в истории Италии железнодорожная катастрофа произошла 12 июля 2016 года в провинции Бари на юге Италии, между городами Андрия и Корато случилось лобовое столкновение двух пассажирских поездоа. В результате ошибки начальника станция Андрия, направившего поезд на одноколейный путь навстречу другому поезду головные вагоны обоих составов были полностью разрушены и сошли с рельсов, погибли 27 и ранено более 50 пассажиров.

Ссылки

• Игорь Ленский. [www.gudok.ru/newspaper/?ID=1319337&archive=2015.12.01 Апеннины: экспрессы как скрепы страны. 40-летний опыт строительства и эксплуатации высокоскоростных магистралей в Италии доказал их жизнеспособность]. Гудок (1 декабря 2015). Проверено 1 декабря 2015.

Отрывок, характеризующий История железнодорожного транспорта Италии

– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…