История почты и почтовых марок Болгарии

Республика Болгария
болг. Република България
Первая марка Болгарии, 1879 (Михель #1; Скотт #1)
История почты
Почта существует	с 14 мая 1879
Член ВПС	с 1 июля 1879
Почтовые администрации
Княжество Болгария (до 1908)	1 французский франк = 100 сантимов (до 1881), 1 болгарский лев = 100 стотинок
Царство Болгария (1908—1946)	1 болгарский лев = 100 стотинок
Народная Республика Болгария (1946—1990)	1 болгарский лев = 100 стотинок
Республика Болгария (с 1990)	1 болгарский лев = 100 стотинок
ПО в зонах оккупаций	Добруджа (Румыния; 1917)
Български пощи ЕАД
Офис почты	ул. «Академик Стефан Младенов» 1, блок 31, 1700 София, България
Сайт почты	[www.bgpost.bg/Bulgarian/Index.aspx www.bgpost.bg]
Первые почтовые марки
Стандартная	11 апреля 1879
Коммеморативная	2 февраля 1896
Полупочтовая	22 июня 1920
Доплатная	1 июля 1884
Служебная	1 июня 1942
Экспресс-доставки	6 августа 1939
Посылочная	1 июля 1941
Авиапочтовая	7 ноября 1927
Другие	марка дополнительного сбора — 1 сентября 1925
Почтовый блок	3 октября 1937
Филателия
Участник WNS	с 2002
Член ФИП от страны	Союз болгарских филателистов
Офис общества	Съюз на българските филателисти, ул. Траянови врата 7, 1408 София, България
Сайт общества	[www.philatelyunion.bg/ www.philatelyunion.bg]
Карта Болгарии

История почты и почтовых марок Болгарии делится на ранний период, соответствующий почтовой системе Османской империи, в составе которой находилась территория современной Болгарии (до 1878 года), и русской военно-полевой и гражданской почте в Болгарии (1877—1879); классический (1879—1944) и современный (с 1944 года) периоды. Собственные почтовые марки в этой стране печатаются с 1879 года.

История болгарской почты

Ранний период

Османское правление

До 1878 года территория Болгарии входила в состав Османской империи. Отметки об оплате корреспонденции производились вручную, затем — овальными почтовыми штемпелями. На заказной корреспонденции ставились оттиски небольших прямоугольных или овальных штемпелей. Начиная с 1863 года использовались почтовые марки Османской империи, которые гасились номерными штемпелями, а позднее штемпелями с названием города.

Русская почта

В ходе Русско-турецкой войны 1877—1878 годов турками был нанесён большой урон болгарской почтово-телеграфной связи. Начиная с 12 (24) апреля 1877 года русские войска организовали на территории Болгарии военно-полевую почту, которая включала 21 полевое почтовое учреждение, и приступили в восстанавлению прежних телеграфных линий и строительству новых. Русская военно-полевая почта функционировала до мая — июня 1879 года. Одновременно Гражданским управлением при Штабе русской армии в Болгарии была создана обычная почтовая служба.

Почта Болгарии

1 апреля 1879 года императорским российским комиссаром в Болгарии князем А. М. Дондуковым-Корсаковым были утверждены «Временные правила по почтовой части в Болгарии», составленные с учётом рекомендаций Почтового департамента Российской империи. Согласно этим правилам, управление и организация почтовой связью возлагалась на Почтовое управление, которое первоначально было в ведении Министерства внутренних дел, а затем — Министерства иностранных дел Княжества Болгарии. Правила вступили в силу 1 мая 1879 года.

14 мая 1879 года русские чиновники передали в пользование Болгарии все почтовые и телеграфные станции со всем оборудованием и постройками. Всего было передано 39 почтовых и 26 телеграфных станций, 1630 км линий телеграфной связи, 64 телеграфных аппарата и другой инвентарь. Многие русские почтовые и телеграфные служащие и техники по собственной воле оставались работать во вновь созданных болгарских почтовых и телеграфных станциях. С этого времени в стране функционирует только одна почта — болгарская.

1 ноября 1881 года был утверждён новый почтовый закон «Временное положение о почте и телеграфе», при этом два управления — почтовое и телеграфное — объединились в одну дирекцию.

С развитием железных дорог в Болгарии стала быстро развиваться и железнодорожная почта. Общая длина железнодорожных почтовых маршрутов в 1886 году составила 539 км, в 1906 году — около 1586 км, а с 1939 года по настоящее время — 4641 км.

В начале 1894 года был принят Закон об организации сельской почты, в соответствии с которым она была объединена с городской. Это позволило обеспечить доставку корреспонденции в сельскую местность три раза в неделю. Этим же законом при муниципальных советах были организованы почтовые станции.

До конца 1989 года инфраструктура связи Болгарии развивалась и функционировала как общая государственная отрасль, объединяющая развитие и эксплуатацию почтовой и электрической связи. Руководство в разное время осуществлялось разными по рангу структурами: Дирекция «Почта, телеграф, телефон», Министерство связи, Комитет по почте и электросвязи и т. д. В отдельные короткие периоды существовало Министерство транспорта и связи\.

Постановлением Совета министров Болгарии в конце 1992 года ЕООД. «Български пощи и далекосъобщения» («Болгарская почта и электросвязь») было разделено на две компании — одноличное общество с ограниченной ответственностью при участии государства «Български пощи» («Болгарская почта») и ЗАО при участии государства «Българска телекомуникационна компания» («Болгарская телекоммуникационная компания»). Позднее, 31 марта 1997 года, ООО «Български пощи» было преобразовано в акционерное общество со 100-процентной собственностью государства.

Выпуски почтовых марок

Классический период

1878—1908

21 сентября 1878 года князь А. М. Дондуков-Корсаков сделал Почтовому департаменту Министерства внутренних дел Российской империи заказ на изготовление одного миллиона почтовых марок для болгарской внутренней корреспонденции. К письму прилагался проект рисунка марки — воспроизведение старинного болгарского символа — стоящего льва. Этот рисунок был предложен болгарином Георгием Кирковым, чиновником для особых поручений при софийском губернаторе П. В. Алабине. Были заказаны марки пяти номиналов во французской валюте: 5, 10, 20, 40 и 80 сантимов. Они соответствовали предполагаемым тарифам для оплаты простой корреспонденции внутри Болгарии: весовой сбор — 20 сантимов за каждый лот веса письма; заказные отправления — плюс 20 сантимов за заказ и 10 сантимов за расписку; бандерольные отправления (книги, афиши, объявления и т. п.) — 5 сантимов за каждые 3 лота веса.

В этом же письме А. М. Дондуков-Корсаков просил об ускорении изготовления марок для болгарской почты. Кроме того, он ставил вопрос об условиях обмена почтовой корреспонденцией между Болгарией и Россией. В ответном письме от 17 октября 1878 года департамент предлагал установить обмен почтовой корреспонденцией на общих основаниях. Основываясь на решениях Всемирной почтовой конвенции от 20 мая (1 июня) 1878 года, установившей международные таксы для пересылки закрытых писем в 25 сантимов за каждые 15 г веса, бандерольных отправлений — 5 сантимов за каждые 50 г и не свыше 25 сантимов за заказ (сверх весового сбора, включая плату за расписку в приёме почтового отправления). Почтовый департамент рекомендовал эти таксы для почтовых сношений Болгарии с Россией, указывая, что они могут быть также использованы и для внутренней болгарской корреспонденции. Номиналы почтовых марок в этом случае следовало бы установить в 5, 10, 25, 50 сантимов и 1 франк. Это предложение было принято.

Первая серия почтовых марок Болгарии — «сантимы» — поступила в обращение 11 апреля 1879 года. Миниатюры типа «Большой лев» были изготовлены в Санкт-Петербурге Экспедицией заготовления государственных бумаг (ЭЗГБ) в следующих количествах: 5 сантимов — 250 000 штук (первый тираж — 50 000 шт. и по заказам от 13 июля 1879 года и 21 мая 1900 года — ещё два тиража по 100 000 штук); 10 сантимов — 100 000 штук, 50 сантимов — 150 000 штук и 1 франк — 100 000 штук. Эти и последующие выпуски болгарских почтовых марок типа «Большой лев», изготовленные ЭЗГБ, имели такие же размеры рисунка и зубцовку, как и марки России, выпускавшиеся в то время. Они печатались на белой рифлёной бумаге с горизонтальными полосками (верже).

Первоначально для гашения марок использовались штемпели, унаследованные от русской гражданской почты. Впоследствии они были заменены.

В апреле 1881 года, в связи с введением в Болгарии новой валюты — болгарского лева, первая серия марок была переиздана и дополнена новыми номиналами. В декабре 1882 года эта серия была дополнена новыми номиналами, а марки прежних номиналов были выпущены в новых цветах. Миниатюры печатались в Санкт-Петербурге в ЭЗГБ.

В 1889 году вышла новая стандартная серия с изменённым рисунком типа «Малый лев». Марки печатались в Парижской национальной типографии (1889—1891), Венской государственной типографии (1892) и в Софийской государственной типографии (1893—1901).

Первая коммеморативная серия из четырёх марок поступила в обращение в феврале 1896 года. Миниатюры с государственным гербом Болгарии (образца 1880 года) вышли в честь принятия наследником престола Борисом православия. Марки печатались в Софии под руководством чешских мастеров, которые изготавливали клише. В апреле 1901 года вышла серия из двух марок в честь 25-летия Апрельского национально-освободительного восстания.

В апреле 1901 года вышла также серия из 12 стандартных марок с портретом князя Фердинанда. Они печатались в Санкт-Петербурге в картографическом отделении Военного министерства; известны без зубцов, в изменённых цветах и без портрета. Автором эскизов миниатюр был художник Стефан Баджов. Турецкая почта посчитала эти марки не действительными. По мнению турецкой стороны Болгария не имела право помещать на миниатюрах портрет князя Фердинанда, состоящего также генерал-губернатором Восточной Румелии, которую Османская империя считала своей провинцией. За оплаченную этими марками корреспонденцию турецкая почта начала взыскивать двойную плату с получателей, признавая её нефранкированной. Болгария выразила Порте по этому поводу ноту протеста. Марки с портретом князя были в обращении до 31 декабря 1911 года.

1908—1944

22 сентября 1908 года Болгария была провозглашена царством, однако это событие не было отмечено на марках. Начиная с 1911 года вместо надписи болг. «Българска поща» (Болгарская почта) на миниатюрах начали писать «България». Лишь в 1917 году вышла серия, посвящённая оккупации (в болгарской версии — освобождению) Македонии, с полным названием — «Царство България». В дальнейшем марки с полным названием выходили в 1919 году и с 1937 по 1944 год. Иногда на марках было указано название государства на французском языке — «Bulgarie».

В феврале 1911 года в обращение поступила новая стандартная серия из 12 марок «Виды Болгарии и портреты». Эскизы марок были подготовлены художниками А. Митовым и Г. Евстатиевым. Клише были подготовлены в Великобритании фирмой «Брэдбери, Уилкинсон и Ко», а серия отпечатана в Риме в Полиграфическом институте ценных бумаг. Особый интерес представляют марки этой серии на письмах с гашениями турецкими штемпелями в оккупированных Болгарией во время Первой Балканской войны районах Фракии и Македонии. В августе 1913 года семь марок этой серии были выпущены с надпечаткой болг. «Освоб. война 1912—1913».

Первые почтово-благотворительные марки Болгарии вышли в июне 1920 года. Это была серия из 10 марок с надпечатками теста «За нашите пленници» («Нашим пленным») и нового номинала. Дополнительный сбор шёл в пользу болгарских военнопленных Первой мировой войны. Из-за высокой наценки эти марки практически не использовались для почтовых нужд.

В октябре 1937 года был выпущен первый почтовый блок Болгарии, посвящённый 19-й годовщине вступления на престол царя Бориса III.

В августе 1939 года вышла серия из пяти экспрессных марок с надписью «Бърза поща» («Экспресс-почта»).

Современный период

9 сентября 1944 года к власти в Болгарии пришло правительство Отечественного фронта. В январе 1945 года в обращение поступили первые марки нового правительства. Это были посылочные марки 1944 года с надпечаткой лозунга «Всичко за фронта» («Всё для фронта») и нового номинала.

Провозглашение Болгарии народной республикой было отмечено в сентябре 1946 года выпуском серии из трёх марок с изображением статуи республики (гипс, София) и новым названием государства «Народна Республика България». С 1948 года название на марках стали писать сокращённо «Н. Р. България» или иногда «N. R. Bulgaria». Подобное написание сохранялось до 1989 года, после чего было изменено на «България / Bulgaria».

Другие виды почтовых марок

Авиапочтовые марки

Первая серия из двух болгарских авиапочтовых марок поступила в обращение 7 ноября 1927 года. Они представляли собой надпечатку силуэта самолёта на стандартных марках 1925 года. В апреле 1928 года серия была дополнена ещё двумя марками с надпечатками. Большую часть этих марок закупило Болгарское воздухоплавательное общество. В дальнейшем тираж был продан зарубежным филателистическим фирмам.

8 ноября 1927 года состоялся пробный полёт по маршруту София — Русе — Варна, а 11 ноября по маршруту Варна — Русе — София. На борту самолётов находилась почта. Во всех трёх городах производилось гашение марок резиновым штемпелем, однако почтовая служба к выпуску этих штемпелей отношения не имела.

В 1931 году через Болгарию прошла авиалиния польской компании «LOT» Варшава — Бухарест — София — Салоники. Через несколько лет была организована воздушная линия Белград — София, которая просуществовала до начала Второй мировой войны. С помощью этих авиалиний почта из Болгарии отправлялась воздушным путём за границу. Открытию международных авиалиний посвящался выпуск специальных серий. Первая из них, состоявшая из семи марок, поступила в обращение в октябре 1931 года. На миниатюрах был изображён голубь, доставляющий письмо. Автором эскиза был художник Б. Денев. На марках впервые появилась надпись «Въздушна поща» («Воздушная почта»).

9 мая 1932 года в обращение поступила серия из трёх авиапочтовых марок, посвящённых выставке аэрофилателии, которая проходила в Страсбурге (Франция). На миниатюрах художник Н. Бисеров изобразил самолёт Junkers G-31 над Рильским монастырём. Марки находились в обращении до 20 мая, то есть всего 11 дней, в период работы выставки в почтовых отделениях Софии, Пловдива, Варны, Бургаса, Русе, Лома, Габрово и Плевена. Марки этой серии гасились специальным календарным штемпелем авиапочты. Однако намеченные авиарейсы по маршруту София — Страсбург осуществить не удалось, и вся корреспонденция, погашенная этим штемпелем, была отправлена по железной дороге.

Доплатные марки

Доплатные марки выпускались в Болгарии с июля 1884 по октябрь 1951 года. В 1879—1884 годах в качестве доплатных использовались почтовые марки 1879—1882 годов выпуска с чёрной или синей надпечаткой буквы «Т» в круге. Аналогичный выпуск был произведён в декабре 1901 года в городе Русе. С 1921 года доплатные марки можно было использовать как почтовые для внутренней и в порядке исключения для международной корреспонденции.

Последний выпуск доплатных марок Болгарии вышел в июле 1951 года. Способом глубокой печати были напечатаны четыре марки с изображением нового государственного герба НРБ (лев и звёзды) номиналом в 1, 2, 8 и 20 левов. На марках была помещена надпись на болгарском языке: «За доплащане» («За доплату».

Марки дополнительного сбора

Болгарская почта выпускала специальные марки дополнительного сбора за доставку внутренней корреспонденции в воскресенья и праздничные дни. Сбор шёл на постройку санатория для почтовых служащих. Первая серия из трёх таких марок вышла в сентябре 1925 года. На миниатюре номиналом в 1 лев был изображён женский монастырь Святого Константина и Елены (находился близ Варны, ныне практически разрушен), на миниатюрах номиналом в 2 и 5 левов — санаторий близ Софии. На марках надпись «Гл. Дирекция на пощитѣ, телеграфитѣ и телефонитѣ / Фондъ Санаториумъ» («Главная дирекция почт, телеграфов и телефонов / Фонд санатория»). Последний выпуск марок дополнительного сбора состоялся 1 октября 1950 года. На марках номиналом в 1, 2, 5 и 10 левов имелась надпись «Главна дирекция на П.Т.Т. / Фонд Санаториум» («Главная дирекция почт, телеграфов и телефонов / Фонд санатория»). Марки печатались в Софийской государственной типографии, на белой тонкой бумаге, за исключением первого выпуска, отпечатанного на зелёной бумаге.

Эти марки использовались также для оплаты корреспонденции до востребования и другой, а иногда — как почтовые марки. В каталоге «Ивер» они неверно названы марками для экспрессных отправлений (фр. «timbres pour lettres par expres»).

Посылочные марки

В июле 1941 года вышла первая серия из 12 посылочных марок. Сюжетами марок стали почтовые весы, почтовые вагоны, почтовая машина Круппа и почтовый мотоцикл. В марте 1944 года вышла серия из девяти посылочных марок с новым гербом Болгарии (образца 1930 года). Это были последние посылочные марки страны. Все посылочные марки были изъяты из обращения в сентябре 1947 года.

Служебные марки

Болгарская почта выпускала служебные марки для государственных учреждений. Первые служебные марки вышли в июне 1942 года, на них был изображён большой государственный герб Болгарии. Последние служебные марки вышли в октябре 1950 года. Серия состояла из четырёх служебных марок номиналом в 2, 3, 5 и 9 левов с изображением государственного герба Болгарии, отпечатанных типографской печатью.

Дополнительно были сделаны два выпуска служебных марок отдельных местных общин: в 1945 году вышла серия из трёх марок с изображением символа Болгарии (льва) и номиналом в 2, 3 и 4 лева, а в 1946 году — серия из пяти беззубцовых марок с изображением льва и стилизованных колосьев, номиналом в 1, 2, 3, 4 и 5 левов. Оба выпуска напечатаны способом типографской печати.

Болгарская почта за границей

Почтовые отделения в Румынии

См. также: История почты и почтовых марок Румынии#Болгарская почта

В марте 1917 года болгарская почта выпустила в обращение для оккупированного болгарскими войсками района Румынии Добруджа серию из четырёх марок Болгарии 1911 года «Виды Болгарии и портреты» с синими и красными типографскими надпечатками — болг. «Поща въ Ромѫния. 1916—1917» («Почта в Румынии. 1916—1917»). Марки были в обращении до 31 декабря 1918 года.

Иностранные отделения в Болгарии

См. также: Австрийская почта в Османской империи, Французская почта в Османской империи и Русская почта в Болгарии

Как и в других частях Османской империи, на территории Болгарии действовали иностранные почтовые отделения. Так, например, австрийские почтовые отделения работали в Варне (1845—1884), Софии (1851—1880), Пловдиве (1859—1889), Бургасе (1860—1880) и Видине (1868—1880).

Французское почтовое отделение в Варне работало с 1856 по 1876 год. Оно использовало штемпель с надписью фр. «Varna — Bulgarie» («Варна — Болгария»), изъятый по требованию турецких властей и заменённый другим с надписью фр. «Varna — Européenne de la Turquie» («Варна — Европейская Турция»). Также в Варне в 1854 году работало английское почтовое отделение, использовавшее марки Великобритании и штемпель овальной формы с изображением короны между двумя звёздами.

В Бургасе работало русское почтовое отделение, которое использовало марки русской почты в Османской империи.

Необычные марки

После вступления Болгарии в 1915 году в Первую мировую войну на стороне Центральных держав и успешных военных операций болгарских войск против Сербии и Румынии, почтовое ведомство страны объявило конкурс среди местных художников на лучшие эскизы марок в честь освобождения (оккупации) Македонии. В 1916 году было утверждено шесть эскизов, которые отправили для печати в Германию в Берлинскую имперскую типографию. Однако вследствие военных действий и последующих за войной событий серия была отпечатана и поступила в почтовое обращение лишь 11 июня 1921 года.

Марки «запрещённой и конфискованной серии» (Михель #151—155)
Невыпущенная в обращение марка номиналом в 50 стотинок в каталоге «Михель» не указана

На марках были изображены следующие сюжеты: портрет царя Фердинанда I в македонской одежде с лежащим внизу львом (художник Б. Маринов), горный хребет Шар-Планина (художник Р. Алексиев), портрет царя Фердинанда I на фоне карты Болгарии с Добруджей и Македонией, римский мост через реку Вардар у Скопье, город Охрид на Охридском озере с болгарскими часовыми у старинного орудия возле церкви Святого Климента и окопы у заворота речки Црна-Река с необычной рамкой в виде пулемётной ленты (художник Д. Гюдженов)

Последняя марка была задержана в государственном архиве и не была выпущена в продажу. Остальные миниатюры серии были выпущены лишь для внутреннего обращения. Однако 28 июня 1921 года эти марки были отозваны из всех почтовых отделений Болгарии и изъяты из обращения вследствие протеста правительства Королевства сербов, хорватов и словенцев, так как на них были изображены виды Македонии, отошедшей после войны к Королевству СХС. Впоследствии эта серия получила название «запрещённой и конфискованной».

Развитие филателии

Музей

В конце XIX столетия в Болгарии был создан национальный почтовый музей, при котором стала формироваться государственная коллекция почтовых марок.

Журналы и общества

1 января 1891 года в городе Панагюриште известный деятель просвещения и культуры Анастас Хаджикирилов (Кирилов) начал издавать первый в Болгарии и на Балканском полуострове филателистический журнал «Тимброфил». Этот журнал сыграл заметную роль в популяризации филателии в Болгарии. На его страницах публиковались материалы, разъясняющие, что представляют собой почтовые марки, как их собирать. В 1991 году почта Болгарии отметила 100-летие филателистической печати в Болгарии выпуском почтовой марки с изображением титульного листа журнала «Тимброфил».

Первое болгарское филателистическое общество было создано в Пловдиве 26 сентября 1893 года. Печатным органом организации был журнал «Глас болгарского тимброфилского дружества», или сокращённо «Тимброфилски глас». Первый номер этого журнала вышел 15 октября 1893 года, а последний — шестой — 13 марта 1894 года. Общество получало марки от почтовой администрации и снабжала ими своих членов, а также налаживала обмен. Члены общества принимали участие в Международной филателистической выставке в Милане.

Трудности, связанные с выпуском первых филателистических журналов были настолько велики, что их издание пришлось приостановить. Вновь филателистические журналы и газеты начинают выходить в различных городах страны лишь в 1909 году. Так, например, 1 января 1909 года в Софии появился иллюстрированный филателистический журнал «Международен преглед», который редактировал В. Апостолов.

В ноябре 1925 года было основано Софийское филателистическое общество. В августе 1926 года начал выходить журнал «Пощенска марка» («Почтовая марка»). Он просуществовал до июля 1929 года. На его страницах публиковались статьи, заметки, информация о филателистической жизни в Болгарии, об истории почтового обращения различных марок и т. д.

С января 1931 года издание журнала «Пощенска марка» было возобновлено. С четвёртого номера он стал официальным печатным органом созданного в Софии «Первого болгарского филателистического общества». 21 января 1938 года вышел специальный номер журнала «Пощенска марка», в котором указывалось, что он стал органом учредительного комитета, а его редактором назначен Стефан Симов. Главная задача этого издания состояла в том, чтобы всячески содействовать созданию болгарского союза филателистов. Учредительный конгресс национальной филателистической организации Болгарии — Союза болгарских филателистов (СБФ) состоялся 16—17 июня 1938 года в Софии. По его решению журнал «Пощенска марка» стал органом СБФ. Издание этого журнала было прекращено после выхода декабрьского номера за 1943 год. В январе 1947 года журнал «Пощенска марка» стал выходить вновь. В 1948 году он был переименован в «Филателен преглед» («Филателистическое обозрение»). С января 1959 года он стал органом Министерства связи Болгарии и СБФ. Журнал издаётся на болгарском языке и начиная с 1940 года и поныне выходит ежемесячно. Он содержит информацию о филателистических новинках стран мира и специальные статьи по филателии. СБФ — один из старейших членов Международной федерации филателии (ФИП).

Выставки

Внешние изображения
	[www.philatelyunion.bg/uploads/pages/7/page_107_240.jpg «Мисс Филателия» Жермен Константинова,] коронованная во время Всемирной молодёжной филателистической выставки «Младост ’74»

Неотъемлемой частью филателистического движения в Болгарии являются филателистические выставки, проводимые на национальном и международном уровнях. Так, в мае 1974 года в Софии была организована Всемирная молодёжная филателистическая выставка «Младост ’74». На ней были представлены 189 экспонатов филателистов из 52 стран. В ходе выставки была выбрана «Мисс Филателия», и этот титул достался болгарке Жермен Константиновой. Через десять лет, 5—11 октября 1984 года, аналогичную выставку «Младост ’84» принимал Плевен. В выставке приняли участие представители из 35 стран, которые показали около 400 работ. Лучшей болгарской представительницей стала Людмила Йорданова.

В период Народной Республики Болгария также организовывались традиционные филателистические выставки «Москва—София», экспозиции которых были составлены из работ коллекционеров двух столичных городов. Например, в 1975 году такая выставка была развёрнута 18—25 ноября в Центральном доме Советской Армии имени М. В. Фрунзе. По случаю организации выставки в СССР были подготовлены художественный маркированный конверт и специальный почтовый штемпель. Последний использовался в дни проведения выставки и был выполнен по эскизу художника Ю. Арцименева. Выставка была посвящена XXV съезду КПСС. В конкурсном классе участвовали 32 коллекции, из которых пять были награждены золотыми медалями, четыре — позолоченными, восемь — серебряными и девять — бронзовыми. Среди отличившихся собраний из Болгарии были названы:

• «Болгария — классика» (А. Пенчев, золотая медаль),
• коллекция советских почтовых марок 1917—1941 годов (Д. Диамандиев, золотая медаль),
• «Почта в Румынии» (Д. Маляков, позолоченная медаль и специальный приз клуба филателистов при Центральном Доме работников искусств),
• «Георгий Димитров — вождь, учитель, трибун» (А. Талви, НРБ, позолоченная медаль),
• «Болгария — Малый лев» (Э. Дандалов, серебряная медаль).

Из экспонатов советских участников были награждены следующие:

• «Фрагменты из генеральной коллекции марок Болгарии» (А. Водяницкий, золотая медаль и специальный приз правления Союза болгарских филателистов,
• «Почтовые штемпеля Москвы до 1917 года» (О. Форафонтов, золотая медаль),
• «Почтовые карточки Болгарии» (П. Мазур, золотая медаль),
• разработка почтовых марок по болгарскому искусству (С. Лучишкин, серебряная медаль и специальный приз правления Софийского общества СБФ).

Среди коллекций юных филателистов брозновыми медалями и специальными призами были отмечены работы Явора Стоянова (12 лет) и филателистического кружка 21-й профтехшколы имени Христо Ботева (София).

В 1975 году Болгария принимала Международную филателистическую выставку «Балканфила-V». В связи с этим 21 августа того же года тиражом 200 тысяч была выпущена серия марок, художником которой был С. Кинчев. На двух перфорированных марках, выполненных способом глубокой печати и имевших номиналы в 2 и 13 стотинок, были изображены соответственно Кирилл и Мефодий и икона из Собора Святой Софии. На почтовом блоке номиналом в 50 стотинок (тираж 120 тысяч штук) была запечатлена церковь. В день выпуска все марки гасились специальными штемпелями.

См. также

• Болгарская почта
• История Болгарии
• История почты и почтовых марок Восточной Румелии
• Полярная почта и филателия
• Пропагандистская филателия
• Русская почта в Болгарии
• Список людей на почтовых марках Болгарии
• Список рыб на почтовых марках Болгарии
• Категория:Изображения:Болгарские марки

Литература

• Болгария (Народная Республика Болгария) // [www.colonies.ru/books/geografia/bulgaria.html Филателистическая география (зарубежные страны): Справочник] / Л. Л. Лепешинский. — М.: Связь, 1967. — С. 20—22. — 480 с.
• Каталог почтовых марок Народной Республики Болгарии 1945—1972 / Сост. П. Ф. Мазур. — М.: ЦФА «Союзпечать», 1974. — 270 с.
• [www.bgpost.bg/Resources/FCK/Image/Hronika/Hronika_Bg_Post_full.pdf 130 години Български пощи. Летопис на една държавност.] — София: Български бестселър, Национален музей на българската книга и полиграфия, 2009. — 192 с. — ISBN 978-954-463-120-8. (болг.) (Проверено 25 апреля 2010)

Ссылки

• Rossiter, Stuart; Fowler, John & Wellsted, Raife. [www.sandafayre.com/atlas/bulgari.htm Bulgaria] (англ.). Stamp Atlas. Sandafayre Stamp Auctions. Проверено 24 апреля 2010. [www.webcitation.org/676Ob3yzJ Архивировано из первоисточника 22 апреля 2012].
• [www.allworldstamps.com/country_list.asp?context=on&cid=41&x=42&y=6 Bulgaria] (англ.). Country List. All World Stamps Catalogue sponsored by Stanley Gibbons. — Марки Болгарии в онлайн-каталоге «Стэнли Гиббонс». Проверено 25 апреля 2010. [www.webcitation.org/676Obbmm6 Архивировано из первоисточника 22 апреля 2012].
• [www.stanleygibbons.com/online-shop/search/results/Bulgaria.aspx Bulgaria] (англ.). Stanley Gibbons Shop. Stanley Gibbons Ltd. — Филателистические материалы Болгарии на сайте компании «Стэнли Гиббонс». Проверено 25 апреля 2010. [www.webcitation.org/676Oc5RdP Архивировано из первоисточника 22 апреля 2012].
• [www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/b/brby.html#b106 Bulgaria] (англ.). A—Z of postal authorities. Encyclopaedia of Postal History. Stampsite: The Encyclopaedia of Postal Authorities; BlackJack. — Информация о марках Болгарии в базе данных «Энциклопедия истории почты. Энциклопедия почтовых ведомств». Проверено 25 апреля 2010. [web.archive.org/web/20070814061819/www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/b/brby.html#b106 Архивировано из первоисточника 14 августа 2007].

Портал «Филателия»   Портал «Болгария»   Портал «История Балкан»

Отрывок, характеризующий История почты и почтовых марок Болгарии

– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.