История почты и почтовых марок Нигерии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Федеративная Республика Нигерия
англ. Federal Republic of Nigeria
игбо Republic ndi Naigeria
йоруба Orílẹ̀-èdè Olómìnira Àpapọ̀ ilẹ̀ Nàìjíríà
хауса Jam-huriyar Taraiyar Nijeriya
Republik Federaal bu Niiseriya (фула)

Нигерийская марка номиналом
в 10 шиллингов (1953)
История почты
Член ВПС

с 10 июля 1961

Nigerian Postal Service
Первые почтовые марки
Стандартная

1 июня 1914

Филателия
Количество
марок в год

в среднем 5—10 (с 2002)

Участник WNS

с 2002


Карта Нигерии

История почты и почтовых марок Нигерии





Выпуски почтовых марок

Первые марки

Первые марки для современного государства Нигерии были выпущены 1 июня 1914 года, после объединения всех британских колоний в области Северной и Южной Нигерии. На первых почтовых марках был изображён король Георг V[1].

Независимая Нигерия

Первый выпуск марок независимой Нигерии произошёл 1 октября 1960 года, следующий — 1 января 1961 года. В 1963 году Нигерия стала республикой в составе Британского Содружества, а новый выпуск марок состоялся 1 ноября 1965 года.

Выпуски для других территорий

Южный Камерун

Между 1960 и 1961 годами нигерийцы печатали марки «CAMEROONS / U. K. T. T.» для южной части Камеруна. Это продолжалось до 1961 года, когда Южный Камерун вошёл в состав Камеруна.

Биафра

С 30 мая 1967 года по 15 января 1970 года, область Биафра пыталась отделиться от Нигерии и печатала свои собственные почтовые марки. После окончания гражданской войны, Биафра была реинкорпорирована в состав Нигерии.

См. также

Напишите отзыв о статье "История почты и почтовых марок Нигерии"

Примечания

  1. Rossiter S., Fowler J. The Stamp Atlas: A Unique Assembly of Geography, Social and Political History, and Postal Information. — 1st edn. — L., Sydney: Macdonald, 1986. — P. 312. — 336 p. — ISBN 0-356-10862-7(англ.)

Литература

Ссылки

  • [www.nigerianphilatelicservice.com/Default.aspx Nigerian Philatelic Service.] (англ.)

Отрывок, характеризующий История почты и почтовых марок Нигерии

Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.