История почты и почтовых марок Палестины

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Государство Палестина
(с 1994 года)
араб. دولة فلسطين
(Да́улят Филасты́н)

Первая марка подмандатной Палестины, номиналом в 20 пиастров, с иерусалимской надпечаткой «Палестина» на английском, арабском и иврите, 1920 (SG #26)
История почты
Член ВПС

не признана

Palestine Post[уточнить]
Сайт почты

[www.palpost.ps/ar_new/index.php?p=home www.palpost.ps]

Первые почтовые марки
Филателия
Участник WNS

не участвует


Палестинские территории (Западный берег реки Иордан и сектор Газа) на карте Израиля

История почты и почтовых марок Палестины связана с её географическим положением на перекрёстке дорог империй древнего Ближнего Востока, Леванта и Среднего Востока. Почтовая связь в регионе впервые возникла в бронзовом веке, во время правления Саргона Древнего, а последующие империи в течение тысячелетия создали и использовали ряд разных систем почтовой связи.

В эпоху современной почты на территории Палестины действовали следующие почтовые администрации:

После 1948 года почтовую связь осуществляли Израиль, Египет (Сектор Газа), Иордания (Западный берег реки Иордан), а с 1994 года, и Палестинская национальная администрация (Сектор Газа и Западный берег р. Иордан).

Говоря об истории почты до 1948 года, большинство филателистов называют эту географическую область Палестиной или Святой землёй, хотя некоторые также использует выражение Земля Израильская («Эрец-Исраэль»). В этой статье рассматривается история почты, которая привела к появлению двух нынешних почтовых администраций региона — Государства Израиль и Палестинской национальной администрации.





Содержание

Раннее развитие почты

До современной истории почты власти разных империй организовали механизмы доставки пакетов и писем.

Древний мир

Самое раннее использование почтовой связи в этом регионе датируется Бронзовым веком, во времена правления Саргона Древнего (2333—2279 до н. э.). Его империю «связывали воедино дороги, по которым осуществлялась регулярная почтовая связь, а глиняные печати, которые применялись вместо марок, сейчас хранятся в Лувре. На них указаны имена Саргона и его сына.»[1]

Во времена правления персов (538—333 до н. э.), обширная сеть дорог, поддерживаемых персидским государством, была частью эффективной имперской почты. Создание почты и улучшение дорожной сети приписывают монарху Дарию I (521—486 до н. э.)[2]. Конные курьеры, известные как «быстрые гонцы[en]» (персидский язык:pirradaziš), перевозили корреспонденцию между королевским двором и провинциями, останавливаясь только чтобы поесть и отдохнуть, и, если надо, сменить лошадей, на станциях снабжения, расположенных примерно на расстоянии одного дня пути друг от друга[3]. Персидская курьерская сеть является фоном для события, описанного в Книге Есфири Ветхого Завета[4].

Арабский халифат

Во времена Арабского халифата (628—1099) империя Омейядов (661—750), при которых ввели «чеканку первых чисто арабских монет» в Палестине, также располагала системой почтовой связи[5]. Караван-сараи, располагавшиеся вдоль главных дорог с севера на юг и с востока на запад и служившие местом отдыха паломников и путешественников, способствовали функционированию почты, известной как «барид» (barid)[6]. Почта, известная под именем «барид» (Barīd) (араб. بريد‎), работала и во времена халифата Аббасидов (750—969), причём этим словом до сих пор называют почту в Арабском мире[7][8]. При Фатимидах (969—1099), работала голубиная почта, впоследствии усовершенствованная мамлюками. Родословные почтовых голубей велись в специальном реестре[9].

Эпоха крестоносцев

В эпоху крестоносцев (1099—1187) летописцы Первого крестового похода зафиксировали случайный перехват сообщения, предупреждавшего герцога Кесарии о прибытии крестоносных армий, когда почтовый голубь был убит соколом над военным лагерем крестоносцев в мае 1099 года. В сообщении, написанном на арабском, говорилось следующее[10]:

«Привет от короля Акры герцогу Кесарии. Собачье племя, глупый, упрямый, буйный народ, прошёл через мою землю. Если ты ценишь свой образ жизни, ты и твои единоверцы должны нанести им урон, поскольку ты можешь легко делать, что пожелаешь. Передай это сообщение в другие города и крепости».

Почтовые голуби использовались в этот период на регулярной основе. Например, Эдвард Гиббон отмечает, что во время осады Акры (1189—1191) крестоносцами жители осаждённого города вели регулярную переписку с войсками султана с помощью почтовых голубей[11].

Правление мамлюков

При правлении мамлюков (1270—1516) конная почта работала в Дейр аль-Балахе, Лидде, Ладжуне[en] и других городах на пути из Каира в Дамаск[12]. Почта, организованная мамлюками, под руководством Бейбарса, была известна как Barīd, как и во времена арабского халифата. Племянник главного секретаря султана Бейбарса приписывал введение и развитие почты Barid мамлюками рекомендациям своего дяди, ас-Сахиба Шарафа ад-Дина Абу Мухаммеда аль-Вахаба (al-Sahib Sharaf al-Din Abu Muhammed Al-Wahab). Племянник пишет, что в ответ на просьбу Бейбарса информировать его о самых последних новостях о франках и монголах, Аль-Вахаб, «объяснил ему о том, что Barīd достигла в древние времена и во времена халифов и предложил ему [создать эту почту]; [султану] понравилась эта идея, и [он] распорядился [о её создании]»[8].

После того как мамлюки вытеснили крестоносцев, аннексировали айюбидские княжества и разбили монгольскую армию в Анатолии, Бейбарс создал провинцию Сирия (в состав которой вошла Палестина) со столицей в Дамаске. В этот момент имперские коммуникации через территорию Палестины были настолько эффективны, что Бейбарс мог бы похвалиться, что он может сыграть в поло в Каире и в Дамаске на той же самой неделе. Между этими двумя городами поддерживалась ещё более быстрая связь с помощью голубиной почты[13]. Её роль в организации оборонительного союза против крестоносцев была отмечена Раймундом Агилерским (Raymond of Agiles), который посчитал, что это довольно «нечестно»[14].

Османское правление

Развитие почтовой связи

Во время пребывания Палестины в составе Османской империи (1516—1918) на её территории были в обращении почтовые марки, выпускаемые османскими властями[15]. В 1834 году после улучшения системы транспорта и связи в Османской империи была создана новая имперская почта. Османские почтовые отделения работали почти во всех крупных городах Палестины, в том числе в Акко, Хайфе, Цфате, Тверии, Наблусе, Иерусалиме, Яффе и Газе[16]. Благодаря работе филателистов-исследователей стало возможным воссоздание достоверного списка почтовых отделений Османской империи в Палестине.

Султанский указ от 12 рамазана 1256 года (14 октября 1840 года)[17] привёл к значительному улучшению работы османской почты и созданию сети установленных маршрутов регулярной перевозки корреспонденции конными курьерами («татарами»)[18]. Начиная с 1841 года, маршрут на Бейрут был продлён до Палестины и проходил из Бейрута через Дамаск и Акко в Иерусалим[19].

Почтовая связь на местном уровне организовывалась губернаторами провинций, при этом право взятия её в аренду (posta mültesimi) ежегодно выставлялось на аукцион в марте[18]. Сообщается, что в 1846 году аренду получили итальянские предприниматели Сантелли (Santelli) и Мичарелли (Micciarelli), которые обслуживали почтовую связь из Иерусалима в Рамле, Яффу, Тир и Сайду[20]. К 1852 году доставка почты осуществлялась еженедельно из Сайды через Тир, Акко (на Бейрут), Хайфу и Яффу в Иерусалим, также с 1856 года добавился Наблус. В том же году открылись два новых маршрута: Иерусалим-Хеврон-Газа и Тверия-Назарет-Шефа-Амр-Акко[21]. В 1867 году почта по маршруту Иерусалим—Яффа доставлялась дважды в неделю, а с 1884 года по маршруту Наблус—Яффа — ежедневно[21].

В последнее столетие османского правления помимо государственной почты Османской империи на её территории было разрешено осуществлять почтовую связь ещё до шести иностранным государствам. В основе таких прав лежали капитуляции[en] и другие двусторонние международные договоры[22]. В начале Первой мировой войны османские власти аннулировали специальные почтовые права, которые имели эти иностранные государства на территории империи. С 1900 года и до окончания войны гражданам Османской империи, в том числе и проживающим в Палестине, запрещалось пользоваться услугами иностранных почтовых отделений[22][23].

В путеводителе «A Handbook for Travellers in Syria and Palestine» (1858), Josias Leslie Porter описывает османскую почту того времени[24]:

Почта в Сирии находится ещё на раннем этапе своего развития. Между Иерусалимом и Бейрутом почта доставляется еженедельно, покрывая это расстояние примерно за четыре дня, дважды в неделю осуществляется доставка почты между Дамаском и Бейрутом, на что уходит около 22 часов в хорошую погоду, но порой две недели зимой, при этом ещё есть еженедельный «татар»[25] из Дамаска в Хумс, Хаму, Алеппо и Константинополь — проезжающий весь путь за 12 дней. Он выезжает в среду. На всех письмах, отправляемых по этим маршрутам, адрес должен указываться на арабском или турецком языке, при этом они оплачиваются предварительно. У турецкой почты нет связи с почтовыми ведомствами других стран, вследствие этого письма для других государств следует отправлять либо через консулов, либо через почтовых агентов этих государств, проживающих в морских портах.

Османские почтовые отделения

Первоначально все почтовые конторы имели статус промежуточных станций, и письма гасились почтовыми штемпелями только в почтовом отделении Бейрута, с единственным исключением: считается, что отметки «Джебель Любнан» (Djebel Lubnan)[27] ставились на промежуточной станции Стаура (Staura, Ливан). В 1860-е годы большинство промежуточных станций стали почтовыми отделениями и обзавелись собственными почтовыми штемпелями, вначале только штампами-негативами (на оттисках текст остаётся неокрашенным и выглядит как белые буквы на тёмном фоне)[28]. Почтовые штемпели почтового отдела почтового отделения, как правило, содержали слова «posta shubesi», в отличие от слов «telegraf hanei» на штемпелях телеграфного отдела. В 1860 году на территории Палестины работало десять почтовых контор. В 1900 году их стало 20, а в 1917 году — 32. Почтовые вагоны имелись на трёх маршрутах: Яффа — Иерусалим[23], Дамаск — Хайфа[29] и Мессудши — Наблус[30][31]. На других маршрутах почтовые штемпели почтовых вагонов неизвестны[29].

Османские почтовые тарифы

В XIX—XX веках, в период с 1840 по 1918 год, в Османской империи действовали почтовые тарифы. Султанский указ от 12 рамазана 1256 года[17] и более поздние постановления проводили различие между тремя видами почтовых отправлений: простые письма, заказные письма (пометки te’ahudd olunmoshdur), и служебные письма (пометки tahirat-i mühümme)[32]. Суммы почтового сбора рассчитывались по виду почтового отправления, его весу и расстоянию (измерялось в часах): в 1840 году стоимость пересылки простого письма весом менее 10 г составляла за один час 1 пара[33][34]. Специальный почтовый сбор взимался за пересылку образцов, ценных писем, спешной почты, печатных изданий и т. п.[33] Размеры почтового сбора часто менялись, при этом с годами вводились новые почтовые услуги. После вступления Османской империи во Всемирный почтовый союз 1 июля 1875 года, её международные тарифы были приведены в соответствие правилам ВПС.

Иностранные почтовые отделения

Австрия и Франция получили разрешение на оказание почтовых услуг в главных городах Османской империи уже в 1837 году. В 1852 году обе эти страны открыли заграничные почтовые отделения в главных городах Палестины. За ними последовали другие европейские страны: Россия в 1856 году, Германия в 1898 году и Италия в 1908 году. Заграничные почтовые отделения способствовали поддерживанию семейных и социальных связей и переводу денег из Европы в Святую землю[16].

Российские

В начале XIX века русские проложили судоходные маршруты в восточном средиземноморье и наладили почтовую связь. Русская почта в Османской империи начала работать в 1856 году с помощью «Русского общества пароходства и торговли» (РОПиТ). РОПиТ переправляло почту между различными почтовыми отделениями и направляло её в Россию через Одессу, при этом в 1863 году его почтовые отделения были приравнены к обычным почтовым отделениям в России[35]. Судоходно-почтовые конторы РОПиТа работали в Акке (1868—1873), Хайфе (1859—1860, 1906—1914), Яффе (1857—1914) и Иерусалиме (1901—1914)[36][37].

Австрийские

Австрийская империя создала почту в Средиземноморье с помощью пароходной компании «Австрийский Ллойд»[en][38]. Почтовые учреждения «Ллойда» работали в Яффе (1854), Хайфе (1854) и Иерусалиме (1852)[39][40]. Эти три учреждения позднее стали «отделениями Австрийской императорской и королевской почты»: Иерусалим (март 1859), Яффа и Хайфа (1 февраля 1858)[41]. Агентства по сбору и пересылке писем существовали в Меа-Шеариме (Иерусалим), Сафеде и Тверии[42][43]. Сафед и Тиверия обслуживались частной курьерской службой, организуемой через местного австрийского консульского агента[44]. Назарет и Вифлеем никогда не входили в сферу действия австрийцев, поэтому такие штампы, обнаруживаемые на почтовых материалах, и транспортировка таких писем в Иерусалим организовывались исключительно частынм образом[45].

В ряде еврейских поселений местные торговцы или чиновники выступали в роли вспомогательных агентов по сбору и хранению почты: Гедера, Хадера, Кастинийе (Kastinie) или Бер Тувия (Ber Tuviya), Петах-Тиква, Реховот, Ришон-ле-Цион, Явнеель (Yavne’el), Зихрон-Яаков[46][47][48]. По специальной договоренности, чтобы поощрять к использованию австрийской почты для пересылки корреспонденции за границу, австрийская почта осуществляла доставку писем и открыток между упомянутыми еврейскими поселениями бесплатно[49]. В использовании местных виньеток или виньеток Еврейского национального фонда (JNF) на таких почтовых отправлениях не было никакой нужды, поэтому они известны только на почтовых отправлениях филателистического характера[50].

В обращении находились австрийские почтовые марки, выпущенные для Ломбардо-Венецианского королевства, а после 1867 года — марки австрийского Леванта[51].

Французские

Франция имела ряд почтовых отделений в Османской империи, зачастую работавших при французских консульствах в соответствующих городах. На территории Палестины работали три почтовых отделения: в Яффе (1852), Иерусалиме (1890) и Хайфе (1906)[52][53]. В обращении были обычные французские почтовые марки, после 1885 года — марки с надпечаткой османской валюты, а с 1902 года — также почтовые марки французского Леванта[53][54] Французскую почту Портер описывал как «быструю и надежную, хотя и с частыми изменениями»[24]. Французские почтовые пароходы компании Compagnie des Services Maritimes des Messageries Nationales[55], известные как Messagerie Imperiale («Почтовые линии»)[56], каждые две недели отправлялись от берегов Сирии в Александрию и Контантинополь. Из портов Александретты, Латакии, Триполи, Бейрута и Яффы письма можно было отправлять в Италию, Францию, Англию или Америку[24].

Германские

Германская империя открыла своё первое почтовое отделение 1 октября 1898 года в Яффе. 1 марта 1900 года открылось отделение в Иерусалиме[57][58]. Оба они были закрыты в сентябре 1914 года после начала Первой мировой войны.

Вспомогательные бюро по сбору почтовых отправлений имелись в Рамле (1902), Ришон ЛеЦионе (1905), Вильгельме-Хамидийе (Wilhelma Hamidije; 1905), Сароне (Sarona; 1910), Эммаусе (Emmaus; 1909), Себил-Абу-Неббуте (Sebil Abu Nebbut; 1902, карантинный пункт на границе города Яффа) и в Яффских воротах Иерусалима[59]. Пункты сбора почты также присутствовали в Бейт-Джале, Вифлееме, Хевроне и Рамалле[60]. В обращении находилилсь обычные германские почтовые марки, а также марки с надпечаткой номинала в османской[61] и французской валютах[62][63]. Гашение почтовых марок производилось только в трёх упомянутых почтовых отделениях, на почтовых отправлениях из бюро ставились прямоугольные штампы[64].

Итальянские

Итальянское почтовое отделение в Иерусалиме открылось 1 июня 1908 года. Временно закрытое с 1 октября 1911 года по 30 ноября 1912 года, оно работало до 30 сентября 1914 года[65][66]. В обращении находились обычные почтовые марки Италии (без надпечаток), марки с надпечатками номинала в турецкой валюте марки с надпечаткой итал. «Gerusalemme» (Иерусалим)[67][68][69].

Египетские

Почтовое отделение Египта работало в Яффе с июля 1870 года по февраль 1872 года[70]. Надпись на почтовом штемпеле: «V. R. Poste Egiziane Iaffa»[71]. Также существует штамп Интерпостал для Яффы[72][73][74].

Прочие

Англичане, путешествующие в этом регионе, могли получать почту из-за рубежа, если она была адресована английским консулам в Бейруте, Алеппо, Иерусалиме или Дамаске, либо какому-либо купцу или банкиру[24].

Британская военная и гражданская администрация

В период с 1917 по 1948 год Палестина находилась под управлением британской военной и гражданской администраций.

Британская Египетская экспедиционная армия

В ноябре 1917 года британская Египетская экспедиционная армия оккупировала Палестину[75][76]. Вначале Египетская экспедиционная армия (и Индийская экспедиционная армия) оказывали гражданскому населению базовые почтовые услуги бесплатно, при этом дополнительные услуги оплачивались британскими или индийскими почтовыми марками[75]. От бесплатной пересылки писем отказались, напечатав соответствующие почтовые марки[77][78]. Две марки с надписью «E. E. F.» (сокращённо от «Egyptian Expeditionary Force», Египетская экспедиционная армия) номиналом 1 пиастр и 5 миллиемов были эмитированы в феврале 1918 года[79][80], первые стандартные марки (11 номиналов) вышли в обращение с июня 1918 года[81][82]. Эти марки египетской экспедиционной армии были в употреблении на территории Палестины, Киликии[83], Сирии, Ливана и Трансиордании (Transjordan)[84].

До Британского мандата в Палестине иврит не был официальным языком, поэтому на этих марках, помимо английского надписи были только на арабском языке[85]. Почта британской Египетской экспедиционной армии функционировала до 1920 года.

Британский мандат

В 1920 году Трансиордания была отделена, и в почтовом обращении появились различительные надпечатки для обеих территорий[86][87].

Когда Палестина перешла в ведение гражданской администрации Британского мандата в Палестине[i][86], в соответствии с правилами Лиги Наций Верховный комиссар разрешил выпуск почтовых марок и монет с текстами на трёх официальных языках Британского мандата в Палестине: английском, арабском и иврите[88]. В период с 1920 по 1923 год были выпущены шесть разных надпечаток: четыре — в Иерусалиме, две — в Лондоне.

Местные евреи и арабы лоббировали англичан в отношении надпечатки (на рис.)[89]:

«Евреи-члены [Консультативного] совета возражали против транслитерации на иврите слова „Палестина“ на том основании, что традиционным названием было „Земля Израильская“ („Эрец-Исраэль“, Eretz Israel), но арабы-члены совета не соглашались с таким обозначением, которое, по их мнению, имело политическое значение. Поэтому Верховный комиссар решил, в качестве компромисса, что следует использовать транслитерацию на иврите, за которой всегда должны стоять две первые буквы названия „Эрец-Исраэль“, алеф йод, и именно это словосочетание всегда использовалось на монетах и почтовых марках Палестины, а также во всех ссылках в официальных документах.»

В период действия мандата почтовую связь осуществляли британские власти. Британская почта разработала рисунки первых четырёх марок в 1923 году, по предложению Верховного комиссара Герберта Сэмюэла (Herbert Samuel), после публичного приглашения к созданию рисунков марок[90]. Первые номиналы этой стандартной серии вышли 1 июня 1927 года[91]. На марках были изображены могила Рахили (Rachel’s Tomb), башня Давида (Tower of David), Купол Скалы, вид мечети в Тверии и Тивериадское озеро. По словам Рейда (Reid), виды Британского мандата были тщательно сбалансированы с местами, значимыми для мусульман, евреев и христиан[92].

Почтовая связь, организованная мандатными властями, имела репутацию лучшей на Ближнем Востоке. Письма доставлялись ежедневно в Иерусалим. Палестина вступила во Всемирный почтовый союз в октябре 1923 года[93]. Перевозка почты осуществлялась судами, поездами, автомобилями и лошадьми, а после 1927 года также и воздушным транспортом[94]. В 1926 году началась реализация и обмен Международными ответными купонами[95], а с 1 января 1935 года — Имперскими ответными купонами (Imperial Reply Coupons)[96]. В 1933 году британские почтовые отделения в Палестине и Ираке первыми стали использовать авиапочтовые письма-карточки (аэрограммы).

В период нестабильности 1947—1948 годов работа британской почты ухудшилась, и до раздела Палестины и образования государства Израиль её сменила временная переходная почтовая служба. Непосредственно перед официальным окончанием действия Британского мандата в Палестине мандатная администрация уничтожила имеющиеся запасы почтовых марок и вывела Палестину из Всемирного почтового союза[97]. Всего в период с 1918 по 1942 год англичанами были выпущены 104 почтовые марки с названием «Палестина»[15].

Мандатные почтовые отделения

Во время Британского мандата в Палестине работало около 160 почтовых отделений, сельских почтовых пунктов, почтовых вагонов и городских почтовых пунктов, некоторые лишь несколько месяцев, другие — в течение всего этого времени. После наступления союзных войск в 1917 и 1918 году почтовые услуги местному гражданскому населению вначале оказывали почтовые отделения полевой почты (Field Post Offices) и армейские почтовые отделения (Army Post Offices). Некоторые из последних были преобразованы в стационарные армейские (Stationary Army Post Offices) и стали гражданскими почтовыми отделениями после формирования гражданской администрации. В 1919 году насчитывалось 15 почтовых отделений. К 1939 году их число увеличилось почти до 100, и примерно до 150 — к окончанию действия мандата в мае 1948 года. Поскольку большая часть архивов главного почтамта Иерусалима не сохранилась, исследования в значительной степени зависят от установления филателистами разных почтовых штемпелей и сроков их использования.

Мандатные почтовые тарифы

После оккупации союзными войсками в 1917 году пересылка простых почтовых отправлений была бесплатной для гражданских лиц. Почтовый сбор за заказные почтовые отправления и за посылки должен был оплачиваться наклеиванием почтовых марок Великобритании или Индии. Сразу по поступлении в продажу напечатанных в Каире почтовых марок Египетской экспедиционной армии стала платной пересылка почтовых отправлений за границу с 10 февраля 1918 года, а с 16 февраля 1918 года — и пересылка почты на оккупированные в то время территории и в Египет.

Структура почтовых сборов в целом следовала английской практике, с годами добавлялись новые виды услуг, такие как авиапочта и спешная доставка. С 1926 года в отношении корреспонденции, отправляемой в Британию и Ирландию, действовали сниженные тарифы, а с 1 марта 1938 года по 4 сентября 1939 года Палестина входила в систему авиапочтовых тарифов «Вся империя» (All Up Empire).

Переходная и местная почтовая связь

В начале 1948 года, по мере ухода британской администрации, регион претерпел резкий переходный период, затронувший весь сектор государственных услуг. Согласно имеющимся сведениям, почтовая связь была хаотичной и ненадёжной. В апреле закрылись почти все британские почтовые предприятия. Сельская почтовая связь перестала функционировать 15 апреля, а к концу апреля 1948 года перестали работать остальные почтовые отделения, кроме почтамтов в Хайфе, Яффе, Иерусалиме и Тель-Авиве, которые продержались до 5 мая[98][99].

Утверждается, что в Иерусалиме консульство Франции (French consulate) выпустило марки в мае 1948 года для своего персонала и проживающих там французских граждан. Предположительно, французские марки выпускались тремя выпусками: первым и вторым выпусками были марки «Affaires Étrangères» («иностранные дела»), с надписью gratis («бесплатно»), но с надпечаткой, тогда как третьим выпуском стали почтовые марки типа «Марианна» (номиналом 6 франков), поступившие из Франции к концу мая. Консульство изготовило собственный штемпель гашения: Jerusalem Postes Françaises («Иерусалим Французская почта»)[100]. Проведённые филателистами исследования показали, что французская консульская почта носит мошеннический характер. Мошеннические действия совершил сын тогдашнего французского консула[101], хотя другие филателисты продолжают настаивать, что эта почта вместе и её марки — настоящие[102].

Минхелет хаам

В начале мая 1948 года у еврейского временного правительства, известного как «Минхелет хаам» (Minhelet Ha’am), не было наготове собственных почтовых марок, поэтому оно воспользовалось имеющимися виньетками[103] как виньетками Еврейского национального фонда (JNF, далее — «ЕНФ»), которые печатались с 1902 года для целей сбора денежных средств[104], так и местными общинными налоговыми марками. На виньетках Еврейского национального фонда была сделана надпечатка на иврите, означающая «почтовый сбор» («doar»)[105], тогда как на местных общинных налоговых марках надпечатки не ставились[106]. Почтовые марки ЕНФ печатались с 3 по 14 мая 1948 года, их реализация была прекращена 14 мая 1948 года. Остатки марок было приказано вернуть и уничтожить[107]. Использование этих почтовых марок допускалось до 22 мая 1948 года[107]. В этот период мандатные почтовые тарифы оставались без изменений[108].

Поскольку Иерусалим находился в осаде (Siege of Jerusalem (1948)), его жители продолжали пользоваться марками ЕНФ до 20 июня 1948 года, когда в город поступили почтовые марки Израиля. На этих марках с надпечаткой печати ЕНФ была изображена карта плана ООН по разделу Палестины[109].

Временным правительством была использована 31 оригинальная виньетка ЕНФ. Из-за различных номиналов и надпечаток каталогизировано, по меньшей мере, 104 их варианта. На восьми марках изображены еврейские парашютисты-десантники Управления специальных операций, погибшие во время Второй мировой войны, среди которых Абба Бердичев (Abba Berdichev), Хане Сенеш, Хавива Реик (Haviva Reik), Энцо Серени (Enzo Sereni). Также ЕНФ посвятил марки кибуцам Ханита (Hanita) и Тират-Цви, Еврейской бригаде, Техниону, восстанию в Варшавском гетто, судну, нелегально перевозящему иммигрантов, а также сионистам Иегошуа Ханкину (Yehoshua Hankin), Хаиму Вейцману, Элиэзеру Бен-Йехуде, Теодору Герцлю и Хаиму Нахману Бялику[110].

Местная почта

Цфат

В городе Цфате (Сафеде) после ухода в апреле англичан свой контроль пыталась установить «Хагана». Эта еврейская полувоенная организация привлекла некоего почтового служащего к напечатанию почтовых конвертов (так и не поступивших в обращение) и 2200 марок номиналом 10 милей. На марках была надпись на иврите: Safed mail Eretz Israel. Проштемпелёванная корреспонденция переравлялась Хаганой через Рош-Пинну. Эти в спешном порядке выпущенные в Цфате марки стали единственными марками, выпущенными «Хаганой»[111][112].

16 мая 1948 года в Цфате поступили в продажу почтовые марки типа «Doar Ivri», выпущенные Временным правительством[113].

Ришон-ле-Цион

В сельском поселении Ришон-ле-Цион местный совет проголосовал за выпуск собственных почтовых марок и организацию почтовой связи с помощью бронированных автомобилей. Марки впервые поступили в продажу 4 апреля 1948 года, более чем за месяц до создания государства Израиль, а почтовое обслуживание было прекращено 6 мая[114]. Выпуск этих марок не был разрешён Временным правительством[115].

Нагария

Во время Арабо-израильской войны 1948 года город Нагария был отрезан, и местная администрация выпустила местные почтовые марки без разрешения Временного правительства[115].

После 1948 года

После 1948 года в регионе действовали почтовые администрации Египта, Иордании, Израиля, а после Соглашений в Осло, и Палестинской национальной администрации (с 1994 года).

Египет и Иордания

Египет и Иордания обеспечивали почтовыми марками захваченные ими Газу, Западный берег реки Иордан и Восточный Иерусалим в период между Арабо-израильской войной (1948) и Шестидневной войной (1967). Оба государства делали надпечатки на собственных почтовых марках слова «Palestine» («Палестина»)[15]. Из таких марок с текстом «Палестина» в каталоге «Скотт» указаны 44 почтовые марки, выпущенные Иорданией, и 180 марок, выпущенных Египтом. Иногда Верховный арабский комитет и другие организации выпускали пропагандистские виньетки.

Уже к 5 мая 1948 года Египет организовал почтовую связь и выпустил надпечатки на египетских марках с названием «Палестина» на арабском и английском языках. Египет в основном использовал стандартные марки наряду с одной маркой спешной почты, с изображением мотоцикла, а также авиапочтовые марки с изображением короля Фарука[116].

На территории Западного берега р. Иордан, с 1948 года и до его аннексии в 1950 году, Трансиордания эмитировала почтовые марки с надпечатками текста «Палестина» на арабском и английском языках, используя стандартные марки, доплатные марки и обязательные налоговые марки[117].

Израиль

C 16 мая 1948 года Государством Израиль эмитировались почтовые марки, находившиеся в ведении Израильского почтового ведомства. Первая серия почтовых марок называлась Doar Ivri (букв. «Еврейский почтовый сбор»), см. на рисунке, а последующие почтовые марки выходили с надписью англ. «Israel» («Израиль»). Надписи на израильских марках делаются на трёх языках, на арабском, английском и иврите, продолжая традицию Британского мандата в Палестине. Израильская почта впервые выпустила доплатные марки, тет-беши и гаттеры в 1948 году, авиапочтовые марки в 1950 году, служебные марки в 1951 году и провизории в 1960 году. У Армии обороны Израиля имеется полевая почта, но в 1948 году она отказалась от планов выпуска собственных почтовых марок.

В 1955 году в Негеве начала работать первое израильское передвижное почтовое отделение. К 1990 году в Израиле насчитывалось 53 почтовых маршрута для 1058 населённых пунктов, включая израильские поселения на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа[118]. Из-за гиперинфляции в 1982 году и в 1984 году Израиль эмитировал безноминальные марки[119] В 1990-е годы Израиль экспериментировал с автоматами по продаже почтовых ярлыков (знаков почтовой оплаты).

Всего в Израиле вышло 110 новых выпусков в 1960-е годы, 151 — в 1970-е годы, 162 — в 1980-е годы и 216 — в 1990-е годы. После 2000 года появилось более 320 новых почтовых марок. У израильских почтовых марок имеются на полях марочных листов с надписями на иврите и обычно на английском или французском языке[120]. Также популярны рисунки общенациональных и местных почтовых штемпелей.

С 1967 года по 1994 год Израиль осуществлял почтовую связь на захваченных территориях Западного берега реки Иордан и сектора Газа. Он продолжает осуществлять почтовую связь в аннексированном Восточном Иерусалиме и на сирийских Голанских высотах.

Палестинская национальная администрация

C 1994 года Палестинская национальная администрация (ПНА) открыла почтовые отделения на территории Палестинской национальной автономии, разработала собственные уникальные почтовые штемпели и выпускала почтовые марки. ПНА выпустила десятки почтовых марок и почтовых блоков с 1994 года, за исключением 2004 года и 2007 года[121].

В соответствии с соглашениями, заключёнными между Израилем и ПНА после Соглашений в Осло, в полномочия ПНА входит осуществление почтовой связи, эмиссия почтовых марок и цельных вещей, установление почтовых тарифов. В 1999 году ПНА и Израиль договорились о том, что почтовые отправления ПНА могут напрямую пересылаться в Египет и Иорданию[122] Министерство телекоммуникаций и информационных технологий ПНА резко критиковало почтовую связь в районах, находящихся под контролем Израиля[почему?][123][124].

Несмотря на некоторые первоначальные сомнения в филателистическом сообществе, почтовые марки ПНА стали использоваться для оплаты пересылки почтовых отправлений на территории ПНА и международных почтовых отправлений. Всемирный почтовый союз и государства-участники, как правило, не признают почтовые марки, выпущенные администрациями, которые не добились полной независимости, хотя ВПС налаживает связи с ними и поддерживает такие администрации[15].

Почтовые марки Государства Палестина

9 января 2013 года, после повышения статуса палестинской миссии ООП в ООН до статуса государства-наблюдателя (29 ноября 2012 года), палестинской почтовой службой была эмитирована первая почтовая марка с надписью англ. «State of Palestine» («Государство Палестина»)[125].

Пропагандистские виньетки

Виньетки Еврейского национального фонда

Еврейский национальный фонд (ЕНФ) изготовил и продал тридцать миллионов виньеток с 1902 года по 1914 год в качестве «пропагандистских материалов», чтобы «помочь распространению идей сионизма»[126]. Виньетка «Сион» стала самой продаваемой: было продано 20 миллионов экземпляров этой виньетки бело-голубого цвета с изображением звезды Давида и надписью «Zion» («Сион»). Были проданы четыре миллиона виньеток «Герцль», выпускаемых с 1909 года по 1914 год. На виньетке был изображён Теодор Герцль, который смотрит на группу рабочих в Палестине, для чего было взято его знаменитое изображение на Рейнском мосту, сделанное на Первом сионистском конгрессе, и наложено на вид с балкона, выходящего на Старый город в Иерусалиме. Было реализовано примерно по миллиону виньеток с изображениями Макса Нордау, Давида Вольфсона, Стены Плача, карты Палестины, исторических сцен и пейзажа Палестины[126]. Всего с 1902 года по 1947 год головным офисом ЕНФ в Иерусалиме было напечатано 266 различных виньеток[127].

Англо-палестинская компания

Виньетки также выпускались Англо-палестинской компанией (Anglo Palestine Company; APC), предшественницей израильского банка Bank Leumi. В 1915 году Ахмед Джемаль (Ahmed Djemal), который правил Сирией и Палестиной от имени Османской империи, издал антисионистский указ с распоряжением о «конфискации почтовых марок, сионистских флагов, ассигнаций, банкнот Англо-палестинской компании (Anglo-Palestine Company, Ltd.) в форме чеков, которые распространяются среди указанных элементов, и издал распоряжение о роспуске всех подпольных сионистских обществ и организаций …»[128]. После Первой мировой войны Англо-палестинская компания полагалась на почтовые марки британских властей, на которых был сделан прокол APC.

Виньетки палестинских организаций

В период действия мандата палестинские группы выпустили четыре явных пропагандистских виньетки (или серии): рекламную виньетку для Арабской ярмарки в Иерусалиме (апрель 1934), серию из пяти виньеток, выпущенных финансовым департаментом Верховного арабского комитета (Бейт аль-Маль аль-'Араби, 1936), серию из трёх виньеток, выпущенных Арабским общественным фондом (Сандук аль-Умма аль-'Араби, дата неизвестна) и серию из пяти виньеток (1, 2, 5 милсов; 1 и 2 цента США) с надписью англ. «Palestine For The Arabs» «Палестина для арабов» и с изображением Купола скалы и Храма Гроба Господня на фоне карты Палестины (Яффа, 1938)[129][130].

После 1948 года палестинские организации выпустили множество пропагандистских виньеток, поэтому следующие списки могут быть неполными:

«День Сирии и Ливана» (Syria and Lebanon Day, одна виньетка, дата неизвестна, 1940-е годы?), «Исламский дом сирот» (Islamic Orphan House, пять виньеток, дата неизвестна, 1940-е годы?), «Генеральный профсоюз палестинских рабочих» (General Union of Palestine Workers, одна виньетка, 5 филей, дата неизвестна, 1960-е годы?), «Благотворительная ассоциация семей заключённых и задержанных» (Charitable Association for the Families of Prisoners and Detainees, одна виньетка, изображение матери с ребёнком, дата неизвестна, 1960-е годы?)[130].

Организация освобождения Палестины (ООП) выпустила в Газе виньетку номиналом 5 милей с изображением карты и солнца (1964)[130]. ФАТХ (Движение за национальное освобождение Палестины) выпустила ряд серий: десять виньеток (1968-69) и блок из четырёх виньеток (1969?), в основном о сражении под Караме[131][132], серию из трёх виньеток в честь пятилетия ФАТХ (1970, сюжет: мандатные марки)[132].

Выпуски Народного фронта освобождения Палестины (НФОП): серия из четырёх виньеток, выпущенная в 1969[130] или 1970 году[131]. Виньетки «Благотворительная ассоциация семей заключённых и задержанных» (Charitable Association for the Families of Prisoners and Detainees) были выпущены в 1970-е годы с названием НФОП (PFLP) на английском языке (две виньетки: 5 центов США и 5 долларов США), за ними последовали семь виньеток в честь Гассана Канафани (1974), лист из 25 виньеток с изображением героев (1974) и лист из 12 виньеток с видами городов (1975)[130].

Демократический фронт освобождения Палестины (ДФОП) выпустил две серии виньеток в 1970-е годы: пять виньеток с изображением героев и две виньетки с борцами за свободу на фоне земного шара[132]. Палестинский фронт народной борьбы (ПФНБ) отметился двумя сериями виньеток с сюжетами Лейла Халед и партийная символика (карта, автомат, Купол скалы)[132]. Среди других групп, выпускавших пропагандистские виньетки в 1970-е годы, — Организация за арабскую Палестину[en] и Организация действий за освобождение Палестины[en][132].

В 1980-е годы, по меньшей мере, 18 различных виньеток относятся к Первой палестинской интифаде[132]. Так, на листах и блоках виньеток помещены изображения марок видовой серии мандатного периода 1927 года с надпечатками на английском, французском, немецком и арабском языках: «Интифада 7 декабря 1987 года» (Intifadah 7 December 1987) и «Декларация государственности 15 ноября 1988 года» (Declaration of Statehood 15 November 1988)[133].

См. также

Напишите отзыв о статье "История почты и почтовых марок Палестины"

Примечания

  1. «was bound together by roads, along which there was a regular postal service, and clay seals which took the place of stamps are now in the Louvre bearing the names of Sargon and his son.» Bristowe, 2003, p. 24.
  2. Hitti, 2004, p. 220.
  3. Yoder, 2001, p. 42.
  4. Esther III:13, VIII:10-14, IX:20
  5. Hitti, 2004, p. 457.
  6. Levy, 1995, p. 516.
  7. [dictionary.sakhr.com/idrisidic_2MM.asp?Lang=E-A&Sub=mail Dictionaries](недоступная ссылка — история). Sakhr. Проверено 9 февраля 2008. [web.archive.org/20080411105912/dictionary.sakhr.com/idrisidic_2MM.asp?Lang=E-A&Sub=mail Архивировано из первоисточника 11 апреля 2008].
  8. 1 2 Silverstein, 2007, pp. 165—166.
  9. Hitti, 1996, p. 240.
  10. Runciman, 2006, p. 263.
  11. Gibbon, 1837, p. 1051.
  12. Shahin, 2005, pp. 421—423.
  13. Oliver, 2001, p. 17.
  14. Brown, 1979, p. 81.
  15. 1 2 3 4 Barth Healey. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9E03E1D71330F93AA25754C0A96E958260 Philatelic Diplomacy: Palestinians Join Collectors' List] (19 июля 1998). Проверено 9 февраля 2008. [www.webcitation.org/68ZGcuYGW Архивировано из первоисточника 20 июня 2012].
  16. 1 2 Levy, 1998, p. 536.
  17. 1 2 Collins & Steichele, 2000, pp. 17-21.
  18. 1 2 Collins & Steichele, 2000, p. 17.
  19. Collins & Steichele, 2000, p. 21
  20. Collins & Steichele, 2000, p. 21-22, цит. по: Tobias Tobler. Memorabilia from Jerusalem, 1853.
  21. 1 2 Collins & Steichele, 2000, p. 22.
  22. 1 2 Tranmer, 1976, p. 54.
  23. 1 2 Lindenberg, 1926, p. 15.
  24. 1 2 3 4 Porter, 1858, p. 1viii.
  25. татар или тартар относится к конному гонцу, а не к этнической группе татар
  26. tartar or tatar refers to a despatch rider, not the ethnic group Tatars
  27. Collins & Steichele, 2000, p. 25.
  28. Collins & Steichele, 2000, p. 23.
  29. 1 2 Collins & Steichele, 2000, pp. 201—202.
  30. Collins & Steichele, 2000, p. 202.
  31. Birken, 2007, Vol. Beyrut, pp. 29-30, 37.
  32. Steichele, 1977—1981, p. 1015.3
  33. 1 2 Collins & Steichele, 2000, p. 13.
  34. Steichele, 1977—1981, p. 1015.4.
  35. Русская почта в Османской империи
  36. Steichele, 1991, pp. 347, 348, 352, 371.
  37. Lindenberg, 1926, pp. 38-39.
  38. «Австрийский Ллойд» // [filatelist.ru/tesaurus/192/184231/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 8. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.  (Проверено 25 мая 2016) [www.webcitation.org/6hm4gu5lk Архивировано] из первоисточника 25 мая 2016.
  39. Steichele, 1991, pp. 240, 246, 267.
  40. Lindenberg, 1926, p. 29.
  41. Steichele, 1991, pp. 240, 246, 267, 285.
  42. Steichele, 1991, pp. 261, 265, 267, 285.
  43. Lindenberg, 1926, p. 35.
  44. Tranmer, 1976, p. 72.
  45. Tranmer, 1976, pp. 59-62.
  46. Lindenberg, 1926, p. 35
  47. Steichele, 1991, pp. 240.
  48. Tranmer, 1976, p. 55 — перечисляет только Ришон-ле-Цион, Петах-Тикву, Гедеру и Зихрон-Яаков.
  49. Tranmer, 1976, pp. 55-66.
  50. Tranmer, 1976, p. 57.
  51. Lindenberg, 1926, pp. 30-32.
  52. Steichele, 1990, pp. 133, 134, 161, 163, 175.
  53. 1 2 Lindenberg, 1926, pp. 25-26.
  54. Французская почта в Османской империи
  55. Letter by A. J. Revell. // Thamep Magazine, Vol. 2, no. 2, March/April 1958, p.360.
  56. Forsyth, 1861, p. 117.
  57. Steichele, 1990, pp. 33, 45.
  58. Lindenberg, 1926, p. 18.
  59. Steichele, 1990, pp. 66, 70, 76, 72, 78, 81, 83.
  60. Steichele, 1990, pp. 33, 87.
  61. Rachwalsky & Jacobs, 1962.
  62. Steichele, 1990, p. 63
  63. Lindenberg, 1926, pp. 19-20.
  64. Steichele, 1990, p. 66.
  65. Steichele, 1991, p. 198.
  66. Lindenberg, 1926, p. 27.
  67. Rachwalsky, 1957
  68. Steichele, 1991, p. 200.
  69. Lindenberg, 1926, p. 28.
  70. Steichele, 1990, p. 13.
  71. Steichele, 1990, p. 14.
  72. Sacher, Michael M. The Egyptian post office in Jaffa. // The BAPIP Bulletin. No. 83, 1975, p. 14
  73. Steichele, 1990, p. 15.
  74. Lindenberg, 1926, pp. 16-18.
  75. 1 2 Dorfman, 1989, p. 5.
  76. Hoexter, 1970, p. 4
  77. Dorfman, 1989, p. 7.
  78. Hoexter, 1970, pp. 4, 28
  79. Dorfman, 1989, p. 8.
  80. Hoexter, 1970, pp. 5-7.
  81. Dorfman, 1989, p. 17.
  82. Hoexter, 1970, p. 25.
  83. Mayo, 1984, p. 24.
  84. Dorfman, 1989, p. 20.
  85. Fisher, 1999, p. 215.
  86. 1 2 Dorfman, 1989, p. 23.
  87. Tobias Zywietz. [www.zobbel.de/stamp/pal_03e.htm The First Overprint Issue «Jerusalem I» (1920)] (21 марта 2007). Проверено 10 мая 2008. [www.webcitation.org/68ZGdhsF0 Архивировано из первоисточника 20 июня 2012].
  88. См. ст. 22 Палестинского мандата  (англ.).
  89. Cohen, 1951.
  90. Dorfman, 1989, p. 73.
  91. Dorfman, 1989, p. 74.
  92. Donald M. Reid (April 1984). «The Symbolism of Postage Stamps: A Source for the Historian». Journal of Contemporary History 19:2.
  93. Proud, 2006, p. 14.
  94. Baker, 1992, p. 187.
  95. Proud, 2006, p. 15.
  96. Proud, 2006, p. 17.
  97. Rosenzweig, 1989, p. 136.
  98. Ernst Fluri, 1973, pp. 6-7.
  99. Tobias Zywietz. [www.zobbel.de/stamp/occ_poste.htm The Postal Situation (1948—1967). // A Short Introduction To The Philately Of Palestine.]
  100. Goldwasser, Marcy A. The French Connection. // The Jerusalem Post, August 28, 1992.
  101. Ascher, Siegfried; Walter Mani (1966). «Französische Konsulatspost in Jerusalem». Der Israel-Philatelist (Schweizerischer Verein der Israel-Philatelisten) 4 (17): 292–296.
  102. Livnat, Raphaël (2006). «Jérusalem postes françaises 1948 : l'examen des critiques». Documents Philatéliques (192): 3–17.
  103. Fluri, 1973, pp. 8-9.
  104. Kimmerly, Ian. Jewish National Fund issues postal substitute. // The Globe and Mail (Canada). — July 22, 1989.  (англ.)
  105. Fluri, 1973, pp. 15-16.
  106. Fluri, 1973, pp. 13-14.
  107. 1 2 Fluri, 1973, p. 10.
  108. Fluri, 1973, p. 11.
  109. Goldwasser, Marcy A. Seals of Approval. // The Jerusalem Post. — June 18, 1993.  (англ.)
  110. Livni Israel. Livni's Encyclopedia of Israel Stamps. — Tel-Aviv: Sifriyat Ma'ariv, 1969. — P. 13–21.
  111. Goldwasser, Marcy A. The Emergency Stamp of Safed. // The Jerusalem Post. — November 6, 1992.
  112. A. Ben-David, 1995, p. 71-74.
  113. A. Ben-David, 1995, p. 74.
  114. Goldwasser, Marcy A. Armored Car Mail.//The Jerusalem Post. — January 17, 1992.
  115. 1 2 A. Ben-David (1995), p. 71.
  116. Zywietz, Tobias. [www.zobbel.de/stamp/occ_05e.htm «Egyptian: Definitives, Air & Express Stamps 1948»] //A Short Introduction To The Philately Of Palestine.
  117. Zywietz, Tobias. [www.zobbel.de/stamp/occ_01e.htm «Jordanian Occupation: Definitives 1948»] // A Short Introduction To The Philately Of Palestine.
  118. Goldwasser, Marcy. Have Stamps, Will Travel. // The Jerusalem Post. — August 10, 1990.
  119. Siegel, Judy. Postal Authority To Push Its 'Post-Inflation' Stamps, The Jerusalem Post (16 октября 1989).. Сведения о датах и рисунках взяты из каталога IPF.
  120. [www.israelphilately.org.il/catalog/ Israel Philatelic Federation catalog]
  121. Zywietz, Tobias. [www.zobbel.de/stamp/pna_11.htm A Short Introduction To The Philately Of Palestine: PNA Post Offices and Postmarks]. Zobbel. Проверено 9 февраля 2008.
  122. Najat Hirbawi, ed. Chronology of Events. // Palestine-Israel Journal. — 6:4 1999.
  123. ?
  124. Palestinian ministers detail damage caused by Israel; face deputies' criticism (1 мая 2008).
  125. [news.xinhuanet.com/english/world/2013-01/09/c_132089233.htm First postage stamp with «State of Palestine» issued — Xinhua | English.news.cn]
  126. 1 2 Berkowitz, 1993, pp. 166—167.
  127. Bar-Gal, 2003, p. 183.
  128. Sicker, 1999, p. 118.
  129. Palestine Stamps 1865—1981, p. 14
  130. 1 2 3 4 5 Abuljebain, 2001, p. 26.
  131. 1 2 Palestine Stamps 1865—1981, p. 19.
  132. 1 2 3 4 5 6 Abuljebain, 2001, p. 27.
  133. Abuljebain, 2001, p. 57.
  •  [i]С 1918—1922 года территория, известная сегодня как Иордания была частью Британского мандата Палестины до её отделения и создания эмирата Трансиордании (Transjordan). Если не указано иное, в этой статье выражение «Британский мандат» и связанные с ним термины относятся к мандату после 1922 года, к западу от реки Иордан.

Литература

  • Палестина // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/2009/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 219. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.
  • Приложение 1. Палестина // [www.fmus.ru/article02/Asia/prilojen1.html Филателистическая география. Страны Азии (без СССР)] / Н. И. Владинец. — М.: Радио и связь, 1984. — С. 169—170. — 176 с.
  • Палестина // [www.colonies.ru/books/geografia/palestine.html Филателистическая география (зарубежные страны): Справочник] / Л. Л. Лепешинский. — М.: Связь, 1967. — С. 201. — 480 с.
  • Abuljebain, Nader K. Palestinian history in postage stamps = تاريخ فلسطين في طوابع البري. — Beirut: Institute for Palestine Studies/Welfare Association, 2001.
  • Aron, Joseph. Forerunners to the forerunners: a pre-philatelic postal history of the Holy Land. Jerusalem: Society of the Postal History of Eretz Israel, 1988. (англ.)
  • BALE : the stamps of Palestine Mandate 1917—1948, 9th ed. (2000). Joseph D. Stier (ed.). Chariot. ISSN 1350679X. (англ.)
  • Bar-Gal, Yoram. [books.google.ca/books?id=eE-FkXnn6jIC&pg=PA183&dq=palestine+JNF+stamps&sig=weFUHpuT8FdX5pLzGZbbmIqiyCY Propaganda and Zionist Education: The Jewish National Fund]. — Boydell & Brewer, 2003. ISBN 1-58046-138-7(англ.)
  • Ben-David, Arieh. Safad : the transition period from the termination of the British Mandate until the implementation of the State of Israel postal service. — World Philatelic Congress of Israel, Holy Land, and Judaica Societies, 1995. (англ.)
  • Berkowitz, Michael. [books.google.ca/books?id=6RsoLUSMn2QC&pg=PA167&dq=palestine+JNF+stamps&sig=8-vcodyL4X4e4nRvxlIukwPfkpE#PPA167,M1 Zionist Culture and West European Jewry Before the First World War]. — Cambridge University Press, 1993. ISBN 0-521-42072-5(англ.)
  • Birken, Andreas (2003). Die Poststempel = The postmarks. — Volumes Beirut and Suriye. — Hamburg: Arbeitsgemeinschaft Osmanisches Reich/Türkei, ©2007. (CD-ROM)
  • Bristowe, Sydney. [books.google.com/books?id=n4oCfHXv7nYC&pg=PA24&dq=Sargon+postal&lr=&as_brr=0&sig=iV4V6yVrRaonB3KtuG9HHfgmB_s#PPA23,M1 Sargon the Magnificent]. — Kessinger, 2003. ISBN 0-7661-4099-7(англ.)
  • Brown, Reginald A. [books.google.ca/books?id=gbmNNl8g8L0C&pg=PA81&dq=palestine+pigeon+post&lr=&as_brr=3&sig=dVel0i4pvC64c4A-FO0pUqfE7wU Proceedings of the Battle Conference on Anglo-Norman Studies]. — Boydell & Brewer, 1979. ISBN 0-8476-6184-9(англ.)
  • Cohen, Israel. A Short History of Zionism. — L., 1951. (англ.)
  • Coles J. H., Walker H. E. Postal cancellations of the Ottoman Empire. Pt. 2: the lost territories in Africa and Asia. — L. & Bournemouth: Christie’sRobson Lowe[en], 1987. — ISBN 0-85397-426-8(англ.)
  • Collins, Norman J., Anton Steichele. The Ottoman post and telegraph offices in Palestine and Sinai. — L.: Sahara, 2000. ISBN 1-903022-06-1(англ.)
  • Collins, Norman J. Italian ship mail from Palestine and Israel. // The BAPIP Bulletin. No. 28. — 1959. (англ.)
  • Dorfman, David. Palestine Mandate postmarks. — Sarasota, Fla.: Tower Of David, 1985. (англ.)
  • Dorfman, David. The postage stamps of Palestine: 1918—1948. — 1989. (англ.)
  • Firebrace, John A. British Empire campaigns and occupations in the Near East, 1914—1924: a postal history. — L. & Bournemouth: Christie’s Robson Lowe, 1991. ISBN 0-85397-439-X(англ.)
  • Fisher, John. [books.google.ca/books?id=QMoOxZcd_lAC&dq=palestine+%22postage+stamps%22&lr=&as_brr=3 Curzon and British Imperialism in the Middle East, 1916—1919]. — Routledge, 1999. ISBN 0-7146-4875-2(англ.)
  • Fluri, Ernst. The minhelet ha’am period : (1 to 15 May 1948). World Philatelic Congress of Israel, Holy Land and Judaica Societies. — 1973. (англ.)
  • Forsyth, James B. [books.google.ca/books?id=b4E2AAAAMAAJ&pg=PA117&dq=palestine+postal&lr=&as_brr=1#PPA117,M1 A Few Months in the East, Or, A Glimpse of the Red, the Dead, and the Black Seas]. — University of Michigan, 1861. (англ.)
  • Gibbon, Edward. [books.google.ca/books?id=Hy8OAAAAQAAJ&pg=PT214&dq=palestine+%22pigeons%22&lr=&as_brr=1#PPT213,M1 The Decline and Fall of the Roman Empire]. Oxford University, 1837. (англ.)
  • Goldstein, Carlos, Dickstein, Emil S. Haifa and Jaffa postmarks of the Palestine Mandate. — Beachwood, Oh.: Society of Israel Philatelists, 1983. (англ.)
  • Groten, Arthur H. The postmarks of Mandate Tel Aviv. Beachwood, Oh.: Society of Israel Philatelists, 1988. (англ.)
  • Hitti, Phillip K. [books.google.ca/books?id=BHvKrTYVqJoC&pg=PA240&dq=palestine+pigeon+post&lr=&as_brr=3&sig=HyvzIJAyWbqsrQzehKhmzrrfebA The Arabs: A Short History]. — Regnery Gateway, 1996. ISBN 0-89526-706-3(англ.)
  • Hitti, Phillip K. [books.google.com/books?id=91YymsCw5DIC&pg=PA220&dq=darius+Palestine+postal&lr=&as_brr=3&sig=5H_v_J2Zg5MRltVdMXKMdzcYex4#PPA220,M1 History of Syria, Including Lebanon and Palestine]. — Gorgias, 2004. ISBN 1-59333-119-3(англ.)
  • Hoexter, Werner. The stamps of Palestine: I. The stamps issued during the period of the military administration (1918 to 1 July 1920). World Philatelic Congress of Israel, Holy Land, and Judaica Societies. — 1970. (англ.)
  • [books.google.ca/books?id=DP5eKREhZcMC&dq=palestine+postal&lr=&as_brr=3 Ideology and Landscape in Historical Perspective]. Alan R. Baker and Gideon Biger; editors. — Cambridge University Press. ISBN 0-521-41032-0(англ.)
  • Levy, Thomas E. [books.google.ca/books?id=TqRIlVBRv34C&pg=PA516&dq=barid+palestine&sig=IqzaylIUjzDDQhm8RApgKwH-KAw The Archaeology of Society in the Holy Land]. — Continuum, 1995. ISBN 0-7185-1388-6.  (англ.)
  • Lindenberg, Paul P. Das Postwesen Palästinas vor der britischen Besetzung. — Vienna: Die Postmarke, 1926. (нем.)
  • Mayo, Menachim M. Cilicie : occupation militaire francaise. — New York, 1984. (англ.)
  • Oliver, Anthony R. and Anthony Atmore (2001). [books.google.ca/books?id=SqKR_xbRU5MC&pg=PA17&dq=palestine+pigeon+post&lr=&as_brr=3&sig=oHmoRH-WrCEKHIeroLs9YgX0Ozk Medieval Africa, 1250—1800]. Cambridge University Press. ISBN 0-521-79372-6(англ.)
  • Palestine: Stamps (1865—1981). Beirut: Dar Al-Fata Al-Arabi, 1981. (англ.)
  • Shaath, Nabeel Ali and Hasna' Mikdashi (1981). Palestine: Stamps (1865—1981). Beirut: Dar al-Fata al-Arabi, 1985 (2nd ed.) (англ.)
  • Porter, Josias L. (1858). [books.google.ca/books?id=fxUNAAAAYAAJ&pg=PR58&dq=palestine+postal&lr=&as_brr=1#PPR58,M1 A Handbook for Travellers in Syria and Palestine]. Harvard University(англ.)
  • Proud, Edward B. (2006). The postal history of Palestine and Transjordan. Heathfield. ISBN 1-872465-89-7. First edition (1985): The postal history of British Palestine 1918—1948. (англ.)
  • Rachwalsky, E. (1957). Notes on the Italian post office in Jerusalem. In: The BAPIP Bulletin. No. 21, pp. 16-18. (англ.)
  • Rachwalsky, E. and A. Jacobs (1962). The civilian German postal services in Palestine, 1898—1914. In: BAPIP Bulletin. No. 39, pp. 5-8, and no, 40, pp. 12-13. (англ.)
  • Reid, Donald M. (1984). The symbolism of postage stamps: A source for the historian. In: Journal of Contemporary History, 19:2, pp. 223—249. (англ.)
  • Rosenzweig, Rafael N. (1989). [books.google.ca/books?id=2tuRrST9qWYC&pg=PA136&dq=palestine+%22postage+stamps%22&lr=&as_brr=3&sig=zuFmxpL68P_Uly9BAnVLd8oDIsg The Economic Consequences of Zionism]. BRILL. ISBN 90-04-09147-5(англ.)
  • Runciman, Steven and Elizabeth Jeffreys (2006). [books.google.ca/books?id=q0hMf5vu7kgC&pg=PA263&dq=palestine+pigeon+post&lr=&as_brr=3&sig=Mj4bWwXzWuV_4VhsF4k7Ft67oMk Byzantine style, religion and civilization : in honour of Sir Steven Runciman]. Cambridge University Press. ISBN 0-521-83445-7(англ.)
  • Sacher, Michael M. (1995). The postal markings of Mandate Palestine: 1917—1948. L.: Royal Philatelic Society. ISBN 0-900631-30-9(англ.)
  • Shahin, Mariam (2005). Palestine: A Guide. Interlink. pp. 421—423. (англ.)
  • Siegel, Marvin (1964). The «postage paid» markings of Palestine and Israel. In: The BAPIP Bulletin. No. 45, p. 16. (англ.)
  • Sicker, Martin (1999). [books.google.ca/books?id=TWBxUi5fVS0C&pg=PA118&dq=palestine+postage&lr=&as_brr=3&sig=wDGRGq7OUY2tAMvhsSu0roflr88#PPA118,M1 Reshaping Palestine: From Muhammad Ali to the British Mandate, 1831—1922]. Greenwood. ISBN 0-275-96639-9(англ.)
  • Silverstein, Adam J. (2007). [books.google.com/books?id=QcEZ7EpQ6qQC&pg=RA1-PA170&dq=%22postal+system%22+Palestine&lr=&as_brr=3&sig=B6pRUIM5SnlLUp40ULLYF7kfNbw#PRA1-PA172,M1 Postal Systems in the Pre-Modern Islamic World]. Cambridge University Press. ISBN 0-521-85868-2(англ.)
  • Steichele, Anton (1990/1991). The foreign post offices in Palestine : 1840—1918. 2 vols. Chicago: World Philatelic Congress of Israel, Holy Land, and Judaica Societies. (англ.)
  • Tranmer, Keith (1976). Austrian post offices abroad : part eight ; Austrian Lloyd, Liechtenstein, Cyprus, Egypt, Palestine, Syria-Lebanon, Asia Minor. Tranmer. (англ.)
  • Yoder, Christine E. (2001). Wisdom As a Woman of Substance: A Socioeconomic Reading of Proverbs 1-9. deGruyter. ISBN 3-11-017007-8(англ.)
  • Zywietz, Tobias. [www.zobbel.de/stamp/pal_ine.htm A Short Introduction To The Philately Of Palestine.] (англ.)

Дополнительная литература

  • 20th anniversary publication, World Philatelic Congress of Israel Holy Land & Judaica Societies. World Philatelic Congress of Israel, Holy Land and Judaica Societies. Downsview, Ont., Canada: The WPC, 1986. (англ.)
  • Ashkenazy, Danielle. Not Just for Stamp Collectors. Israel Ministry of Foreign Affairs. Feb. 25 1999.[www.israel-mfa.gov.il/MFA/Israel%20beyond%20the%20conflict/New%20Postal%20and%20Philatelic%20Musuem] See also [web02.postil.com/postunit.nsf/(DEF2)/bul4 Israeli government description]. (англ.)
  • Bale, Michael H. (ed.). Holyland catalogue: stamps & postal history during the rule of the Ottoman Empire: Turkish & foreign post offices. Tel-Aviv: Chariot Global Marketing, 1999. (англ.)
  • Bard, Dr. Leslie A. Commercial Airmail Rates from Palestine to North America : 3 August 1933 to 30 April 1948. In: Israel Philatelist. 57:5, Oct. (англ.)
  • Blau, Fred F. The air mail history of the Holyland. [Chicago]: 1988. (англ.)
  • Blau, Fred F. The Allied Military Air Mail to and from Palestine in WWII. In: Holy Land Postal History 1987 Autumn. (англ.)
  • Blau, Fred F. Air accident mail to and from Palestine and Israel. In The BAPIP Bulletin. No. 107-8, 1984. (англ.)
  • Hirst, Herman H. and John C.W. Fields Palestine and Israel: Air Post History [review]. In: The BAPIP Bulletin. No. 8, 1954, p. 29. (англ.)
  • Lachman, S. Postage rates in Palestine and Israel. In: The BAPIP Bulletin. No. 2, 1952, p. 13-14. (англ.)
  • McSpadden, Joseph Walker (1930). How They Carried the Mail: From the Post Runners of King Sargon to the Air Mail of Today. University of California(англ.)

Ссылки

  • [www.zobbel.de/stamp/pal_ine.htm A Short Introduction to the Philately of Palestine ] (includes links for Collectors Societies and extensive bibliography)
  • [www.israelstamps.com/ Society of Israel Philatelists (SIP)]
  • [www.cfpi-asso.net Cercle Français Philatélique d’Israël (CFPI)] (fr)
  • [www.mclstamps.co.uk/opal/opalhome.html Oriental Philatelic Association of London (OPAL)]
  • [www.oneps.org Ottoman and Near East Philatelic Society (ONEPS)]
  • [www.sandafayre.com/atlas/palest.htm Sandafayre Stamp Atlas: Palestine]
  • [postalstationery.org.uk/Israel/Palestine_Airletter_Sheet.htm The 1944 — 48 Palestine Airletter Sheet] by Tony Goldstone

Отрывок, характеризующий История почты и почтовых марок Палестины

Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.