История почты и почтовых марок Уругвая

Восточная Республика Уругвай
исп. República Oriental del Uruguay
Вырезка с двумя почтовыми марками Уругвая, первый выпуск «Дилижанс», тип II, 60 сентаво, 1857 (Михель #4)
История почты
Почта существует	с 1767
Член ВПС	с 1 июля 1880
Денежная система
1800—1839	8 реалов = 1 песо = 1 песо фуэрте = 800 сентесимо
1839—1844	1 песо (или patacón) = 8 реалов = 800 сентесимо
1844—1846	1 patacón = 960 сентесимо
1846—1862	1 реал = 120 сентесимо о рейс
с 1862	1 песо серебром = 100 сентесимо
Correo Uruguayo
Офис почты	Buenos Aires 451, CP 11000 — Montevideo, Uruguay
Сайт почты	[www.correo.com.uy reo.com.uy]
Первые почтовые марки
Стандартная	1856
Коммеморативная	1896
Доплатная	1902
Служебная	1880
Посылочная	1922
Авиапочтовая	1921
Другие	для служебной корреспонденции судебных властей — 1937
Почтовый блок	1931
Филателия
Количество марок в год	в среднем 40—45 (с 2007)
Участник WNS	с 2007
Член ФИП от страны	Уругвайская федерация филателии
Офис общества	Federación Uruguaya de Filatelia, Casilla de Correo 972, 11000 Montevideo, Uruguay
Сайт общества	[www.filateliauruguaya.com/uc.html www.filateliauruguaya.com]
Старинная карта Уругвая и соседних стран (1853) Карта современного Уругвая

История почты и почтовых марок Уругвая описывает развитие почтовой связи в Уругвае, независимом государстве в юго-восточной части Южной Америки со столицей в Монтевидео. Уругвай числится в рядах Всемирного почтового союза (ВПС; с 1879), а почтовые услуги в стране осуществляет государственная компания Correo Uruguayo.

Развитие почты

Период испанского владычества

В 1724 году Испания решила создать поселение на восточном берегу устья Рио-де-ла-Плата с целью противодействия Португалии, которая действовала вразрез с Тордесильясским договором. В результате испанцы основали напротив Буэнос-Айреса ещё одну колонию, известную как Колония-де-Сакраменто. Строительство в этой колонии нового города, получившего название Сан-Фелипе-и-Сантьяго-де-Монтевидео, завершилось в конце 1726 года.

В XVIII веке Монтевидео и Буэнос-Айрес были практически изолированы от других испанских колоний в Америке. Королевские пакетботы из Ла-Коруньи (Испания) один раз в три месяца доставляли сюда заморскую почту вдоль маршрута через Гавану в Монтевидео. В начале XVIII века наблюдалось также налаживание почтовой связи между вице-королевствами Рио-де-ла-Плата и Перу.

Еще в 1748 году губернатор Буэнос-Айреса организовал рейсовое транспортное сообщение между этим городом и деревнями на территории Перу и Чили. Первый пакетбот, «Эль Принсипе» (исп. «El Príncipe»), доставил почту в порт Монтевидео в мае 1767 года. В правилах было указано, что мешки с почтой должны были доставляться в порт Монтевидео, где корреспонденцию для Буэнос-Айреса перегружали на шлюпки. В 1785 году между Буэнос-Айресом и Монтевидео было открыто еженедельное почтовое сообщение. Перевозка почтовых отправлений осуществлялась тремя шлюпками, которые назывались «chasqueras» (лодки), из Буэнос-Айреса до Колония-дель-Сакраменто, откуда почта перевозилась в Монтевидео военными курьерами.

В феврале 1797 года между Монтевидео и Буэнос-Айресом было налажено еженедельное почтовое сообщение с привлечением специальных сотрудников, которые заменили военных курьеров, и с использованием до восьми перевалочных пунктов. Это сообщение продолжало функционировать вплоть до 1810 года, когда борьба за независимость под предводительством Хосе Хервасио Артигаса привела к его прекращению.

Для пересылки корреспонденции на восток этой территории, поездок по маршруту между Монтевидео и крепостью Санта-Тереза в 1798 году были созданы 11 перевалочных пунктов, а в 1799 году было организовано почтовое сообщение, которое связало города Монтевидео, Минас и Серро-Ларго. После первого договора в Сан-Ильдефонсо, подписанного в 1777 году, Испания осуществляла управление в южной части Уругвая, в то время как север оставался португальским. Эта ситуация ненадолго изменилась в 1807 году после захвата Монтевидео британскими войсками.

Независимость

В 1811 году Уругвай провозгласил свою независимость, но испанцы не оставляли эту территорию вплоть до 1815 года, после провала осады Монтевидео и победы Восточной революции под руководством Артигаса. Однако в следующем году, в ходе португальско-бразильского вторжения, страна была захвачена португальскими войсками, которые контролировали её с 1816 года до 1824 года. В период с 1824 года по 1827 год территория Уругвая находилась под управлением Бразилии. В 1825 году началась борьба за окончательную независимость страны, когда Хуан Антонио Лавальеха возглавил так называемый Крестовый поход за свободу. 25 августа этого же года была провозглашена независимость страны, которая фактически наступила в 1830 году с принятием Конституции и назначением Фруктуосо Риверы первым конституционным президентом. На протяжении всего этого периода практически отсутствовали изменения в почтовой службе, реорганизация которой началась в 1827 году, когда генералом Лавальехой в качестве директора почты был назначен Луис де ла Робла. 11 января 1828 года были утверждены первые Временные правила почтовой службы, и в июле того же года де ла Робла представил на утверждение правительства первый генеральный почтовый тариф.

Гражданская война

В 1839 году начался период гражданской войны, так называемой Герра Гранде. Она продолжалась до 1851 года, и на протяжении этого времени власть почти повсеместно принадлежала революционерам, при этом в руках государства оставался только город Монтевидео. Эта ситуация очень сильно сказалась на почтовой службе внутри страны, тогда как почтовое сообщение между Монтевидео и заграницей продолжало работать регулярно. В этот период большое значение стала приобретать деятельность Торговой палаты Монтевидео. Это учреждение было основано в 1835 году Хорхе Торнквистом (Jorge Tornquist), и служило сортировочным пунктом для почтовых отправлений последней минуты, принимая коммерческую корреспонденцию после опечатывания официальных мешков с почтовыми отправлениями.

Правительство Монтевидео

Нестабильная экономическая ситуация, в которой оказалось правительство Монтевидео, привела к переходу в частные руки нескольких доходных отраслей, в том числе почтовой службы. В начале 1846 года под контроль совета директоров закупочной компании перешла почтовая администрация, которая оставалась в его ведении до 1852 года, когда она была возвращена в собственность государства. Одной из первых мер, принятых новым руководством, была организация службы транспортировки почты во внутренние районы страны и из них. Для этой цели почтовым подрядчиком был назначен Атанасио Лапидо, который приступил к учреждению по всей стране перевалочных пунктов. Они начали действовать в мае 1853 года. Организованная почтово-дилижансная компания, с Лапидо во главе, успешно осуществляла почтовое обслуживание.

В апреле 1856 года генеральный директор почты Мигель Сольсона (Miguel Solsona), ушёл в отставку, и к Атанасио Лапидо также перешла должность директора почты без денежного содержания.

В конце 1857 года Лапидо подал в отставку с поста директора. Его сменил Пруденсио Эчеварьярса (Prudencio Echevarriarza), который продолжил реформы почтового дела.

1 июля 1880 года Уругвай стал одним из членов ВПС; за почтовое обслуживание в стране в современных условиях отвечает государственная компания Correo Uruguayo («Уругвайская почта»).

Стоячие почтовые ящики

В 1879 году Уругвай ввёз партию из девяти чугунных стоячих почтовых ящиков, изготовленных компанией «Кокрейн и компания (Cochrane and Co.)» из Дадли (Англия). Эти почтовые ящики были шестигранной формы по дизайну, разработанному английским архитектором Джоном Пенфолдом для британского Главного почтового управления, но были отлиты с надписью на испанском языке и с гербом Уругвая вместо надписи на английском языке и королевских регалий, присутствующих на оригинальном почтовом ящике. Часть таких почтовых ящиков уцелела, причём некоторые продолжают выполнять свою почтовую функцию до сих пор.

Выпуски почтовых марок

Частные выпуски. Первые марки

1 октября 1856 года дилижансная компания Лапидо ввела в обращение так называемую марку «Дилижанс». Выпуск предназначался для оплаты перевозимой дилижансами корреспонденции, исключительно внутри страны. Первая серия марок, включавшая три номинала, имела надпись «Diligencia» («Дилижанс», то есть «[пересылка] дилижансом», — отсюда её филателистическое название), и она поступила в продажу в течение в 1856—1857 годов.

Лапидо остался доволен результатами первых марок «Diligencia» и вскоре заказал изготовление новой серии, «Montevideo» («Монтевидео»), которая была отпечатана в 1858 году. На марках имелись надписи: "Montevideo» («Монтевидео»; отсюда филателистическое название этой серии) и «Correo» («Почта»). Использовались они для франкирования корреспонденции, отправляемой в Аргентинскую Республику. В этой серии также были три номинала. Её стали называть «Soles de Montevideo» («Солнца Монтевидео»), или «Soles Doble Cifra» («Солнца с двойными цифрами»), так как номинал каждой марки был напечатан дважды в нижней части марки.

Государственные эмиссии

Стандартные марки

В конце 1857 года Пруденсио Эчеварьярса внёс в правительство предложение о применении почтовых марок для оплаты пересылки корреспонденции между каждым пунктом в стране. Оно было одобрено и легло в основу приказа Уругвайской почты от 11 июня 1859 года. В статье 1 этого приказа говорилось:

Вся переписка будет франкироваться почтовыми марками, без которых никакие письма не будут доставляться Генеральной почтовой администрацией или любым из её филиалов, единственными местами, где может производиться обмен почтой.

Первая обычная серия марок, эмитированная с одобрения государства, увидела свет 1 июля 1859 года и напоминала второй частный выпуск «Солнце Монтевидео».

• Uruguay 1859 Sc11.jpg

  180 сентесимо, 1859 (Скотт #11)

• 1859 60c lilac stamp Uruguay.jpg

  60 сентесимо, 1860

После 1859 года вышло много серий уругвайских стандартных марок. Помимо различных рисунков, менялись почтовые тарифы. Изменения в денежной системе также отразились на почтовых марках, в частности, после введения серебряного песо в 1862 году.

С 1864 года уругвайские марки стали содержать надпись «República Oriental» («Восточная Республика»). В 1866 году на марках появилась надпись «República Oriental del Uruguay», или «Rep. O. del Uruguay» («Восточная Республика Уругвай»), которая сохранялась и в дальнейшем.

• Uruguay 23.JPG

  «República Oriental» («Восточная Республика»): 12 сентесимо, гашение немым штемпелем необычной формы из Монтевидео, 1864 (Скотт #23d)

• Uruguay 1881 Sc45.jpg

  «Rep. O. del Uruguay» («Восточная Республика Уругвай»): 7 сентесимо, с изображением Хоакина Суареса, 1881 (Скотт #45)

• Uruguay 1894 Sc106.jpg

  «República Oriental del Uruguay» («Восточная Республика Уругвай»): 2 песо, 1894 (Скотт #106)

Впоследствии на марках стали указывать просто «Uruguay» («Уругвай»), а также «Correo» или «Correos» («Почта»).

Памятные марки. Тематика

Первые памятные марки Уругвая появились в 1896 году. Поводом для выпуска первой памятной серии из трёх марок стало открытие памятника в Белья Виста (Монтевидео) бывшему президенту Хоакину Суаресу (занимал эту должность в 1843—1852 годах). Марки увидели свет 18 июля 1896 года и были выгравированы фирмой «Ватерлоу и сыновья» в Лондоне.

В последующие годы марки были посвящены самым разнообразным темам, таким как знаменательные события в Уругвае (например, окончание гражданской войны в 1897 году) и юбилеи, аспекты жизни и культуры, известные уругвайцы (государственные деятели, религиозные, литературные и культурные деятели, спортсмены и др.), фауна и флора, произведения искусства, Рождество. Были также отмечены международные события.

В 1924 году Уругвай и Коста-Рика стали первыми странами, которые эмитировали марки в честь предстоящих Олимпийских Игр, помимо страны — непосредственного организатора Олимпиады.

Первые блоки поступили в продажу в 1931 году. Окончание Второй мировой войны было ознаменовано ещё одной памятной маркой. Всего за период 1856—1963 годов было издано 965 стандартных и памятных почтовых марок и десять блоков.

В 1993 году Correo Uruguayo посвятила своим почтовым ящикам конструкции Пенфолда серию почтовых марок номиналом 50 сентимо, 1 и 2,60 песо.

До 2007 года в Уругвае было выпущено более 2200 различных стандартных и памятных марок.

Надпечатки

6 сентября 1865 года было объявлено изменение почтовых тарифов, что потребовало выпуска новых марок. До 1866 года почтовые марки изготовлялись в Монтевидео, но в 1865 году уругвайское почтовое ведомство заказало новую серию почтовых марок за границей, в лондонской компании «Маклюр, Макдональд и компания». Серия не поступила в срок, что вызвало необходимость надпечатки на выпуске 1864 года изменённых номиналов в качестве экстренной меры. Так появилась первая серия провизориев Уругвая с надпечаткой текста «Provisorio» («Временно») и указания новых номиналов.

Надпечатки нового номинала на имеющихся запасах почтовых марок для использования в качестве стандартных марок стали применяться чаще из-за проблем с поставкой почтовых марок и ошибок печати, а также в коммеморативных целях. В XIX веке вышло десять выпусков с надпечатками, а в следующем столетии — в два раза больше.

• 1883 stamp of Uruguay.jpg

  Надпечатка «1883 / Provisorio» на марке 1877 года в 5 сентесимо

• Uruguay 1884 1c provisorio.jpg

  Надпечатка «Provisorio / 1 centesimo / 1884»

• Uruguay 1892 Sc100.jpg

  Надпечатка 1892 года для нового номинала в 1 сентесимо на марке в 20 сентесимо из выпуска 1889—1901 годов (Скотт #100)

Обычные почтовые марки надпечатывались также для указания их специального назначения: предназначенные для авиапочты, служебной почты, экспресс-почты, доплаты или газет.

Другие виды почтовых марок

Авиапочтовые

Первые авиапочтовые марки были изданы в Уругвае в 1921 году. Текст на этих марках гласил: «Correo aéreo» («Авиапочта»).

Служебные

В 1880—1928 годах в обращение выходили служебные марки, на которых присутствовала надпись (в виде надпечатки): «Oficial» («Служебное»).

В 1937 году были эмитированы марки для служебной корреспонденции судебных властей.

В общей сложности было выпущено 142 служебные марки.

Доплатные

В 1902—1942 годах издавались доплатные марки, которые имели надпись: «Tasa» («Доплата»). Всего эмитировано 30 доплатных марок.

Посылочные

Марки для посылок употреблялись в Уругвае с 1922 года, и на них указывалось: «Encomendas» («Посылка»). Всего было произведено 94 посылочных (пакетных) марки.

Спешные

Почтой Уругвая применялись также спешные марки с надпечаткой «Mensajerías» («Спешное сообщение»).

Марки для писем с опозданием

В прошлом для писем, отправляемых после закрытия почтовых учреждений, то есть доставляемых с опозданием, были предусмотрены особые марки. Таковых в Уругвае за всю историю почтовых эмиссий было выпущено шесть марок.

Почта иностранных консульств

Известно очень мало конвертов до 1872 года, адресованных на другой берег Атлантики, с наклееными на них уругвайскими почтовыми марками. Таково следствие незаконных действий консульств иностранных государств в Монтевидео, которые получали и отправляли почтовые отправления с помощью судов, плавающих под флагами их собственных государств, без какого-либо участия уругвайской почтовой службы. В Британском консульстве в Монтевидео в 1862—1872 годах использовались почтовые марки Великобритании, которые могут быть определены по наличию оттиска номерного (буквенно-цифрового) почтового штемпеля «C28».

Заграничная корреспонденция франкировалась почтовыми марками Уругвая с конца 1872 года, после так называемого почтового инцидента в Монтевидео, когда правительство ввело запрет на любую неуругвайскую почту на территории Уругвая.

См. также

• Блок Феррера
• История Уругвая
• Марки частной почты Уругвая
• Список людей на почтовых марках Уругвая
• Correo Uruguayo
• c:Stamps of Uruguay

Литература

• Catalogo de estampillas del Uruguay / Kobylanski J. K., ed. — Uruguay: Mundus, 1985. (исп.)
• Hoffmann R. Estudio de las Falsificaciones de los Sellos Postales del Uruguay. — Club Filatelico del Uruguay de Montevideo, 1948. (исп.)
• Hoffmann R. Catalogo de las variedades mas importantes. — 1948. (исп.)
• Kalckhoff F., Stenger E. Festschrift zur feier des 25 Jahrigen Bestehens des Berliner Philatelisten-Klub. — Berlin, 1913. (нем.) [Содержит статью о первых выпусках Уругвая.]
• Kobylanski J. K., Casal G. E. Documentos historico postales del correo en la Republica Oriental del Uruguay. — Uruguay: Mundus, 1984. (исп.)
• Kurchan M. D. Historia Postal Marítima del Río de la Plata: Uruguay. — 1996. (исп.) [Книга удостоена в 1996 году медалью имени Альваро Бонилла Лары, которая является наградой Межамериканской федерации филателии (ФИАП).]
• Lee E. J. The Postage Stamps of Uruguay. — L.: Stanley Gibbons Ltd., 1931. (англ.)
• Lee E. J. Uruguay, The Grand Prix Collection Formed by Mr. E. J. Lee. — L.: Plumridge & Co., 1936. (англ.)
• Maaßen W. 150 Jahre «Sonnen-Marken» aus Uruguay // Philatelie. — 2006. — Nr. 354 (December). — P. 45—51. (нем.)
• Narath A. Die Nummern-Zierstempel der Departamentos von Uruguay. — Berlin, 1961. (нем.)
• Ross J. The Revenue Stamps of Uruguay. — Patente de Rodados de Departamento de Montevideo, 2005. (англ.)
• Rowe D. T., Catchpole P. The Railways of South America. — Arrow: P. Catchpole Ltd, 2000. — ISBN 1-900340-10-0. (англ.)
• Sigismond J. Les Timbres de L’Uruguay. — Paris: Editions Charles Mendel, 1908. (фр.)

Ссылки

• [www.postalmuseum.si.edu/FindingGuides/Uruguay_Finding_Guide.pdf Smithsonian National Postal Museum, Mr. John M. Taylor Specialized Collection of Uruguay — Finding Guide]
• [www.correo.com.uy/index.asp?codPag=filatelia Official site of Correo Uruguayo — Filately]

Портал «Филателия»   Портал «Уругвай»   Портал «История»

Отрывок, характеризующий История почты и почтовых марок Уругвая

Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.