История почты и почтовых марок Франции

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Французская Республика
фр. République française

Первая марка Франции[fr] из серии «Церера»[en], номиналом в 20 сантимов, 1849 (Скотт #1)
История почты
Почта существует

с 1464

Член ВПС

с 1 января 1876

Денежная система
1799—2002

1 французский франк = 100 сан­тимов

1960

деноминация франка (100:1)

с 2002

1 = 100 евроцентов

La Poste
Сайт почты

[www.laposte.fr/particulier www.laposte.fr]

Первые почтовые марки
Стандартная

1849

Коммеморативная

1923

Полупочтовая

1914

Доплатная

1859

Телеграфная

1868

Авиапочтовая

1927

Почтовый блок

1925

Филателия
Количество
марок в год

в среднем 175—180 (с 2002)

Участник WNS

с 2002

Член ФИП от страны

Федерация французских филателистических обществ[fr]

Офис общества

Fédération française des associations philatéliques, 47, rue de Maubeuge, F-75009 Paris, France

Сайт общества

[www.ffap.net/ www.ffap.net]


Карта почтовых сообщений во Франции и в Европе в 1563 году

Карта маршрутов почтовых дилижансов во Франции в 1703 году

Карта современной Франции

История почты и почтовых марок Франции, государства на западе Европы, охватывает ранний (домарочный), классический (марок XIX — начала XX века) и современный периоды. Начиная с 1849 года Франция издаёт собственные почтовые марки[1][2][3][4], а с 1876 года входит во Всемирный почтовый союз (ВПС). Почтовые операции в стране осуществляет компания La Poste[5].





Содержание

Развитие почты

Ранний (домарочный) этап

19 июня 1464 года указом французского короля Людовика XI была учреждена первая почтовая служба, которая осуществляла доставку корреспонденции только для короля и королевского двора. Первых международных курьеров снарядил граф Турн-и-Таксис в 1490 году[6].

По мере постепенного развития почты в 1576 году был установлен сбор за отправку письма государственной почтой, это был первый сбор такого рода за почтовое отправление, не связанное непосредственно с королевским двором[6].

По распоряжению Гийома Фуке де ля Варанн[en] сроки доставки почты стали более точными, а сама она стала доступной для общего пользования в 1603 году. Первый общий почтовый тариф был введён постановлением главного почтмейстера Пьера д’Альмеры (фр. Pierre d’Alméras) 16 октября 1627 года, утверждённым королевским патентом на пересылку писем 12 мая 1628 года. Первыми почтовыми маршрутами были маршруты из Парижа в Дижон или Макон (2 су), Лион, Бордо или Тулузу (3 су)[6].

Почтовая сеть значительно расширилась и в апреле 1644 года тарифы были изменены. Тариф в 2 су был отменён, но в списке уже фигурировал 41 населённый пункт, тарифы доставки почты в которые варьировались от 3 до 5 су. В мае 1644 года были введены тарифы доставки почты за границу: в Англию — 10 су, в другие соседние страны — от 9 до 16 су. Почтовые пометки на письмах делались от руки[6].

В 1653 году Ж.-Ж. Ренуар де Вилайе основал в Париже Малую почту (фр. Petite Poste)[de] и установил первые почтовые ящики.

Маркиз де Лувуа, который был суперинтендантом почт до 1668 года, начал реформирование почтовой службы королевства. В 1673 году тарифы были приведены в прямое соответствие расстояниям перевозки почты. Были образованы четыре зоны: менее 25 льё, 25—60 льё, 60—80 льё и более 80 льё. Тарифы за доставку одного письма варьировали от 2 до 5 су[6].

Новый пересмотр почтовых тарифов состоялся в 1676 году с учётом использования конверта. В отличие от соседней Англии, где считалось, что письмо представляет собой сложенный лист бумаги, а конверт является вторым листом бумаги, что удваивало тариф, французская почтовая служба установила тариф за конверт в размере всего лишь 1 су. Это решение вызвало бурный рост производства конвертов в стране, тогда как в Англии такая отрасль сложилась лишь в 1820-е годы[6].

С начала XIX века в употреблении находились почтовые штемпели с указанием даты. К 1830 году стали использоваться штемпели круглой формы[1].

Дальнейшее развитие

К середине 1850-х годов для гашения корреспонденции, франкированной марками первых почтовых выпусков, стали применяться точечные штемпели с но­мером почтового отделения. В корабельных почтовых отделениях вместо номерных штемпелей прибегали к оттискам с изображением якоря[1].

С 18 сентября 1870 года до 28 января 1871 года почтовое сообщение осаждённого Парижа с остальной Францией было очень затруднено. Для поддержания связи использовали баллонную почту, осуществлвшуюся посредством уп­равляемых и неуправляемых аэростатов. Всего за это время было совершено 67 стартов аэростатов, из которых на 56 пересылали почтовую корреспонденцию. При этом действовало ограничение по весу одного письма, который не должен был превышать 4 г. Письма, как правило, были без конвертов, и непосредственно на них наклеивались обычные марки. Такая же аэростатная почта была устроена в Меце[1].

Благодаря изобретению инженера Эжена Дагена[fr], в повседневную практику французской почты с 1884 года было внедрено устройство для механического гашения почтовой корреспондении, вошедшее в историю под названием «машина Дагена[en]».

Специальным законом Франции была регламентирована перевозка посылок «от имени и под наблюдением почтового ведомства» по железной дороге. В тех пунктах, где не было железнодорожных станций, задача приёма и выдачи посылок была возложена на почтовые отделения[1].

Выпуски почтовых марок

Первые марки

Первые почтовые марки Франции[fr] — в серии, известной под названием «Церера»[en], — вышли в обращение 1 января 1849 года[2]. На марках трёх номиналов была изображена богиня земледелия Церера и помещена надпись «Repub franc» (сокращённо от «République française» — «Французская Республика»)[1][3][4]. Марка номиналом в 1 франк цвета киновари[fr] из этого первого выпуска считается редкой[7].

Последующие эмиссии

Следующие четыре марки типа «Церера» были изданы в 1850 году. В целом для марок этой серии характерны разновидности цвета, а также встречается тет-беш. Известен единственный экземпляр надпечатки «25» на марке в 20 сантимов, не поступавшей в обращение. Для всех марок серии позднее печатали новоделы[1].

В 1852 году в продаже появилась новая серия марок, получившая название «Наполеон III»[fr], потому что на ней был помещён портрет первого президента Французской республики, вскоре ставшего императором, Наполеона III. Впоследствии появились новоделы и фальсификаты этих марок[1].

Вплоть до 1852 года французские марки выходили с надписью «Repub franc»[1][3]. На эмитированных с 1853 по 1869 год почтовых марках применялась новая надпись: «Empire franc» (сокращённо от «Empire français» — «Французская империя»)[3][4].

Французские марки в 1849—1862 годах печатались без зубцов. Известны однако марки этого периода с просечками и зубцовкой, которые производились частными лицами. Зубцовку марок стали регулярно применять начиная с 1862 года[1].

В 1862—1870 годах были эмитированы марки с портретом императора Напо­леона III в лавровом венке в ознаменование победы Франции над Австрией в войне 1859—1860 годах. Эти марки, кроме марок в 1 и 30 сантимов, могли также использоваться в разрезанном пополам виде по стоимости в половин­у от номинала[1].

Существует специальный беззубцовый выпуск 1862—1870 года на плотной бумаге, который был выполнен по указанию Наполеона III для личной корреспонденции банкира Ротшильда. В конце 1871 года изготовили последнюю марку императорского периода с надпечаткой цифры «10» на марке в 10 сантимов, но которая так и не увидела свет[1].

С 1870 года в связи с восстановлением республики на почтовых марках снова появляется надпись «Repub franc» («Французская Республика»)[1][3][4]. В частности, серия марок с этой надписью, поступившая в 1870 году в обращение, имела изображение бо­гини Цереры и выходила до 1875 года[1].

В ноябре 1870 года в Бордо была отпечатана аналогичная серия беззубцовых марок[1].

Существуют также фальсификаты этой серии, изготовленные в Марсе­ле. Кроме того, ряд знаков этой серии употреблялись в качестве разрезанных марок[1].

С 1876 года в свет стали выходить стандартные марки нового рисунка (тип «Саж»[en]), на котором было дано аллегорическое изображение мира и торговли[1].

Печать французских стандартных марок того времени осуществляли в типографских листах по 150 штук. Лист состоял из шести частей (по 25 марок), которые делились одной вертикальной полоской и двумя горизонтальными. Начиная с 1891 года на типографских листах указывали дату печати («millésime» — «миллезим») — во втором ряду, между двумя соседними бло­ками марок. Такая маркировка листов позволяет выяснить точный тираж выпусков, а собирание этих дат выделяется в специальную область филателии[1][8].

С 1900 года начали издаваться стандартные марки новых дизайнов[1]:

  • так называемые типы «Блан»[fr] (аллегорическая фигура юстиции) и «Мушон»[fr] (символ прав человека), а также
  • тип «Мерсон»[fr] (символ Франции) — для высоких номиналов.

В 1903 году в продажу поступили марки очередного нового рисунка — типа «Сеятельница»[fr] (позднее также «Камея Сеятельница»[fr], со сплошным фоном), который присутствовал на французских почтовых миниатюрах до 1938 года[1][9].

Эмиссии марок 1914—1918 года отличаются тем, что вверху и внизу печатной формы проставлены буквы «GC» (от «grande consommation» — «массовое потребление»)[1].

Первая памятная марка была приурочена в 1923 году[1][3] к съезду филателистов в Бордо. Она представляла собой марку стандартной серии номиналом в 1 франк, на которой была сделана соответствующая надпечатка: «Congrès philatélique Bordeaux 1923» («Филателистический конгресс. Бордо. 1923»). Тираж марки составил 60 тыс. экземпляров[1].

В 1924 году была отпечатана серия из четырёх марок по случаю Олим­пийских игр, проводившихся в этом году в Париже[1].

В 1925 году французская почтовая служба выпустила первый почтовый блок[1][3] в связи с проведением в Париже Международной выставки почтовых марок. Его тираж составил 50 тыс. экземпляров.[1]. Позднее в практику эмиссий также вошли блоки-люкс — для всей серии и каждой марки серии отдельно[3].

Выпуски Второй мировой войны

Режим Виши

В 1940 году, после того, как Франция потерпела поражение от германской армии, территория страны была поделена на оккупированную и неоккупированную зоны. С 1940 года на французских почтовых марках неоккупированной зоны, где действовало возглавляемое маршалом А. Ф. Петеном коллаборационистское правительство, называемое режимом Виши (по названию города Виши, где это правительство базировалось), постепенно обозначение «RF» заменяется словами «Postes française» («Французская почта»)[1][4] или «France» («Франция»)[1].

В 1943 году на пяти почтовых марках режима Виши была сделана надпись «Etat française» («Французское государство»). Марки продолжали выпускаться до ноября 1944 года[1][4].

После освобождения

В 1944 году в США была подготовлена серия марок для освобождён­ных районов Франции[1][3]. В ноябре 1944 года на стандартной серии «режима Виши» французской почтой наносилась надпечатка «RF»[1].

В честь освобождения Франции в январе 1945 года была выпущена специальная марка. С февраля того же года стала выходить новая серия стандартных ма­рок, на которой была изображена Марианна — символ Франции[1]. С декабря 1944 года к ним добавились стандартные марки с изображением Марианны, которые печатались в Англии[1][3].

Помимо названных марок, для почтовых нужд освобождённых французских областей употреблялись марки, изданные комитетом национального освобождения[en] в Алжире[1].

«Марианна Дюлака»

Серия стандартных марок Франции, отпечатанная в 1942 году в Великобритании по заказу правительства де Голля и введенная в почтовое обращения после освобождения Франции. Художник Э. Дюлак изобразил на этих марках символ Французской республики Марианну, и поэтому вся серия получила известность под названием «Марианна Дюлака»[fr]. 16 сентября 1944 года была введена марка номиналом 1 франк 50 сантимов, а на протяжении 1945 года были выпущены остальные 19 номиналов серии. Марки типа «Марианна Дюлака» находились в почтовом обращении до 17 августа 1946 года (марка номиналом 50 франков этой серии — до 15 ноября 1947 года).

Послевоенные эмиссии

В 1949 году юбилейной серией из четырёх марок было отмечено столетие французской марки. При этом сами марки печатались на листах, состоявших из десяти вертикальных полосок. Каждая включала две беззубцовые марки рисунком пер­вых марок Франции и две марки с зубцами, рисунок которых соответствовал таковому на стандартных марках с Марианной; по середине располагался купон с надписью «Столетие почтовых марок 1849—1949». Одновременно к юбилейной выставке почтовых марок выходил также почтовый блок[1].

С 1849 по 1963 год в общей сложности было выпущено 1569 почтовых марок. За это время на марках помещали различные надписи: «République française» («Французская Республика» — в 1848—1852, 1870—1940 и с 1944); «Postes» («Почта»); «Empire français» («Французская Империя» (1852—1870); «Postes française» («Французская почта») и «Etat français» («Французское государство» — в период правительства Петена, 1940—1944)[4].

Тематика

За долгую историю выпусков французских марок на них были запечатлены различные сюжеты и отображены многообразные темы[1]:

  • портреты выдающихся личностей,
  • культурные достопримечательности,
  • героическая борьба патриотов Франции против фашизма,
  • различные исторические событи­я прошлого и современности страны,
  • произведения изобразительного искусства и др.

Беззубцовые марки

У большинства французских почтовых марок, выпускавшихся до 1955 года, а позднее — у всех есть беззубцовые варианты, не имеющие почтового обращения[3].

Другие виды почтовых марок

Авиапочтовые

В 1927 году во Франции были выпущены первые авиапочтовые марки[1][3].

В 1930 году на авиапочтовой марке номиналом 1,5 франка была сделана перфорация в виде букв «EIPA 30» для продажи на одноимённой выставке авиапочтовых ма­рок[1].

Газетные

До 1963 года было выпущено 12 газетных марок[4].

Доплатные

С 1859 года Франция впервые в мире ввела в употребление доплатные, или порто-марки[1][3][11]. На них могут присутствовать следующие надписи: «À percevoir» («К доплате»), «Chiffre-taxe» («Доплата»), «Recouvrements valeurs impayées» («Взыскать доплату»), «Timbre-taxe» («Доплатная марка»). К 1963 году было выпущено 96 доплатных марок[4].

Почтово-благотворительные

В 1914 году вышла в обращение первая французская почтово-благотворительная марка с с дополнительным номиналом в фонд Красного Креста[1][3].

Посылочные

С 1892 года выпускались посылочные марки для использования их на железной дороге. На марках дана надпись: «Colis postal» («Почтовая посылка»)[1].

Телеграфные и телефонные

В 1868 году в стране был произведён первый выпуск телеграфных марок[1][3]. В 1880—1906 годах в употреблении также находились телефонные марки[12].

Солдатские

В 1900 году особый декрет дал право французским солдатам направлять бесплатно два письма в месяц[1]. Для этой цели они получали специальные бесплатные солдатские (или военно-оплатные[4]) марки, которые с 1901 года снабжались надпечаткой «F. M.»[1][4][11] (сокращённо от «Fran­chise Militaire» — «Освобождено от оплаты, военное»[11], или «Военная оплата»[4]). С 1946 года эти марки имели оригинальные рисун­ки[1]. До 1963 года было выпущено 12 военно-оплатных марок[4].

Марки испанских беженцев

В 1939 году была эмитирована особая марка для оплаты корреспонденции испанских беженцев. Её изготовили посредством надпечатки «F» (от «Fugitives» — «Беженцы») на марке номиналом в 90 сантимов[1].

Служебные и прочие

К 1963 году было издано 27 служебных марок Франции[4]. Известно также, что серия служебных ма­рок для курьерской почты была изготовлена «режимом Виши» в 1945 году, но эти марки не успели попасть в обращение[1].

С 1958 года выходили служебные марки для Европейского Совета. Первой подобной эмиссией стала марка Франции с надпечаткой «Conseil de l’Europe»Совет Европы»). В дальнейшем печатали марки с изображением флага Совета Европы[1].

Для почтовых потребностей штаб-квартиры ЮНЕСКО, находящейся в Париже, с 1961 года производят особые марки. Они содержат аббревиатуру «UNESCO», а также другие надписи, обычные для французских марок[1].

Предварительное гашение

К использованию предварительного гашения для нужд французской правительственной почты[13] впервые прибегли в 1893 году, когда в течение нескольких месяцев марки предварительно гасились при помощи 4- или 5-строчного роликового штемпеля. Ввиду того что штемпель применялся кратковременно, марки с таким гашением встречаются довольно редко[1].

С 1 октября 1920 года было введено регулярное предварительное гашение марок для массовых служебных отправлений[1][3], при этом оттиск штемпеля наносился типографским способом. С 1926 года ряд марок поступал в обращение только с предварительным гашением[1]. С 1954 года для целей предварительного гашения издавали специальные марки, ри­сунки которых не повторялись на обычных марках[1][3].

Оккупационные выпуски

Эльзас и Лотарингия

Во время франко-прусской войны 1870—1871 годов Пруссия, оккупировавшая французские области Эльзас и Лотарингию, эмитировала для них семь почтовых марок с обозначением номиналов во французской валюте. На марках была сделана единственная надпись «Postes» («Почта») и указан номинал в сантимах[1][4]. Известны несколько разновидностей марок. Этот выпуск был в почтовом обращении до 31 декабря 1871 года[1].

В период Второй мировой войны после поражения Франции в войне с нацистской Германией в 1940 году Эль­зас и Лотарингия вошли в состав Германии. В том же году на немецких почтовых марках были сделаны надпечатки нем. «Elsaß» («Эльзас») и «Lothringen» («Лотарингия»)[1][4]. Марки использовались до 31 декабря 1941 года; с 1 января 1942 года их сменили почтовые марки Германии[1]. Всего было выпущено по 16 почтовых марок для каждой области[4]. После освобождения Эльзаса и Лотарингии войсками союзников на их территории в обращении снова были французские почтовые марки[1].

Северная Франция

В 1914—1918 годах, в период оккупации немецкими войсками территории Северной Франции с центром в Лилле, на почтовых марках Германии была сделана надпечатка нового номинала во французской валюте: фр. «Centimes» («Сантимы») и «Francs» («Франки»). Всего было эмитировано 12 таких марок[4].

Французская зона оккупации Германии

По завершении Второй мировой войны во французской оккупационной зоне Германии имели хождение марки Третьего рейха с надпечаткой лотарингского креста и текста «Occupation française» («Французская оккупация»).

Местные выпуски

Известен ряд местных выпусков во Франции, осуществлённых с разрешения местных или центральных органов власти[1].

Парижская коммуна

В 1871 году во время окружения германскими войсками и войсками версальского правительства Парижа правительство Парижской коммуны дало разрешение нескольким частным агентствам организовать доставку почтовой корреспонденции до ближайшего почтового отделения на не занятой германской армией территории и обратно. Для оплаты доставки бандеролей, простых и заказных писем частное агентство «Лорен и Маури» напечатало особые марки номиналом 5, 10 и 50 сантимов с начальными буквами названия агентства и изображением герба Парижа. Они известны только в негашеном виде, поскольку наклеенные на почтовые отправления марки при передаче в государственное почтовое отделение отрывались, чтобы нельзя было определить, что письмо было отправлено из Парижа. В период Парижской коммуны также вышли в обращение цельные вещи — штемпельные конверты Эдуарда Моро, а также маркированные почтовые карточки. Уже после падения Парижской коммуны производились спекулятивные выпуски[1].

Амьен

В 1909 году в связи с начавшейся 4 мая забастовкой работников почтовой службы Торговая палата города Амьена организовала доставку почтовых отправлений своими силами и 13 мая выпустила для оплаты доставки специальную марку номиналом 10 сантимов с изображением герба Амьена. На марке надпись: «Chambre de commerce. Amiens» («Торговая палата. Амьен»). В каждом листе было по 25 марок, причём одна из марок имела перевёрнутый текст, а на другой была пропущена точка после «С» в обозначении номинала. Марка этого местного выпуска наклеивалась на конверт в дополнение к обычной почтовой марке и гасились круглым штемпелем. 19 мая того же года местная почта закрылась[1].

Валансьенн

После оккупации германскими войсками в ходе Первой мировой войны города Валансьена там с 8 сентября 1914 года открылась местная почта и вышла марка номиналом 10 сантимов с надписью «Chambre de Commerce de Valenciennes» («Торговая палата Валансьена»). Всего было напечатано 8 тысяч марок (по 25 штук в одном листе), причём было реализовано всего 3 тысячи из них, а использовано 2 тысячи. На почтовых отправлениях гашение марок производилось штемпелем овальной формы. 30 октября 1914 года почта перестала работать. Известны марки, погашенные штемпелем немецкой полевой почты уже после закрытия почты. Наряду с амьенским выпуском этот выпуск считается официальным выпуском французской почты[1].

Дюнкерк

После оккупации германскими войсками Франции в городе Дюнкерке в июле 1940 года на французских почтовых марках была выполнена надпе­чатка двух типов нем. «Besetztes Gebiet Nordfrankreich» («Оккупированная область Северной Фран­ции»). Надпечатка делалась на двух марках сразу, реализация которых осуществлялась парами. Гашение марок осуществлялось французским почтовым штемпелем. Марки с надпечаткой были в почтовом обращении с 1 июля по 9 августа 1940 года. Помимо надпечаток существуют надписи от руки того же текста[1].

Известны фальшивые надпечатки[1].

Лорьян

В 1944 году германские оккупационные власти и почтовое ведомство правительства Виши договорились об использовании на территории крепости Лорьян французских почтовых марок с надпечаткой текста «Festung Lorient» («Крепость Лорьян»). Надпечатка была сделана на 14 различных марках с тиражом 75 полных серий. Известны фальсификаты этих марок[1].

Сен-Назер

В апреле 1945 года в окружённом войсками союзников занятом немцами городе Сен-Назере вышли в обращение две марки, предназначенные для оплаты местных почтовых отправлений. После сдачи германских войск 8 мая 1945 года на этих марках бы­ла сделана надпечатка фр. «Libération» («Освобождение»). Марки с надпечаткой находились в обращении в период с 9 по 12 и 14 мая 1945 года[1].

Разные города

По мере освобождения территории Франции в 1944—1945 годах в освобождённых го­родах на почтовых марках правительства Виши делались различные надпечатки, представлявшие собой в большинстве случаев изображение лотарингского креста и аббревиатуры «RF» («Французская Республика»). Известны надпечатки, выполненные в городах Анси, Баккара, Бордо, Шато-Рено, Шербуре, Лилле, Лионе, Марселе, Морьяке, Туре и др.[1]

ФКНО в Алжире

Французский комитет национального освобождения[en] (ФКНО) в Алжире эмитировал серии стандартных марок с изображениями галльского петуха и Марианны[fr] и четыре серии почтово-благотворительных марок для французских колоний. Когда в 1943 году французские войска высадились на Корсике[fr] и позднее, в 1944 году, на юге Франции, то марки поступили в почтовое обращение и на этих осовобождённых территориях, а с ноября 1944 года — по всей стране. Всего было эмитировано 27 номиналов подобных марок[1][3][14].

Военная почта в Леванте

В 1942 году армия Свободной Франции на Ближнем Востоке организо­вала собственную почтовую службу. Для её нужд на почтовых марках Сирии и Ливана были сдела­ны надпечатки текста «Forces Françaises Libres. Levant»Свободные французские силы. Левант») и «Lignes aériennes F. A. F. L.»Авиалинии ВВС Свободной Франции[en]»)[1][3][15]. На марках были также надпечатаны лотарингский крест и новые номиналы[3]. В том же 1942 году вышла серия стандартных и авиапочтовых марок, а также почтовый блок с надписью «Свободные французские силы. Левант»[1][3].

В 1943 году на марках четырёх номиналов, включая две почтовые и две авиапочтовые марки, осуществлялась надпечатка слова «Résistance» («Сопротивление») и дополнительного номинала. Они поступали в продажу как почтово-благотворительные марки в пользу бойцов Движения Сопротивления[3][16].

Все указанные выпуски находились в обращении на территориях, контролируемых войсками Свободной Франции[1].

Заморские департаменты Франции

В состав Франции, согласно конституции 1958 года, входят четыре заморских департамента, которые ранее были французскими колониями[1].

Гваделупа

На семи островах Гваделупы, этого заморского владения Франции в Карибском море, до 1859 года были в обращении французские почтовые марки[1].

С 1859 года использовались марки колониальных выпусков, а затем специально выпущенные почтовые марки Гваделупы. В 1946 году Гваделупа получила статус заморского департамента, но в пере­ходный период до полного объединения на Гваделупе в 1947 году вышла серия стандартных почтовых марок, а также доплатные и авиапочтовые марки[1].

С 1947 года в обращении снова находятся французские почтовые марки[1].

Французская Гвиана

До 1859 года во Французской Гвиане, расположенной на севере Южной Америки и включавшей также Территорию Инини, в обращении были почтовые марки Франции, а в 1859—1886 годах — французские ко­лониальные марки[1].

В 1946 году Гвиана получила статус заморского департамента. В переходный период вышла серия стандартных почтовых марок, но уже с 1947 года в Гвиа­не находятся в обращении почтовые марки Франции[1].

Мартиника

На карибском острове Мартинике до 1859 года были в обращении французские почтовые марки. В 1859—1886 годах использовались колониальные марки, а с 1886 года эмитировались почтовые марки с надпечатками названия острова и нового номинала[1].

В 1946 году Мартиника обрела статус заморского департамента. В переходный период вышла серия стандартных марок, а также авиапочтовые и доплатные марки. С 1947 года используются почтовые марки Франции[1].

Реюньон

Остров Реюньон в Индийском океане (в группе Маскаренских островов) стал первой французской колонией, эмитировавшей соб­ственные почтовые марки (в 1851—1852 годах). После этого до 1859 года в обращении были почтовые марки Франции. С 1859 года использовались марки коло­ниальных выпусков, а также памятные марки общего колониального типа[1].

В 1946 году Реюньон получил статус заморского департамента Франции, и с 1949 года в обращении находились французские почтовые марки с надпечаткой номинала в местной валюте, причём ряд памятных выпусков (к примеру, к 300-летию за­селения Реюньона, к годовщине смерти генерала де Голля и другие) вышел не с надпечаткой, а с указанием номинала в местной валюте[1].

Почтовые марки Реюньона выпускались до 1 января 1976 года, после чего стали использоваться французские почтовые марки без всяких надпечаток[1].

Почтовые отделения за границей

У Франции была разветвлённая сеть почтовых отделений за границей, использовавших почтовые марки Франции[1].

В Египте

Отделения французской почты функционировали в Александрии, Каире, Порт-Саиде и Суэце до 1931 года и использовали французские почтовые марки[1].

На Занзибаре

Французское почтовое отделение работа­ло на Занзибаре (ныне Танзания) с 1889 года до 1904 года[1][3].

В Китае

Почтовые отделения Франции работали в Китае в 1862—1922 годах, и для них издавались почтовые и доплатные марки[1][3].

На Крите

Французские почтовые отделения функционировали на острове Крит с 1897 года по 1914 год и использовали почтовые марки Франции и французской почты в Османской империи. В 1902—1903 годах вышли почтовые марки с надписью «Crète» («Крит»)[1][3].

В Марокко и Танжере

Французская почта учредила в Танжере в 1862 году своё первое отделение на территории Марокко. Для оплаты корреспонденции вначале здесь применялись марки Франции, а с 1891 года — французские марки, снабжённые над­печаткой стоимости в испанской валюте. С 1896 года в употреблении находились доплатные марки с той же надпечаткой[1][3].

В 1903 году из-за нехватки марок в 5 и 10 сантимов на доплат­ных марках соответствующего номинала была нанесена надпечатка «РР» («Сбор оплачен»). Данные марки имели хождение лишь один день — 10 октября 1903 года, причём они не подвергались гашению почтовым штемпелем, чтобы не закрывать надпечатку[1].

После раздела в 1912 году территории Марокко на две части — французскую и испанскую — здесь начала действовать колониальная почта[1].

В 1918—1929 годах специально для французской почтовой службы в Танжере (с 1923 года — в Международной зоне Танжер) выходили французские марки с надпечаткой «Tanger». С 1 октября 1924 здесь также употреблялись марки Французского Марокко[1].

Известен также факт гашения штемпелями французской почты корреспонденции, франкированной марками частной почты фирмы Брюдо. В июле 1870 года французское почтовое ведомство выкупило у этой фирмы право на перевозку почты по маршруту Мазоган — Марракеш. Марки частной почты при этом использовались до июля 1902 года[1].

В Османской империи

Французская почтовая служба на территории Османской империи просуществовала с 1835 года по 1923 год. Для почтовых отделений Франции, а также почтовых агентств французской пароходной компании здесь эмитировались различные почтовые марки[1][3].

В Румынии

Отделения французской почты были открыты в 1857—1875годах в румынских городах Галац и Брэила, где применялись номерные штемпели[3]:

  • № 4008, 5085 — для Галаца и
  • № 4009, 5087 — для Брэилы, а также
  • календарные штемпеля с названиями городов.

В Эфиопии

Почтовые отделения Франции работали в городах Харэре, Аддис-Абебе и Дыре-Дауа. В обращении находились почтовые марки Обока и Джи­бути. В 1907 году в обращение вышли почтовые марки с надписью «Levant» («Восток»), а затем ис­пользовались почтовые марки Французского Сомали[1][3].

В Японии

В период 1865—1880 годов в портовой Иокогаме функционировало французское почтовое отделение, применявшее французские почтовые марки[1][3].

Французские колонии

Единые колониальные выпуски использовались во всех колониальных владениях Франции, за исключением Алжира и Туниса, где в обращении были французские почтовые марки. В какой именно колонии была погашена конкретная почтовая марка, можно установить по оттиску почтового штемпеля, на котором указывалось её сокращённое название[1].

Первые колониальные выпуски с изображением орла с короной и надписью «Colonies de l'Empire français» («Колонии французской империи») появились в почтовом обращении в 1859—1865 годах[1][4]. Позднее печатались новоделы этих выпусков[1].

С 1871 по 1877 год в обращении находились марки Франции с изображением Цереры[en] и портретом императора Наполеона III[fr], но без зубцов[1][4].

В 1877—1880 годах эмитировались почтовые марки с рисунком аллегорического характера «Мир и торговля», или «тип Саж»[en], и с надписью «République française» («Французская Рес­публика»). Все указанные выше колониальные выпуски были беззубцовыми[1].

В 1881—1886 годах в обращении были почтовые марки с надписью: «République française. Colonies. Postes» («Французская Рес­публика. Колонии. Почта»[1][4].

С 1884 по 1946 год производилась эмиссия общеколониальных доплатных марок[1][4], которые продолжали применяться даже после выпуска собственных до­платных марок[1].

Непочтовые марки

Благотворительные выпуски

Во Франции неоднократно выходили благотворительные виньетки. Средства, собранные от продажи этих марок, перечислялись на благотворительные цели. Например, в 1927 году распространялись марки на поддержку государственных ссудных касс[11].

Пропагандистские и фантастические выпуски

В 1970 году к 50-летию Французской коммунистической партии (ФКП) и 100-летию со дня рождения В. И. Ленина была выпущена непочтовая благотворительная марка достоинством в 1 франк. На марке поместили портрет Ленина, выполненный по фотографии Наппельбаума 1918 года. Марка являлась входным билетом в Музей-квартиру В. И. Ленина в Париже. Доходы от продажи поступали в партийную кассу ФКП[11][17][18].

Развитие филателии

Франция была одной из первых стран, где зародилось филателистическое движение. Именно француз Жорж Эрпен (Georges Herpin) в 1864 году ввёл в оборот термин «филателия», а чуть раньше, в 1861 году, здесь появились первые в мире каталоги почтовых марок Оскара Берже-Левро и Альфреда Потике. С 1874 года во Франции стали возникать первые филателистические объединения или союзы. В конце XIX столетия во Франции был создан национальный почтовый музей, в котором начали формировать государственную коллекцию почтовых марок[2].

На раннем этапе становления филателии во Франции, как и в других странах Европы и Америки, появились крупные коллекционеры, которые составили значительные коллекции почтовых марок всего мира. Французский коллекционер Филипп Феррари (1850—1917) стал легендой того романтического классического периода филателии, собрав самую большую в мире коллекцию марок. В ней были все известные на тот момент филателистические редкости, а также приобретённые собрания других известных коллекционеров, например, таких, как барон Ротшильд. Завещанная Берлинскому почтовому музею[de] коллекция Феррари была возвращена французским правительством после окончания Первой мировой войны наложило и продана на публичных торгах в счёт репараций побежденной Германии[2].

Париж стал местом проведения в 1926 году учредительного конгресса Международной федерации филателии (ФИП). Французский язык является одним из пяти официальных языков ФИП[2].

Филателисты современной Франции объединяются в Федерацию французских филателистических обществ[fr][19].

В 1952 году был создан филателистический кружок при Ассоциации «Франция—СССР». Его отделения работали во многих департаментах Франции. Правление кружка устраивало филателистические выставки с показом почтовых марок СССР, выпускало на французском языке ежеквартальный иллюстрированный бюллетень для популяризации советских знаков почтовой оплаты «Франция—СССР. Филателия» («France—URSS. Philatélie»)[19][20], издавало каталоги марок России и СССР, организовывало обмен и продажу советских филателистических материалов. Основателем и первым председателем правления кружка был Габриэль Ситерн[fr], бывший депутат Национального собрания Франции и почётный член Всесоюзного общества филателистов (ВОФ)[19].

В 1960-х — 1970-х годах коллекционерами Франции и Советского Союза проводился целый ряд совместных выставок, по случаю которых, как правило, организовывались гашения специальными почтовыми штемпелями[19]:

  • выставка советских и французских марок в Сенте (1965),
  • филателистическая выставка «Москва—Париж» в Москве (июль 1965),
  • филателистическая выставка «Париж—Москва—Ленинград» (19—21 ноября 1966),
  • филателистическая выставка «Москва—Париж—Берлин» в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина (апрель 1970),
  • филателистическая выставка «Баку—Париж» (декабрь 1970),
  • филателистическая выставка «Париж—Москва—Баку» (декабрь 1972) и др.

30 ноября 1975 года в Москве, в Политехническом музее открылась филателистическая выставка «СССР—Франция», которая стала первой большой двусторонней экспозицией, организованной совместно ВОФ и Федерацией французских филателистических обществ. Выставка разместилась на 250 стендах с тематическими и специализированными коллекциями советских и французских участников[19].

Во Франции отмечается День почтовой марки, в честь которого издаются специальные марки, а также проводятся другие филателистические мероприятия, например, презентации новых выпусков, подведение итогов конкурсов, посвящённых созданию новых французских марок и т. д.

В Париже имеется известный филателистический рынок под открытым небом, Каре-Мариньи[en], который фигурировал в американском детективном фильме «Шарада» (1963; с участием Одри Хепбёрн).

См. также

Напишите отзыв о статье "История почты и почтовых марок Франции"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 Франция (Французская Республика) // [www.fmus.ru/article02/eu34.html Филателистическая география. Европейские зарубежные страны] / Н. И. Владинец. — М.: Радио и связь, 1981. — 160 с. </li>
  2. 1 2 3 4 5 Илюшин А. С. [megabook.ru/article/Филателия Филателия]. Megabook. Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия. М.: Компания «Кирилл и Мефодий». Проверено 15 октября 2015. [www.webcitation.org/6cIq8g4ox Архивировано из первоисточника 15 октября 2015].
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 [www.fmus.ru/article02/BS/F.html Франция] // Большой филателистический словарь / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 283—285. — 320 с. — ISBN 5-256-00175-2(Проверено 12 февраля 2016) [webcitation.org/6c0U9h05U Архивировано] из первоисточника 3 октября 2015.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 Франция // [www.fmus.ru/article02/Lepeshin/Europe/franc.html Филателистическая география (зарубежные страны): Справочник] / Л. Л. Лепешинский. — М.: Связь, 1967. — С. 91—93. — 480 с. (Проверено 12 февраля 2016) [www.webcitation.org/6fFZVG2qC Архивировано] из первоисточника 12 февраля 2016.
  5. [www.upu.int/en/the-upu/member-countries/western-europe/france.html France] (англ.). Member countries. Western Europe. Universal Postal Union. Проверено 18 февраля 2015.
  6. 1 2 3 4 5 6 Rossiter S., Fowler J., Wellsted R. [www.sandafayre.com/stampatlas/france.html France] (англ.). Stamp Collecting Resources: Stamp Atlas. Knutsford, UK: Sandafayre Stamp Auctions; Sandafayre (Holdings) Ltd. Проверено 13 февраля 2016. [www.webcitation.org/6fGXq4wtm Архивировано из первоисточника 13 февраля 2016].
  7. Юринов Б. Марка меняет цвет (парад раритетов) // Филателия. — 1994. — № 2. — С. 58. [О марке Франции 1849 года.]
  8. Во Франции, к примеру, даже существует Общество коллекционеров угловых дат и миллезимов[fr].
  9. 1 2 Об ошибке в рисунке этой марки подробнее см. в статье Сюжетные ошибки на почтовых марках.
  10. См. подробнее статью Военно-пропагандистская филателия#Для Франции.
  11. 1 2 3 4 5 Кисин Б. [www.stampsportal.ru/nachinayushchemu-filatelistu/2248-1975-12 Марки разного назначения] // Филателия СССР. — 1976. — № 2. — С. 57—58. — (Рубрики: Мир увлечений; Школа начинающего коллекционера). (Проверено 20 марта 2016) [www.webcitation.org/6g9ISpm2x Архивировано] из первоисточника 20 марта 2016.
  12. Марки телефонные // [filatelist.ru/tesaurus/204/185868/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 186. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.  (Проверено 17 февраля 2016) [www.webcitation.org/6fMUWT3cn Архивировано] из первоисточника 17 февраля 2016.
  13. [www.iswsc.org/iswsc_identifier.html#A ISWSC World Wide Stamp Identifier: A] (англ.). International Society of Worldwide Stamp Collectors (18 February 2016). Проверено 18 февраля 2016. [www.webcitation.org/6fNzm6mgh Архивировано из первоисточника 18 февраля 2016].
  14. [fmus.ru/article02/BS/A2.html Алжир] // Большой филателистический словарь / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 13. — 320 с. — ISBN 5-256-00175-2(Проверено 1 февраля 2016) [www.webcitation.org/6eydKgZLw Архивировано] из первоисточника 1 февраля 2016.
  15. Сирия // [www.fmus.ru/article02/Lepeshin/Asia/syrie.html Филателистическая география (зарубежные страны): Справочник] / Л. Л. Лепешинский. — М.: Связь, 1967. — С. 206—207. — 480 с. (Проверено 5 февраля 2016) [www.webcitation.org/6f4XjTpyJ Архивировано] из первоисточника 5 февраля 2016.
  16. Согласно другой информации, в 1943 году были эмитированы шесть марок с надпечатками, без уточнения их почтово-благотворительного характера; см.: Владинец, 1981.
  17. Александров М. С портретом В. И. Ленина // Филателия СССР. — 1973. — № 12. — С. 13.
  18. [forum.faleristika.info/viewtopic.php?t=7400&postdays=0&postorder=asc&start=10&sid=f90db3f30e2de70f2d21f34d7cdcfce9 Ленин—Lenin]. Список форумов: Другие увлечения: Марки Открытки: Марки. Форум Фалеристика (12 апреля 2007). Проверено 18 июля 2015. [www.webcitation.org/6a7ehJmNJ Архивировано из первоисточника 18 июля 2015].
  19. 1 2 3 4 5 Мазур П. Дружба, испытанная временем // Филателия СССР. — 1975. — № 11. — С. 41—43. — (Глобус: проблемы, информация).
  20. «Франция—СССР. Филателия» // [filatelist.ru/tesaurus/212/186588/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 285. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.
  21. </ol>

Литература

  • Владинец Н. Франция // Филателия СССР. — 1983. — № 5. — С. 24—26. — (Рубрика: По странам и континентам).
  • Молчанова И. Из истории французской почты // Филателия СССР. — 1977. — № 3. — С. 22—24.
  • Феррэ А., Рюмо Г., Дуайен А. Марки Франции // Филателия СССР. — 1974. — № 11. — С. 37—39; 1974. — № 12. — С. 39—41.
  • Филарама // Филателия. — 2001. — № 10. — С. 47.
  • Hoisington W. A., Jr. Politics and postage stamps: the postal issues of the French state and empire 1940—1944 (англ.) // French Historical Studies[en] : журнал. — Durham, NC, USA: Society for French Historical Studies[en]; Duke University Press[en], 1972. — Vol. 7, no. 3 (Spring). — P. 349—367. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0016-1071&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0016-1071]. — DOI:10.2307/286219. — JSTOR [www.jstor.org/stable/286219 286219](Проверено 10 января 2016)
  • Richardson D. J. Таблицы почтовых тарифов Франции 1849—2011 гг. = Tables of French Postal Rates 1849 to 2011. — 4th edn. — L.: FCPS (UK), 2011. — (F&CPS Brochures No. 7). (англ.)

Ссылки

  • [www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/f/fafz.html#f020 France] (англ.). A—Z of postal authorities. Encyclopaedia of Postal History. Stampsite: The Encyclopaedia of Postal Authorities; BlackJack. — Информация о марках Франции в базе данных «Энциклопедия истории почты. Энциклопедия почтовых ведомств». Проверено 1 декабря 2010. [web.archive.org/web/20080923091407/www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/f/fafz.html#f020 Архивировано из первоисточника 8 января 2009].
  • [www.fcps.org.uk/ The France & Colonies Philatelic Society (UK)] (англ.). The France & Colonies Philatelic Society (UK). — Официальный вебсайт Филателистического общества Франции и колоний (Великобритания). Проверено 5 марта 2015.
  • [www.wikitimbres.fr/ Accueil] (фр.). Encyclopédie du timbre en ligne. WikiTimbres. Проверено 21 февраля 2016. [www.webcitation.org/6fTA9fYao Архивировано из первоисточника 21 февраля 2016].

Отрывок, характеризующий История почты и почтовых марок Франции

– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.