История русов или Малой России

История русов или Малой России
Исторія Русовъ или Малой Россіи
Жанр:	история

История русов или Малой России (Исторія Русовъ, или Малой Россіи) — история «Руси или Малой России», написанная в виде политического памфлета в конце XVIII либо начале XIX века на территории Малороссии. Предполагаемый в XIX веке автор — архиепископ Белорусский Георгий Конисский; бо́льшая часть историков ставит авторство Георгия Конисского под сомнение.

Содержание

Книга состоит из ІІІ частей. Дополнения в конце книги:

• «Разнословия, встречающиеся в некоторых списках Истории Русов», «Объяснения некоторых слов Малороссийских в Истории Русов, непонятных для Великороссиянина»
• «Подробный обзор Истории Русов»
• «Указатель к Истории Русов или Малой России».

Часть I-я состоит из предисловия и глав І — V. Описывается история Малой России от первого гетмана Лянцкоронского до гетмана Богдана Хмельницкого и похода польского короля Яна Казимира в Малороссию.

«Народ славянский» возводится к потомкам Яфета. После Вавилонского столпотворения предки славян расселились на обширной территории, ограниченной Рифейскими горами, Каспийским, Черным и Балтийским морями. Западным пределом стали берега рек Висла и Дунай. Сарматы, Скифы, Русы и Варяги — суть название одного народа. Славянский народ делился на Древлян (полесских жителей), Полян (или половцев), Болгар и Козар (казаков). Нападения кочевников на русские города оцениваются как междоусобные войны одного народа. Провинциальным делением Руси названы следующие княжества: Галицкое, Переяславское, Киевское, Черниговское и Северское. В числе легендарных правителей Руси перечислены Каган, Кий, Аскольд, Игорь, Святослав и Владимир. До крещения Владимрова в 988 году славяне поклонялись Солнцу и Грому (Перуну), а главным их праздником была Купала. До Владимира попытки распространения христианства на Руси предпринимали апостол Андрей и княгиня Ольга. Накануне прихода «мунгальских татар» Русь была ослаблена междоусобицами. Московский князь Иван III перестал платить татарам дань в 1462, а его внук Иван Грозный в 1547 году провозгласил Царство Московское, которое и стало называться Россией. Неподвластные ему территории Белой и Чермной Руси стали называться Малой Россией. Малая Россия тоже страдала от набегов татар, однако в 1320 году литовский князь Гедимин освободил её. В 1386 году Малая Россия под именем древней Руси присоединилась к Великому княжеству Литовскому. С этого времени Малой Россией управляют гетманы, резиденцией которых становятся Черкассы. Регион делится на 4 воеводства: Киевское, Черниговское, Брацлавское и Волынское. При гетмане Лянцкоронском появилась казачья Запорожская Сечь, во главе с кошевыми атаманами. К XVI веку насчитывалось уже 20 казачьих полков. После Михаила Вишневецкого малороссийскими гетманами избирали исключительно казаков. Гетман Косинский представлен как критик Брестской унии и православный мученик. В эпоху гетмана Наливайко центром Малороссии стала Запорожская Сечь, в которой стали преобладать антипольские настроения.

Часть II-я состоит из глав І — V. Описывается история Малой России от подписания Зборовского трактата и до ссылки в Сибирь гетмана Самойловича.

Часть III-я состоит из глав І — V. Описывается история Малой России от избрания Мазепы гетманом до царствования Екатерины ІІ.

Заканчивается книга 1769 годом, началом Русско-турецкой войны 1768—1774 годов.

Аннотация

История русов подаёт картину исторического развития Малой Руси от древних времён до 1769 года. Согласно общей концепции автора «Истории Русов», московские князья такие же русские князья, как и великий князь Владимир Святой. С переименованием Царства Русского на Российское оно стало именоваться «Великою Россиею», а земли русских княжеств, находившихся вне её, «Чермная и Белая Русь», эти «обе Руси вместе названы тогда Малою Россиею».

По присоединении к Литве в Малороссии сидели наместники «из русской породы» князья, а когда «пресеклась мужеская линия Князей Русских», их преемниками явились выборные «Гетманы Русские», которых преемство «История Русов» ведет до Богдана Хмельницкого включительно, за время соединения Малороссии с Литвою, а с 1569 года с Польшею. Козачество — военное сословие Малороссии, соответствующее польской шляхте и русскому шляхетству, то есть дворянству. А если это так, оно должно было держать в своих руках судьбы своей страны и власть «правительства» в ней. Это-то козачество и вступило в 1654 году в договор с царем Алексеем Михайловичем. Оно выговорило себе и своей стране определенные права и автономии Малороссии, в которой оно было правящим классом. Этот договор был закреплен присягою московских послов «от лица Царя и Царства Московского о вечном и ненарушимом хранении условленных договоров».

Историк Илья Борщак называет «Историю русов» — «исторической легендой Украины, политическим трактатом, облечённым в историческую форму». Другие историки характеризуют «Историю русов» как «политический памфлет».

Центральной фигурой этого произведения выступает гетман Богдан Хмельницкий.

Также автор уделяет значительное внимание восстаниям русов против польского владычества (в том числе выступлениям Наливайко и Остряницы), сопротивлению Брестской унии, гетманству Ивана Мазепы, описывает взятие Батурина, Полтавскую битву, казни казаков в Лебедине, аресты казаков и старшин, трагическую судьбу гетмана Полуботка и ликвидацию Гетманщины.

В книге «История русов» история Руси и русов, а в главах, посвященных событиям начиная с конца XVII века, — также Малороссии излагается с позиций воспевания казачьего прошлого, оплакивается утраченная «казачья вольность».

Критика

Несмотря на широкую популярность сочинения в XIX — начале XX века, даже историки-украинофилы, в частности Николай Костомаров, отмечали в нём грубые натяжки, а зачастую и искажение фактов (например, о поведении шведских оккупационных войск на Украине в начале XVIII века). Многими историками «История русов» признана недостоверным источником. Так, историк Г. Ф. Карпов в 1870 году назвал «Историю русов» памфлетом, и предостерегал от доверия изложенным в ней фактам.^{[неавторитетный источник?]}

Николай Костомаров, всю жизнь занимавшийся историей Украины, только на склоне лет пришёл к ясному заключению, что в «Истории русов» «много неверности и потому она, в оное время переписываясь много раз и переходя из рук в руки по разным спискам, производила вредное в научном отношении влияние, потому что распространяла ложные воззрения на прошлое Малороссии». Также он отмечал: «Мне значительно повредило доверие, оказанное таким мутным источником, как „История русов“».

Современная украинская историография, критически оценивая некоторые фрагменты книги, в целом оценивает её как достоверный источник для изучения истории Украины XVIII века. Один из ведущих украинских историков Наталья Яковенко отмечает: «Его сведения о событиях XVIII в., в отличие от мистифицированных выдумок о давних временах, довольно достоверные».

Вопрос об истинных авторах книги

Автором «Истории русов» указан архиепископ Могилёвский, Мстиславский и Оршанский Георгий Конисский, однако впоследствии авторство Конисского не подтвердилось. Некоторые историки приписывают создание «Истории русов» ученику Конисского — Григорию Полетике, который состоял переводчиком в Академии наук и в Синоде.

По свидетельству историка А. В. Стороженко, изложенному в монографии «Стефан Баторий и днепровские козаки», его дед, А. Я. Стороженко передал список Истории русов известному автору «Истории славянских законодательств» Вацлаву Мацеевскому, который в переводе на польский язык напечатал их в 1839 году в первом томе своего труда «Pamiętniki о dziejach, piśmiennictwie i prawodawstwie Słowian».

Русский историк Николай Ульянов по этому поводу отмечал:

Точной даты её появления мы не знаем, но высказана мысль, что составлена она около 1810 г. в связи с тогдашними конституционными мечтаниями Александра I и Сперанского. Распространяться начала, во всяком случае, до 1825 г. Написана чрезвычайно живо и увлекательно, превосходным русским языком карамзинской эпохи, что в значительной степени обусловило её успех. Расходясь в большом количестве списков по всей России, она известна была Пушкину, Гоголю, Рылееву, Максимовичу, а впоследствии — Шевченко, Костомарову, Кулишу, многим другим и оказала влияние на их творчество.

Первое (…) её издание появилось в 1846 г. в «Чтениях Общества Истории и Древностей Российских» в Москве. Издатель О. М. Бодянский сообщает в предисловии такие сведения о её происхождении: Г. Полетика, депутат малороссийского шляхетства, отправляясь в Комиссию по составлению нового уложения, «имел надобность необходимую отыскать отечественную историю», по каковой причине обратился к Георгию Конисскому, архиепископу Белорусскому, природному малороссу, который и дал ему летопись, «уверяя архипастырски, что она ведена с давних лет в кафедральном могилевском монастыре искусными людьми…»

— [www.debryansk.ru/~mir17/ukrsep-5.htm Н. И. Ульянов. Происхождение украинского сепаратизма. «Индрик», М.; 1996]

Кроме того, высказывались гипотезы, что автор «Истории русов» — Александр Безбородько или Архип Худорба. Также авторами «Истории русов» в своё время считались князь Николай Репнин, Александр Лукашевич и Александр Лобисевич.

Роль книги на Украине после 1991 года

Историк литературы Валерий Шевчук, лауреат Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко, в своем труде «Неразгаданные тайны „Истории русов“» делает вывод, что это выдающийся образец украинской национально-политической мысли XVIII столетия. Под воздействием этого труда Александр Пушкин писал свою «Полтаву», Николай Гоголь пользовался этим трудом при написании «Тараса Бульбы», Тарас Шевченко брал для своих произведений сюжеты из «Истории русов». По мнению Михаила Драгоманова, к ним относятся произведения Шевченко «Сон» («Із города із Глухова»), «Великий льох», «Іржавець», «У неділеньку святую» и др.

Историк литературы Валерий Шевчук пишет, что «История русов» оказала серьёзнейшее влияние на украинскую интеллигенцию, которая «уже начала терять национальное лицо, сбросив казацкий кунтуш и жупан и надела русского кроя международный камзол и имперский вицмундир. „История русов“ напомнила об их исторических корнях, об их положении, истории, быте, героических деяниях, чтобы остановить массовый отток культурных сил с Украины в культуру чужую, которая узурпировала в значительной мере имя, государственные традиции и историю народа, себе подчинённого, и провозгласила полностью бесстыдный постулат, что тот народ не является народом, его язык не является языком, а история — не история, следовательно, должен он безболезненно и мирно сам себя отрицать и стать частью народа господствующего, при условии полного отречения от самостоятельного мышления и национального самоосознания».

С другой стороны, есть мнение польских историков, с которыми в принципе соглашался польский историк Тадеуш Коржон, о том, что «История русов» — не подлинная летопись, а «злобный политический пасквиль, рассчитанный на полное невежество русской публики и литературы».

Издания

Книга вышла в Университетской типографии (Москва) в 1846 году по решению Императорского общества Истории и Древностей Российских. На украинском языке впервые была издана в 1956 году в Нью-Йорке. В Киеве — в 1991 году, в издательстве «Веселка».

Ссылки

• [runivers.ru/lib/book4342/ Бантыш-Каменский Д. Н. История Малой России: в 3 т. — М.: Тип. Семена Селивановского, 1830.]
• [izbornyk.org.ua/istrus/istrus.htm История русов — на русском (в старой орфографии) языке и в украинском переводе]
• [books.google.com/books?id=MrIcAAAAMAAJ&printsec=frontcover&dq=%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F+%D0%A0%D1%83%D1%81%D0%BE%D0%B2&hl=ru&cd=2#v=onepage&q=&f=false История Русов или Малой России. — М., 1846.]
• [www.wbc.poznan.pl/dlibra/docmetadata?id=oai:www.wbc.poznan.pl:59275&from=FBC Janowski Ludwik. O tak zwanej «Historyi Rusów». — Kraków, 1913.]
• [igiti.hse.ru/Meetings/Seminars/Plokhii «Казацкий миф и его отражения: история и нация в имперскую эпоху» — доклад профессора Сергея Плохия в ИГИТИ ВШЭ (видео).]

Отрывок, характеризующий История русов или Малой России

Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому: