История русской письменности

Русский язык пользуется алфавитной письменностью на основе кириллицы.

Вопрос о дохристианском письме у восточных славян

Ряд исследователей (В. А. Истрин, Л. П. Якубинский, С. П. Обнорский, Б. А. Ларин, П. Я. Черных, А. С. Львов) высказывали предположение о наличии письменности у восточных славян до крещения Руси. О возможности её существования действительно косвенно свидетельствуют упоминание о ней в ряде исторических источников: в сказаниях черноризца Храбра «О письменах», в «Житиях Мефодия и Константина», записях Ибн Фадлана и Мубарак-шаха Марварруди, «Книге росписи известий об учёных и именах сочиненных ими книг» Ан-Надима, книге «Золотые копи и россыпи самоцветов» Аль-Масуди, русско-византийских договорах 911 и 945 годов. Однако самих литературных памятников дохристианской письменности до сих пор не обнаружено.

Кирилло-мефодиевская миссия и Русь

Кирилл и Мефодий и их непосредственные ученики, насколько можно судить по известным нам источникам, лично не проповедовали у восточных славян. Однако по некоторым косвенным свидетельствам предполагают, что восточные славяне могли входить в перспективный кругозор их миссии. В «Житии Кирилла» сказано о чудесном обретении им в Крыму Евангелия и Псалтири «руськыми письмены писаных» (ряд исследователей предполагает, что это место испорчено вместо «сурськыми» — сирийскими). В IX веке предположительно в монастыре Райхенау в Швабии, где, как недавно доказано, останавливался со спутниками Мефодий, был создан так называемый Баварский географ, где упоминаются восточные славяне, в том числе русь, и их соседи — хазары и жившие тогда в Причерноморье венгры. Комплекс болгарских памятников, связанных с миссией Кирилла и Мефодия (их жития, «Сказание о преложении книг», «Сказание черноризца Храбра о письменах», возможно, также апологетическая «Речь философа»), попадает на Русь в X веке и становится очень популярным. Создатели славянской азбуки на Руси осознаются как просветители всех славян, в том числе и восточных.

Проникновение славянской азбуки на Русь

Вероятно, Кирилло-мефодиевская азбука использовалась на Руси ещё в языческий период (в том числе христианским меньшинством), к данному периоду относится гнёздовская надпись на корчаге (вторая четверть — середина X века). С самого начала безусловно преобладает кириллица, однако есть свидетельства бытования и глаголицы на Руси в X—XI веках, причём из дошедшей до нас в поздней копии записи попа Упиря Лихого 1044 года известно, что глаголица на Руси ассоциировалась с Кириллом и называлась «кириллицей». Массовым стало проникновение письменности на Русь после Крещения Руси Владимиром в 988 году. Начинается централизованное «учение книжное» детей социальной элиты («нарочитой чади»). К памятникам самого раннего периода относятся: церковные книги (Новгородский кодекс рубежа X—XI веков, Остромирово евангелие середины XI века), надписи на древнерусских деревянных «цилиндрах-замках» (пломбах) и мечах (конец X века), легенды монет Владимира, Святополка и Ярослава, тексты на княжеских печатях, надписи на стенах церквей, берестяные грамоты (примерно с 1030 года).

Древнерусская письменность XI—XIV вв.

Книжная письменность

• Устав (шрифт)

Бытовая письменность

• Скоропись (шрифт)

Второе южнославянское влияние

Основная статья: Второе южнославянское влияние

Великорусская (старорусская) письменность XIV—XVII вв.

• Полуустав (шрифт)
• Вязь

Петровская реформа шрифта и графики

В 1708 г. был создан русский гражданский шрифт, причём в изготовлении эскизов букв принимал активное участие сам Пётр I. В 1710 г. был утверждён образец нового шрифта азбуки. Это была первая реформа русской графики. Суть петровской реформы заключалась в упрощении состава русского алфавита за счёт исключения из него таких избыточных букв, как «пси», «кси», «омега», «ижица» и другие, упразднении омофоничных пар «иже — и» (И-I), «зело — земля» (S-З). Однако впоследствии часть этих букв была восстановлена в употреблении. В ходе введения гражданского шрифта появилась буква Э («Э» оборотное), для того чтобы отличать её от йотованной буквы Е, а юс малый был вытеснен буквой Я (восходящей к одному из его скорописных вариантов).
В гражданском шрифте впервые устанавливаются прописные (большие) и строчные (малые) буквы.

Изменения графики и орфографии XVIII—XIX вв

Буква Й (и краткое) была введена Академией наук в 1735 г. Букву Ё впервые применил Н. М. Карамзин в 1797 году для обозначения звука [о] под ударением после мягких согласных, например: нёбо, тёмный.
К XVIII в. в разговорном языке звук, обозначавшийся буквой ять, совпал со звуком [э] (в литературном языке до конца XVIII в. на месте «ять» полагалось произносить дифтонг «иэ», такое произношение сохранялось в начале XIX в. в ряде провинциальных диалектов). Буква Ѣ, ѣ (ять), таким образом, оказалась излишней, но по традиции, она ещё длительное время удерживалась в русской азбуке, вплоть до 1917—1918 гг.

XX век

Реформа графики и орфографии 1917—1918

Реформой орфографии 1917—1918 гг. были исключены все буквы, дублировавшие друг друга: «ять», «фита», «и десятеричное». Буква Ъ (ер) была сохранена только как разделительный знак, Ь (ерь) — как разделительный знак и для обозначения мягкости предшествующего согласного. В отношении Ё в декрете имеется пункт о желательности, но не обязательности употребления этой буквы. Реформа 1917—1918 гг. упростила русское письмо и вызвала серьёзную критику со стороны И. А. Бунина, И. А. Ильина, В. И. Иванова и других выдающихся деятелей философии и литературы.

См. также

• Русский язык
• Кириллица
• Глаголица
• Известия отделения русского языка и словесности Академии наук
• Древнерусские тайнописи

Ссылки

• [www.ruscenter.ru/364.html Письменность в дохристианской Руси]
• [www.ruscenter.ru/594.html Второе южнославянское влияние в Древней Руси: историко-культурные условия и книжные центры]

Отрывок, характеризующий История русской письменности

Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…