История тенниса

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

История современного тенниса начинается во второй половине XIX века. Именно тогда появилась игра, в то время носившая название «лаун-теннис», предшественницей которой была более древняя игра в помещениях. Уимблдонский турнир, старейший из сохранившихся по настоящее время, проводится с 1877 года, а первое соревнование национальных сборных — Кубок Дэвиса — ведёт свою историю с 1900 года. Теннис является частью программы Олимпийских игр современности, начиная с I Олимпиады, прошедшей в 1896 году, но с более чем полувековым перерывом, который завершился только в 1988 году. Вначале теннис официально был любительским видом спорта; первые игроки-профессионалы появились в теннисе в 20-е годы XX века, а с конца 1960-х годов началась так называемая Открытая эра, в рамках которой все турниры стали открытыми как для любителей, так и для профессионалов и были объединены в несколько крупных циклов («туров») под управлением международных организаций ITF, ATP и WTA.





Реал-теннис

Прямым предшественником современного тенниса считается игра в помещениях, до конца XIX века носившая то же название, а в настоящее время известная как реал-теннис (настоящий теннис), корт-теннис или жё-де-пом (фр. jeu de paume, в буквальном переводе игра ладонью). Жё-де-пом, в который могли играть одновременно до 12 человек[1], появился в XI веке, по-видимому, в монастырях. Вначале в этой игре, как и в ручной пелоте, мяч отбивали рукой, затем появились перчатки, биты и, наконец, в XVI веке, ракетки и сетка. На это же время приходится пик популярности жё-де-пома, в который играли французские, английские и испанские короли того времени[2][3].

Одним из наиболее известных упоминаний тенниса в средневековой литературе является эпизод в исторической хронике Шекспира «Генрих V», где французский дофин в насмешку присылает молодому английскому королю бочонок теннисных мячей. При этом посланные в подарок Генриху V теннисные мячи впервые были упомянуты задолго до Шекспира, в продолжении хроники Джеффри Монмутского «История королей Британии», датируемом уже первой половиной XV века[4].

В XVI веке практически все французские короли играли в теннис: теннисный зал был оборудован на королевской яхте Франциска I, Генрих II повелел построить теннисный зал в Лувре, а Карл IX в 1571 году, даруя парижским игрокам в теннис и мастерам, изготовлявшим ракетки, право на гильдию, назвал теннис «одним из самых благородных, достойных и полезных для здоровья упражнений, которыми могут заниматься принцы, пэры и другие знатные особы». Одним из любимых занятий был теннис и для Генриха VIII Тюдора, построившего залы для этой игры в Вестминстере и Хэмптон-корте (последний используется по прямому назначению почти 500 лет)[2]. Помимо монахов и аристократов, теннис привлекал и простонародье: средневековые университеты строили залы[3], а горожане играли прямо на улицах. К 1600 году в каждом крупном французском городе было по несколько залов, а в Париже было больше 250 залов и более тысячи открытых кортов[2]; в 1604 году также была сделана оценка, согласно которой во Франции могло быть вдвое больше теннисных залов, чем церквей[3].

Тем не менее, на протяжении большей части своей истории теннис оставался игрой избранных. Малое количество участников матча и ограниченное пространство для зрителей не позволили ему стать по-настоящему народным развлечением[2], и уже через сто лет даже в Париже было всего десять залов для игры в теннис, все в плохом состоянии[5]. Теннисные залы стали приспосабливать для иных нужд, в том числе для выступления театральных трупп, и, согласно «Оксфордской иллюстрированной энциклопедии театра», это предопределило форму будущих театральных залов[3]. Один из сохранившихся залов для жё-де-пома попал в историю как место собрания депутатов Генеральных штатов от третьего сословия, по указу короля не допущенных в обычный зал заседаний в 1789 году. Депутаты, объявившие себя Национальным собранием, дали клятву встречаться до тех пор, пока во Франции не будет принята конституция[6]. Тем не менее с развитием современного тенниса жё-де-пом не прекратил своё существование. Этот вид спорта был представлен на Олимпийских играх 1908 года, а сто лет спустя в мире насчитывалось порядка пяти тысяч его поклонников[3], на определённом этапе в Великобритании давших своей игре название «настоящего» или «королевского» тенниса, чтобы отличать его от более распространённой новой игры.

Изобретение лаун-тенниса

В настоящее время достоверно неизвестно, кто изобрёл теннис, но, по наиболее распространённой версии, родоначальником игры был майор Уолтер Уингфилд. Он придумал игру для развлечения гостей на приёмах в своем особняке в Уэльсе и в 1873 году опубликовал первые правила игры. Игра получила одновременно два названия: «сферистика» (англ. sphairistike от греч. σφαιριστική, означающего игру в мяч) и «лаун-теннис» (англ. lawn tennis, букв. теннис для лужаек). В качестве основы он использовал современный ему теннис (в наше время реал-теннис). В игре, придуманной Уингфилдом, также прослеживается влияние набиравшего в те дни популярность бадминтона. Так, первоначально высота сетки между половинами корта составляла, как в бадминтоне, более полутора метров, а счёт шёл до 15 очков в каждом гейме[7] (история изменений в правилах рассматривается в разделе Эволюция правил). В качестве возможных создателей современного тенниса упоминаются также британец Томас Генри Гем и испанец Аугурио Перера, ещё в 1858 году адаптировавшие игру рэкетс, разновидность тенниса, для травяных газонов в предместьях Бирмингема, а в 1872 году основавшие клуб любителей новой игры в Лимингтон-Спа[8][9]. После появления игры Уингфилда Гем разработал правила для своей игры, которую назвал пелотой; Уилмингтонский клуб дал этой игре то же название, которое носила игра, изобретённая Уингфилдом, — «лаун-теннис».[10].

Предвидя коммерческий потенциал лаун-тенниса, Уингфилд запатентовал его в 1874 году и начал продажу комплектов оборудования и учебников игры (по 15 шиллингов за ракетку, 5 шиллингов за дюжину мячей и 6 пенсов за учебник), но достаточно быстро утратил контроль над распространением игры. Игра начала стремительно развиваться в Великобритании и США, куда её завезли уже в начале 1874 года. За первый год продаж патентованное лаун-теннисное оборудование также было продано в Канаду, Индию, Китай и русскому императору (историк российского тенниса Борис Фоменко сообщает о дневниковой записи великого князя Сергея Александровича от 31 мая 1875 года: «В теннис на траве играем для тренировки с братьями»[11]), но рынок быстро наводнили товары конкурентов. В 1877 году Уингфилд отказался от продления патента[10].

Появление турниров и национальных ассоциаций лаун-тенниса

Уже в 1875 году разработанные Уингфилдом правила были изменены; новый свод правил был разработан в Мэрилебонском крикетном клубе[12]. В июле 1877 года в Уимблдоне был проведён первый турнир по лаун-теннису, организатором которого был Всеанглийский клуб лаун-тенниса и крокета (англ. All England Lawn Tennis and Croquet Club). Участники должны были заплатить вступительный взнос в размере одного фунта и одного шиллинга, а зрители платили за билеты по одному шиллингу. Турнир был открыт для всех желающих (всего участвовали 22 человека), приз победителю стоил 12 гиней, и кроме того разыгрывался серебряный кубок ценой 25 гиней[13]. В 1884 году в рамках Уимблдонского турнира были впервые проведены женский турнир (хотя уже за пять лет до этого женщины разыгрывали чемпионат Ирландии[14]) и мужской парный турнир, а в 1913 году к ним добавились соревнования женских и смешанных пар (микст)[15]. В 1888 году была основана Ассоциация лаун-тенниса (англ. Lawn Tennis Association, LTA), которая в последующие годы установила сорок три правила игры, многие из которых действительны до сих пор, и утвердила проведение 73 турниров в течение десяти лет.

Император Николай II с дочерью Татьяной и приближёнными после игры в теннис, 1910 год

Существуют документы, свидетельствующие, что в США (Камп-Апачи, Аризона) в лаун-теннис играли вскоре после начала продажи наборов Уингфилда, в 1874 году[16]. Весной того же года был открыт теннисный корт при Статен-Айлендском крикетном и бейсбольном клубе в Нью-Йорке[12]. В 1876 году в Наханте, штат Массачусетс, прошёл первый турнир по лаун-теннису в США, а в 1881 году была создана Национальная ассоциация лаун-тенниса США (англ. United States National Lawn Tennis Association, USLTA, в настоящее время Ассоциация тенниса США, англ. United States Tennis Association, USTA). Целью её создания были стандартизация правил соревнований и проведение турниров. В ассоциацию вошли 34 лаун-теннисных клуба, до этого игравшие каждый по своим, отличным от остальных, правилам[12]. Национальный чемпионат США среди мужчин (англ. U.S. National Men's Singles Championship), который сейчас называется Открытый чемпионат США, был впервые проведён в том же году в Ньюпорте, Род-Айленд (с того же года в Торонто проводился турнир, носящий начиная с 1890 года статус чемпионата Канады, а сегодня известный как Rogers Cup[17]). Соответствующий женский турнир — Национальный чемпионат США среди женщин (англ. U.S. National Women's Singles Championships) — стартовал в 1887 году.

До конца века лаун-теннис распространился по всему миру. Первые лаун-теннисные клубы были созданы:

Первый турнир по лаун-теннису в Австралии прошёл в 1879 году[15], а с 1892 года разыгрывался чемпионат Германии.

В конце 1870-х годов лаун-теннис начинает развиваться в России. Первая лаун-теннисная секция была организована при Санкт-Петербургском крикет-клубе[19]. Первый международный турнир в России состоялся в 1903 году в Санкт-Петербурге. Одновременно этот турнир был и первым чемпионатом Санкт-Петербурга. Турнир проводился в мужском одиночном и парном разрядах при участии 15 российских и трёх иностранных теннисистов, которые и одержали победу в обоих разрядах[20]. В 1907 году прошли первые Всероссийские состязания в лаун-теннис, которые выиграл Георгий Брей[21], а в 1908 году был основан Всероссийский союз лаун-теннисных клубов, главный руководящий орган российского тенниса до 1918 года[22].

В 1913 году представители 12 национальных лаун-теннисных ассоциаций в Париже договорились о создании Международной федерации лаун-тенниса (англ. International Lawn Tennis Federation, ILTF)[23]. Некоторое время вновь созданная федерация проводила чемпионаты мира по теннису: на травяных кортах (Уимблдонский турнир), на твёрдых (фактически, грунтовых) кортах и в помещениях[24].

О популярности тенниса в конце XIX века свидетельствует тот факт, что в 1896 году он был включён в программу первых Олимпийских игр современности вместе с восемью другими видами спорта. На первом Олимпийском турнире по теннису были разыграны два комплекта медалей — в мужском одиночном и мужском парном разрядах. Четыре года спустя первый комплект олимпийских медалей в истории среди женщин был разыгран именно в теннисном турнире[25]. В рамках этой же Олимпиады прошёл и первый олимпийский турнир смешанных пар. Теннисный турнир проводился в рамках Олимпийских игр до 1924 года, после чего был возобновлён только в 1988 году.

Появление командных турниров

В 1899 году у четырёх студентов Гарвардского университета зародилась идея проведения теннисного турнира, в котором участвуют национальные сборные команды. Один из них, Дуайт Дэвис, разработал схему проведения турнира и купил на собственные деньги приз для победителя — серебряный кубок[26]. Первый турнир состоялся в Бруклине, штат Массачусетс в 1900 году, и в нём приняли участие сборные США и Великобритании. Дэвис вместе с двумя другими студентами Гарварда играл за команду США, которая неожиданно победила, выиграв затем и следующий матч в 1902 году[27]. С тех пор турнир проводился каждый год (за некоторыми исключениями), а после смерти Дэвиса в 1945 году получил название Кубок Дэвиса и сейчас является популярным ежегодным событием в мире тенниса. Уже в 1904 году к розыгрышу турнира присоединились Франция и Бельгия, затем Австралазия. К 1913 году в турнире участвовали восемь национальных сборных[28], и их число продолжало постоянно расти. До 1973 года этот турнир выигрывали сборные только четырёх стран: США, Великобритании, Австралии и Франции[27] (однако необходимо учесть, что австралийцы с 1905 по 1919 год выступали совместно с новозеландцами и завоевали за это время шесть титулов)[29].

В 1923 году одна из ведущих теннисисток мира, Хейзел Хочкисс-Уайтмен, в целях популяризации женского тенниса учредила командный Кубок Уайтмен, но это соревнование, будучи впервые проведённым между женскими сборными США и Великобритании, так и осталось внутренним делом этих двух команд[30] на всём протяжении своего существования до 1990 года, когда британская сторона объявила о прекращении участия в этом соревновании[31]. Только в 1963 году Международная федерация лаун-тенниса учредила Кубок Федерации — женское командное соревнование, ставшее аналогом мужского Кубка Дэвиса.

Ещё одно официальное командное мужское соревнование, Кубок наций (впоследствии Кубок мира), стартовало в 1978 году под эгидой Ассоциации теннисистов-профессионалов (АТР)[32].

Большой шлем

Доминирование США, Великобритании, Франции и Австралии в довоенном мировом теннисе привело к тому, что именно турниры, проводимые в этих странах, стали наиболее престижными. Четыре самых крупных турнира — Уимблдонский турнир, чемпионат США, чемпионат Франции, проходящий с 1891 года и открытый для участников из других стран с 1925 года, и чемпионат Австралии (проводится с 1905 года) — в 30-е годы получили общее название «турниры Большого шлема», позаимствованное из карточной игры бридж. Термин, как указывает сайт Открытого чемпионата США, был пущен в ход репортёром «Нью-Йорк Таймс» Джоном Кираном в 1933 году, когда австралийский теннисист Джек Кроуфорд выиграл чемпионат Австралии, чемпионат Франции и Уимблдонский турнир и вышел в финал чемпионата США, где ему противостоял британец Фред Перри. Киран писал: «Если сегодня Кроуфорд победит Перри, это будет равноценно выигрышу большого шлема на теннисном корте». В тот год завоевание Большого шлема не состоялось, и первым его обладателем стал Дон Бадж пять лет спустя[33]. По другой версии, в частности, приводимой на официальном сайте Уимблдонского турнира, термин возник после того, как Бадж выиграл все четыре турнира, и его автором является американский спортивный журналист Эллисон Данциг[34].

Турниры Большого шлема
Турнир Первый розыгрыш Место проведения Покрытие
Уимблдонский турнир 1877 (мужской одиночный)
1884 (женский одиночный, мужской парный)
1913 (женский парный, смешанный)
Уимблдон, Великобритания Трава
(Открытый) чемпионат США 1881 (мужской одиночный, мужской парный)
1887 (женский одиночный, женский парный, смешанный)
Нью-Йорк, США
Ньюпорт, США (1881—1914)
Филадельфия, США (1921—1923)
Трава (до 1974)
Грунт (1975—1977)
Хард (с 1978)
(Открытый) чемпионат Франции 1891 (мужской одиночный)
1897 (женский одиночный)
1925 (международный)
Париж, Франция
Бордо, Франция (1909)
Грунт
(Открытый) чемпионат Австралии 1905 (мужской одиночный, мужской парный)
1922 (мужской одиночный, мужской парный, смешанный)
Мельбурн, Австралия
Сидней, Австралия (17 раз)
Аделаида, Австралия (14 раз)
Брисбен, Австралия (7 раз)
Перт, Австралия (3 раза)
Крайстчерч, Новая Зеландия (1906)
Хейстингс, Новая Зеландия (1912)
Трава (до 1988)
Хард (с 1988)

Профессиональный теннис

Начиная с 1920-х годов, профессиональные теннисные игроки начали зарабатывать деньги, выступая в показательных матчах перед публикой, которая платила за право смотреть игру. Первой, кто подписал профессиональный контракт на выступления перед публикой, стала чемпионка Олимпийских игр в Антверпене Сюзанн Ленглен. Её турне организовал предприниматель Чарльз Пайл, пытавшийся также заключить контракт с другими ведущими теннисистками мира, Хелен Уиллз и Моллой Мэллори, но не преуспевший в этом. Тогда в качестве партнёрши для Ленглен была ангажирована Мэри Браун, трёхкратная чемпионка США и капитан сборной страны в Кубке Уайтмен, которой к тому моменту было уже 35 лет. Сумма контракта Ленглен составляла 75 тысяч долларов[35], а Браун должна была, по слухам, получить 30 тысяч[36]. Пайл также заключил контракт с четвёртой ракеткой Франции Полем Фере и звездой американского тенниса, двукратным олимпийским чемпионом и обладателем Кубка Дэвиса Винсентом Ричардсом, наряду с ещё двумя менее известными теннисистами. Первый профессиональный теннисный матч в истории состоялся 9 октября 1926 года в Нью-Йорке на крытой арене «Мэдисон-сквер-гарден», в присутствии 13 тысяч зрителей. В теннисных кругах возникновение профессионального тура было воспринято со смешанными чувствами, вызвав как поддержку, так и резкую критику[35].

Хотя американский тур Пайла принёс доход, он отказался возобновлять контракты или организовывать аналогичный тур по Европе, ссылаясь на финансовые разногласия с Ленглен. Тем не менее, Винсент Ричардс продолжил дело профессионализации тенниса, создав ассоциацию профессиональных теннисистов и организовав первый чемпионат США по теннису среди профессионалов, прошедший в Нью-Йорке в 1927 году. Ричардс стал и первым чемпионом США среди профессионалов[35].

Однако Ричардс оказался не столь успешным менеджером, как Пайл, и профессиональный тур перестал приносить доходы, пока в 1931 году к нему не присоединился многократный победитель Уимблдонского турнира, чемпионата США и Кубка Дэвиса Билл Тилден, чьё противостояние с чемпионом США среди профессионалов 1929 года[37], чехословацким мастером Карелом Кожелугом снова привлекло внимание публики и принесло около четверти миллиона долларов за сезон. Следующим удачным дополнением к списку профессионалов стал в 1934 году Эллсуорт Вайнз, благодаря которому сборы от тура снова составили за год четверть миллиона долларов. В 1937 году в профессионалы перешёл Фред Перри, звезда британской сборной в Кубке Дэвиса. По классу он был примерно равен Вайнзу, и вместе они собрали за год 400 тысяч долларов. В следующие два года сборы составили 175 и 200 тысяч долларов, причём даже присоединение к туру в 1939 году первого в истории обладателя Большого шлема Дона Баджа не особенно сказалось на уровне доходов[30].

Большинство выступлений в рамках профессиональных теннисных турне представляли собой не связанные между собой матчи между отдельными игроками; в один вечер проходили несколько таких матчей без определения общего победителя. Но в 1930-е годы в мире сложилась и система профессиональных турниров, параллельная любительской, и теннисисты-профессионалы, помимо участия в турне, также регулярно сходились в таких турнирах по системе плей-офф. Первые профессиональные турниры в Европе проходили во Французской Ривьере, а в 1931 году большой профессиональный теннис добрался до Парижа[38]. Осенью 1934 года большой профессиональный теннисный турнир впервые прошёл на стадионе «Уэмбли» в Лондоне; это соревнование, вместе с парижским турниром и чемпионатом США среди профессионалов, определяло лидеров мирового профессионального тенниса в последующие годы[39], в совокупности представляя профессиональный аналог любительского Большого шлема.

После Второй мировой войны наметилась тенденция оттока лучших игроков-любителей в профессиональный теннис: так, в 1948 году в профессионалы ушёл только что выигравший с командой США Кубок Дэвиса Джек Креймер, а вскоре за ним последовал сменивший его в сборной Панчо Гонсалес. Продолжили тенденцию обладатели Большого шлема 1951 года в мужских парах Фрэнк Седжмен и Кен Макгрегор, пополнив ряды профессионалов в 1952 году[30].

Креймер, выигравший несколько крупных турниров в начале 1950-х годов, стал после этого менеджером профессионального тенниса и начал агрессивную кампанию по вербовке молодых талантов. Важным шагом стало изменение условий контракта участников профессиональных туров: вместо доли в доходах им теперь предлагались гарантированные гонорары: так, Седжмену за сезон была предложена сумма в 75 тысяч долларов, а другому австралийскому теннисисту, Лью Хоуду, 125 тысяч за 25 месяцев. Сформировав группу из ведущих игроков, Креймер в рамках турне в городах, где не было регулярных турниров, проводил турниры по круговой системе, привлекавшие особое внимание зрителей, так как это придавало играм тот элемент соревновательности, которого не хватало отдельным матчам[40].

Открытая эра

Предпосылки к переходу и появление открытых турниров

В течение 40 лет профессиональный и любительский теннис были строго разделены — как только игрок становился «профессионалом», он не имел более права выступать в любительских турнирах. В 1930 году Ассоциация лаун-тенниса США выдвинула идею открытых турниров, где могли бы участвовать как любители, так и профессионалы, но Международная федерация лаун-тенниса последовательно проваливала это предложение как в этом году, так и в дальнейшем[35]. Фактически, однако, ведущие теннисисты-любители много лет получали деньги за выступления в виде не афишировавшихся бонусов от спонсоров и оплаты фиктивных счетов за проезд и жильё. Появился даже термин «shamateurs», то есть «поддельные любители». В 1963 году ведущий британский спортивный обозреватель Брайан Гранвилл писал в «Sunday Times», что теннис перестал быть подлинно любительским спортом как минимум за четверть века до этого. При этом ведущие теннисисты легко расставались со статусом любителей, переходя в профессиональные турне (в частности, в 1960-е годы ряды профессионалов пополнили звёзды австралийского любительского тенниса Род Лейвер и Джон Ньюкомб)[41]. В 1967 году было объявлено об организации нового профессионального тура World Championship Tennis (WCT), с менеджером которого заключили контракт, помимо Ньюкомба, такие бывшие любители, как Тони Роч, Клифф Драйсдейл и Никола Пилич. Вскоре после этого контракт с другим профессиональным турне — Национальной теннисной лигой (англ. National Tennis League, NTL) — подписал ещё один ведущий любитель Рой Эмерсон[42].

Подстёгнутая постоянной утечкой лучших теннисистов-любителей в профессиональные турне, LTA решила в 1967 году положить конец разделению тенниса и уравняла в правах любителей и профессионалов в своих турнирах. Было объявлено, что Уимблдонский турнир 1968 года будет открыт для всех игроков независимо от их статуса. Примеру Уимблдона в том же году последовали и другие ведущие турниры. Первый открытый турнир прошёл в Борнмуте (Великобритания) в апреле 1968 года, а первыми чемпионами Открытой эры стали австралиец Кен Розуолл и местная уроженка Вирджиния Уэйд[43]. В 1969 году официальная классификация USLTA разделила всех теннисистов на три категории: любители, профессионалы-гастролёры (связанные контрактами на участие в турне, англ. touring professionals) и зарегистрированные профессионалы, имеющие право на участие в открытых турнирах, куда гастролёры по-прежнему не допускались. Эта классификация была принята и Международной федерацией лаун-тенниса[44]. Таким образом было положено начало Открытой эры в современном теннисе, в котором все игроки имеют право выступать в любых турнирах.

Формирование туров и борьба между теннисными организациями

Запрет на участие в открытых турнирах и Кубке Дэвиса для профессионалов-гастролёров был снят уже через несколько лет, в 1972 году, но к тому моменту само понятие успело устареть. С началом Открытой эры на смену профессиональным теннисным турне приходят «туры», состоящие из серии международных турниров, проходящих в разных странах. Первыми такими турами у мужчин стали World Championship Tennis (WCT), Национальная теннисная лига (поглощённая WCT уже в 1970 году[45]) и тур Гран-при, организованный ILTF в 1970 году[44]. В это же время усилиями главного редактора журнала «World Tennis» Глэдис Хелдмен и звезды женского тенниса Билли-Джин Кинг был организован и женский теннисный тур Virginia Slims (по названию фирмы-спонсора, производителя сигарет); с 1973 года он проходит под эгидой Женской теннисной ассоциации (WTA), а организацию мужского Гран-при с 1972 года взяла на себя новообразованная Ассоциация теннисистов-профессионалов (АТР)[46], при участии (с 1974 по 1989 год) ITF и организаторов отдельных турниров в рамках так называемого Совета по мужскому теннису (англ. Men's Tennis Council)[32]. Аналогичная структура при участии WTA и ITF была создана и в женском теннисе после того, как международная федерация наконец признала женский профессиональный тур. В системе, предложенной организаторами туров Гран-при и Virginia Slims, игроки набирали очки в соответствии с местами, занятыми в каждом турнире, а в конце сезона обладатели лучших рейтингов награждались денежными призами. Несколько обладателей наивысших рейтингов также приглашались принять участие в итоговом турнире года, где распределялись дополнительные денежные призы; так, в дополнение к общему призовому фонду в 550 тысяч долларов, распределяемому АТР в 1974 году, в её итоговом турнире Мастерс были разыграны ещё 100 тысяч долларов[44].

Под контроль менеджеров профессиональных туров не попали турниры Большого шлема, управление которыми продолжала осуществлять ILTF. Конфликт между ILTF и профессиональными турами, с одной стороны, привёл к отсутствию на ряде турниров Большого шлема в начале Открытой эры гастролирующих профессионалов, а с другой, к значительному увеличению призовых фондов этих четырёх турниров. В борьбе за контроль над расписанием турниров включилась и Ассоциация тенниса США, отказавшаяся признавать соглашения между ITF и WCT и организовавшая собственный тур, разыгрываемый в начале сезона в помещениях[47].

«Битва полов»

В начале 70-х годов женские организации активно лоббировали вопрос о равных денежных призах для теннисистов вне зависимости от пола. В 1970 году первый приз в женском одиночном разряде на большинстве турниров был примерно вчетверо меньше, чем в мужском[48], и Билли-Джин Кинг и её единомышленницы не были готовы это терпеть. В 1973 году они достигли успеха, когда размер призовых уравняли на Открытом чемпионате США. Эта активность вызывала критику со стороны людей, считавших, что женский теннис нельзя уравнивать в правах с мужским. Рупором этой критики стал Бобби Риггс, чемпион Уимблдона 1939 года во всех трёх категориях и двукратный чемпион США (1939 и 1941 года), профессионал с 1942 года, а в дальнейшем спортивный комментатор. В 1973 году 55-летний Риггс объявил, что мужчины в его возрасте способны справиться с любой из ведущих теннисисток мира и, следовательно, имеют не меньшее право на денежные призы. Его первый показательный матч против Маргарет Корт, казалось, подтверждал его слова: Риггс легко победил 6:2, 6:1. После этого его вызов приняла Билли-Джин Кинг; их матч демонстрировался по телевидению в прямом эфире, и Кинг выиграла его 6:4, 6:3, 6:3. Этот матч помог привлечь к женскому теннису внимание спонсоров, что дало основание предположить, что вся кампания Риггса могла быть подстроена[44].

В 1974 году, тоже при активном участии Билли-Джин Кинг, была создана командная теннисная лига World Team Tennis, где принимали участие команды, состоявшие из игроков обоих полов[44]. Первый год её проведения был ознаменован конфликтом с Федерацией тенниса Франции, рассматривавшей лигу как конкурента летних европейских турниров и отказавшейся допустить её участников на Открытый чемпионат Франции. Возможно, это не дало завоевать Большой шлем Джимми Коннорсу, который в тот год выиграл все остальные турниры Большого шлема[49]. Спустя 14 лет началось проведение Кубка Хопмана— престижного выставочного турнира национальных сборных, составленных из одного мужчины и одной женщины, проходящего под эгидой Международной федерации тенниса[50].

Возвращение в программу Олимпийских игр

Уже в 1968 году теннис был снова включён в программу Олимпийских игр, но только как показательный вид, и вопроса о статусе игроков не возникало. Также показательным был теннисный турнир 1984 года, но уже в 1988 году состоялось возвращение тенниса в олимпийскую программу в качестве состязательного вида. Это означало, что в Олимпиадах отныне могут участвовать теннисисты, официально имеющие статус профессионалов, что было невозможно в прежние годы.

Рост влияния игроков

В 1978 году произошло частичное слияние двух главных мужских профессиональных туров: Гран-при и WCT, под эгидой которого осталось только несколько турниров. В условиях отсутствия конкуренции руководство тура Гран-при могло менять сетку турниров и призовой фонд по своему усмотрению. Плотный график турниров, приводящий к травмам и общему истощению, вызывал негативную реакцию игроков.

В 1988 году директор Ассоциации теннисистов-профессионалов Гамильтон Джордан при поддержке ведущих теннисистов, выступавших в одиночном разряде, объявил о предстоящем формировании нового профессионального тура — АТР-тура, в определении политики которого непосредственное участие будут принимать сами игроки; в частности, в турнирную сетку предполагалось ввести восьминедельные каникулы. Идею за короткое время поддержали 85 игроков из первых ста в рейтинге АТР, к ним присоединились организаторы многих крупных турниров, чьи голоса в дальнейшем учитывались при формировании сетки наравне с голосами самих игроков. АТР-тур стартовал в 1990 году[32].

Распространение тенниса в мире

После начала Открытой эры популярность тенниса в мире, и до того значительная, продолжала расти. К четырём странам — лидерам мирового тенниса (Австралии, Великобритании, США и Франции) начали добавляться новые. Так, с 1974 года, когда ЮАР стала пятой страной, сборная которой завоевала Кубок Дэвиса, его выигрывали команды 11 стран, в том числе Швеция семь раз, Испания пять раз, ФРГ и объединённая Германия трижды и Россия — дважды[27]. Кубок Федерации с начала Открытой эры выигрывали десять разных сборных, в том числе Чехословакия пять раз (а после распада страны один раз Словакия и дважды Чехия), Испания тоже пять раз, Россия четырежды, Италия трижды и ФРГ / объединённая Германия — дважды[51]. Со времени введения профессиональных рейтингов (см. раздел Официальная теннисная иерархия и Международный зал теннисной славы) первую позицию в мужском рейтинге, помимо американцев и австралийцев, занимали трое шведов, трое испанцев и двое представителей России (а всего представители 11 стран)[52], а в женском по две представительницы Бельгии, России и Сербии (а в общей сложности теннисистки из 11 стран)[53].

Теннисные организации, в особенности Международная федерация тенниса, предпринимают значительные усилия по популяризации игры в мире. Только за 2009 год ITF и Фонд развития Большого шлема инвестировали в развитие тенниса в мире более 3,5 миллионов долларов; ещё более 400 тысяч были пожертвованы фондом «Олимпийская солидарность». Эти организации поддерживали проведение 25 региональных молодёжных теннисных соревнований по всему миру, включая молодёжный чемпионат Африки. Всего за 23 года ITF и Фонд развития Большого шлема вложили в развитие тенниса в мире больше 71 миллиона долларов[54]. ITF также поддерживает собственный цикл из более чем 350 молодёжных турниров, проходящих более чем в ста странах мира. В турнирах юниорского тура ITF принимают участие около десяти тысяч молодых теннисистов[55]. Под эгидой Международной федерации тенниса проводятся 150 турниров в 37 странах для теннисистов в инвалидных колясках[56].

Эволюция снаряжения и правил

Технические усовершенствования

Хотя лаун-теннис обязан своим возникновением появлению резиновых мячей, лучше отскакивавших от травяного газона, чем традиционные матерчатые мячи, набитые шерстью или опилками[57], в последующие десятилетия оборудование менялось мало. Основные изменения начались только в 1960-е годы, когда начались эксперименты с формой и материалом теннисных ракеток с целью придать ударам бо́льшую силу и точность. Если до 1960-х годов ракетки делались из дерева (первая металлическая ракетка, выпущенная в продажу, была запатентована только в 1953 году Рене Лакостом[58]), в 1967 году в обиход вошли стальные ракетки, за которыми последовало появление ракеток из алюминия, графита, фибергласса и композиционных материалов, в частности, углеволокна[59].

В 1976 году фирма «Prince» выпустила теннисную ракетку с более длинной и широкой головкой, площадь которой была больше принятых тогда образцов в полтора раза. Площадь была увеличена, чтобы снизить процент промахов мимо мяча, но не запланированным создателями новой ракетки эффектом оказалось значительное увеличение силы удара. К 90-м годам различные модификации профессиональных ракеток имели площадь на 25—60 % больше стандартной. Ракетки новых размеров оказались лучше приспособлены для двуручного бэкхенда, что резко увеличило его популярность. В конце 80-х годов был начат также выпуск ракеток с более толстым ободом, что тоже увеличивает силу удара. Этот тип ракеток оказался востребован среди профессиональных теннисисток и особенно молодых спортсменов, которым ещё недоставало собственной силы. С конца 1970-х годов в первую десятку мирового женского тенниса регулярно попадали спортсменки, не достигшие 18-летнего возраста, в числе которых Трейси Остин, Андреа Джегер, Штеффи Граф, Габриэла Сабатини, Моника Селеш и Дженнифер Каприати. Кроме того, с 1985 по 1990 год на трёх из турниров Большого шлема титул в мужском одиночном разряде завоёвывали самые молодые игроки в их истории: 17-летний Борис Беккер на Уимблдонском турнире, 17-летний Майкл Чанг на Открытом чемпионате Франции и 19-летний Пит Сампрас на Открытом чемпионате США[59].

Одна из модификаций теннисной ракетки, ракетка с двойной струной, была продемонстрирована в 1977 году. Двойные вертикальные струны, скреплённые вместе клейкой лентой или помещённые в пластиковые трубки, позволяли при низком натяжении наносить не только особенно мощный (за счёт пружинистости), но и сильно закрученный удар. Ведущие игроки мира отказывались играть против непредсказуемых соперников, вооружённых такими ракетками, и в итоге ITF наложила запрет на их использование, мотивируя это тем, что они фактически наносили два удара вместо одного, что запрещалось правилами[60].

Определённые изменения произошли и с теннисным мячом. Вскоре после внедрения игры Уингфилдом резиновый мяч стали обшивать фланелью. Затем мячи, первоначально бывшие цельными, стали делать полыми и надувать газом. В 1972 году Международная федерация тенниса ввела в обиход жёлтые мячи после того, как исследования показали, что мячи такого цвета лучше видны на экранах телевизоров, и в настоящее время жёлтые мячи используются в большинстве крупных турниров, в том числе с 1986 года на Уимблдоне[57].

В конце XX века в теннис начали проникать электронные приборы, позволяющие улучшить качество судейства. С начала 1980-х годов на Уимблдонском турнире и Открытом чемпионате США использовалась электронная система «Cyclops», определявшая место касания мяча (в пределах корта или за линией)[61]. С 1996 года Ассоциация теннисистов-профессионалов, а вслед за ней и другие теннисные организации используют электронный прибор «Trinity», позволяющий определить, коснулся ли мяч сетки при подаче[62]. Ещё одним технологическим нововведением, постепенно нашедшим применение в теннисе, стали видеоповторы. В 2005 году видеоповторы для арбитров были узаконены в играх профессиональной лиги World TeamTennis[63], а чуть позже в выставочном Кубке Хопмана. В 2006 году технология видеоповторов Hawk-Eye стала применяться уже на официальных международных турнирах, в том числе в Открытом чемпионате США[64].

Теннисная мода

В первые годы существования лаун-тенниса спортивная форма была довольно неудобной. Так, первая чемпионка Уимблдонского турнира, Мод Уотсон, завоевала свой титул в юбке с турнюром и мужской соломенной шляпе, а ещё раньше женщины играли в костюмах из фланели и саржи, а иногда даже в мехах. Лотти Дод, самая юная чемпионка Уимблдона, уже носила доходившие до середины голени юбки, бывшие частью её школьной формы, а в 1905 году американка Мэй Саттон позволила себе выйти на корт с закатанными рукавами. Тем не менее нижние юбки и корсеты оставались частью женской теннисной формы до Первой мировой войны[65].

После войны законодательницей теннисной моды стала Сюзанн Ленглен. Другая многократная победительница турниров Большого шлема, Элизабет Райан, однажды сказала: «Все теннисистки должны на коленях благодарить Сюзанн за избавление от тирании корсетов». Благодаря Ленглен в женском теннисе утвердились юбки до колена и короткие рукава. Кроме того, после Ленглен в моду вошли головные платки, а несколько позже Хелен Уиллз ввела в моду защищающие глаза козырьки, подобные принятым в гольфе[65].

В конце 1930-х годов в женском теннисе шорты начали вытеснять юбки, а в мужском длинные брюки. В последний раз Уимблдонский турнир в длинных брюках удалось выиграть в 1946 году[65].

Теннисную моду в первые десятилетия после Второй мировой войны во многом диктовал бывший теннисист и теннисный судья, кутюрье Тед Тинлинг. В 1949 году сенсацию вызвало кружевное нижнее бельё Гасси Моран его работы[65], а позже он проектировал костюмы для Марии Буэно и Мартины Навратиловой[66].

Эволюция правил

Основы правил и терминологии лаун-тенниса сформировались уже в 1870-е годы, в том числе будучи заимствованными из жё-де-пома:

  • само название теннис (англ. tennis), по-видимому, произошло от фр. tenez, повелительной формы глагола tenir, «держать». Оно означает, таким образом, «держите!». Этим выкриком игрок в реал-теннис предупреждал соперника, что он собирается подавать[67]. Такое объяснение является господствующим со второго десятилетия двадцатого века, хотя ближе к концу века появилась теория, связывающая название тенниса со старым французским словом, обозначающим ткацкий челнок и его движение вперёд и назад, как это делает мяч в теннисе[68].
  • ракетка (англ. racquet) происходит от фр. raquette, которое, в свою очередь, произошло от арабского rakhat, означающего «ладонь»[69];
  • английский термин deuce (ро́вно) произошёл от фр. à deux le jeu, означающего «to both is the game» (счёт в игре равный); по другой версии, слово происходит от фр. deux points, означающего, что игроку необходимо выиграть два очка для победы в гейме[70];
  • англ. love, используемое для обозначения счета «0» (например, «40—love» эквивалентно «40:0»), возможно, произошло от фр. l'œuf, «яйцо», подразумевавшего знак «ноль» в форме яйца[67];
  • система счёта в геймах «15», «30», «40» произошла от фр. quinze, trente, quarante. Эту систему отсчёта связывают либо с делениями на циферблате часов (где для благозвучия число 45 было заменено на 40)[70], либо с ограничением на ставки в играх, принятым в средневековой Франции, где максимальной ставкой были 60 денье, а промежуточные ставки отсчитывались по 15 денье[71]. Эта система сформировалась не сразу, но вскоре после выхода книги Уингфилда. В то же время, в изначальной версии правил Уингфилдом было предложено использование 15-очковых сетов, что являлось заимствованием из современного ему бадминтона (в настоящее время счёт в сетах в бадминтоне идёт до 21 очка). Традиционная же теннисная система подсчёта очков была возвращена в лаун-теннис вместе с прямоугольной формой корта перед первым Уимблдонским турниром и после того, как истёк срок патента Уингфилда[72].

Правила, принятые в 1875 году в Мэрилебонском клубе, практически не изменялись на протяжении последнего столетия. Основные изменения делались в целях увеличения привлекательности игры для зрителей и касались системы начисления очков. Так, в середине 1950-х годов в США была предложена сквозная система зачёта очков в сетах с переходом подачи после каждых пяти мячей, позаимствованная Джеймсом ван Аленом из настольного тенниса; при этой системе, получившей название Van Alen Simplified Scoring System (VASSS), сет выигрывал теннисист, первым набравший 31 очко[73][74].

Значительным шагом в направлении сокращения времени игры стало, также по инициативе ван Алена, введение тай-брейка — решающего гейма, разыгрываемого в настоящее время в большинстве турниров при счёте 6:6 в сете. В прошлом сет можно было выиграть только с разницей в два гейма или больше, что приводило к затяжным розыгрышам. Хорошим примером может служить пятый сет матча 2010 года между Джоном Изнером и Николя Маю на Уимблдонском турнире, где решающий сет матча всё ещё играется по старым правилам. Изнер и Маю играли этот сет больше суток с учётом перерыва на ночь (весь матч продолжался 665 минут чистого времени)[75] и закончили его со счётом 70:68 по геймам. Тай-брейк был впервые введён на Открытом чемпионате США в 1970 году после того, как за год до этого на Уимблдонском турнире Панчо Гонсалес и Чарли Пасарелл провели на корте более пяти часов чистого времени в матче, закончившемся с общим счётом 22:24, 1:6, 16:14, 6:3, 11:9[76], а сквозная система зачёта была предложена ван Аленом после того, как в любительском турнире 1954 года, проходившем в Ньюпорте, соперники сыграли 88 геймов за четыре часа (матч закончился со счётом 6:3, 9:7, 12:14, 6:8, 10:8). Со введением тай-брейка на прочих турнирах такая возможность исчезла, в частности, матч 1954 года в Ньюпорте продолжался бы на 18 геймов меньше[74].

Ассоциация теннисистов-профессионалов, кроме того, с начала XXI века прилагает дополнительные усилия к превращению матчей в парном разряде в более привлекательные как для зрителей, так и для ведущих игроков в одиночном разряде, используя методы сокращения игрового времени. Так, в июне 2005 года было принято решение о сокращении числа геймов в сете: тай-брейк должен был разыгрываться при счёте не 6:6, а 4:4, а в самих геймах также отменялась игра до разницы в два мяча, и при равенстве 3:3 (или, по старой системе, 40:40) должно было разыгрываться одно решающее очко (так называемая «система без преимущества», англ. no-ad system)[77]. При счёте 1:1 по сетам должен был разыгрываться супертай-брейк до десяти очков (или до разницы в два очка при счёте 9:9). Кроме того, планировалось резервировать значительную часть мест в турнирах пар для теннисистов, находящихся на высоких позициях в одиночном рейтинге. Результатом введённых новшеств стал судебный иск, поданный против руководства АТР ведущими мастерами парной игры во главе с Бобом и Майком Брайанами. В январе следующего года был достигнут компромисс: часть новшеств (помимо супертай-брейка в третьем сете и отмены игры до разницы в два очка в обычных геймах) была отменена. Эти события в прессе получили название «революция пар в АТР». Поначалу новые правила критиковались, как слишком большой вес придающие везению, но со временем выяснилось, что на расстановку в верхнем эшелоне их введение практически не повлияло, при этом привлекая зрителей за счёт большей динамичности в игре[78].

Помимо системы зачёта очков, в правила со временем были внесены изменения, касавшиеся жеребьёвки. Так, уже в 1885 году было принято правило, согласно которому в каждом круге начиная со второго число участников турнира должно быть кратным двум. Это означало, что часть участников первого круга могут пройти во второй без игры, но дальше у каждого участника будет соперник. Такого правила не было, к примеру, на первом Уимблдонском турнире, и в результате один из полуфиналистов прошёл в финал без игры. Второе усовершенствование, предложенное в том же 1885 году математиком Чарльзом Лютвиджем Доджсоном, более известным в наше время как Льюис Кэрролл, было принято только в 1922 году и состояло в том, что сильнейшие участники разводятся по турнирной сетке с тем, чтобы не встретиться в первых кругах (так называемый «посев» участников)[79].

Развитие техники и тактики игры

Изменения правил и оборудования накладывали за время существования тенниса отпечаток на господствующий стиль игры, технические элементы и тактику. Так, в первые годы после появления лаун-тенниса игроки, включая первого чемпиона Уимблдонского турнира Спенсера Гора, использовали принятую в игре рэкетс подачу сбоку, что было, в частности, обусловлено высотой сетки, в начальном варианте игры поднятой над землёй на полтора метра. Но уже в 1878 году, в ходе второго Уимблдонского турнира, была применена подача сверху, вскоре ставшая общепринятой среди сильных игроков. На этом же турнире появился и один из первых тактических приёмов — свеча. Спенсер Гор исповедовал стиль игры, который в современном теннисе называется «serve-and-volley» (букв. подача и сетка): после подачи он быстро выдвигался к сетке и в дальнейшем изматывал соперника, «гоняя» его из одного конца площадки в другой, иногда нанося удары по мячу даже до того, как тот пересекал линию сетки (в дальнейшем такие удары были запрещены правилами). Свеча стала противодействием этой тактике: второй чемпион Уимблдона, Фрэнк Хэдоу, раз за разом посылал мяч по высокой траектории над Гором, заставляя его отходить от сетки к задней линии[18]. Помимо тактики игры развивалась и техника. Так, на рубеже веков появилась так называемая американская крученая подача (англ. American twist), сыгравшая важную роль в победах команды США в первых розыгрышах Кубка Дэвиса.

Постепенно теннис превратился из игры для развлечения в спорт. В 1878 году в газете Гарвардского университета появилась знаковая заметка, с горечью отмечающая отток атлетичных студентов из команд по гребле на лаун-теннисные корты. Ещё один шаг к превращению лаун-тенниса в соревновательный спорт был сделан в Калифорнии, где он стал популярен на военных базах Тихоокеанского побережья США. В Калифорнии в теннис играли на грунтовых и даже цементных площадках со всей страстью и энергией, на которую способны военные. В результате в 1909 году калифорнийская пара Мел Лонг и Морис Маклафлин легко выиграла чемпионат США в парном разряде. Впоследствии Маклафлин дважды становился чемпионом США в одиночном разряде[80].

В дальнейшем оформились достаточно отличные одна от другой школы теннисной игры, связанные с преобладанием в тех или иных странах специфических типов теннисного корта. В США всё большую популярность приобретали корты с искусственным твёрдым покрытием, в континентальной Европе предпочтение отдавалось грунтовым кортам, а британцы и жители их колоний сохраняли верность травяному газону. На определённом этапе стало ясно, что теннисист, привыкший к одному типу покрытий, часто трудно адаптируется к другому. Это можно было легко увидеть на примере серии матчей между Винсентом Ричардсом и Карелом Кожелугом в конце 1920-х годов: на медленных грунтовых покрытиях доминировал европеец Кожелуг, ведший игру с задней линии, тогда как на быстрых травяных кортах побеждал воспитанник нью-йоркской теннисной школы Ричардс, чьим главным оружием был быстрый выход к сетке[81].

Превращение тенниса в соревновательный спорт требовало, чтобы игрок мог одинаково успешно играть с обеих сторон. В то же время, большую часть истории тенниса бэкхенд (удар закрытой ракеткой) оставался менее точным и сильным, чем удар открытой ракеткой, хотя были и исключения, такие, как Дон Бадж, превративший свой бэкхенд в атакующее оружие[82]. Пытаясь увеличить силу удара закрытой ракеткой, некоторые игроки при этом держали её двумя руками (в исключительно редких случаях игроки, в частности, ведущий профессиональный теннисист середины века Панчо Сегура[83], также играли таким образом открытой ракеткой), но этот стиль оставался не слишком распространённым до появления ракеток с увеличенной площадью головки (см. Технические усовершенствования), после чего многие игроки перешли на двуручный бэкхенд.

Более мощный удар открытой ракеткой стал возможен за счёт изменения господствующей техники хватки ракетки от так называемых восточной и континентальной, при которых основание указательного пальца располагается на правой или верхней правой грани восьмигранной рукояти ракетки (на иллюстрации слева), к западной, при которой ладонь фактически подхватывает её снизу. Этот переход стал возможным благодаря постепенному вытеснению травяных кортов с их низким отскоком мяча искусственными во второй половине двадцатого века. Если к началу Открытой эры один из ведущих теннисистов мира Стэн Смит использовал хватку, промежуточную между восточной и континентальной, встречая открытой ракеткой мячи, летящие на уровне пояса, то в конце века Густаво Куэртен, специалист по грунтовым кортам, уже использовал западную хватку, отбивая мяч на уровне груди. Переход от восточной и континентальной хватки к западной и близким к ней также обусловило изменение формы ракетки и уменьшение её веса за счёт использования новых материалов[84].

Официальная теннисная иерархия и Международный зал теннисной славы

Роджер Федерер и Штеффи Граф

Роджер Федерер и Штеффи Граф дольше всех были первыми ракетками мира

В 1970-е годы мужские и женские профессиональные теннисные ассоциации ввели рейтинг игроков, призванный отражать соотношение сил между теннисистами. С 1973 года, когда начал действовать рейтинг ATP, свыше двадцати мужчин-теннисистов официально побывали в ранге первой ракетки мира. Среди них дольше всего, каждый свыше пяти лет в общей сложности, это звание удерживали (в хронологическом порядке) Джимми Коннорс, Иван Лендл, Пит Сампрас и Роджер Федерер. Первым официально был удостоен этого звания Илие Нэстасе, в общей сложности занимавший первую позицию в рейтинге 40 недель[52]. Звёздные годы Рода Лейвера, единственного в истории мужского тенниса двукратного обладателя Большого шлема, по одному разу как любитель и как профессионал, пришлись на период до 1973 года, и официально первой ракеткой мира он так и не стал. Аналогичный мужскому женский рейтинг был введён WTA в 1975 году. С тех пор первую строчку в нём занимала 21 теннисистка, а Крис Эверт (первая обладательница титула), Мартина Навратилова и Штеффи Граф занимали эту позицию больше пяти лет в общей сложности (Граф — более семи)[53].

В отсутствие объективных критериев трудно назвать лучших теннисистов мира до начала Открытой эры. Подобным критерием могут служить выступления в турнирах Большого шлема, который завоёвывали до начала Открытой эры Дон Бадж и Род Лейвер у мужчин и Морин Коннолли у женщин. Однако история тенниса хранит имена теннисистов, не выигрывавших Большой шлем, но считавшихся выдающимися мастерами ракетки. Так, например, Рой Эмерсон, хотя и не выигрывал Большой шлем, к моменту введения рейтингов был лидером среди мужчин по количеству завоёванных титулов в турнирах, в него входящих (двенадцать побед в одиночном разряде, минимум по две на каждом из четырёх турниров).

Среди составлявшихся списков «лучших теннисистов всех времён и народов» известен, в частности, список, составленный Джеком Креймером. В автобиографии Креймера, вышедшей в 1979 году, были представлены списки лучших теннисистов современности и прошлого по отдельным компонентам игры. В частности, первую подачу он считает лучшей у Элсуорта Вайнза, Панчо Гонсалеса и Билла Тилдена. Лучшим специалистом второй подачи он называет Джона Ньюкомба. Закрытой ракеткой, по мнению Креймера, лучше всего играл Бадж, он же, вместе с Джимми Коннорсом, обладал лучшим приёмом подачи. Обладателем лучшего удара с лёта открытой ракеткой он называет Уилмера Эллисона, а закрытой — Баджа, Фрэнка Седжмена и Кена Розуолла. Свеча, по мнению Креймера, лучше всего удавалась Бобби Риггсу, а удар с полулёта — Розуоллу и Гонсалесу[85]. Креймер также попытался составить общий список лучших игроков. По его версии, такой список возглавил бы либо Бадж, либо Вайнз. За ними он ставил Тилдена, Фреда Перри, Риггса и Гонсалеса. В список в качестве «второго эшелона» были включены также Лейвер, Лью Хоуд, Розуолл, Готтфрид фон Грамм, Тед Шрёдер, Джек Кроуфорд, Панчо Сегура, Седжмен, Тони Траберт, Ньюкомб, Артур Эш, Стэн Смит, Бьорн Борг и Коннорс. Креймер также считал, что французские теннисисты Анри Коше и Рене Лакост, игру которых ему было трудно оценить адекватно, по классу приближались к игрокам этого списка.

Иерархию теннисистов-любителей в эпоху, предшествовавшую появлению официальных рейтингов, вела газета The Daily Telegraph, спортивные журналисты которой составляли списки десяти ведущих мужчин-любителей с 1913 года, а женщин с 1921 года. Эти списки позже были сведены воедино в «Официальной энциклопедии тенниса», выпущенной Ассоциацией тенниса США в 1981 году, а также в теннисных энциклопедиях под редакцией Бада Коллинза, который сам публиковал аналогичные списки с начала Открытой эры в The Boston Globe. Сводные списки позволяют увидеть, что среди мужчин лучшим шесть лет признавался Тилден и четыре — Коше, а с середины тридцатых годов, когда наметилась тенденция перехода сильнейших любителей в профессиональный теннис, мало кому удавалось занять эту позицию больше чем дважды. В женском любительском теннисе после ухода Ленглен безусловным лидером стала Хелен Уиллз-Муди, занимавшая первую строчку в неофициальной иерархии девять раз[86][87].

В 1954 году Джеймс ван Ален основал при поддержке Ассоциации лаун-тенниса США в Ньюпорте (Род-Айленд) Национальный зал лаун-теннисной славы — музей, расположенный на месте проведения первого Чемпионата США по теннису. В 1975 году музей получил название Международного зала теннисной славы, и первым неамериканцем, внесённым в его списки, стал Фред Перри. В 1986 году Международный зал славы был официально признан Международной федерацией тенниса. В музее находится большое количество экспонатов, запечатлевших историю развития тенниса начиная с XII века, а также галерея великих теннисистов и людей, внёсших вклад в развитие этого вида спорта[88]. К 2007 году в списках Международного зала теннисной славы было около 220 имён, от Уолтера Уингфилда и родоначальников американского тенниса Джеймса Уайта и Ричарда Сирса до Моники Селеш и Пита Сампраса[89]. В 2010 году в число членов Международного зала теннисной славы вошла первая представительница советского и постсоветского тенниса — ей стала Наталья Зверева[90].

Напишите отзыв о статье "История тенниса"

Примечания

  1. Gillmeister, 1998, p. 79.
  2. 1 2 3 4 Baker, 1988, pp. 65—67.
  3. 1 2 3 4 5 Roff Potts. [www.thesmartset.com/article/article11300701.aspx Jurassic Tennis]  (англ.)
  4. Gillmeister, 1998, pp. 111—112.
  5. Baker, 1988, p. 86.
  6. [historydoc.edu.ru/catalog.asp?cat_ob_no=15340 Клятва в зале для игры в мяч. 20 июня 1789. Худ. Ж. Л. Давид. 1791] на Российском общеобразовательном портале
  7. Hickok, 1992, pp. 446—449.
  8. Baker, 1988, p. 182.
  9. Robert Holland. [www.birminghamcivicsociety.org.uk/lawntennis.htm Lawn Tennis and Major T. H. Gem] (англ.). The Birmingham Civic Society. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/611hF75my Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  10. 1 2 Collins & Hollander, 1994, pp. 3—6.
  11. Борис Фоменко. [tennis-history.ru/index.php/kakzarodilsyatennis/ulybkafortuny- Улыбка Фортуны] // Как зародился теннис в России. — СПб.: Алаборг, 2010.
  12. 1 2 3 Hickok, 1977, p. 454.
  13. Ron Atkin. [www.wimbledon.org/en_GB/about/history/1877.html The first Wimbledon (1877)]. Wimbledon Official Web site. Проверено 2 января 2011. [www.webcitation.org/611hG27cY Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  14. Collins & Hollander, 1994, p. 12.
  15. 1 2 3 4 Galenson, 1999, p. 392.
  16. Collins & Hollander, 1994, p. XX.
  17. [www.rogerscup.com/men/english/theTournament.php The Tournament]. Rogers Cup Official Web site. Проверено 2 января 2011. [www.webcitation.org/611hH5nHz Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  18. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 USTA Official Encyclopedia of Tennis, 1981, p. 12.
  19. [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/p/664 Петроградский крикет и лаун-теннис клуб] в [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/main_page энциклопедии «Российский теннис»]
  20. [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/p/651 Первый международный турнир в России] в [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/main_page энциклопедии «Российский теннис»]
  21. [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/v/254 Всероссийские состязания в лаун-теннис] в [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/main_page энциклопедии «Российский теннис»]
  22. [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/v/255 Всероссийский Союз лаун-теннисных клубов] в [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/main_page энциклопедии «Российский теннис»]
  23. [www.olympic.org/en/content/Sports/All-Sports/Tennis/Tennis-Rules-Equipment-and-History/?Tab=1 Теннисное снаряжение и история] на сайте Международного олимпийского комитета  (англ.)
  24. Collins & Hollander, 1994, p. 22.
  25. [www.itftennis.com/olympics/history/index.asp Теннис на Олимпийских играх] на сайте ITF  (англ.)
  26. [www.daviscup.com/en/history/davis-cup-history.aspx История Кубка Дэвиса] на официальном сайте турнира  (англ.)
  27. 1 2 3 [www.daviscup.com/en/history/davis-cup-history.aspx Список команд-обладательниц Кубка Дэвиса]  (англ.)
  28. USTA Official Encyclopedia of Tennis, 1981, pp. 16—17.
  29. [www.tennis.com.au/pages/Default.aspx?id=4&pageid=11654 Australia’s Davis Cup Success] на сайте Федерации тенниса Австралии  (англ.)
  30. 1 2 3 Hickok, 1977, p. 456.
  31. [news.google.com/newspapers?nid=1665&dat=19900221&id=V80dAAAAIBAJ&sjid=OCQEAAAAIBAJ&pg=5160,5320268 Britain's LTA temporarily suspends Wightman Cup] (англ.), The Times-News (February 21, 1990). Проверено 19 апреля 2010.
  32. 1 2 3 [www.atpworldtour.com/Corporate/History.aspx История] на официальном сайте АТР-тура  (англ.)
  33. [2010.usopen.org/en_US/about/history/all-time.html Большой шлем] на сайте Открытого чемпионата США  (англ.).  (Проверено 27 февраля 2011)
  34. [www.wimbledon.org/en_GB/about/guide/grandslams.html Большой шлем] на сайте Уимблдонского турнира  (англ.)
  35. 1 2 3 4 Ray Bowers. [www.tennisserver.com/lines/lines_99_10_31.html Suzanne Lenglen and the First Pro Tour] (англ.). The Tennis Server (October 31, 1999). Проверено 18 октября 2010. [www.webcitation.org/611hHrjjD Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  36. Collins & Hollander, 1994, p. XXIV.
  37. Ray Bowers. [www.tennisserver.com/lines/lines_01_04_01.html History of the Pro Tennis Wars, Chapter 2, part 2: 1929-1930] (англ.). The Tennis Server (April 1, 2001). Проверено 9 ноября 2010. [www.webcitation.org/611hIbaQv Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  38. Ray Bowers. [www.tennisserver.com/lines/lines_02_03_03.html History of the Pro Tennis Wars, Chapter 3: Tilden’s Year of Triumph: 1931] (англ.). The Tennis Server (March 3, 2002). Проверено 9 ноября 2010. [www.webcitation.org/611hJF16D Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  39. Ray Bowers. [www.tennisserver.com/lines/lines_03_03_01.html Forgotten Victories: The Early Pro Tennis Wars] (англ.). The Tennis Server (March 1, 2003). Проверено 9 ноября 2010. [www.webcitation.org/611hJve8G Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  40. Hickok, 1977, p. 457.
  41. Baker, 1988, p. 326.
  42. Collins & Hollander, 1994, p. XXVI.
  43. Collins & Hollander, 1994, p. XXVII.
  44. 1 2 3 4 5 Hickok, 1977, p. 458.
  45. Collins & Hollander, 1994, p. 174—175.
  46. Galenson, 1999, p. 394.
  47. Collins & Hollander, 1994, p. 192.
  48. Collins & Hollander, 1994, p. 177.
  49. Collins & Hollander, 1994, p. 198.
  50. [hopmancup.com/?id=311&comp=i Первый Кубок Хопмана] на официальном сайте турнира  (англ.)
  51. [www.fedcup.com/en/history/champions.aspx Список команд-обладательниц Кубка Федерации]  (англ.)
  52. 1 2 [www.tennis-x.com/stats/atprankhist.shtml Первые ракетки мира в рейтинге АТР] на сайте Tennis-X  (англ.).  (Проверено 14 декабря 2010)
  53. 1 2 [www.tennis-x.com/stats/wtarankhist.shtml Первые ракетки мира в рейтинге WTA] на сайте Tennis-X  (англ.).  (Проверено 22 февраля 2011)
  54. [content.yudu.com/Library/A1ntfz/ITFAnnualReportAccou/resources/index.htm?referrerUrl= ITF Development Programme] (англ.) (pdf). International Tennis Federation: Annual report and accounts 2009, pp. 17—18. Проверено 2 марта 2011.
  55. [content.yudu.com/Library/A1ntfz/ITFAnnualReportAccou/resources/index.htm?referrerUrl= ITF Junior Circuit] (англ.) (pdf). International Tennis Federation: Annual report and accounts 2009, p. 20. Проверено 2 марта 2011.
  56. [content.yudu.com/Library/A1ntfz/ITFAnnualReportAccou/resources/index.htm?referrerUrl= ITF Wheelchair Circuit] (англ.) (pdf). International Tennis Federation: Annual report and accounts 2009, p. 22. Проверено 2 марта 2011.
  57. 1 2 [www.itftennis.com/technical/balls/other/history.aspx История мяча] на сайте ITF  (англ.)
  58. [www.itftennis.com/technical/equipment/rackets/history.asp История ракетки] на сайте ITF  (англ.)
  59. 1 2 Galenson, 1999, p. 395.
  60. Collins & Hollander, 1994, pp. 223—224.
  61. Paul Newman. [www.independent.co.uk/sport/tennis/hawkeye-makes-history-thanks-to-rare-british-success-story-at-wimbledon-454677.html Hawk-Eye makes history thanks to rare British success story at Wimbledon] (англ.). The Independent (June 26, 2007). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/611hL1Xal Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  62. Christopher Clarey. [www.nytimes.com/1996/06/17/sports/17iht-ten.t.html Waiting for the Beep, instead of judge's 'Let'] (англ.). The New York Times (June 17, 1996). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/611hMdL2W Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  63. [www.wtt.com/page.aspx?article_id=1759 Страница сезона World TeamTennis 2010 года]  (англ.)
  64. [us.open-tennis.com/technology.html Технология на Открытом чемпионате США] на официальном сайте турнира  (англ.)
  65. 1 2 3 4 Ronald Atkin. [www.wimbledon.org/en_GB/about/history/fashion.html Fashion at Wimbledon] (англ.). Официальный сайт Уимблдонского турнира. Проверено 6 января 2011. [www.webcitation.org/611hNFVBh Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  66. [www.tennisfame.com/hall-of-famers/ted-tinling Тед Тинлинг] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
  67. 1 2 Baker, 1988, p. 53.
  68. Collins & Hollander, 1994, p. 2.
  69. Malcolm D. Whitman. [books.google.ca/books?id=cQT9iNL_XFQC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Tennis: Origins and Mysteries]. — Republished. — Mineola, NY: Courier Dover Publications, 2004. — P. 29. — 208 p. — ISBN 0-486-43357-9.
  70. 1 2 [www.tradgames.org.uk/games/Tennis.htm Теннис] на сайте The Online Guide to Traditional Games  (англ.)
  71. Gillmeister, 1998, pp. 124—125.
  72. Collins & Hollander, 1994, p. 7.
  73. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,835805,00.html Tennis: Success for VASSS] (англ.), Time (June 24, 1966). Проверено 15 декабря 2010.
  74. 1 2 [www.theage.com.au/articles/2004/01/24/1074732652848.html?from=storyrhs Breaking with tradition] (англ.). The Age (January 25, 2004). Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/611hNncBi Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  75. [news.sport-express.ru/2010-06-24/370316 Маю и Иснер выявили победителя на 666-й минуте], Спорт-Экспресс (24 июня 2010). Проверено 15 декабря 2010.
  76. S. L. Price. [sportsillustrated.cnn.com/vault/article/magazine/MAG1026099/7/index.htm The Lone Wolf] (англ.). Sports Illustrated (June 24, 2002). Проверено 6 января 2011. [www.webcitation.org/611hPF2wY Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  77. [www.cbssports.com/tennis/story/8609362 ATP makes moves to get singles stars to play doubles] (англ.), CBS (June 30, 2005). Проверено 18 декабря 2010.
  78. Marcia Frost. [books.google.ca/books?id=nygAXJkXLNUC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false American Doubles the Trials... the Triumphs... the Domination]. — Austin, TX: Mansion Grove House, 2008. — С. 174—176. — 224 с. — ISBN 1-932421-16-5.
  79. Collins & Hollander, 1994, p. 8.
  80. USTA Official Encyclopedia of Tennis, 1981, pp. 13—15.
  81. Ray Bowers. [www.tennisserver.com/lines/lines_01_03_01.html History of the Pro Tennis Wars, Chapter 2, part 1: 1927-1928] (англ.). The Tennis Server (March 1, 2001). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/611hPyAPb Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  82. Ray Bowers. [www.tennisserver.com/lines/lines_05_11_22.html Forgotten Victories: History of the Pro Tennis Wars 1926-1945, Chapter 10: Budge's Great Pro Year, 1939] (англ.). The Tennis Server (November 22, 2005). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/611hQXuo9 Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  83. [www.tennisfame.com/hall-of-famers/pancho-segura Панчо Сегура] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
  84. Jeff Cooper. [tennis.about.com/od/forehandbackhand/a/evolprofhgrips.htm Evolution of Pro forehand grips] (англ.). Tennis.about.com. Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/611hR7H1Z Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  85. Kramer, Jack, & Deford, Frank. [tennis.quickfound.net/history/jack_kramer.html The game: My 40 years in tennis]. — NY: G.P. Putnam's Sons, 1979. — P. 295—296. — 318 p. — ISBN 0399123369.
  86. USTA Official Encyclopedia of Tennis, 1981, pp. 496—506.
  87. Collins & Hollander, 1994, pp. 610—626.
  88. [www.tennisfame.com/museum-grounds One of the Country’s Finest Sports Museums]  (англ.)
  89. [www.tennisfame.com/hall-of-famers/members/year Список членов Международного зала теннисной славы по году принятия] на официальном сайте  (англ.).  (Проверено 26 февраля 2011)
  90. [www.protennis.by/articles/o_proekte_znanie_vozmozhnost_i Знание, Возможность и Любовь]. ProTennis.by (26 января 2011). [www.webcitation.org/64siSxGVh Архивировано из первоисточника 22 января 2012].

Литература

  • Bud Collins' Modern Encyclopedia of Tennis / Bud Collins, Zander Hollander. — Detroit, MI: Visible Ink Press, 1994. — 666 p. — ISBN 0-8103-9443-X.
  • David W. Galenson. Tennis // Encyclopedia of World Sport / D. Levinson & K. Christensen. — NY: Oxford University Press, 1999. — 488 p. — ISBN 0-07-028705-8.
  • Heiner Gillmeister. [books.google.ca/books?id=hftxBcXOQxsC Tennis: A cultural history]. — London, UK: Leicester University Press, 1998. — 452 p. — ISBN 0-7185-0195-0.
  • Tennis // New Encyclopedia of Sports / Ralph Hickok. — USA: McGraw-Hill Book Company, 1977. — 557 p. — ISBN 0-07-028705-8.
  • Tennis // The Encyclopedia of North American Sports History / Ralph Hickok. — NY: Facts on File, 1992. — 516 p. — ISBN 0-8160-2096-5.
  • United States Tennis Association Official Encyclopedia of Tennis / Bill Shannon. — Centennial. — NY: Harper & Row, 1981. — 558 p. — ISBN 0-06-014896-9.
  • William Joseph Baker. [books.google.ca/books?id=rkuAiv3LoR4C Sports in the Western world]. — Revised ed. — University of Illinois Press, 1988. — 359 p. — ISBN 0-252-06042-3.

Ссылки

  • [www.itftennis.com/about/organisation/history.aspx История] на сайте ITF  (англ.)
  • [www.atpworldtour.com/Corporate/History.aspx История] на официальном сайте АТР-тура  (англ.)
  • [2012.itftennis.com/olympics/history/history/overview.aspx Теннис на Олимпийских играх] на сайте ITF  (англ.)
  • [www.tennis-russia.ru/encyclopedia/main_page Энциклопедия «Российский теннис»] на сайте Федерации тенниса России


Отрывок, характеризующий История тенниса

Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.