История шахмат

История шахмат насчитывает не менее полутора тысяч лет а возможно и больше. Изобретённые в Индии в V—VI веке, шахматы распространились практически по всему миру, став неотъемлемой частью человеческой культуры.

Индийские истоки

	a	b	c	d	e	f	g	h
8									8
7									7
6									6
5									5
4									4
3									3
2									2
1									1
	a	b	c	d	e	f	g	h

Чатуранга. Начальная позиция. Цвета фигур на разных сторонах доски были различными. Буквенно-цифровых координат на доске, конечно, не было.

Ал-Бируни в книге «Индия» рассказывает древнюю легенду, которая приписывает создание шахмат некоему брамину. За своё изобретение он попросил у раджи незначительную, на первый взгляд, награду: столько пшеничных зёрен, сколько окажется на шахматной доске, если на первую клетку положить одно зерно, на вторую — два зерна, на третью — четыре зерна и т. д. Оказалось, что такого количества зерна нет на всей планете (оно равно 2⁶⁴ − 1 ≈1,845×10¹⁹ зёрен, чего достаточно, чтобы заполнить хранилище объёмом 180 км³). Так это было, или не совсем, сказать сложно, но, так или иначе, родиной шахмат является Индия.

Не позже начала VI века на северо-западе Индии появилась первая известная нам игра, родственная шахматам — чатуранга. В точности правила чатуранги неизвестны, есть несколько восстановленных по разным источникам вариантов, тем не менее, ясно, что игра уже тогда имела вполне узнаваемый «шахматный» вид (квадратная игровая доска 8×8 клеток, 16 фигур и 16 пешек, похожие фигуры). Принципиальных отличий от современных шахмат два: игроков было четверо, а не двое (играли пара на пару), а ходы делались в соответствии с результатами бросания игральных костей. Каждый игрок имел по четыре фигуры (колесница (ладья), конь, слон, король) и по четыре пешки. Конь и король ходили так же, как в шахматах, колесница — в пределах двух полей по вертикали и горизонтали, слон — сначала на одно поле вперёд или по диагонали, позже он стал «прыгать» через одно поле по диагонали, причём, подобно коню, при ходе мог перешагивать через свои и неприятельские фигуры. Ферзя не было вовсе. Для выигрыша в партии нужно было уничтожить всё войско противников.

Арабские преобразования

В том же VI или, возможно, в VII веке чатуранга была заимствована арабами. На Арабском Востоке чатуранга была преобразована: игроков стало двое, каждый получил под управление два комплекта фигур чатуранги, один из королей стал ферзём (ходил на одно поле по диагонали). От костей отказались, стали ходить по одному ходу строго по очереди. Победа стала фиксироваться не по уничтожению всех фигур противника, а по постановке мата либо пата, а также при завершении игры с королём и хотя бы одной фигурой против одного короля (последние два варианта были вынужденными, так как поставить мат со слабыми фигурами, унаследованными от чатуранги, удавалось далеко не всегда). Получившаяся игра называлась у арабов — шатрандж, у персов — «шатранг». Бурятско-монгольская версия называлась «шатар» или «хиашатар». Позднее, попав к таджикам, шатрандж получил на таджикском название «шахмат» (в переводе — «властитель повержен»). Первое упоминание о шатрандже датируется приблизительно 550 годом. 600 год — первое упоминание шатранджа в художественной литературе — персидской рукописи «Карнамук». В 819 году при дворе халифа аль-Мамуна в Хоросане прошёл турнир трёх сильнейших игроков того времени: Джабира ал-Куфи, Абылджафара Ансари и Зайраба Катая. В 847 году вышла первая шахматная книга, которую написал Аль-Адли.

Шахматы в Юго-Восточной Азии

Одновременно с продвижением шахматной игры на запад, она распространялась и на восток. Судя по всему, в страны Юго-Восточной Азии попал или вариант чатуранги для двух игроков, либо какой-то из ранних вариантов шатранджа, поскольку в шахматных играх этого региона сохранились их особенности — ходы многих фигур делаются на короткие расстояния, нет характерных для европейских шахмат рокировки и взятия на проходе. Под влиянием культурных особенностей региона и имевших хождение там настольных игр игра заметно изменилась внешне и приобрела новые черты, став основой для китайской игры сянци. От неё, в свою очередь, произошла корейская игра чанги. Обе игры оригинальны по внешнему виду и механизму. Прежде всего это проявляется в изменении размера доски и в том, что фигуры ставятся не на поля доски, а на пересечения линий. В этих играх имеются фигуры ограниченной области действия, которые могут ходить только в пределах части доски, кроме того, традиционные «прыгающие» фигуры стали линейными (ни конь, ни слон не могут прыгать через поля, занятые другими фигурами), зато новая фигура «пушка» — может бить фигуры противника только перепрыгивая при ударе через другую фигуру. Больше похожи на чатурангу таиландские шахматы макрук: то же поле 8×8, фигуры стоят на полях, два игрока, ферзь ходит на одно поле по диагонали, несколько изменена начальная позиция (ряд пешек выдвинут на одно поле вперёд, расположение ферзя и короля чёрных и белых несимметрично), ладья ходит как в шатрандже, слон — как в чатуранге.

Появившийся позже японский вариант — сёги, — считается потомком сянци, но имеет свои особенности, наводящие на предположение о родстве с макруком. Доска для сёги проще и больше похожа на европейскую: фигуры ставятся на поля, а не на пересечения, размер доски 9×9 клеток, начальная позиция и ходы некоторых фигур близки к макруку. В сёги изменились правила ходов и появилось превращение фигур, которого в сянци не было, но которое было в макруке. Механизм превращения оригинален — фигура (плоская фишка с нанесённым изображением), достигнув одной из трёх последних горизонталей, просто переворачивается на другую сторону, где изображён знак превращённой фигуры. И наиболее интересная особенность сёги — взятые игроком фигуры соперника могут быть вместо очередного хода выставлены им в любое место доски (с некоторыми ограничениями) как свои. Из-за этого в комплекте сёги все фигуры имеют один цвет, а принадлежность их определяется постановкой — игрок ставит фигуру на доску остриём к противнику.

Классические европейские шахматы в этом регионе не особенно распространены, сянци и сёги по сей день гораздо более популярны.

Появление шахмат на Руси

Приблизительно в 820 году шахматы (точнее, арабский шатрандж под среднеазиатским названием «шахмат», в русском языке превратившимся в «шахматы») появились на Руси, придя, как считается, либо прямо из Персии через Кавказ и Хазарский каганат, либо от среднеазиатских народов, через Хорезм. Русское название игры созвучно среднеазиатскому «шахмат», русские названия фигур более всего соответствуют арабским или персидским (слон и конь — переводы соответствующих арабских терминов, ферзь — созвучно персидскому «фарзин» либо арабскому «фирзан»). Ладья, по одному из предположений, получила такое название вследствие того, что соответствующая арабская фигура «рух» изображала мифическую птицу, и была похожа на стилизованное изображение русской ладьи. Сопоставление же русской шахматной терминологии с терминологией Закавказья, Монголии и европейских стран показывает, что ни название игры, ни названия фигур не могли быть заимствованы из этих регионов ни по смыслу, ни по созвучию.

Изменения в правилах, позже внесённые европейцами, с некоторым запозданием проникали на Русь, постепенно превратив старые русские шахматы в современные. Считается, что европейский вариант шахматной игры попал на Русь в X—XI веках, из Италии, через Польшу.

Проникновение в Европу

	a	b	c	d	e	f	g	h
8									8
7									7
6									6
5									5
4									4
3									3
2									2
1									1
	a	b	c	d	e	f	g	h

Игра по старым итальянским правилам. Пешка f1 не может превратиться — все фигуры чёрных целы. При ходе белых 1.Ф:b7× пешка f1 автоматически превращается в чёрного ферзя: одним ходом ставится мат обоим королям!

В VIII—IX веках, при завоевании Испании арабами шатрандж попал в Испанию, затем, в течение нескольких десятилетий — в Португалию, Италию и Францию. Игра быстро завоевала симпатии европейцев, к XI веку она уже была известна во всех странах Европы и Скандинавии. Европейские мастера продолжили преобразование правил, в конечном итоге превратив шатрандж в современные шахматы. К XV веку шахматы приобрели, в общем, современный облик, хотя из-за несогласованности изменений ещё несколько веков в разных странах бытовали собственные, иногда достаточно причудливые, особенности правил. В Италии, например, вплоть до XIX века пешка, достигшая последней горизонтали, могла превращаться только в фигуры, которые уже сняты с доски. При этом ходить пешкой на последнюю горизонталь при отсутствии таких фигур не запрещалось; такая пешка оставалась пешкой и превращалась в первую взятую противником фигуру в момент, когда противник её брал. Там же была разрешена рокировка при наличии между ладьёй и королём фигуры и при прохождении королём битого поля.

Шахматы в искусстве

По мере распространения шахмат в Европе стали появляться как собственно шахматные, так и художественные произведения, рассказывающие об этой игре. В 1160 году появилась первая шахматная поэма, которую написал ибн Эзра. В 1283 вышла первая шахматная книга в Европе — трактат Альфонса X Мудрого. Эта книга представляет значительный исторический интерес, так как содержит описание и новых европейских шахмат, и уже отживающего шатранджа. Художнику Николо ди Пьетро атрибутируется картина «Визит Понтициана к Святым Августину и Алипию» (1413—1415). Святой Августин изображён за шахматной партией со своим другом Святым Алипием. «Шахматисты» — французский витраж XV века. Изображение допускает различные, в том числе весьма двусмысленные толкования.

Созданная в 1480 году в церкви Тёбю (Швеция) фреска «Смерть, играющая в шахматы» является аллегорией скоротечности жизни человека. Созданная около 1475 года панель кассоне «Шахматисты», приписываемая Либерале да Верона, вероятно, является иллюстрацией к эпизоду рыцарского романа. К концу XV века относятся три манускрипта Робине Тестара, посвящённые аллегорическому толкованию игры в шахматы. Наибольшую известность среди них приобрёл «Нравоучительная книга о шахматах любви», созданный для графини Луизы Савойской.

Начиная с XVI века шахматные книги выходили всё чаще, постоянно появлялись шахматы и в художественных произведениях. На картине нидерландского художника Лукаса ван Лейдена «Игра в шахматы» (1508) изображена партия в курьерские шахматы (англ. Courier chess). На этой и других картинах эпохи маньеризма и раннего барокко позиция на доске поддаётся достаточно уверенной реконструкции.

В 1555 году итальянская художница Софонисба Ангвиссола написала «Портрет сестёр художницы, играющих в шахматы». Картину на близкий сюжет — партия в шахматы между будущими супругами, изобразил её учитель живописи Джулио Кампи на картине «Игра в шахматы». Играющие в шахматы персонажи изображены также на картинах «Курфюрст Иоганн Фридрих Великодушный играет в шахматы с испанским дворянином» (1548, атрибутируется Антонису Мору и показывает драматический эпизод пребывания в плену лидера Реформации в Германии), «Портрет Эдварда Виндзора, 3-й барона Виндзора, его жены, Кэтрин де Вер, и их семьи» (1568, атрибутировалась Мастеру графини Уорик), «Шахматисты» (между 1540 и 1545, Парис Бордоне), «Герцог Альбрехт V и его жена Анна за игрой в шахматы» (1552—1555, Ганс Милих). Болонскому академисту Лодовико Карраччи атрибутируется картина «Игроки в шахматы» 1590 года из собрания Берлинской картинной галереи. Картина начала XVII века «Бен Джонсон и Уильям Шекспир», принадлежащая, предположительно, голландскому художнику Карелу ван Мандеру или английскому миниатюристу Исааку Оливеру, изображает шахматную партию двух английских драматургов — Бена Джонсона и Уильяма Шекспира. Картина 1610 года «Игроки в шахматы» атрибутируется представителю школы Караваджо. В картине «Натюрморт с шахматной доской» Любена Божена (1630) шахматы включаются в сложный мир символов и аллегорий эпохи барокко. Оригинальную шахматную трактовку античного мифа предложил итальянский художник Падованино в своей картине «Марс и Венера играют в шахматы»: торжество Любви над Воинскими доблестями проявляется в лёгкой победе богини над её противником в партии (сама позиция на доске демонстрирует несопоставимость добродетелей, олицетворяемых персонажами). После 1630 года шахматная позиция, изображённая на картинах, утрачивает конкретность и перемещается на задний план картины, она уже не поддаётся реконструкции. Примерами нового подхода служат картины Корнелиса де Мана «Шахматисты» (1670, Музей изящных искусств, Будапешт) и Кристиана Рихтера «Иоганн Фридрих Великодушный» (1650, Гота, замок Фриденштайн). Количество картин на шахматную тему сокращается. Ян де Брай создал рисунок пером «Шахматист» (1661 год, возможно, автопортрет), изобразив юношу, сидящего за курьерскими шахматами. Рисунок находится в альбоме Liber Amicorum, его сопровождает ироничная надпись.

В XVIII веке у шахмат появилась муза-покровительница. Её придумал английский поэт Уильям Джонс, большой любитель шахмат. Он издал поэму о происхождении шахмат, в которой бог войны Марс влюбился в лесную нимфу Каиссу; нимфа не отвечала поклоннику взаимностью, и чтобы добиться своего, Марс изобрёл шахматы и научил Каиссу играть в них. Воспитанником и любимцем королевы Швеции Луизы Ульрики был чернокожий мальчик, на примере воспитания которого вместе со своими детьми она хотела проверить правильность теорий Руссо и Линнея. Художник Густаф Лундберг изобразил его на «Портрете за партией в шахматы» в 1775 году.

Великого французского философа изобразил художник Жан Гюбер на картине «Вольтер, играющий в шахматы с отцом Адамом». В годы Великой Французской революции создан «Портрет доктора де С., играющего в шахматы со смертью» (1791) Реми-Фюрси Дескарсена. Художник не успел его закончить, так как стал жертвой якобинского террора. В Лондоне за рекордные £ 457 250 ($ 717 425) на аукционе Кристис 3 июля 2012 года была продана картина «Портрет Уильяма Эрла Уэлби и его первой жены, Пенелопы, играющих в шахматы на фоне занавеса» художника Фрэнсиса Котса. Картина отличается не только блестящим исполнением, но и интригует небанальной трактовкой сюжета.

Изображения игры в шахматы продолжают появляться и в искусстве XIX века. Значительный интерес представляют «Шахматисты» — картина Джеймса Норткота (1807). Загадочный сюжет и атмосфера театрального представления выделяют её среди произведений на подобную тему. Картина «Партия в шахматы во дворце Фосс в Берлине» (1818, художник Иоганн Эрдман Хуммель) изображает интеллектуальную элиту Пруссии на заседании первого немецкого шахматного клуба за коллективным анализом шахматной позиции (Schadows Schachklub). «Кан Гао, китаец из Кайенны» (1821) — картина Пьера-Луи Делаваля, изображающая молодого богатого китайца, прибывшего во Францию для изучения языка. Среди его личных вещей комплект экзотических шахматных фигур. Картина французского художника Жилло Сент-Эвра «Миранда играет в шахматы с Фердинандом, шутливо обвиняя его в обмане» (1822) на сюжет из V Акта «Бури» Вильяма Шекспира поразила совеменников мастерским созданием мистической атмосферы, окружающих влюблённых, играющих в шахматы. «Фердинанд и Миранда играют в шахматы» — картина Люси Мэдокс Браун на этот же сюжет (1871). Первая картина американской станковой живописи, изображающая игру в шахматы, — «Портрет мисс Хетти и Мэри Моррис» (Гилберт Стюарт, 1795 год).

Ярким примерами изображений являются картины французского художника-академиста Шарля Барга «Игра в шахматы на террасе» и немецкого художника Морица Даниэля Оппенгейма «Визит Лессинга и Лафатера к Мозесу Мендельсону». Сюжет обеих картин переносит зрителя в XVIII век. Картина Оппенгейма изображает воображаемую встречу между богословом Мозесом Мендельсоном, драматургом и литературным критиком Готхольдом Эфраимом Лессингом и богословом, основателем криминальной антропологии и поэтом Иоганном Каспером Лафатером. Картина Барга, выполненная незадолго до смерти в 1883 году, переносит зрителя в эпоху рококо и Просвещения, но пронизана смутным предчувствием несчастья.

Картина американского художника Эдварда Харрисона Мэя «Леди Хау ставит мат Бенджамину Франклину» (1867) изображает одну из попыток предотвратить военные действия между Великобританией и её колониями в Северной Америке дипломатическими средствами. Её действие происходит в 1774 году. К 1772 году относится время действия картины Кристиана Цартмана «Сцена при дворе Кристиана VII». Картина изображает датского короля, страдавшего тяжёлой формой шизофрении, проявлявшейся в приступах садизма и мазохизма, а также играющих в шахматы его жену и её любовника Иоганна Фридриха Струэнзе (незадолго до его ареста и казни). Картина была создана в 1873 году. Итальянский художник Луиджи Муссини был крупным шахматистом, шахматным композитором, основал в Сиене существующий до настоящего времени шахматный клуб. Ему принадлежит картина «Шахматный турнир при дворе короля Испании» (1883). Шедевром признана картина французского художника Оноре Домье «Шахматисты», созданная между 1863 и 1868 годами. На картине Вячеслава Шварца «Сцена из домашней жизни русских царей» (1865) предстаёт царь Алексей Михайлович, играющий в шахматы с боярином.

Резко увеличивается количество изображений шахмат в XX веке. Появляются портреты известных шахматистов. Шахматист изображён на картине «Сам с собою, или Игра в шахматы» художника-передвижника Григория Мясоедова (1907), хранящейся в коллекции Музея шахмат в Москве. Искусствоведы предполагают, что это портрет реального шахматного мастера — А. Д. Петрова (1799—1867) или С. С. Урусова (1827—1897).

Христианская церковь против шахмат

До XV века единых правил шахмат не было, и наряду с шахматами — чисто логической игрой, в Европе между XI и XIV веками играли в азартную игру — шахматы с кубиками (Dice chess), в которой ход шахматных фигур на доске зависит от случайного числа, выпадающего на гранях игральных костей. Строго разделения на логические шахматы и азартные шахматы в этот время не было. Запреты, издаваемые против шахмат, были направлены в первую очередь против азартной игры — шахматы с кубиками, как разновидности игры в кости. Шахматы приравнивались к азартным играм и пьянству. Примечательно, что в этом были едины представители различных направлений христианства. В 1061 году католический кардинал Дамиани издал указ о запрете игры в шахматы среди духовенства. В своём письме к папе Александру II он назвал шахматы «измышлением дьявола», «игрой непристойной, неприемлемой». Основатель ордена тамплиеров Бернар в 1128 году говорил о необходимости бороться с увлечением шахматами. Французский епископ Аид Сюлли в 1208 году запретил патерам «прикасаться к шахматам и иметь их на дому». Глава реформистского крыла протестантской церкви Ян Гус также был противником шахмат. Под влиянием церковного неприятия запрещали игру в шахматы король польский Казимир II, французский Людовик IX (Святой), английский Эдуард IV. Интересно, что наиболее крупными шахматистами этого времени были именно представители католического духовенства: Лоренцо Буснардо, Руй Лопес, Руй Альфонсо Серон и другие

На Руси православная церковь также запретила игру в шахматы под угрозой отлучения от церкви, что было официально закреплено в кормчей книге 1262 года. В Новгородской кормчей книге 1280 года говорится: «Шахматы имети да ся останеши». Софийский сборник XIV века стоит на том же: «Аще поп играет шахы да извержется сана своего». В Домострое, который датируется XV—XVI веками, тоже имеется порицание шахмат: «Возрадуются беси и вся угодная творится им да такоже бесчиньствуют и зернью и шахматы, и всякими играми бесовскими тешатся».

В 1551 году запрет был подтверждён Стоглавым собором:

Святаго вселенского шестого собора правило 50 и 51 запрещает всякое играние. Пятьдесятное убо правило собора сего возбраняет играти всем и причетником, и мирским человеком зернью и шахматы, и тавлеями, и влириями, рекше костьми, и прочими таковыми играми. 51 правило всякое играние возбраняет и отметает и причетникам, и простым людем. Такоже и упивание в пьянство. Глава 92 Стоглавого собора «О игрищах еллинского беснования», цит. по

Характерна последняя фраза в вышеприведённой цитате: правило рассматривает шахматы и прочие игры наравне с пьянством и другими способами праздного времяпровождения, признаваемыми порочными.

Несмотря на церковные запреты, как в Европе, так и в России шахматы распространялись, причём среди духовенства увлечение игрой было не меньше (если не больше), чем среди прочих сословий. Так, на одном только Неревском раскопе Новгорода археологами было найдено в слоях XIII—XV веков множество шахматных фигур, причём в слое XV века шахматы находятся почти в каждой раскопанной усадьбе. А в 2010 году шахматного короля нашли в слое XIV—XV веков в Новгородском Кремле, рядом с резиденцией архиепископа. В Европе в 1393 году Регенсбургский собор изъял шахматы из числа запрещённых игр. В России сведений об официальной отмене церковного запрета на шахматы нет, но по крайней мере с XVII—XVIII века этот запрет фактически игнорировался. При Алексее Михайловиче шахматы были распространены среди придворных, умение играть в них было обычным среди дипломатов. В Европе сохранились документы того времени, в которых, в частности говорится, что русские посланники знакомы с шахматами и играют в них весьма сильно. Увлекалась шахматами царевна Софья. При Петре I ассамблеи не проходили без шахмат.

Развитие шахматной теории

К XV—XVI векам шахматные правила в основном устоялись, благодаря чему началось развитие систематической шахматной теории. В 1561 году Руи Лопес издал первый полный учебник шахмат, в котором были рассмотрены выделяемые сейчас этапы партии — дебют, миттельшпиль и эндшпиль. Он же впервые описал характерный вид дебюта — «гамбит», в котором преимущество в развитии достигается путём жертвы материала.

Большой вклад в развитие шахматной теории в XVIII веке внёс Филидор. Он подверг серьёзному пересмотру взгляды предшественников, прежде всего, итальянских мастеров, считавших, что наилучшим стилем игры является массированная атака на короля противника всеми наличными средствами и использовавших пешки только как вспомогательный материал. Филидор развил то, что сейчас называется позиционным стилем игры. Он считал, что игрок должен не бросаться в безрассудные атаки, а планомерно строить сильную, устойчивую позицию, наносить точно рассчитанные удары по слабостям позиции противника, при необходимости прибегать к разменам и упрощениям, если они ведут к выгодному эндшпилю. Правильная позиция, по Филидору, это, прежде всего, правильное расположение пешек. По словам Филидора, «Пешки — душа шахмат; только они создают атаку и защиту, от их хорошего или плохого расположения целиком зависит победа или поражение». Филидор разработал тактику продвижения пешечной цепи, настаивал на важности пешечного центра и проанализировал борьбу за центр. Во многом его идеи легли в основание шахматной теории следующего века. Книга Филидора «Анализ шахматной игры» стала классикой, она выдержала 42 издания только в XVIII веке и многократно переиздавалась позже.

Превращение шахмат в международный вид спорта

С XVI века начали появляться шахматные клубы, где собирались любители и полупрофессионалы, игравшие зачастую на денежную ставку. Документы свидетельствуют, что итальянский шахматист Лоренцо Буснардо (1532—1598) скопил крупное состояние, выступая на международных турнирах. В 1575 году в Мадриде при дворе короля Филиппа II был проведён первый международный шахматный турнир, в котором двум итальянским шахматистам противостояли два лучших шахматиста Испании.

В течение двух последующих веков распространение шахмат привело к появлению национальных турниров в большинстве европейских стран. Выходят шахматные издания, сначала единичные и нерегулярные, но с течением времени приобретающие всё бо́льшую популярность. Первый шахматный журнал «Паламед» начал издавать в 1836 году французский шахматист Луи Шарль Лабурдонне. В 1837 году шахматный журнал появился в Великобритании, в 1846 — в Германии.

В XIX веке начинают проводиться международные матчи (с1821-го) и турниры (с 1851-го). На первом таком турнире, проходившем в Лондоне в 1851 году, одержал победу Адольф Андерсен. Именно он стал неофициальным «шахматным королём», то есть тем, кого считали сильнейшим шахматистом мира. Впоследствии это звание оспорил Пол Морфи (США), выигравший в 1858 году матч со счётом +7-2=2, однако после ухода в 1859 году Морфи с шахматной сцены Андерсен вновь стал первым, и лишь в 1866 году Вильгельм Стейниц выиграл у Андерсена матч со счётом +8-6 и стал новым «некоронованным королём».

Первым чемпионом мира по шахматам, который официально носил это звание, стал тот же Вильгельм Стейниц, победив Иоганна Цукерторта в первом в истории матче, в соглашении о котором появилось выражение «матч на первенство мира». Таким образом, явочным порядком сложилась система преемственности звания: новым чемпионом мира становился тот, кто выигрывал матч у предыдущего, при этом действующий чемпион оставлял за собой право согласиться на матч или отвергнуть соперника, а также сам определял условия и место проведения матча. Единственным механизмом, способным принудить чемпиона играть с претендентом, было общественное мнение: если сильный, по общему признанию, шахматист долгое время не мог добиться права на матч с чемпионом, это рассматривалось как признак трусости чемпиона и он, спасая лицо, оказывался вынужден принять вызов. Как правило, в соглашении о матче предусматривалось право чемпиона на матч-реванш в случае проигрыша; победа в таком матче возвращала чемпионское звание предыдущему владельцу.

Во второй половине XIX века на шахматных турнирах начали использовать контроль времени. Сначала для этого применяли обычные песочные часы (ограничивалось время на ход), что было довольно неудобно, но вскоре английским шахматистом-любителем Томасом Брайтом Уилсоном (T.B.Wilson) были изобретены специальные шахматные часы, позволявшие удобно реализовать ограничение времени на всю партию или на определённое число ходов. Контроль времени быстро вошёл в шахматную практику и вскоре стал применяться повсеместно. К концу XIX века официальные турниры и матчи без контроля времени уже практически не проводились. Одновременно с появлением контроля времени появилось понятие «цейтнот». Благодаря введению контроля времени возникли специальные формы шахматных турниров с сильно укороченным лимитом времени: «быстрые шахматы» с лимитом порядка 30 минут на игру каждому игроку и «блиц» — 5-10 минут. Впрочем, широкое распространение они получили гораздо позже.

Шахматы в XX веке

В конце XIX — начале XX века развитие шахмат в Европе и Америке шло весьма активно. Шахматы стали престижной настольной игрой, в любви к которой признавались Лев Толстой и Джон Сингер Сарджент, мастерство игры в шахматы демонстрировали Сергей Прокофьев и Владимир Набоков. Фотографии запечатлели за шахматами Владимира Ульянова-Ленина, искусствоведы спорят о подлинности офорта, изображающего Ленина, выигрывающего у Адольфа Гитлера (и записи партии, якобы состоявшейся между ними в Вене в 1909 году). Шахматные организации укрупнялись, проводилось всё больше международных турниров. В 1924 году была создана Международная шахматная федерация (ФИДЕ), первоначально занимавшаяся организацией Всемирных шахматных олимпиад.

До 1948 года сохранялась сложившаяся в XIX веке система преемственности звания чемпиона мира: претендент вызывал чемпиона на матч, победитель которого становился новым чемпионом. До 1921 года чемпионом оставался Эмануил Ласкер (второй, после Стейница, официальный чемпион мира, завоевавший это звание в 1894 году), с 1921 по 1927 — Хосе Рауль Капабланка, с 1927 по 1946 — Александр Алехин (в 1935 году Алехин проиграл матч на первенство мира Максу Эйве, но в 1937 в матче-реванше вернул звание и удерживал его до своей смерти в 1946 году).

После смерти в 1946 году Алехина, оставшегося непобеждённым, организацию первенства мира взяла на себя ФИДЕ. Первый официальный чемпионат мира по шахматам был проведён в 1948 году, победителем стал советский гроссмейстер Михаил Ботвинник. ФИДЕ ввела систему турниров для завоевания титула чемпиона: победители отборочных этапов выходили в зональные турниры, победители зональных соревнований выходили в межзональный турнир, а обладатели лучших результатов в последних принимали участие в кандидатском турнире, где в серии партий «на вылет» определялся победитель, которому и предстояло играть матч против действующего чемпиона. Формула матча за титул несколько раз менялась. Сейчас победители зональных турниров участвуют в едином турнире с лучшими (по рейтингу) игроками мира; победитель становится чемпионом мира.

Огромную роль в истории шахмат, в особенности второй половины XX века, сыграла советская шахматная школа. Широкая популярность шахмат, активное, целенаправленное обучение им и выявление способных игроков с детских лет (шахматная секция, детская шахматная школа была в любом городе СССР, существовали шахматные клубы при учебных заведениях, предприятиях и организациях, постоянно проводились турниры, выпускалось большое количество специальной литературы) способствовали высокому уровню игры советских шахматистов. Внимание к шахматам проявлялось на самом высоком уровне. Результатом стало то, что с конца 1940-х годов и до распада СССР советские шахматисты практически безраздельно господствовали в мировых шахматах. Из 21 шахматных олимпиад, прошедших с 1950 по 1990 годы, команда СССР победила в 18 и ещё в одной стала серебряным призёром, из 14 шахматных олимпиад для женщин за этот же период было выиграно 11 и взято 2 «серебра». Из 18 розыгрышей звания чемпиона мира среди мужчин за 40 лет лишь однажды победителем стал не советский шахматист (это был американец Роберт Фишер), и ещё дважды претендент на звание был не из СССР (причём претендент тоже представлял советскую шахматную школу, это был Виктор Корчной, бежавший из СССР на Запад).

В 1993 году Гарри Каспаров, бывший на тот момент чемпионом мира, и Найджел Шорт, ставший победителем отборочного цикла, отказались играть очередной матч на первенство мира под эгидой ФИДЕ, обвинив руководство федерации в непрофессионализме и коррупции. Каспаров и Шорт образовали новую организацию — ПША, и сыграли матч под её эгидой.

Произошёл раскол шахматного движения. ФИДЕ лишила Каспарова титула, звание чемпиона мира по версии ФИДЕ разыграли между собой Анатолий Карпов и Ян Тимман, которые на тот момент имели наивысший шахматный рейтинг после Каспарова и Шорта. Одновременно Каспаров продолжал считать себя «настоящим» чемпионом мира, поскольку он отстоял звание в матче с законным претендентом — Шортом, и часть шахматного сообщества была солидарна с ним. В 1996 году ПША прекратила существование в результате утраты спонсора, после чего чемпионов ПША стали называть «чемпион мира по классическим шахматам». По сути, Каспаров возродил старую систему передачи титула, когда чемпион сам принимал вызов претендента и играл с ним матч. Следующим «классическим» чемпионом стал Владимир Крамник, выигравший матч у Каспарова в 2000 году и отстоявший звание в матче с Петером Леко в 2004.

До 1998 года ФИДЕ продолжала разыгрывать звание чемпиона традиционным порядком (чемпионом ФИДЕ в этот период оставался Анатолий Карпов), но с 1999 по 2004 год формат чемпионата резко изменился: вместо матча претендента с чемпионом звание стали разыгрывать в нокаут-турнире, в котором действующий чемпион должен был участвовать на общих основаниях. В результате звание постоянно переходило из рук в руки и за шесть лет сменилось пять чемпионов.

Вообще, в 1990-х годах ФИДЕ предприняла целый ряд попыток сделать шахматные соревнования более динамичными и интересными, а значит, привлекательными для потенциальных спонсоров. Прежде всего это выразилось в переходе в ряде соревнований от швейцарской или круговой системы к нокаут-системе (в каждом туре — матч из трёх партий на выбывание). Поскольку нокаут-система требует однозначного исхода тура, в регламентах турниров появились дополнительные партии в быстрые шахматы и даже блиц-партии: если основная серия игр с обычным контролем времени заканчивается вничью, играется дополнительная партия с укороченным контролем времени. Начали использоваться усложнённые схемы контроля времени, защищающие от жёсткого цейтнота, в частности, «часы Фишера» — контроль времени с добавлением после каждого хода.

Последнее десятилетие XX века в шахматах ознаменовалось ещё одним важным событием — компьютерные шахматы достигли достаточно высокого уровня, чтобы превзойти человека-шахматиста. В 1996 году Гарри Каспаров впервые проиграл компьютеру партию, а в 1997 — с перевесом в одно очко проиграл и матч компьютеру Deep Blue. Лавинообразный рост производительности и объёма памяти компьютеров в сочетании с улучшением алгоритмов привели к тому, что к началу XXI века появились общедоступные программы, способные в режиме реального времени играть на уровне гроссмейстеров. Возможность подключения к ним заранее накопленных баз дебютов и таблицы малофигурных окончаний ещё больше увеличивает силу игры машины, полностью избавляет её от опасности ошибиться в известной позиции. Теперь компьютер может эффективно подсказывать человеку-шахматисту даже на соревнованиях самого высокого уровня. Следствием этого стали изменения в формате соревнований высокого уровня: на турнирах начали использовать специальные меры для защиты от компьютерных подсказок, кроме того, полностью отказались от практики откладывания партий. Сократилось и отводимое на партию время: если в середине XX века норма составляла 2,5 часа на 40 ходов, то к концу века она уменьшилась до 2 часов (в других случаях — даже до 100 минут) на 40 ходов.

Современное состояние и перспективы

После объединительного матча Крамник — Топалов в 2006 году восстановлена монополия ФИДЕ на проведение мирового первенства и присвоение звания чемпиона мира по шахматам. Первым «объединённым» чемпионом мира стал Владимир Крамник (Россия), выигравший этот матч.

До 2013 года чемпионом мира был Вишванатан Ананд, победивший в чемпионате мира 2007 года. В 2008 году состоялся матч-реванш между Анандом и Крамником, Ананд сохранил своё звание. В 2010 году проведён очередной матч, в котором приняли участие Ананд и Веселин Топалов; Ананд вновь отстоял звание чемпиона. В 2012 году проведён матч, в котором приняли участие Ананд и Гельфанд; Ананд отстоял звание чемпиона в тай-брейке. В 2013 году Ананд уступил звание чемпиона мира Магнусу Карлсену, досрочно победившему в матче со счётом 6½:3½.

Формула розыгрыша звания чемпиона корректируется ФИДЕ. В последнем чемпионате звание разыгрывалось в турнире с участием чемпиона, четырёх победителей претендентского турнира и трёх персонально выбранных игроков с наибольшим рейтингом. Однако ФИДЕ сохранила и традицию проведения личных матчей чемпиона с претендентом: по существующим правилам, гроссмейстер с рейтингом 2700 или выше вправе вызвать чемпиона на матч (чемпион не может отказать) при условии обеспечения финансирования и соблюдения сроков: матч должен завершиться не позже чем за полгода до начала очередного чемпионата мира.

Упомянутый выше прогресс компьютерных шахмат стал одной из причин роста популярности неклассических вариантов шахмат. Начиная с 2000 года проводятся турниры по шахматам Фишера, в которых начальная расстановка фигур выбирается перед партией случайным образом из 960 вариантов. В таких условиях становится бесполезным накопленный шахматной теорией огромный массив дебютных вариантов, что, как считают многие, положительно сказывается на творческой составляющей игры, а при игре против машины заметно ограничивает преимущество компьютера в дебютной стадии игры. Другими вариантами решения этой проблемы может стать предлагавшаяся Владимиром Крамником жеребьёвка дебютов или один из вариантов модифицированных шахмат — кингчесс или боевые шахматы. Пока сложно сказать, какой из этих или других вариантов «оживления» игры будет востребован в будущем.

Некоторые даты из истории шахмат

• 1119 год — Состоялась первая партия по переписке между королём Англии Генрихом I и королём Франции Людовиком VI.
• 1173 год — Во французском манускрипте впервые использовали алгебраическую шахматную нотацию.
• 1471 год — Первая работа, полностью посвящённая шахматам того времени, — Гёттингенская рукопись.
• 1475 год — впервые упоминается шахматная фигура «дама», названная в честь испанской королевы Изабеллы. До этого существовала фигура «ферзь» с ограниченными возможностями в перемещении.
• 1490 год — Впервые использовано правило «взятия на проходе».
• 1495 год — в Валенсии опубликована книга Франсеска Висента (es:Francesc Vicent) «Llibre dels jochs partits dels schachs».
• 1497 год — Книга Лусены — первая европейская работа по шахматным дебютам.
• 1512 год — Первая шахматная книга в Италии, которую издал Дамиано.
• 1550 год — В Италии создан первый шахматный клуб.
• 1561 год — испанским шахматистом Руй Лопесом де Сегура впервые введён в оборот термин гамбит.
• 1575 год — Первый шахматный турнир, который прошёл при королевском дворе в Мадриде.
• 1744 год — Первый сеанс игры вслепую против двух игроков (Филидор в Париже).
• 1763 год — Появление музы шахмат Каиссы в поэме Уильяма Джонса.
• 1769 год — Первый шахматный «автомат» — турок Кемпелена.
• 1779 год — Первая шахматная статья в Америке: Бенджамин Франклин, «Моральные ценности шахмат».
• 1791 год — В России издана первая шахматная книга.
• 1795 год — Первый систематический трактат по шахматам на немецком. Автор — Альгаер.
• 1836 год — Первый шахматный журнал La Palamede, который издал Лабурдонне в Париже.
• 1840 год — Первый шахматный журнал на английском Chess Player’s Chronicle.
• 1846 год — Первый шахматный журнал на немецком Deutsche Schachzeitung Людвига Бледова.
• 1851 год — Первый международный шахматный турнир в Лондоне (7 мая — 15 июля).
• 1857 год — Первые демонстрационные шахматы дизайна Левенталя.
• 1857 год — Первый национальный шахматный турнир в Нью-Йорке (США), который закончился победой Морфи.
• 1861 год — Первый Американский шахматный конгресс (Нью-Йорк, 6 октября).
• 1866 год — Первый официальный чемпионат Британии выиграл С. де Вер.
• 1867 год — Первое использование шахматных часов на турнире в Париже (4 июня).
• 1873 год — В Вене впервые опробованы «тай-брейки» (12 участников играли по круговой системе матчи из 3 партий; при счете 2:0 матчи прекращались).
• 1876 год — Первый российский шахматный журнал — «Шахматный листок» Чигорина.
• 1876 год — Впервые вручен приз «за красоту» (серебряный кубок) — Г. Берду за разгром Дж. Мезона.
• 1878 год — Сыграна первая шахматная партия по телефону.
• 1880 год — Правило «взятие на проходе» признали во всех странах.
• 1881 год — Начало издания British Chess Magazine.
• 1881 год — Первый международный матч по телеграфу между Ливерпулем и Калькуттой.
• 1883 год — Первое использование шахматных часов с двумя циферблатами (Лондон, 26 апреля).
• 1885 год — Первый конгресс Британской шахматной ассоциации (15 июня).
• 1886 год — Первый официальный матч за звание чемпиона мира по шахматам между Стейницем и Цукертортом.
• 1888 год — Первый шахматный турнир по переписке.
• 1889 год — Впервые вручен приз за наилучшую партию — И. Гунсбергу за победу над Дж. Мезоном.
• 1895 год — В Цюрихе впервые провели турнир по швейцарской системе.
• 1896 год — Первый матч через трансатлантический кабель между Лондоном и Нью-Йорком (13 марта — 14 марта).
• 1897 год — Первый международный женский турнир в Лондоне выиграла Мари Рудж.
• 1905 год — На турнире в Остенде впервые использовано звание «гроссмейстер».
• 1906 год — В подмосковной Коломне основан Клуб любителей шахматной игры.
• 1925 год — В Москве сняли первый фильм про шахматы — «Шахматная горячка».

• 1927 год — Впервые использовали алгебраическую фигурную нотацию в журнале L’Echiquier (Бельгия).
• 1936 год — Первый официальный чемпионат США выиграл С.Решевский.
• 1937 год — Первый балет на шахматную тему — «Шах и мат» Артура Блисса.
• 1945 год — Первое послевоенное международное спортивное соревнование — радиоматч СССР — США.
• 1947 год — В Болгарии выпустили первую шахматную марку.
• 1947 год — Первая компьютерная шахматная программа А. Тьюринга.
• 1948 год — Увидела свет первая статья про компьютерные шахматы (автор — Клод Шеннон).
• 1970 год — Первый шахматный турнир среди компьютеров.
• 1970 год — Первая в истории шахмат и космонавтики партия «Космос — Земля».
• 1974 год — Первый чемпионат мира среди шахматных программ выиграла советская «Каисса».
• 1976 год — Впервые на больших соревнованиях запретили курение.
• 1996 год — Впервые компьютер Deep Blue победил чемпиона мира при нормальном контроле времени.
• 1997 год — Впервые компьютер Deep Blue выиграл матч у чемпиона мира.
• 1998 год — Создан генератор шахматных окончаний Налимова
• 2000 год — Высококвалифицированные шахматисты начали играть показательные партии в шахматы Фишера. Обычно такие встречи проводились в качестве дополнений к каким-либо обычным шахматным турнирам.
• 2007—2008 годы — Первый онлайн-турнир по Боевым шахматам.

См. также

• Древность игр в шашки и шахматы
• История шахмат в Азербайджане
• История шахмат в Армении
• История шахмат на Украине
• История шахмат в Эстонии

Литература

• Черевко К. Е. О происхождении шахмат // Шахматы в СССР. 1984, № 1.
• Калинин О. М., Черевко К. Е. Древнекитайская нумерология, протошахматы (ци) и генетический код // Девятнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. I. М., 1988. С.46-50.
• Новотельнов Н. А. Знакомьтесь: шахматы. — Л.: Лениздат, 1976. — 256 с.
• Линдер И. М. Шахматы на Руси / Отв. ред. чл.-корр. АН СССР В. Л. Янин.. — Изд. 2-е, доп. и перераб. — М.: Наука, 1975. — 208, [2] с. — (Из истории мировой культуры). — 150 000 экз. (обл.)

Отрывок, характеризующий История шахмат

Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.