Исход (роман)

Исход
Exodus
Жанр:	роман
Автор:	Юрис, Леон
Язык оригинала:	Английский
Дата написания:	1958
Дата первой публикации:	1958—2007

«Исход» — роман-бестселлер американского писателя Леона Юриса. Именно этот роман принёс его автору мировую известность.

Роман описывает исторические события от еврейских погромов в России в конце XIX века до середины XX века — создания Государства Израиль. Основной темой романа является возвращение евреев на историческую родину и борьба за создание собственного государства. В центре повествования — история любви американской медсестры и еврейского подпольщика, оказавшихся в гуще событий.

Роман был переведен на 50 языков, его суммарный тираж превысил 7 млн экземпляров. В русском переводе роман был выпущен в 1973 году в Иерусалиме.

Сюжет

Книга первая. За Иорданом

1946 год. Американский журналист Марк Паркер прилетает на Кипр повидаться со старой знакомой — медсестрой Китти Фремонт. В это же время на Кипр прибывает агент подпольной сионистской организации Моссад ле-Алия Бет Ари Бен Канаан.

На Кипре, находящемся под контролем Великобритании, организованы лагеря беженцев. Это евреи, пережившие Холокост, которых Великобритания не желает впускать в Палестину. Среди беженцев — множество детей и подростков, в основном сирот, родители которых были убиты нацистами. Беженцев держат за колючей проволокой как заключённых. Задача Бен Канаана — устроить массовый побег из лагеря. Ему помогает друг и жених его сестры Давид бен Ами.

С первого дня знакомства у Китти возникает симпатия к Бен Канаану, но она не хочет участвовать в его деятельности. Бен Канаан уговаривает Китти посетить лагерь. Там она встречает Карен Хансен Клемент, спасшуюся от Холокоста в Дании в приёмной семье. Девушка напоминает Китти её погибшую дочь, и между ними устанавливаются теплые дружеские отношения. Чтобы быть ближе к Карен, Китти соглашается на работу в лагере.

Среди заключенных лагеря также находится Дов Ландау — озлобленный парень, вся семья которого погибла в Варшавском гетто. Дов — специалист по подделке документов. С помощью Дова Канаан подделывает огромное количество накладных, по которым вывозит технику и оружие с английских военных баз. По таким же поддельным документам в назначенный день он вывозит из лагеря 300 детей и погружает их на корабль «Исход».

Корабль должен отвезти беженцев в Палестину, но не это главная цель Канаана, важнее другое — привлечь внимание мировой общественности к сложившейся ситуации. Поэтому Бен Канаан сообщает о побеге английским властям, те реагируют незамедлительно: «Исход» окружен и беженцам предлагают сдаться. Но это именно то, чего добивался Бен Канаан, по его сигналу журналист Марк Паркер передает информацию в зарубежную прессу. С этого момента внимание всего мира приковано к маленькому суденышку и к действиям англичан.

Бен Канаан требует официального разрешения для еврейских беженцев отбыть в Палестину. Англичане упорствуют. Под руководством Бен Канаана дети объявляют голодовку, десятками потерявших сознание выносят на палубу. Китти осуждает действия Бен Канаана, считая их жестокими, но тем не менее следует за ним на судно, чтобы помочь ухаживать за детьми и быть рядом с Карен. По всей Европе прокатывается волна демонстраций в защиту еврейских беженцев. Англичане вынуждены уступить, корабль получает разрешение отбыть в Землю Обетованную.

Книга вторая. Моя земля

Черта оседлости, Житомир, Россия 1884 год. В Российской империи живёт бедная еврейская семья Рабинских. Глава семьи Симон, сапожник по профессии, является также старостой своей синагоги и пользуется большим авторитетом как знаток Торы. Двое сыновей Симона — 16-летний Иосиф и 14-летний Яков учатся в религиозной школе.

Яков рассказал Иосе о планируемом собрании организации «Друзья Сиона», где должен выступить билуец из Палестины, Иосиф знал, что отец не одобряет идеи Билу, и боялся его гнева, поэтому он не пошёл на это собрание. Но в в следующий раз Яков уговорил Иосю пойти с ним, предварительно сказав отцу, что они пошли читать Кадиш, братья отправились на собрание. Иося был очень удивлен. Симон Рабинский знал что его сыновья посетили собрание Друзей Сиона, и он был обижен на них, из-за того что они не доверяют ему. Отец братьев Рабинских не поддерживал идеи сионизма, а наоборот противился им.

Однажды в Житомире случился еврейский погром, вдохновителем которого был директор местной гимназии Андреев. Пока сыновья Рабински добирались домой, Симон пробирался к зданию синагоги, чтобы спасти свитки Торы. Симон был убит погромщиками, когда он выбирался из синагоги, последними словами Симона Рабинского были Слушай Израиль. Через месяц после гибели отца, Яков заколол директора гимназии Андреева.

После погрома, в котором был убит Симон, братья отправились пешком в Палестину. Они добрались до неё в 1888 году.

В это же время в Европе началось зарождение сионистского движения, которое возглавил публицист Теодор Герцль. Он собрал всемирный еврейский конгресс, который решил, что евреям необходимо своё государство — на исторической родине, в Палестине. Поток переселенцев в Палестину резко вырос — особенно в связи с массовыми погромами в России.

Яков и Иосиф женились и стали активистами сионистских сельскохозяйственных поселений — киббуцев. Они начали возрождение древнееврейского языка иврит и взяли себе новые имена: Яков стал Акивой в честь Рабби Акива, а Иосиф взял имя Барак бен Канаан. В 1914 году у Барака родился сын — Ари Бен Каннан.

В 1917 году Великобритания приняла Бальфурскую декларацию — обещание создать в Палестине национальный очаг для еврейского народа. Во время арабского восстания, сопровождавшегося еврейскими погромами, погибли жена и дочь Акивы. В 1929 году у Барака родилась дочь Иордана.

Для защиты еврейских поселений о нападений и погромов была создана вооружённая подпольная организации Хагана.

Книга третья. Око за око

1946 год, Палестина. Корабль «Исход» с детьми, Китти, Довом, Карен и Бен Канааном прибывает в Палестину. В стране неспокойно. Еврейское подполье проводит диверсии против британских властей.

Организованные структуры еврейского ишува раскололись на две части: большинство, к которому принадлежит Барак бен Канаан, занимает выжидательную позицию, накапливая силы. Экстремистское меньшинство под руководством Акивы начинает кампанию террора против англичан. Они называют себя Маккавеями. Барак и Акива расходятся по разные стороны баррикады.

Китти и Карен поселились в еврейском селе Ган-Дафна. Дов Ландау присоединился к маккавеям. Ари вернулся к своей деятельности в Моссад ле-Алия Бет и Хагане. Китти влюблена в Ари, а Карен в Дова.

Руководитель маккавеев Акива вместе с Довом был арестован англичанами и убит во время побега, Дов скрывается. Ари ранен во время операции по освобождению Акивы и Дова, его лечит Китти.

Книга четвертая. Воспрянь во славе

ООН принимает план раздела Палестины. По всей стране начинаются боевые действия между евреями и арабами.

Книга пятая. На орлиных крыльях

После окончания войны с арабами множество евреев стремились попасть в Израиль. Одним из событий этого времени была перевозка самолётами в страну членов йеменской еврейской общины. Эта операция была названа «Орлиные крылья» или «Ковёр-самолет».

Ари Бен Канаан стал полковником израильской армии. Китти Фремонт работала в организации репатриации евреев из арабских стран. Барак бен Канаан умер от рака в возрасте 85 лет. Давид Бен Ами погиб в бою. Дов Ландау во время войны стал офицером, а после её окончания поступил в Хайфский технологический институт учиться на инженера. Карен Клемент была убита террористами. Ари и Китти поженились.

Главные герои

• Ари Бен Канаан — агент подпольной сионистской организации Моссад ле-Алия Бет
• Кэтрин (Китти) Фремонт — сестра милосердия, гражданка США
• Марк Паркер — американский журналист, друг Китти
• Карен Ханзен Клемент — еврейская девушка, нашедшая во время Холокоста приёмных родителей в Дании
• Дов Ландау — еврейский юноша, выживший во время восстания в Варшавском гетто и в лагере смерти Аушвиц.
• Барак Бен Канаан — сионистский деятель, отец Ари Бен Канаана
• Акива — еврейский подпольщик, брат Барака
• Иордана Бен Канаан — сестра Ари Бен Канаана
• Давид бен Ами — друг и соратник Ари Бен Канаана, жених Иорданы

Оценки романа

По мнению Рэйчел Вейсброд, роман «Исход» впервые представил историю сионизма в доступной популярной форме мелодрамы.

Как пишет Краткая еврейская энциклопедия, роман сыграл большую роль в пробуждении национального самосознания евреев СССР и стал призывом к репатриации в Израиль. Сам Юрис называл свою книгу «библией еврейского диссидентского движения в России». О содержании романа он писал:

«Исход» — история величайшего чуда нашего времени, не имеющего аналогов в истории человечества. Это рассказ о втором рождении народа, который был рассеян по миру два тысячелетия назад. «Исход» — история о сражающемся народе, о людях, которые не просят прощения ни за то, что рождены евреями, ни за то, что хотят жить, не теряя чувства собственного достоинства.

Экранизации и постановки

По роману режиссёр Отто Премингер в 1960 году снял одноимённый фильм с Полом Ньюманом в главной роли.

В 1971 году по роману был поставлен мюзикл «Ари» на Бродвее.

Интересные факты

Один из прототипов романа, бывший во время войны хирургом в Освенциме, узнав себя в книге, подал на писателя в суд с обвинением в клевете. По результатам суда Юрис написал новый роман «QB VII», вышедший в русском переводе под названием «Суд королевской скамьи» (англ.).

Литература

• Weissbrod R. «[inscribe.iupress.org/doi/abs/10.2979/ISR.1999.4.1.129 Exodus as a Zionist Melodrama]». Israel Studies, 4.1 (1999) 129—152

Ссылки

• [www.erlib.com/Леон_Юрис/Исход/0/ Онлайн версия романа]

Отрывок, характеризующий Исход (роман)

– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.