Книга Исход

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Исх.»)
Перейти к: навигация, поиск
Исход (שְׁמוֹת)

Моисей, разбивающий Скрижали Завета, 1659 Рембрандта.
Раздел: Пятикнижие
Язык оригинала: еврейский
Легендарный автор: Моисей
Местность: Египет, Синайский полуостров
Предыдущая (православие): Книга Бытия
Следующая: Книга Левит
Викитека: Исход

Текст на Викитеке

 Исход на Викискладе

Книга Исхо́д (ивр.שְׁמוֹת‏‎, šᵊmōθ, совр. произн. Шмот — «Имена»; лат. Exodus; др.-греч. Ἔξοδος; тж. «Вторая книга Моисея») — вторая книга Пятикнижия (Торы), Ветхого Завета и всей Библии. В Талмуде[1] встречается название «Хомеш шени» (букв. «Вторая пятина») или «Сефер а-шени» («Вторая книга»)[2], поскольку она следует за книгой Бытия. В средневековых источниках иногда также называется «Сефер йециат Мицраим» («Книга Исхода из Египта»). Книга описывает период времени от начала порабощения евреев в Египте фараоном, «не знавшим Иосифа» (Исх. 1:8), до первого месяца второго года по Исходу их из Египта (Исх. 40:17). Состоит из 40 глав.





Содержание книги

Книга Исход следует за книгой Бытие, которая завершается повествованием о переселении праотцов еврейского народа в Египет. В книге Исход излагается священная история ухода еврейского народа из Египта: от начала притеснений потомков Иакова до сооружения и освящения походного храма — Скинии.

Содержание книги Исход может быть разделено на три части:

  1. Первая после краткого вступления (Исх. 1:1—7), связывающего повествование Книги Исход с Книгой Бытие, рассказывает об освобождении еврейского народа из египетского рабства (Исх. 1:8 — 13:16);
  2. Вторая излагает историю путешествия евреев до горы Синай (Исх. 13:17 — 18:27)
  3. Третья повествует о заключении и обновлении Завета Бога с избранным народом (Исх. 19:1 — 40:38).

Рождение Моисея (главы 1—4)

Со времени переселения израильтян в Египет прошло 430 лет. Отношение Египетской власти к переселенцам изменилось: «восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа». Фараон, опасаясь увеличения численности израильтян, приказывает изнурять их тяжелыми работами. Позднее он приказывает убивать всех еврейских новорождённых мальчиков. Одна израильтянка из племени Леви, чтобы спасти своего сына, помещает его в корзину из тростника и оставляет у берега Нила. Его находит дочь фараона, усыновляет и дает ему имя Моисей.

Моисей растёт среди египтян. Убив однажды египтянина, который избивал еврея, он вынужден бежать из Египта в землю Мадианитян. У горы Хорив ему в пламени несгорающего куста (неопалимая купина) явился Бог, который открыл своё имя (Яхве) и повелел Моисею вернуться в Египет, чтобы вывести оттуда своих братьев из плена рабства и предать их служению открывшемуся ему Богу.

Десять казней египетских (главы 5—13)

Вернувшись в Египет, Моисей именем Бога требует у фараона отпустить его народ, демонстрируя чудеса, призванные убедить фараона и его приближённых в божественности его предназначения. Эти чудеса получили название 10 казней египетских из-за того, что каждое продемонстрированное Моисеем чудо сопровождалось бедствиями для египтян.

Последнее из этих чудес, отмечаемое в празднике Песах — смерть всех египетских первенцев и спасение первенцев израилевых, ознаменовало начало самого Исхода. Евреи покидают свои дома и, следуя за Моисеем, направляются в землю обетованную.

Переход через Чермное море (главы 13—15)

Между тем фараон изменил своё решение и с армией погнался за израильтянами, рассчитывая вновь их поработить. Армия фараона настигла евреев у Чермного моря. По воле Бога воды моря расступились, и израильтяне прошли по дну, после чего воды сомкнулись, уничтожив армию египтян. (Исх. 14:28). После такого спасения народ торжественно отпраздновал это великое событие хвалебной песней Богу. Затем евреи двинулись к горе Синай, где им был дан закон и где был заключен завет между Богом и избранным народом.

Синайское Откровение (главы 19—20)

Приблизительно через пятьдесят дней после того, как евреи покинули Египет, Бог дал избранному народу десять заповедей. Согласно библейскому тексту, заповеди, написанные на каменных пластинах (Скрижали Завета), были переданы самим Богом Моисею на горе Синай.

Согласно книге Исход, Синай стоял в огне, окутанный густым дымом, земля дрожала, гремел гром, блестела молния, и в шуме разбушевавшейся стихии, покрывая его, раздавался голос Божий, произносивший заповеди.

Грех золотого тельца (главы 32—34)

Разделение книги на недельные главы

  1. Шмот (1:16:1)
  2. Ваэра (6:29:35)
  3. Бо (10:113:16)
  4. Бешалах (13:1717:16)
  5. Итро (18:120:26)
  6. Мишпатим (21:124:18)
  7. Трума (25:127:19)
  8. Тецавэ (27:2030:10)
  9. Тиса (30:1134:35)
  10. Ваякһель (35:138:20)
  11. Пкудей (38:2140:38)

Происхождение книги

Библейская критика

Исследователи Библии принадлежащие к направлению библейской критики сходятся во мнении, что книга Исход составлена из различных источников. Однако единого мнения о количестве источников, их идентификации и времени объединения в единый текст нет.

В соответствии с документальной гипотезой, в составе Исхода выделяют три больших источника: Яхвист, Элохист и жреческий кодекс. Два первых названы по используемому ими имени Бога. Яхвист называет Бога Яхве, в Элохисте Бог назван Элохим до того момента, когда Бог открывает своё имя Моисею.

К меньшим источникам книги относят также песнь моря (Исх. 15:1-19), перечень десяти заповедей и свод законов завета (Исх. 21-24). Песнь моря обычно рассматривается как наиболее древний источник в составе Исхода[3].

Из трех главных источников Яхвист рассматривается как наиболее ранний. По оценкам библеистов, Яхвист был создан в Иудейском царстве в VIII—VII веках до н. э. Книга Исход включает сравнительно немного материала Яхвиста.

Местом создания Элохиста библеисты считают северное Израильское царство. Время создания Элохиста относят к VIII веку до н. э. Существенная часть материала, связанная с явлением Яхве Моисею, десятью казнями и эпизод с созданием золотого тельца, принадлежат Элохисту.

Создание жреческого кодекса датируют в промежутке между VIII и VI веками до н. э. В центре внимания жреческого кодекса ритуальная практика и роль священников. Инструкции по созданию скинии и описание её создания принадлежат жреческому кодексу.

Время объединения источников в единый текст оценивается в диапазоне от VII до IV веков до н. э. Разные исследователи считали наиболее вероятным временем объединения и конец иудейской монархии, и период вавилонского плена, и послепленовый период[4][5][6].

Дискуссии о степени достоверности событий, описанный в книге Исход имеют давнюю историю. Предпринимались многочисленные попытки обосновать историчность основных событий предания об исходе. В противоположность такому подходу часть исследователей полагает, что попытки установления историчности событий исхода безосновательны, так как повествование об исходе имеет богословское и символическое значение, а не историческое[7][8].

Исследователи Библии обращают внимание на ряд параллелей между эпизодами предания об исходе и другими литературными памятниками древнего Ближнего Востока. Такие параллели могут указывать на общие традиции или заимствования. Так история о спасении Моисея в тростниковой корзине частично совпадает с более древней легендой о происхождении царя Саргона; свод законов завета (Исх. 21-24) по содержанию имеет заметное сходство со «Сводом законов Хаммурапи»; история о бегстве Моисея к мадианитянам после убийства египтянина, по мнению некоторых ученых, имеет параллели с египетским «Сказанием о Синухе»[9].

Авторство книги

Иудаизм и христианство традиционно приписывали авторство «Исхода», как и всего Пятикнижия в целом, Моисею. Однако с эпохи Нового времени на основе изучения разночтений, противоречий, повторов и прочих особенностей «Пятикнижия», было высказано множество сомнений в авторстве Моисея[6][8].

Напишите отзыв о статье "Книга Исход"

Примечания

  1. Талмуд, Сота 36б
  2. «Галахот гдолот», «Мишна Брура»
  3. Meyers, Carol (2005). Exodus. Cambridge University Press. ISBN 9780521002912
  4. Johnstone, William D (2003). «Exodus». In James D. G. Dunn, John William Rogerson. Eerdmans Bible Commentary. Eerdmans. ISBN 9780802837110. стр. 68, 72
  5. Kugler, Robert; Hartin, Patrick (2009). An Introduction to the Bible. Eerdmans. ISBN 9780802846365. стр. 50
  6. 1 2 Фридман Р. [dictionnaire.narod.ru/Friedman-2011-rus.djvu Как создавалась Библия] / Пер. с англ. Г.Ястребова. — М.: Эксмо, 2011. — 400 с. — ISBN 978-5-699-48351-8.
  7. Fretheim, Terence E (1991). Exodus. Westminster John Knox Press. ISBN 9780664237349. стр. 7
  8. 1 2 Meyers, Carol (2005). Exodus. Cambridge University Press. ISBN 9780521002912. стр.16
  9. Kugler, Robert; Hartin, Patrick (2009). An Introduction to the Bible. Eerdmans. ISBN 9780802846365.

Ссылки

  • [www.eleven.co.il/article/11872 Книга Исход] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  • [www.machanaim.org/tanach/_snch-ow/csob_pr.htm Книга Шмот]. Предисловие к изданию Сончино
  • [xn-----7kcagabcx1bboelivelc9a1ae5h2keg.xn--p1ai/02_ishod.docs.htm Прочитать Книгу Исход].  (ст.-слав.)
  • [biblelophn.narod.ru/exo/txtexo.htm Комментарий к Книге Исход из толковой Библии Лопухина]
  • [philosophicalclub.ru/content/docs/Filosofia_prava_Pyatiknizhiya.pdf Философия права Пятикнижия] (сб. статей под ред. А. А. Гусейнова и Е. Б. Рашковского, сост. П. Д. Баренбойм). — М., Лум, 2012.
  • [www.vechnoe.info/bible/translit/exo Книга Исход в Острожской Библии]

Отрывок, характеризующий Книга Исход

Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.